— И как, возможно, скоро будем мертвы и мы! — вслух произнёс Аркадий.
Все непонятно! И что загадочные рангуны беспричинно объявили людей своими врагами и с жуткой последовательностью стремятся их уничтожить. И что в своей жестокой вражде применяют средства мощней защиты хронавтов, и что природу этих средств не удаётся разгадать. Самое срочное — разобраться в ситуации. Преодолеть враждебные силы. Хотя бы ускользнуть из мест, где они непреодолимы. Гонят в какую-то область хроноворотов, как баранов на убой!
Итак, ситуация. Две соседних звезды связаны взаимным тяготением, но существуют в двух разных потоках времени. И если одна звезда движется в своё будущее, то другая, тоже двигаясь в своё будущее, одновременно погружается в прошлое соседки, ибо будущее одной — прошлое для другой. «Удивительно просто, не так ли?»— сказал бы погибший Рина Ронна.
—«Чертовски запутанно!»— так скажет Аркадий Никитин, штурман хронолета, свободно перелетающего из одного потока времени в другой. Просто или запутанно, но реально! Если бы две Гаруны столкнулись, они враз бы аннигилировали, ибо одна из обычного вещества, а другая из антивещества, поскольку антивещество, так сегодня считают иные физики, это то же вещество, только в обратном времени. К счастью для Дилоны ни одна из Гарун пока не стремится в объятья другой.
Зато оба светила устраивают злодейские хроновороты, размышлял Аркадий. Дилона клонится то к Белой Гаруне, то к Голубой — и каждая возбуждает на обращённой к ней стороне своё время. А столкновение их и есть разнотык времён, так ужасающий дилонов. Вроде как идёшь навстречу самому себе, как бы бросаешься на самого себя! Пока все просто непостижимой дилонской простотой. Но хроновороты? Но завихрения времён? Хроноциклоны, так?
Чувствуя, что его размышления неспособны разъяснить всю физику времени, Аркадий заговорил с дилоном:
— Ланна, ты не мог бы объяснить мне то, чего я не понимаю. Люди без вопросов не могут, придётся тебе с этим примириться.
Ланна знал о хроноворотах только то, что они существуют и что любое существо, попавшее в хроноворот, непременно погибает. Аркадий допытывался
— погибает или исчезает? Ланна поправился: погибает, потому что исчезает, то есть исчезает, потому что погибает. Хрен редьки не слаще, — прокомментировал Аркадий. Так погибла его дорогая Салана, пожаловался Ланна. Её похитили, но потеряли в хроновороте. Она там навсегда исчезла. Из хроноворотов не выбираются.
Больше ничего из Ланны Аркадий не извлёк. «Для воплотителя Высшего Разума понимание ситуации могло быть и поглубже, — недовольно размышлял Аркадий. — Что, собственно, такое разнотык времён? Место, где прямое время схлёстывается с обратным, территория хронобоя. И могила всего живого — качка то в прошлое, то в будущее. Не такова ли поразившая нас вибрация? Прошлое резонирует с будущим — то прыжок вперёд, то прыжок назад, а настоящего нет, настоящее разорвано, настоящее — только вибрация между уже прошедшим и ещё не наступившим. Для первого приближения подойдёт.
И прав Ланна — из такого местечка надо поскорей бежать, пока тебя не разорвало между прошлым и будущим. Но куда? Делаю следующий шаг. В разнотыке времён рождаются хроновороты. Удар лоб в лоб создаёт завихрения. Стало быть, время из прямолинейного превращается в кривое? И сам хроноворот — уход от прямой аннигиляции, от взаимного уничтожения не только настоящего, но и прошлого, и будущего. Безвременность, вневременность — категории, чуждые природе, в ней все существует во времени. Наверно, есть и закон, что сумма разновременностей во Вселенной есть величина постоянная, и, стало быть, время физически неуничтожаемо. Вот, кажется, и я открыл свой собственный закон мироздания — да ещё какой! Если останусь на Дилоне, попрошу внести этот закон в мой Паспорт Взрослости — как личное открытие.
Но что следует из этого неожиданного открытия, которое когда-нибудь объявят великим? А то следует, что хроновороты неизбежны при столкновении противоположных потоков времени — только искривление времени гарантирует его неуничтожение. Время изгибается, чтобы сохраниться. А раз так, то можно в том же хроновороте проделать полукруг и возвратиться в своё однолинейное время. Дилоны считают, что на полюсах природа сходит с ума. Во всяком безумии есть своя система — и чаще всего разумная. Безумие хроноворотов — единственная разумная защита от уничтожения. Итак, не бежать от хроноворота, а вынестись на нем, как на взбесившемся коне, в место поспокойней. Должен же, черт побери, любой вихрь где-нибудь ослабнуть и распасться!»
Аркадий почувствовал удовлетворение от силы своей мысли. Немного бы попрактиковаться в самодвижении понятий без подсказок извне — и он, пожалуй, сдаст экзамен на высокий ранг в иерархии дилонов. Но размышление об опасности отнюдь не отменяет самой опасности, — тут же сказал он себе.
Аркадий стал осматривать окрестности.
Мир был до того уныл, что щемило сердце. И на Земле встречались пустыни — их берегли как достопримечательность природы. И на других планетах не жаловались на недостачу пустынь — мирились с ними как с неизбежным злом. Но в тех пустынях была первозданная величественность, они покоряли грандиозностью. В околополюсном пространстве Дилоны на все стороны простиралась не пустыня, а могила — кладбище окаменелых деревьев, серый песок!
— Вижу! — закричал Асмодей, энергично продираясь сквозь окаменевший кустарник. — Авиетка, Аркадий!
Это была не авиетка, а груда обломков. Асмодей извлекал из лома то один, то другой предмет. Аркадий относил в сторонку то, что могло пригодиться. Ланна, уперев глаза в грунт, сосредоточился на какой-то трудно вьющейся мысли. Почти потеряв сходство с человеком, он в эти минуты казался Аркадию настоящей, очень доброй и очень грустной собакой, для чего-то вставшей на задние лапы. Аркадий хлопнул молодого Различника по плечу.
— Не старайся самостоятельно сообразить, для чего нужны предметы, которые мы выуживаем из обломков. Лучше помоги перетаскивать.
Ланна от усердия широко открывал удлинённый рот с двумя рядами зубов сверху и снизу. Но аккуратно складировать вещи было ему не под силу. Аркадий остановил Ланну: тот старался взгромоздить компьютер личин Асмодея на переносной, вроде школьного ранца, гравитатор — механизм капризный, но незаменимый, когда надо срочно превратиться из ходящего и скачущего в парящего и летящего.
— Присядь и отдыхай, Ланна. И наблюдай, что делает Асмодей со спасённым снаряжением, слушай, что он скажет о назначении аппаратов. Тебе полезно ознакомиться с человеческой техникой, раз уж совместно выпутываемся из беды.
Корпус авиетки распался, но почти вся аппаратура сохранилась. Асмодей вслух извещал, что можно использовать. Вот этот хрономоторчик — генератор фазового времени, питается и от радиации «Гермеса», и от двигателей авиетки. «Гермес» неизвестно где, а двигатели авиетки повреждены. Но почему бы для питания хроногенератора не использовать сохранившиеся гравитаторы? Или личную защиту Аркадия и Асмодея, смонтированную в их одежде? Индивидуальная защита генерирует слабые поля для экранирования от механических, лучевых, гравитационных нападений. Но её можно подключить и к хрономотору, чтобы выскользнуть из опасного времени в близкую фазу, в которой опасность отсутствует.
— А вот эта турбинка, — Асмодей с нежностью поднимал и поворачивал небольшой приборчик, — по мощности не заменит настоящих двигателей, но если её закрепить на обыкновенной доске да спарить с гравитатором, а у нас гравитаторов два, то ведь получится самолёт. Рекордов скорости не побить, от оснащённого врага не скрыться, но заменить пешее продирание сквозь чащу окаменевших веток на неспешный полет над ними — нет, это тоже неплохо!
— А вот этот контейнер, — показывал Асмодей на ящик с пищей, — спасение для Аркадия. Мне, естественно, пищи не надо, дилоны обедают раз в месяц, но Аркадий должен ежедневно подкрепляться: а тут ему еды на добрые три недели.
— И, наконец, компьютер личин, — в бодром голосе Асмодея послышались грустные нотки: великое творение Марии Вильсон-Ясуко было сильно повреждено. В нормальном состоянии он способен создать два десятка личин — об этом сейчас и не мечтать. Удовлетворительно функционируют лишь программы трех личин, в том числе и его нынешней No 17. Такая авария, а даже рожки на голове не погнулись!
— Твоя личина доброго дьявола так хороша, что мы согласны видеть тебя в ней всегда, — успокоил его Аркадий.
— Поищу дерево для самолёта, — сказал Асмодей и убежал в чащу.
Аркадий позвал к себе Ланну. В зале Предварения Ронна объяснял, что дилоны ещё в школе самостоятельно открывают важные законы природы, а кто специализируется на Конструкторов Различий, обязан ещё и опровергнуть закон природы — и непременно важный. Какие именно законы природы опровергал Ланна?
Ланна, оживившись от приятных воспоминаний, сказал, что открыл потерю веса предметов в воде, которая у людей называется законом Архимеда, а выбрав профессию Различника, специализировался на опровержении закона всемирного тяготения. Он долго манипулировал с водой, добиваясь, чтобы она полностью лишилась веса и уже не заполняла сосуды, а размазывалась в пространстве. В дипломной работе на Зрелость он сконструировал воду, которая, не растекалась, а сохраняла компактность, рушилась не вниз, а вверх. Фонтанирующая антигравитационная вода была удостоена отличной оценки.
— Очень интересно, — сказал Аркадий. — На Земле за такое изобретение ухватятся специалисты по фонтанам. А пока хочу предложить тебе задачку. Открой противодействие хроноворотам. Опровергни закон природы. Верней, не закон, а безумие природы. Поскольку противоборство с природой — ваше интеллектуальное ремесло, тебе эта задачка вполне по мысли.
— Открою, — заверил Ланна и впал в отрешённость.
Асмодей отыскал массивное сухое дерево. Проворно вытащив шпагу, он сделал выпад. Кончик шпаги удлинился узким лезвием пламени, киборг повёл пламенем по стволу, как пилой. Мёртвое дерево было толщиной почти в три обхвата, но киборгу потребовалось всего пять-шесть земных минут, чтобы уложить его на песок — срез обрушенного ствола дымился. Обрезав омертвелую крону, Асмодей той же шпагой, превращённой в огненный резак, стал выпластывать в могучем стволе челнок. Работая, он хвастался:
— Вот вы с Мишей Бахом посмеивались, что личина No 17 — это помесь средневекового аристократа с дьяволом. Но ты же знаешь, Аркадий, дьяволы народ работящий, не бездельники. А как аристократы владели шпагой, даже ваши дети наслышаны. Я потому и выбрал эту личину для десантного выхода на планету: во-первых, очень красива, а во-вторых, практична — и оружие, и рабочие инструменты под рукой. Вот поглядишь, что за прелесть получится из этого деревца. Люди ещё не знали такой летательной конструкции…
— Похожая была. Имею в виду ковры-самолёты.
Асмодей на миг огорчился, что его опередили. Но потом сказал:
— Знаю, знаю! Я ведь досконально изучил человеческую историю. Ваши предки, точно, летали на коврах-самолётах. При тогдашней бедности на моторы это было общепринятое летательное средство. Но ведь ты же не будешь отрицать, что мой челнок-самолёт оборудован гораздо совершенней давно отставленных ковров-самолётов?
— Отрицать не буду.
Ланну пришлось потрясти за плечо, чтобы вывести из сосредоточенности. Нет, решения пока не найдено, но определены три дороги, по которым он усердно шагал, когда Аркадий прервал его раздумье.
— Шагал, не шевеля ногами, и сразу по трём дорогам! — восхитился Асмодей.
Первая дорога — пересечь хроноворот, когда он разразится. Как это сделать, Ланна додумать не успел, но чувствует, что хроноворот приближается. Вторая дорога — умчаться с хроноворотом и сдвинуться к его внешнему краю, а там выскользнуть в невозмущённое время. Если ещё поразмыслить, он придумает и способ соскальзывания с хроноворота. И третья дорога — бежать в центр хроноворота. В центре — спокойствие.
Аркадий уточнил:
— Спокойствие надо понимать так, что в центре хроноворота время полностью прекращается. В центре пребывает вечность. Я правильно понял, Ланна?
— Правильно. В центре хроноциклона миг равен бесконечности.
— Нового ты сказал немного, — оценил Аркадий плоды раздумья дилона. — Но омертвление времени в центре! Попасть в такое местечко и стать, не умирая, своей собственной нетленной статуей! Жуть! Между прочим, на нашей Земле центр бури, где прекращается бушевание вихрей, называется глазом циклона. Ты описал око вечности, глаз мёртвого времени в центре хроноциклона. Постараемся в вечность не угодить.
— Самолёт готов! — доложил Асмодей. — Можно любоваться.
Искусство плотничанья числилось в первой десятке двадцати пяти умений Асмодея. В широком стволе он вырезал несколько желобов, как бы перегороженных перекладинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47