Познавать, а не завоёвывать — вот их задача. Учёные, а не конкистадоры! Миссия познания не отменяется, даже если наталкивается на вооружённый отпор. Но и умирать не хотелось.
И Бах стал думать — далека ли цель великого познания? Продвинулись ли они к ней? Что важного узнали? Не густо, с грустью думал Бах. Углубились в миры с другим течением времени, услышали о хронобоях и хроноворотах — астрофизики обрадуются, им будет интересно. Познакомились с сообществом мыслителей-дилонов — странных мыслителей, радующихся мысли просто как мысли, а не как средству добыть что-то практическое. С каким воодушевлением несчастный Рина Ронна доказывал, что познание природы состоит из двух стадий: сперва открыть закон природы, потом опровергнуть его. Размышление о природе, а не овладение ей — в эту сторону направлена глубокая мысль дилонов. Переплетение противоборствующих рассуждений, ожесточённые бури на интеллектуальном мелководье — где Высший Разум, открытие которого запрограммировано в рейсовом задании хронолета «Гермес»? А ведь дилоны считают себя воплотителями Высшего Разума! Интеллектуальная мельтешня — вот что такое, вот их Высший Разум! Разум грызёт сам себя, он самоедствует, у него отныне одна задача — возиться с собой, как иные возились с писаными торбами. Какое жалкое зрелище!
Но, может, дилонов превзошли их вечные враги рангуны? Черта с два, а то — и с три! Один важный признак чего-то высшего у рангунов, правда, есть
— биологическое бессмертие. Но какое оно бессмысленное и уродливое! И оно не полное, оно одностороннее. Не умирают по внутренней потребности организма, либо, скажем так, по внутренней необходимости. Их организм так же разрушаем, как и любой другой, но только под напором внешних сил — смерть всегда грозит им извне. Стало быть, они, приобретя бессмертие, внесмертия не приобрели. Они не только просто смертны, как мы, они смертны хуже нас, смертны трагично, вот формула их бессмертия. Ведь вдуматься! Для смертного смерть — это неизбежность самой жизни. Её можно отдалить, но нельзя отринуть. А для бессмертного рангуна смерть — чудовищная случайность, роковая неудача. Нет, как же они должны страшиться смерти, эти Бессмертные! «И не от этого ли бессмысленность их бессмертной жизни? — размышлял Бах. — Они восхваляют одно бесполезное, никакой пользы нам не нужно, надменно провозглашает Ватута. Я было подумал — словоблудие, глупое хвастовство. Нет, Ватута прав — все полезное им не только не нужно, оно опасно. Ибо что такое польза? Приобретение того, чего нет, но что нужно. Польза, без нужды в ней, — не польза. Но если что-то нужно — значит, чего-то не хватает, значит, нет полноты существования. А неполнота требует восполнения — выход дальше первичного бытия. Но всякий выход из границ закосневшего бессмертия грозит случайностями, случайности грозят бессмертию. Внесмертия нет, любое углубление во „вне“ опасно — а что новое не лежит во „вне“?»
А жажда действия — величайшее свойство живого — остаётся. И у бессмертного, освобождённого от «подножного корма, от морды, опущенной вниз», эта жажда стократ усилена. Так возникает энергичное переливание из пустого в порожнее, недаром эта хлёсткая формулировочка так восхитила Ватуту. Строить — чтобы тут же разрушать; разрушать — чтобы тут же строить. Воевать с дилонами, ни в коей мере не стремясь к победе, ибо победа создаёт новую ситуацию, а новизна опасна. И войну не прекращать, ибо война — деятельность, а без деятельности не пробессмертствовать все бытие. Война без желания победить, бесполезная война — как раз то, что нужно! Ах черт, опять парадокс — нужно то, что не нужно. Не выбраться из железного круга понятий и дел, очерченных великим настоянием: надо!
— Что же делать? — вслух спросил себя Бах. — Каким волшебным доказательством пронять их души, чтобы не умертвили моё тело?
Трое сторожей, услышав голос, пошли к Баху. Он понял, что сейчас они будут кланяться и отрекомендовываться.
— Кыш! Я вас не звал! — Бах с досадой замахал на них.
Сообразив, что они не нужны, хавроны, пятясь спинами, воротились к двери. Но церемонии избежать не удалось.
— Хаврон. Бедла, — доверительно сообщил один, низко кланяясь.
— Хаврон. Рудла, — радушно добавил второй и склонился ещё ниже.
— Хаврон. Кадла, — угодливо проговорил третий и, опустив голову в поклоне, не поднял её, пока не упёрся спиной в запертую дверь.
Баху явилась новая мысль — и показалась спасительной. Он не будет беседовать с рангунами на языке физических понятий и социальных категорий. Строй их жизни не изменить, психологию не переделать. Он поговорит с Ватутой на языке морали, самом общепонятном языке всех народов Вселенной. Не может же того быть, чтобы рангунам были вовсе чужды концепции добра и зла!
9
Баха разбудил весёлый призыв Бессмертного No 29.
— Археолог по имени Академик, чина Бах, по учёной степени человек, — вставай, нас ждут. Ужасно вы, Бахи и человеки, медлительны. Рангуны не переносят медлительных, не переносят…
Кагула так забавно путал имена и звания, что Бах не удержался от смеха, хотя ситуация не веселила. В зале, кроме Баха, Кагулы и трех хавронов, истово вытянувшихся у двери, никого не было. Радостный Кагула разъяснил, что все уже в Главной пещере, только их двоих не хватает, чтобы приступить к восхитительной операции приговора. Он так и сказал: «восхитительной операции». Бах сердито заметил, что для приговоров, какие бы они ни были, люди применяют совсем иные оценки, чем восхищение, и вообще — чем собирается восхищаться Кагула? Бессмертный No 29 сперва вытаращил шарообразные глаза, потом, подумав, сказал:
— Разве тебя не восхищает, что услышишь великого Ватуту?
— Послушаю, что он скажет, тогда решу — стоит ли восхищаться.
В третий раз Бах шёл по улице, оглушаемый грохотом и удушаемый пылью. Теперь он заметил известный порядок в лихорадочной деятельности рангунов. Дома строились и разрушались по системе: справа строились, слева разрушались. На правой стороне не было той пыли, что неслась слева, зато грохота у строителей было больше, чем у разрушителей. Бах сказал об этом Кагуле, тот с уважением посмотрел на археолога.
— Ты нашёл наше слабое место. Разрушители ломают быстрей, чем строители возводят. Строители не успевают вовремя сдать свои здания на разрушение, у разрушителей частые простои, у разрушителей… Боремся за ритмичную работу, но разрушители постоянно опережают. Как по-твоему, это не от того, что в разрушители стремятся лучшие работники?
— Именно поэтому. У людей раньше говорили: ломать — не строить, душа не болит. И вообще — дурное дело не хитрое. К вам подходит.
После хорошо освещённого зала и улицы, залитой сиянием двух светил, пещера, как и в прошлый раз, показалась сумрачной. В дальнем углу возвышались два самосветящихся валуна. На одном стоял Кун Канна, обвив себя в полный обхват гибкими руками, на другой возвели Баха. Стоять было неудобно, валун был покатый и скользкий — Бах потоптался и сел, свесив ноги вниз. «В ногах правды нет», — хладнокровно разъяснил он Бессмертному No 29. Тот беспомощно оглянулся на Ватуту, сидевшего на камешке перед валуном. Ватута махнул рукой: добродушный жест, видимо, означал — ладно, пусть сидит. Кагула мигом успокоился и встал рядом с валуном. Позади выстроилась охрана пленника — Бедла, Кадла и Рудла.
Пещера мерно гудела от перешептываний Бессмертных — каждый маленький звук усиливался отражением стен. Ватута милостиво изрёк — громкий голос гулко разнёсся по подземелью:
— Пришелец! Доказывай, что жизнь, изображённая в твоих воспоминаниях, абсолютно бесполезна для рангунов и что общение с людьми не принесёт нам ни пользы, ни вреда.
Бах сразу отметил, что Ватута говорит не только о пользе, но и о вреде. Раньше он требовал одной бесполезности, теперь добавил и безвредность. Новые условия не обеспокоили — скорей порадовали. Бесполезность общения с людьми все же трудней доказывать, чем то, что от людей не будет вреда. И Бах перечислил цели хронавтов: узнать законы природы в мирах с иным течением физического времени, познакомиться с народами иномиров, познакомить их с собой; добраться до разумной сверхцивилизации, есть некоторые надежды, что и такая существует где-то во Вселенной, — с ней бы хорошо завязать дружбу. Вот, собственно, и все. Какая от этого может быть польза рангунам? Да никакой! А какой вред? Тот же самый — никакой!
— Кун Канна, — промолвил Ватута. — Ты когда-то был нашим злым врагом, а не верным помощником, каким стал теперь, и в те свои позорные времена свободы считался у дилонов великим Конструктором Различий и — одновременно
— крупнейшим Опровергателем. Докажи, что та твоя слава верна. Опровергни пришельца!
Бах с надеждой посмотрел на Кун Канну. Неужели и вправду дилон, так страстно убеждавший его защищать свою жизнь, с опасностью для себя вручивший ему оружие, будет ныне безжалостно губить его? Дилоны не умеют лгать, но ведь можно и не лгать, только кое-что опустить, кое-что затушевать, что-то, наоборот, акцентировать. Человеческая, слишком человеческая, с унынием думал Бах об этой своей надежде, — а ведь дилоны не люди.
И Кун Канна ещё не начал своего опровержения, как Бах понял, что пощады не ждать. Кун Канна нервно шевелил чересчур подвижными руками с целой бороной пальцев на ладонях, он дёргался, двигал хвостом по гладкому валуну. Его охватил азарт опровержения, восторг от убедительности мысли. Он забыл о Бахе, видел сомнительные утверждения и вдохновенно уничтожал их.
Как нет пользы от того, что мы встретились с пришельцем из иных миров? Огромная польза, бесспорная польза! Мы думали, что время всегда раздвоено, что два его течения всегда под углом одно к другому, как времена наших Гарун. Но вот оказывается, что существует и однонаправленное время; и в том времени нет ни хронобоев, ни хроноворотов, ни рассинхронизации, ни попеременного постарения и омоложения, а оно всегда идёт вперёд, только вперёд — от прошлого к будущему. Такое однонаправленное время можно ввести и у себя — дилоны поразмышляют и найдут средства, рангуны сделают. Польза очевидна!
— Потеряете тогда бессмертие, — кинул Бах реплику. Ватута кивнул головой, он её услышал. И Бах понял, что реплика опрометчива, — он хотел показать бесполезность для рангунов однонаправленного времени, но доказал его вредность: в нем циклического бессмертия не сохранить.
Кун Канна продолжал нанизывать в убийственную цепочку возражение за возражением. И дойдя до Высшего Разума, с восторгом живописал, сколько бесценного можно получить от настоящего Высшего Разума, если он существует. Дилоны всегда считали себя воплотителями Высшего Разума, но это не тот разум, которого ждут пришельцы. У того Разума, наряду с всепроницательностью, есть ещё и всемогущество. Дилоны одарены озарением и провидением, но всемогущества у них нет. Именно поэтому сам он, знаменитый Кун Канна, попал в позорный плен… Он хотел, конечно, сказать, в почётный плен! Нет, какая польза, какая великая польза будет от знакомства со всемогущим Высшим Разумом — хоть бы немного перенять от того всемогущества.
И Кун Канна с воодушевлением громко провизжал:
— Я кончил, Властитель!
Ватута наморщил лоб, сжал губы. В пещере установилась густая тишина. Ватута заговорил:
— Итак, пришелец, доказать безвредность и бесполезность твоего прилёта тебе не удалось. Доказано, что общение с людьми способно принести рангунам одновременно и пользу, и вред. Ты уяснил, чем это грозит тебе?
— Уверен, что твоё решение будет милостивым.
— Самым милостивым, пришелец. Предоставлю тебе самому выбрать способ своей казни. Наиболее простой — распад тела под действием резонатора. Быстро, но мучительно, и казнь тебе не по рангу — так мы расправляемся с провинившимися хавронами, в этой казни нет почёта. Гораздо возвышенней замуровывание с похоронами.
— Замуровывание с похоронами? — Бах не мог отделаться от чувства, что путается в дурном сне — хотелось разобраться в жутковатых подробностях видения.
— Да, замуровывание с последующими похоронами. Отличная казнь, только для особо чтимых. Тебя сперва закладывают в строящееся здание, возводят на твоём теле стены и даже колонны — это уже высшее отличие, но ты можешь просить и о нем, мы тебе не откажем в красивой колонне. Оконченное здание быстро разбивают, тело извлекают и с почётом хоронят. Все Бессмертные при похоронах говорят хорошие речи о прекрасном казнённом. Но, может, тебе хочется ещё большего отличия? Есть и такое. Казнь, которую совершают не рабочие и не воины, а одни Бессмертные. Тебя приводят в тот зал, где мы любовались твоими воспоминаниями, каждый Бессмертный берет с пьедестала один из священных камней, говорит в твою честь похвальную речь и бьёт тебя священным камнем. Обычно пятидесяти ударов хватает. Бессмертных около ста, так что не тревожься — смерть обеспечена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
И Бах стал думать — далека ли цель великого познания? Продвинулись ли они к ней? Что важного узнали? Не густо, с грустью думал Бах. Углубились в миры с другим течением времени, услышали о хронобоях и хроноворотах — астрофизики обрадуются, им будет интересно. Познакомились с сообществом мыслителей-дилонов — странных мыслителей, радующихся мысли просто как мысли, а не как средству добыть что-то практическое. С каким воодушевлением несчастный Рина Ронна доказывал, что познание природы состоит из двух стадий: сперва открыть закон природы, потом опровергнуть его. Размышление о природе, а не овладение ей — в эту сторону направлена глубокая мысль дилонов. Переплетение противоборствующих рассуждений, ожесточённые бури на интеллектуальном мелководье — где Высший Разум, открытие которого запрограммировано в рейсовом задании хронолета «Гермес»? А ведь дилоны считают себя воплотителями Высшего Разума! Интеллектуальная мельтешня — вот что такое, вот их Высший Разум! Разум грызёт сам себя, он самоедствует, у него отныне одна задача — возиться с собой, как иные возились с писаными торбами. Какое жалкое зрелище!
Но, может, дилонов превзошли их вечные враги рангуны? Черта с два, а то — и с три! Один важный признак чего-то высшего у рангунов, правда, есть
— биологическое бессмертие. Но какое оно бессмысленное и уродливое! И оно не полное, оно одностороннее. Не умирают по внутренней потребности организма, либо, скажем так, по внутренней необходимости. Их организм так же разрушаем, как и любой другой, но только под напором внешних сил — смерть всегда грозит им извне. Стало быть, они, приобретя бессмертие, внесмертия не приобрели. Они не только просто смертны, как мы, они смертны хуже нас, смертны трагично, вот формула их бессмертия. Ведь вдуматься! Для смертного смерть — это неизбежность самой жизни. Её можно отдалить, но нельзя отринуть. А для бессмертного рангуна смерть — чудовищная случайность, роковая неудача. Нет, как же они должны страшиться смерти, эти Бессмертные! «И не от этого ли бессмысленность их бессмертной жизни? — размышлял Бах. — Они восхваляют одно бесполезное, никакой пользы нам не нужно, надменно провозглашает Ватута. Я было подумал — словоблудие, глупое хвастовство. Нет, Ватута прав — все полезное им не только не нужно, оно опасно. Ибо что такое польза? Приобретение того, чего нет, но что нужно. Польза, без нужды в ней, — не польза. Но если что-то нужно — значит, чего-то не хватает, значит, нет полноты существования. А неполнота требует восполнения — выход дальше первичного бытия. Но всякий выход из границ закосневшего бессмертия грозит случайностями, случайности грозят бессмертию. Внесмертия нет, любое углубление во „вне“ опасно — а что новое не лежит во „вне“?»
А жажда действия — величайшее свойство живого — остаётся. И у бессмертного, освобождённого от «подножного корма, от морды, опущенной вниз», эта жажда стократ усилена. Так возникает энергичное переливание из пустого в порожнее, недаром эта хлёсткая формулировочка так восхитила Ватуту. Строить — чтобы тут же разрушать; разрушать — чтобы тут же строить. Воевать с дилонами, ни в коей мере не стремясь к победе, ибо победа создаёт новую ситуацию, а новизна опасна. И войну не прекращать, ибо война — деятельность, а без деятельности не пробессмертствовать все бытие. Война без желания победить, бесполезная война — как раз то, что нужно! Ах черт, опять парадокс — нужно то, что не нужно. Не выбраться из железного круга понятий и дел, очерченных великим настоянием: надо!
— Что же делать? — вслух спросил себя Бах. — Каким волшебным доказательством пронять их души, чтобы не умертвили моё тело?
Трое сторожей, услышав голос, пошли к Баху. Он понял, что сейчас они будут кланяться и отрекомендовываться.
— Кыш! Я вас не звал! — Бах с досадой замахал на них.
Сообразив, что они не нужны, хавроны, пятясь спинами, воротились к двери. Но церемонии избежать не удалось.
— Хаврон. Бедла, — доверительно сообщил один, низко кланяясь.
— Хаврон. Рудла, — радушно добавил второй и склонился ещё ниже.
— Хаврон. Кадла, — угодливо проговорил третий и, опустив голову в поклоне, не поднял её, пока не упёрся спиной в запертую дверь.
Баху явилась новая мысль — и показалась спасительной. Он не будет беседовать с рангунами на языке физических понятий и социальных категорий. Строй их жизни не изменить, психологию не переделать. Он поговорит с Ватутой на языке морали, самом общепонятном языке всех народов Вселенной. Не может же того быть, чтобы рангунам были вовсе чужды концепции добра и зла!
9
Баха разбудил весёлый призыв Бессмертного No 29.
— Археолог по имени Академик, чина Бах, по учёной степени человек, — вставай, нас ждут. Ужасно вы, Бахи и человеки, медлительны. Рангуны не переносят медлительных, не переносят…
Кагула так забавно путал имена и звания, что Бах не удержался от смеха, хотя ситуация не веселила. В зале, кроме Баха, Кагулы и трех хавронов, истово вытянувшихся у двери, никого не было. Радостный Кагула разъяснил, что все уже в Главной пещере, только их двоих не хватает, чтобы приступить к восхитительной операции приговора. Он так и сказал: «восхитительной операции». Бах сердито заметил, что для приговоров, какие бы они ни были, люди применяют совсем иные оценки, чем восхищение, и вообще — чем собирается восхищаться Кагула? Бессмертный No 29 сперва вытаращил шарообразные глаза, потом, подумав, сказал:
— Разве тебя не восхищает, что услышишь великого Ватуту?
— Послушаю, что он скажет, тогда решу — стоит ли восхищаться.
В третий раз Бах шёл по улице, оглушаемый грохотом и удушаемый пылью. Теперь он заметил известный порядок в лихорадочной деятельности рангунов. Дома строились и разрушались по системе: справа строились, слева разрушались. На правой стороне не было той пыли, что неслась слева, зато грохота у строителей было больше, чем у разрушителей. Бах сказал об этом Кагуле, тот с уважением посмотрел на археолога.
— Ты нашёл наше слабое место. Разрушители ломают быстрей, чем строители возводят. Строители не успевают вовремя сдать свои здания на разрушение, у разрушителей частые простои, у разрушителей… Боремся за ритмичную работу, но разрушители постоянно опережают. Как по-твоему, это не от того, что в разрушители стремятся лучшие работники?
— Именно поэтому. У людей раньше говорили: ломать — не строить, душа не болит. И вообще — дурное дело не хитрое. К вам подходит.
После хорошо освещённого зала и улицы, залитой сиянием двух светил, пещера, как и в прошлый раз, показалась сумрачной. В дальнем углу возвышались два самосветящихся валуна. На одном стоял Кун Канна, обвив себя в полный обхват гибкими руками, на другой возвели Баха. Стоять было неудобно, валун был покатый и скользкий — Бах потоптался и сел, свесив ноги вниз. «В ногах правды нет», — хладнокровно разъяснил он Бессмертному No 29. Тот беспомощно оглянулся на Ватуту, сидевшего на камешке перед валуном. Ватута махнул рукой: добродушный жест, видимо, означал — ладно, пусть сидит. Кагула мигом успокоился и встал рядом с валуном. Позади выстроилась охрана пленника — Бедла, Кадла и Рудла.
Пещера мерно гудела от перешептываний Бессмертных — каждый маленький звук усиливался отражением стен. Ватута милостиво изрёк — громкий голос гулко разнёсся по подземелью:
— Пришелец! Доказывай, что жизнь, изображённая в твоих воспоминаниях, абсолютно бесполезна для рангунов и что общение с людьми не принесёт нам ни пользы, ни вреда.
Бах сразу отметил, что Ватута говорит не только о пользе, но и о вреде. Раньше он требовал одной бесполезности, теперь добавил и безвредность. Новые условия не обеспокоили — скорей порадовали. Бесполезность общения с людьми все же трудней доказывать, чем то, что от людей не будет вреда. И Бах перечислил цели хронавтов: узнать законы природы в мирах с иным течением физического времени, познакомиться с народами иномиров, познакомить их с собой; добраться до разумной сверхцивилизации, есть некоторые надежды, что и такая существует где-то во Вселенной, — с ней бы хорошо завязать дружбу. Вот, собственно, и все. Какая от этого может быть польза рангунам? Да никакой! А какой вред? Тот же самый — никакой!
— Кун Канна, — промолвил Ватута. — Ты когда-то был нашим злым врагом, а не верным помощником, каким стал теперь, и в те свои позорные времена свободы считался у дилонов великим Конструктором Различий и — одновременно
— крупнейшим Опровергателем. Докажи, что та твоя слава верна. Опровергни пришельца!
Бах с надеждой посмотрел на Кун Канну. Неужели и вправду дилон, так страстно убеждавший его защищать свою жизнь, с опасностью для себя вручивший ему оружие, будет ныне безжалостно губить его? Дилоны не умеют лгать, но ведь можно и не лгать, только кое-что опустить, кое-что затушевать, что-то, наоборот, акцентировать. Человеческая, слишком человеческая, с унынием думал Бах об этой своей надежде, — а ведь дилоны не люди.
И Кун Канна ещё не начал своего опровержения, как Бах понял, что пощады не ждать. Кун Канна нервно шевелил чересчур подвижными руками с целой бороной пальцев на ладонях, он дёргался, двигал хвостом по гладкому валуну. Его охватил азарт опровержения, восторг от убедительности мысли. Он забыл о Бахе, видел сомнительные утверждения и вдохновенно уничтожал их.
Как нет пользы от того, что мы встретились с пришельцем из иных миров? Огромная польза, бесспорная польза! Мы думали, что время всегда раздвоено, что два его течения всегда под углом одно к другому, как времена наших Гарун. Но вот оказывается, что существует и однонаправленное время; и в том времени нет ни хронобоев, ни хроноворотов, ни рассинхронизации, ни попеременного постарения и омоложения, а оно всегда идёт вперёд, только вперёд — от прошлого к будущему. Такое однонаправленное время можно ввести и у себя — дилоны поразмышляют и найдут средства, рангуны сделают. Польза очевидна!
— Потеряете тогда бессмертие, — кинул Бах реплику. Ватута кивнул головой, он её услышал. И Бах понял, что реплика опрометчива, — он хотел показать бесполезность для рангунов однонаправленного времени, но доказал его вредность: в нем циклического бессмертия не сохранить.
Кун Канна продолжал нанизывать в убийственную цепочку возражение за возражением. И дойдя до Высшего Разума, с восторгом живописал, сколько бесценного можно получить от настоящего Высшего Разума, если он существует. Дилоны всегда считали себя воплотителями Высшего Разума, но это не тот разум, которого ждут пришельцы. У того Разума, наряду с всепроницательностью, есть ещё и всемогущество. Дилоны одарены озарением и провидением, но всемогущества у них нет. Именно поэтому сам он, знаменитый Кун Канна, попал в позорный плен… Он хотел, конечно, сказать, в почётный плен! Нет, какая польза, какая великая польза будет от знакомства со всемогущим Высшим Разумом — хоть бы немного перенять от того всемогущества.
И Кун Канна с воодушевлением громко провизжал:
— Я кончил, Властитель!
Ватута наморщил лоб, сжал губы. В пещере установилась густая тишина. Ватута заговорил:
— Итак, пришелец, доказать безвредность и бесполезность твоего прилёта тебе не удалось. Доказано, что общение с людьми способно принести рангунам одновременно и пользу, и вред. Ты уяснил, чем это грозит тебе?
— Уверен, что твоё решение будет милостивым.
— Самым милостивым, пришелец. Предоставлю тебе самому выбрать способ своей казни. Наиболее простой — распад тела под действием резонатора. Быстро, но мучительно, и казнь тебе не по рангу — так мы расправляемся с провинившимися хавронами, в этой казни нет почёта. Гораздо возвышенней замуровывание с похоронами.
— Замуровывание с похоронами? — Бах не мог отделаться от чувства, что путается в дурном сне — хотелось разобраться в жутковатых подробностях видения.
— Да, замуровывание с последующими похоронами. Отличная казнь, только для особо чтимых. Тебя сперва закладывают в строящееся здание, возводят на твоём теле стены и даже колонны — это уже высшее отличие, но ты можешь просить и о нем, мы тебе не откажем в красивой колонне. Оконченное здание быстро разбивают, тело извлекают и с почётом хоронят. Все Бессмертные при похоронах говорят хорошие речи о прекрасном казнённом. Но, может, тебе хочется ещё большего отличия? Есть и такое. Казнь, которую совершают не рабочие и не воины, а одни Бессмертные. Тебя приводят в тот зал, где мы любовались твоими воспоминаниями, каждый Бессмертный берет с пьедестала один из священных камней, говорит в твою честь похвальную речь и бьёт тебя священным камнем. Обычно пятидесяти ударов хватает. Бессмертных около ста, так что не тревожься — смерть обеспечена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47