Одни неподвижно лежали на бетонном полу, другие лениво двигались, а двое с аппетитом поедали нечто, доставаемое руками из пластикового пакета.
– Всем стоять! – гаркнул Чекасов. Тени притихли.
– На выход! – приказал капитан. – Пошевеливайтесь. Власенко, Полищук, помогите им жопы от пола оторвать.
Слава и Игорь двинулись в глубь подвала, спотыкаясь о пустующие лежбища.
– Виктор, – послышался хорошо знакомый голос, – ты, что ли? – Из низкого перехода, ведущего в соседнее помещение, вышел Потапыч.
– Решил пошерстить тут ваш контингент. Ты скажи им, чтобы выходили, а то придется с ними по-другому…
– Что за муха тебя укусила, Виктор? – спросил Потапыч. Он понимал, что Чекасов вряд ли пожаловал в крысятник на экскурсию.
– Да вот, говорят, вы тут человека незаконно удерживаете… Так или нет?
Потапыч почесал репу. Потом бороду.
– Был грех, – наконец сказал он. – Удерживаем. Но, – он оглянулся на Игоря, который пытался при помощи дубинки и матерных слов поднять с места мерно сопящее существо в черной шубе из искусственного меха, – но тут есть два момента. Во-первых, он убийца, а во-вторых, вы-то его не ловите. Защищаться надо как-то. Это в человеческой природе, – заключил он, подняв кверху указательный палец.
– Убийца, говоришь? Да оставь ее, пусть дрыхнет! – крикнул Чекасов Игорьку. – И что, ты следствие провел, вещдоки собрал? Ишь какой деловой.
– А че? – ответил Потапыч. – Чего тут доказывать, когда он в ее платке расхаживал. Убил и ограбил. И мальчишку черномазого выкрал у Завена из «Палок».
– И его, что ли, убил?
– А то как же? Откудова тогда у него картуз? Вишь, что за человек – картуз этот ему маковку только закрывает, а мальчишку грохнул. Ну, видать, не только из-за картуза…
Виктор серьезно слушал бомжа.
– А Пучкина эта, ну, пропавшая. Она никуда не собиралась уезжать?
– Бастинда-то? Не-е, – уверенно протянул Потапыч, – куда ей отсюда деваться? Только вперед ногами. – Он помолчал. – Так и вышло, значит. Сгубил ее маньяк, бля.
– Ладно, иди показывай, где тут он у вас. Власенко, Полищук, оба со мной!
Чекасов, пригнув голову, шагнул вслед за Потапычем в узкий переход, соединявший между собой гулкие подвальные помещения. За ними двинулись Слава с Игорьком.
Обширные теплые подземные залы служили приютом не одному десятку бездомных обоего пола. Тут пили, ели, спали, любили, а одно существо даже умудрилось родиться. Правда, умирали тут чаще, чем рождались.
Наконец наряд милиции под предводительством Потапыча добрался до последнего подвального отсека. Здесь была дверь с петлями, замотанными проволокой.
– Там он, душегуб, – кивнул на дверь Потапыч. Чекасов прислушался. За дверью не раздавалось ни звука.
– Он живой?
– Живой, – махнул рукой бомж. – Второй день сидит. За такое время не помрешь.
– Вы его не кормите? – спросил Славик, до которого только сейчас стал доходить весь ужас, творящийся в крысятнике.
– Самим жрать нечего, а еще маньяка кормить, – зло ответил Потапыч.
– А с чего ты решил, что он маньяк? – спросил Чекасов, не торопившийся освобождать узника.
– Давно знали, что у нас тут такой орудует. Сколько наши бабы жаловались: бросается, следит, а то штаны спустит и давай наяривать. На халяву, – добавил Потапыч, – а за Бастиндой просто охоту устроил. Об этом вспомнили, когда она пропала. И потом, холод был, смотрим – ее платок у него вокруг шеи замотан. Ну тут-то все и смекнули. А когда обшмонали его, нашли и картузок этот, и рубашки клок окровавленный. А потом услыхали, что у Завена мальчишка пропал, другой из отделения сбежал. Ну, ясное дело, с мальчишкой легче справиться. Иная баба, она двух мужиков стоит.
– А этот? – Чекасов мотнул головой в сторону запертой двери. – Как он в смысле…
– Мозгляк! – махнул рукой Потапыч. – Он тут вокруг бродил, а потом и вовсе обнаглел: полез к нам, пытался еду стибрить. Ну тут-то его и поймали. Мало не показалось.
– Ладно, – сказал Чекасов, – давай развязывай.
– Может, сам развяжешь, а, начальник? – покосился на него Потапыч.
– Полищук, Власенко, давайте, – распорядился Чекасов.
Это заняло минут пять, не меньше, видно, тот, кто запутывал проволоку, не собирался ее распутывать.
– Замуровали, блин, – сказал капитан. – Самосуд, между прочим. Уголовно наказуемо.
– Так это же не я, – невозмутимо отозвался Потапыч. – Это тут бомжи какие-то пришлые, не наши, мы их и в глаза не видали.
Слава Полищук распутывал проволоку, а к горлу подкатывал знакомый комок.
Он чувствовал, что не сдержится и его опять вырвет, а Игорь и Виктор Иваныч будут издеваться на ним.
Наконец дверь распахнулась, и теперь все почувствовали запах. Еще несильный, но четко ощутимый. Слава узнал его – это был запах смерти и тления.
Глаза их еще ничего не видели, но все знали – в нескольких метрах от них лежит мертвое тело.
Славик застыл, застыл и Чекасов. За все время работы в милиции он так и не смог научиться сохранять полное равнодушие, натыкаясь на труп.
В паре метров раздались характерные звуки: это рвало Игорька.
– И чего помер, – дергая себя за бороду, пробормотал Потапыч, – всего-то пару деньков просидел, да и не холодно…
– Фонарь есть? – коротко спросил Чекасов. – Откудова? Можно электричество включить, только лампочку вывинтить надо. Там при входе есть.
– Полищук, иди с ним, принесите лампочку. Скоро под потолком зажглась мутная сорокаваттная лампочка. Она мертвенным светом осветила бетонный пол и трубы теплоэлектроцентрали. Рядом с ними на полу лежало тело. Даже сейчас, в тусклом свете, были видны густые кровоподтеки на лице. Руки были неестественно вывернуты, на шее затянут грязный платок.
– Так, – сурово сказал Чекасов, – ничего не трогать, закрыть дверь. А ты собери своих – будем разбираться.
Не услышав ответа, он обернулся. Потапыча рядом не было.
– Сделал ноги, блин!
Больше всего Славу Полищука поразило то, что никто ничего не услышал.
Но факт оставался фактом. Не только предводитель, но и рядовые крысы покинули свое убежище. Подвал был пуст. Никто не обсасывал объедки, ни-кто не курил у теплой трубы, исчезло даже дрыхнувшее существо в черной шубе. И только дымившийся окурок свидетельствовал о том, что здесь только что были люди.
– Корабль тонет, крысы бегут. Пошли, надо следственную бригаду вызывать.
Убийство ведь. Еще один «глухарь» на нашу голову.
И тут они услышали звук. Протяжный вой. Или это стон? Он шел издалека, из глубины подвала, оттуда, где лежало мертвое тело.
Славик почувствовал, как волосы в буквальном смысле встают у него на голове. Еще миг – и он заорет и бросится вон. Кто-то схватил его за руку – Полищук дернулся всем телом и резко обернулся. На него круглыми от ужаса глазами смотрел Игорь Власенко.
– Так. Возвращаемся.
– Туда? Виктор Иванович!
– Заруби себе на носу, Полищук: привидений на свете не бывает.
На ватных ногах молодые милиционеры следовали за капитаном. Вот и страшная дверь. Но что это – труп, мертвое тело, изменил положение. И снова раздался протяжный вой.
– Смотри-ка, жив курилка.
– Господи, а запах откуда?
– А ты посмотри по углам. Может, крыса дохлая… Когда наконец они выбрались наружу, все трое как по команде сделали глубокий вдох. И воздух показался сладким.
Глава IV
КРУГИ АДА
4 ноября, вторник
– Как всегда, Самарин, опаздываешь, – добродушно проворчал полковник Жебров, увидев в коридоре плечистую фигуру дежурного следователя. – А между прочим, для работника правоохранительных органов дисциплина – наипервейшее дело. Тут для тебя еще одно милое дельце – избиение. Придется съездить в Покровскую больницу на допрос.
– Какое еще избиение? – возмутился Самарин.
– Бомжи кого-то избили. Говорят – маньяк.
– Иван Егорович! У меня же…
– Знаю, знаю, у тебя и то, и другое, и третье. Но кому-то надо вести. Все в таком же положении. И ты это знаешь не хуже меня. Так что давай сейчас допрашивай своего вампира, нужно его сегодня же расколоть, и давай дуй в больницу. Это на Васильевском.
– Знаю, – отрезал Самарин и в тот же миг принял решение: ни в какую больницу он дуть не будет. Пусть едут Панков или Калачева. Пусть хоть Березин или сам Спиридонов.
– Но первейшая задача – закончить с вампиром.
– А если не получится?.
– Надо, чтобы получилось.
– Партия сказала «надо», комсомол ответил «есть», – процедил Дмитрий тихо, но так, что полковник услышал.
– Нечего иронизировать, Самарин, – сурово сказал он, – через десять минут допрос.
Было время позвонить в прокуратуру Кате.
– Ну что там в приемнике-распределителе? – сразу перешел к делу Дмитрий. – Удалось что-нибудь узнать?
– Девочка, похожая на Веру, не поступала.
– То есть как?
– Вот так.
Времени обдумывать ситуацию не было. На допрос привели подозреваемого Пуришкевича.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ОБВИНЯЕМОГО
Санкт-Петербург, 4 ноября 1997 г.
Допрос начат в 11 час. 15 мин.
Допрос окончен
Следователь транспортной прокуратуры Санкт-Петербурга, юрист I класса Самарин Д. Е. В помещении отделения милиции Ладожского вокзала, с соблюдением требований ст. 157, 158, 160 УПК РФ допросил по уголовному делу N 1234 в качестве обвиняемого:
1. Ф.и.о. Пуришкевич Глеб Сергеевич.
2. Время рождения – 24 мая 1961 г .
3. Место рождения – Ленинград.
4. Образование – высшее.
5. Гражданство – гражданин РФ.
6. Место работы – Институт славяноведения РАН.
7. Место жительства, номер домашнего телефона – Санкт-Петербург, Чкаловский пр., д. 28, кв. 30; тел. 1350866.
8. Сведения о паспорте – паспорт серии XXII АК № 638631, выдан 38 отд. мил. 31 мая 1977 г.
Ничего нового допрос не дал. Пуришкевич, к удивлению Дмитрия, держался крепко. Тихим, но твердым голосом он повторял то, что уже говорил: он никогда не видел погибшую.
На этот раз на допросе присутствовал только майор Гусаков. Он в упор смотрел на задержанного, а когда стало ясно, что сознаваться Пуришкевич собирается, подошел к нему и сквозь зубы сказал:
– Ты убил? Мразь!
– Я не убивал, – ответил Пуришкевич. Самарин ничего не сказал – не перед подследственным же! Но пришлось сжать кулаки. Гусаков в его глазах олицетворял все плохое, что есть в милиции. Но именно поэтому он обладал властью, несоизмеримой с его должностью и званием.
– В какой больнице находится ваша мать?
Впервые за время допроса на лице убийцы появились эмоции.
– Вы хотите ей сообщить… Да, она волнуется. Я даже хотел просить вас, чтобы вы позвонили ей. Но только… Не надо о том, что я… Скажите, что меня забрали за хулиганство.
– Вот сучонок! – проворчал майор Гусаков. – Когда насиловал, о матери не вспоминал.
– Она в… Отделение кардиологии. Только…
– Заткнись, падла, – коротко приказал Гусаков. – Мы еще с тобой поговорим. Уведите.
– Валентин Николаевич… – Самарин спокойно смотрел на замначальника. – Я против применения силовых методов.
– Слушай, Самарин, – майор смотрел на него не мигая, – ты в милиции сколько? А я? Распустили вы эту шушеру и сами распустились. Дерьмократия! – Майор хотел добавить что-то еще, но Дмитрий нажал на команду «печать», и на соседнем столе зажужжал принтер.
Времени на Гусакова не было. Равно как и ни на что другое. Еще подсовывают какого-то избитого бомжа… Его-то только не хватало для полного счастья.
– Таня! – Самарин ворвался к секретарше Жеброва и, только встретившись с ней глазами, вспомнил про поход в Зоопарк. Ведь это надо же – забыл!
– Да, Дмитрий Евгеньевич? – покраснев от смущения, спросила девушка.
– По рации соедините меня с Чекасовым. Ага, отлично. Виктор? Ты обнаружил в подвале бомжа с особо тяжкими? Можешь в двух словах, что там известно. Как?
Обвиняют его в убийстве Пучкиной? Той знаменитой Бастинды? И негритенка?
Понятно. Не допрашивали? Ну ясно.
– Дмитрий Евге… – начала было Таня, но Самарин, бросив: «Спасибо, Танюша», повернулся и исчез за дверью. «Забыл. Уже все забыл», – вздохнула девушка. На душе стало горько. Никому она не нужна и замуж никогда не выйдет.
– Да что это вы, Таня! – раздалось над ее головой.
Самарин быстрым шагом шел по подземному переходу через Заневский. Пучкина пропала, пропал Морис, пропал Митя Шебалин. Не добралась до приемника-распределителя Вера. Бомжи ловят убийцу и наказывают его. Глупой мысли «чего же они не сдали его в милицию?» у Самарина не возникло, как не было ее и у Чекасова. В каждом мире свои законы.
Пересаживаясь на «Площади Александра Невского», Самарин подумал, что, пожалуй, пошлет в Покровскую больницу Никиту, а Кате неплохо было бы прочесать психбольницы, где есть детские отделения, а потом наведаться в Институт славяноведения. Мать Пуришкевича придется взять на себя. Разумеется, он с удовольствием бы поменялся местами с любым из молодых следователей. Он уже сейчас поеживался, представляя, как встретится с этой женщиной.
– Катюша, поспрашивай там, что за человек, не замечали ли за ним странностей… Список жертв паркового маньяка есть у тебя? Может быть, кто-то вспомнит, что в такой-то период он берет больничный и перестает ходить на работу, ну мало ли чего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Всем стоять! – гаркнул Чекасов. Тени притихли.
– На выход! – приказал капитан. – Пошевеливайтесь. Власенко, Полищук, помогите им жопы от пола оторвать.
Слава и Игорь двинулись в глубь подвала, спотыкаясь о пустующие лежбища.
– Виктор, – послышался хорошо знакомый голос, – ты, что ли? – Из низкого перехода, ведущего в соседнее помещение, вышел Потапыч.
– Решил пошерстить тут ваш контингент. Ты скажи им, чтобы выходили, а то придется с ними по-другому…
– Что за муха тебя укусила, Виктор? – спросил Потапыч. Он понимал, что Чекасов вряд ли пожаловал в крысятник на экскурсию.
– Да вот, говорят, вы тут человека незаконно удерживаете… Так или нет?
Потапыч почесал репу. Потом бороду.
– Был грех, – наконец сказал он. – Удерживаем. Но, – он оглянулся на Игоря, который пытался при помощи дубинки и матерных слов поднять с места мерно сопящее существо в черной шубе из искусственного меха, – но тут есть два момента. Во-первых, он убийца, а во-вторых, вы-то его не ловите. Защищаться надо как-то. Это в человеческой природе, – заключил он, подняв кверху указательный палец.
– Убийца, говоришь? Да оставь ее, пусть дрыхнет! – крикнул Чекасов Игорьку. – И что, ты следствие провел, вещдоки собрал? Ишь какой деловой.
– А че? – ответил Потапыч. – Чего тут доказывать, когда он в ее платке расхаживал. Убил и ограбил. И мальчишку черномазого выкрал у Завена из «Палок».
– И его, что ли, убил?
– А то как же? Откудова тогда у него картуз? Вишь, что за человек – картуз этот ему маковку только закрывает, а мальчишку грохнул. Ну, видать, не только из-за картуза…
Виктор серьезно слушал бомжа.
– А Пучкина эта, ну, пропавшая. Она никуда не собиралась уезжать?
– Бастинда-то? Не-е, – уверенно протянул Потапыч, – куда ей отсюда деваться? Только вперед ногами. – Он помолчал. – Так и вышло, значит. Сгубил ее маньяк, бля.
– Ладно, иди показывай, где тут он у вас. Власенко, Полищук, оба со мной!
Чекасов, пригнув голову, шагнул вслед за Потапычем в узкий переход, соединявший между собой гулкие подвальные помещения. За ними двинулись Слава с Игорьком.
Обширные теплые подземные залы служили приютом не одному десятку бездомных обоего пола. Тут пили, ели, спали, любили, а одно существо даже умудрилось родиться. Правда, умирали тут чаще, чем рождались.
Наконец наряд милиции под предводительством Потапыча добрался до последнего подвального отсека. Здесь была дверь с петлями, замотанными проволокой.
– Там он, душегуб, – кивнул на дверь Потапыч. Чекасов прислушался. За дверью не раздавалось ни звука.
– Он живой?
– Живой, – махнул рукой бомж. – Второй день сидит. За такое время не помрешь.
– Вы его не кормите? – спросил Славик, до которого только сейчас стал доходить весь ужас, творящийся в крысятнике.
– Самим жрать нечего, а еще маньяка кормить, – зло ответил Потапыч.
– А с чего ты решил, что он маньяк? – спросил Чекасов, не торопившийся освобождать узника.
– Давно знали, что у нас тут такой орудует. Сколько наши бабы жаловались: бросается, следит, а то штаны спустит и давай наяривать. На халяву, – добавил Потапыч, – а за Бастиндой просто охоту устроил. Об этом вспомнили, когда она пропала. И потом, холод был, смотрим – ее платок у него вокруг шеи замотан. Ну тут-то все и смекнули. А когда обшмонали его, нашли и картузок этот, и рубашки клок окровавленный. А потом услыхали, что у Завена мальчишка пропал, другой из отделения сбежал. Ну, ясное дело, с мальчишкой легче справиться. Иная баба, она двух мужиков стоит.
– А этот? – Чекасов мотнул головой в сторону запертой двери. – Как он в смысле…
– Мозгляк! – махнул рукой Потапыч. – Он тут вокруг бродил, а потом и вовсе обнаглел: полез к нам, пытался еду стибрить. Ну тут-то его и поймали. Мало не показалось.
– Ладно, – сказал Чекасов, – давай развязывай.
– Может, сам развяжешь, а, начальник? – покосился на него Потапыч.
– Полищук, Власенко, давайте, – распорядился Чекасов.
Это заняло минут пять, не меньше, видно, тот, кто запутывал проволоку, не собирался ее распутывать.
– Замуровали, блин, – сказал капитан. – Самосуд, между прочим. Уголовно наказуемо.
– Так это же не я, – невозмутимо отозвался Потапыч. – Это тут бомжи какие-то пришлые, не наши, мы их и в глаза не видали.
Слава Полищук распутывал проволоку, а к горлу подкатывал знакомый комок.
Он чувствовал, что не сдержится и его опять вырвет, а Игорь и Виктор Иваныч будут издеваться на ним.
Наконец дверь распахнулась, и теперь все почувствовали запах. Еще несильный, но четко ощутимый. Слава узнал его – это был запах смерти и тления.
Глаза их еще ничего не видели, но все знали – в нескольких метрах от них лежит мертвое тело.
Славик застыл, застыл и Чекасов. За все время работы в милиции он так и не смог научиться сохранять полное равнодушие, натыкаясь на труп.
В паре метров раздались характерные звуки: это рвало Игорька.
– И чего помер, – дергая себя за бороду, пробормотал Потапыч, – всего-то пару деньков просидел, да и не холодно…
– Фонарь есть? – коротко спросил Чекасов. – Откудова? Можно электричество включить, только лампочку вывинтить надо. Там при входе есть.
– Полищук, иди с ним, принесите лампочку. Скоро под потолком зажглась мутная сорокаваттная лампочка. Она мертвенным светом осветила бетонный пол и трубы теплоэлектроцентрали. Рядом с ними на полу лежало тело. Даже сейчас, в тусклом свете, были видны густые кровоподтеки на лице. Руки были неестественно вывернуты, на шее затянут грязный платок.
– Так, – сурово сказал Чекасов, – ничего не трогать, закрыть дверь. А ты собери своих – будем разбираться.
Не услышав ответа, он обернулся. Потапыча рядом не было.
– Сделал ноги, блин!
Больше всего Славу Полищука поразило то, что никто ничего не услышал.
Но факт оставался фактом. Не только предводитель, но и рядовые крысы покинули свое убежище. Подвал был пуст. Никто не обсасывал объедки, ни-кто не курил у теплой трубы, исчезло даже дрыхнувшее существо в черной шубе. И только дымившийся окурок свидетельствовал о том, что здесь только что были люди.
– Корабль тонет, крысы бегут. Пошли, надо следственную бригаду вызывать.
Убийство ведь. Еще один «глухарь» на нашу голову.
И тут они услышали звук. Протяжный вой. Или это стон? Он шел издалека, из глубины подвала, оттуда, где лежало мертвое тело.
Славик почувствовал, как волосы в буквальном смысле встают у него на голове. Еще миг – и он заорет и бросится вон. Кто-то схватил его за руку – Полищук дернулся всем телом и резко обернулся. На него круглыми от ужаса глазами смотрел Игорь Власенко.
– Так. Возвращаемся.
– Туда? Виктор Иванович!
– Заруби себе на носу, Полищук: привидений на свете не бывает.
На ватных ногах молодые милиционеры следовали за капитаном. Вот и страшная дверь. Но что это – труп, мертвое тело, изменил положение. И снова раздался протяжный вой.
– Смотри-ка, жив курилка.
– Господи, а запах откуда?
– А ты посмотри по углам. Может, крыса дохлая… Когда наконец они выбрались наружу, все трое как по команде сделали глубокий вдох. И воздух показался сладким.
Глава IV
КРУГИ АДА
4 ноября, вторник
– Как всегда, Самарин, опаздываешь, – добродушно проворчал полковник Жебров, увидев в коридоре плечистую фигуру дежурного следователя. – А между прочим, для работника правоохранительных органов дисциплина – наипервейшее дело. Тут для тебя еще одно милое дельце – избиение. Придется съездить в Покровскую больницу на допрос.
– Какое еще избиение? – возмутился Самарин.
– Бомжи кого-то избили. Говорят – маньяк.
– Иван Егорович! У меня же…
– Знаю, знаю, у тебя и то, и другое, и третье. Но кому-то надо вести. Все в таком же положении. И ты это знаешь не хуже меня. Так что давай сейчас допрашивай своего вампира, нужно его сегодня же расколоть, и давай дуй в больницу. Это на Васильевском.
– Знаю, – отрезал Самарин и в тот же миг принял решение: ни в какую больницу он дуть не будет. Пусть едут Панков или Калачева. Пусть хоть Березин или сам Спиридонов.
– Но первейшая задача – закончить с вампиром.
– А если не получится?.
– Надо, чтобы получилось.
– Партия сказала «надо», комсомол ответил «есть», – процедил Дмитрий тихо, но так, что полковник услышал.
– Нечего иронизировать, Самарин, – сурово сказал он, – через десять минут допрос.
Было время позвонить в прокуратуру Кате.
– Ну что там в приемнике-распределителе? – сразу перешел к делу Дмитрий. – Удалось что-нибудь узнать?
– Девочка, похожая на Веру, не поступала.
– То есть как?
– Вот так.
Времени обдумывать ситуацию не было. На допрос привели подозреваемого Пуришкевича.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ОБВИНЯЕМОГО
Санкт-Петербург, 4 ноября 1997 г.
Допрос начат в 11 час. 15 мин.
Допрос окончен
Следователь транспортной прокуратуры Санкт-Петербурга, юрист I класса Самарин Д. Е. В помещении отделения милиции Ладожского вокзала, с соблюдением требований ст. 157, 158, 160 УПК РФ допросил по уголовному делу N 1234 в качестве обвиняемого:
1. Ф.и.о. Пуришкевич Глеб Сергеевич.
2. Время рождения – 24 мая 1961 г .
3. Место рождения – Ленинград.
4. Образование – высшее.
5. Гражданство – гражданин РФ.
6. Место работы – Институт славяноведения РАН.
7. Место жительства, номер домашнего телефона – Санкт-Петербург, Чкаловский пр., д. 28, кв. 30; тел. 1350866.
8. Сведения о паспорте – паспорт серии XXII АК № 638631, выдан 38 отд. мил. 31 мая 1977 г.
Ничего нового допрос не дал. Пуришкевич, к удивлению Дмитрия, держался крепко. Тихим, но твердым голосом он повторял то, что уже говорил: он никогда не видел погибшую.
На этот раз на допросе присутствовал только майор Гусаков. Он в упор смотрел на задержанного, а когда стало ясно, что сознаваться Пуришкевич собирается, подошел к нему и сквозь зубы сказал:
– Ты убил? Мразь!
– Я не убивал, – ответил Пуришкевич. Самарин ничего не сказал – не перед подследственным же! Но пришлось сжать кулаки. Гусаков в его глазах олицетворял все плохое, что есть в милиции. Но именно поэтому он обладал властью, несоизмеримой с его должностью и званием.
– В какой больнице находится ваша мать?
Впервые за время допроса на лице убийцы появились эмоции.
– Вы хотите ей сообщить… Да, она волнуется. Я даже хотел просить вас, чтобы вы позвонили ей. Но только… Не надо о том, что я… Скажите, что меня забрали за хулиганство.
– Вот сучонок! – проворчал майор Гусаков. – Когда насиловал, о матери не вспоминал.
– Она в… Отделение кардиологии. Только…
– Заткнись, падла, – коротко приказал Гусаков. – Мы еще с тобой поговорим. Уведите.
– Валентин Николаевич… – Самарин спокойно смотрел на замначальника. – Я против применения силовых методов.
– Слушай, Самарин, – майор смотрел на него не мигая, – ты в милиции сколько? А я? Распустили вы эту шушеру и сами распустились. Дерьмократия! – Майор хотел добавить что-то еще, но Дмитрий нажал на команду «печать», и на соседнем столе зажужжал принтер.
Времени на Гусакова не было. Равно как и ни на что другое. Еще подсовывают какого-то избитого бомжа… Его-то только не хватало для полного счастья.
– Таня! – Самарин ворвался к секретарше Жеброва и, только встретившись с ней глазами, вспомнил про поход в Зоопарк. Ведь это надо же – забыл!
– Да, Дмитрий Евгеньевич? – покраснев от смущения, спросила девушка.
– По рации соедините меня с Чекасовым. Ага, отлично. Виктор? Ты обнаружил в подвале бомжа с особо тяжкими? Можешь в двух словах, что там известно. Как?
Обвиняют его в убийстве Пучкиной? Той знаменитой Бастинды? И негритенка?
Понятно. Не допрашивали? Ну ясно.
– Дмитрий Евге… – начала было Таня, но Самарин, бросив: «Спасибо, Танюша», повернулся и исчез за дверью. «Забыл. Уже все забыл», – вздохнула девушка. На душе стало горько. Никому она не нужна и замуж никогда не выйдет.
– Да что это вы, Таня! – раздалось над ее головой.
Самарин быстрым шагом шел по подземному переходу через Заневский. Пучкина пропала, пропал Морис, пропал Митя Шебалин. Не добралась до приемника-распределителя Вера. Бомжи ловят убийцу и наказывают его. Глупой мысли «чего же они не сдали его в милицию?» у Самарина не возникло, как не было ее и у Чекасова. В каждом мире свои законы.
Пересаживаясь на «Площади Александра Невского», Самарин подумал, что, пожалуй, пошлет в Покровскую больницу Никиту, а Кате неплохо было бы прочесать психбольницы, где есть детские отделения, а потом наведаться в Институт славяноведения. Мать Пуришкевича придется взять на себя. Разумеется, он с удовольствием бы поменялся местами с любым из молодых следователей. Он уже сейчас поеживался, представляя, как встретится с этой женщиной.
– Катюша, поспрашивай там, что за человек, не замечали ли за ним странностей… Список жертв паркового маньяка есть у тебя? Может быть, кто-то вспомнит, что в такой-то период он берет больничный и перестает ходить на работу, ну мало ли чего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57