Где он,
кстати?
- Исчез, - сказал О'Гилликадди. - Он появляется, когда ему
вздумается, и не всегда сопутствует нам. Он - иной, чем мы. Мы не знаем,
где он.
- А кто он?
- Как кто? Душелюб.
- Я не о том спрашиваю. Он человек или не человек? Может, он мутант?
Земля в свое время, должно быть, кишела мутантами. Большей частью мутации
сказывались на людях отрицательно; правда, судя по всему, такие мутанты со
временем вымерли. Ну так вот: гробокопатели обладают способностями к
телепатии и Бог знает к чему еще; деревенские жители - наверное, тоже,
хотя мы ничего особенного в их поведении не заметили. Даже вы, призраки...
- Тени, - поправил О'Гилликадди.
- Разумеется, разумеется. Быть тенью - вовсе не естественное
человеческое состояние. Пожалуй, теней не встретишь нигде, кроме Земли.
Никто понятия не имеет, что творилось тут после того, как люди бежали в
космос. Нынешняя Земля ничуть не похожа на прежнюю.
- Не увлекайся, - остановила меня Синтия. - Ты хотел узнать, связан
ли Душелюб с Кладбищем.
- Уверен, что нет, - сказал О'Гилликадди. - Кто он, я не знаю. Я
всегда считал его человеком. Он во многом напоминает вас, хотя, конечно,
появился на свет иначе, и таких, как он, больше нет...
- Послушайте, - перебил я, - вы пришли к нам не просто так, а с
какой-то целью. Вы бы не стали утруждать себя ради плохих вестей. Ну-ка,
выкладывайте.
- Нас много, - сказала тень. - Мы нарочно собрались все вместе. Мы
созвали весь клан, потому что испытываем к вам странную привязанность. Еще
никому за всю историю Земли не удавалось так ловко прищемить Кладбищу
хвост.
- И вы этим довольны?
- Весьма и весьма.
- И явились нас повеселить?
- Нет, не повеселить, - возразил О'Гилликадди, - хотя мы с радостью
бы вас потешили. По нашему убеждению, мы сможем оказать вам маленькую
услугу.
- Мы примем любую помощь, - сказала Синтия.
- К сожалению, объяснение будет довольно путаным, - предостерег
О'Гилликадди, - а из-за отсутствия соответствующей информации вы можете
мне не поверить. Дело вот в чем: будучи теми, кто мы есть, мы не имеем
никаких контактов с материальной Вселенной. Однако, как выяснилось, нам до
известной степени подвластны пространство и время, которые не то чтобы
составные части материальной Вселенной, и не то чтобы наоборот.
- Подождите, подождите, - не выдержал я. - Вы говорите о...
- Поверьте, - продолжал О'Гилликадди, - мы не нашли иного решения.
Ничем иным мы вам помочь не в силах, но.
- Вы предлагаете, - уточнила Синтия, - переместить нас во времени.
- Буквально на чуть-чуть, - ответил О'Гилликадди. - На долю секунды,
но этого будет достаточно.
- Но перемещения во времени неосуществимы, - возразила Синтия. - Как
над ними ни бились, результаты оказывались совершенно
неудовлетворительными.
- Вы это уже делали? - требовательно спросил я.
- По правде говоря, нет, - сказал О'Гилликадди, - однако мы
поразмыслили, все прикинули и теперь почти уверены...
- Но не до конца?
- Увы, - ответил О'Гилликадди. - Не до конца.
- А вернуться мы сможем? - справился я. - Мне вовсе не улыбается
провести остаток жизни в мире, который на долю секунды отстает от
Вселенной.
- Об этом мы тоже подумали, - беспечно отозвалась тень. - У входа в
расщелину мы установим временную ловушку. Ступив в нее...
- А в ней вы увезены? Или опять не до конца?
- Она не подведет, - заверил О'Гилликадди.
Перспектива вырисовывалась довольно безрадостная, и потом, сказал я
себе, откуда мы знаем, что он не лжет? Быть может, О'Гилликадди хочет
использовать нас в качестве подопытных кроликов для какого-нибудь
паршивого эксперимента. Кстати, а существуют ли тени вообще? Мы видели их,
или нам почудилось, что мы их видели там, у костра, на деревенском
празднике. Но где доказательства? Всего-то и есть, что слова Душелюба да
голос, который именует себя О'Гилликадди.
Вот именно, голос О'Гилликадди. Может, он такая же галлюцинация, как
хоровод теней у костра в деревне или группа тех же теней в пещере, где
состоялся наш первый разговор с Душелюбом? Да, но ведь слышу его не я
один. Синтия тоже его слышит, по крайней мере ведет себя так, словно
слышит. А может, мне померещилось? Черт те что, выругался я мысленно;
поневоле начнешь сомневаться не только в реальности окружающего мира, но и
в своей собственной.
- Синтия, - позвал я, - ты действительно слышала...
Ослепительная вспышка больно ударила по глазам. Взрыв разметал
костер. Пепел поднялся к верху расщелины; во все стороны полетели искры и
пылающие ветки. Снаружи донесся приглушенный хлопок, за ним другой; что-то
чиркнуло о камень за нашими спинами.
Мы, все трое, вскочили на ноги, В узком проходе между скалами
клубилась какая-то завеса. Не знаю, что это было, но она накатила на нас
приличной волной, затопила пещеру и захлестнула с головой.
Потом она схлынула, но, как ни странно, мы ничего не почувствовали.
Она как-то ухитрилась избежать соприкосновения с нами. Мы двое стояли там,
где стояли.
Однако костер пропал, исчез без следа. А снаружи расщелины ярко
светило солнце.

18
Долина изменилась. На первый взгляд она осталась прежней, но все же
чувствовалось, что она уже не та. Она изменилась, и постепенно мы, стоя у
входа в расщелину, начали замечать конкретные отличия.
Во-первых, в ней стало меньше деревьев, и они будто слегка съежились.
И листва на них была зеленой, еще не тронутой багрянцем осени. Даже трава
была другой - не такая бархатная и не сочно-зеленая, а, скорее,
желтоватая.
- Они сделали это, - прошептала Синтия. - Они сделали это без нашего
согласия.
Не сон ли мне снится, подумал я, и не пригрезился ли мне О'Гилликадди
со своей призрачной шайкой? Хорошо, если так, ибо если приснилось одно,
значит, другое не может быть явью ни под каким видом.
- Но он говорил о доле секунды, - бормотала Синтия, - и утверждал,
что ее вполне хватит. Он обещал сдвинуть время ровно на столько, чтобы
защитить нас от настоящего. Речь шла о мгновении, о едином миге...
- Они напортачили, - сказал я. - И напортачили здорово.
Я понял, что это не сон, что нас в самом деле переместили во времени,
правда, на промежуток значительно больший, чем доля секунды, о которой
говорил О'Гилликадди.
- Они впервые попробовали применить свои способности, - сказал я. -
Они не знали, получится у них или нет. Они провели испытание на нас и
опростоволосились.
Мы вышли из расщелины на солнышко. Я оглядел утес: на его отвесном
склоне не было никаких кедров.
Я ощутил нарастающий гнев. Кто знает, как далеко мы оказались
отброшенными в прошлое? По крайней мере кедры еще не пустили корни, а,
если я ничего не напутал, кедр вырастает не за год и не за два. Некоторым
из тех деревьев, что лепились к поверхности утеса, должно быть как минимум
несколько сотен лет.
Ну и дела, подумалось мне. Там, в настоящем, мы заблудились в
пространстве, а теперь, вдобавок, и во времени. И где гарантия, что мы
сможем вернуться? О'Гилликадди обещал установить временную ловушку, но
если ему о временных ловушках известно столько же, сколько о перемещении
людей во времени... Повезло, нечего сказать.
- Мы в далеком прошлом, да? - спросила Синтия.
- Ты попала в самое яблочко, - сказал я. - Один Бог знает, в каком
далеком. Во всяком случае наши призраки вряд ли об этом догадываются.
- Но там были бандиты, Флетч.
- Ну и что? - буркнул я. - Волк разогнал бы их в три секунды.
Совершенно незачем было нас трогать. О'Гилликадди зря устроил панику.
- Волк остался там, - проговорила Синтия. - Бедняжка. Они не смогли
перебросить его вместе с нами. Кто теперь будет ловить нам кроликов?
- Мы сами, - буркнул я.
- Мне его не хватает, - сказала она. - Я так быстро к нему привыкла.
- Они были бессильны, - объяснил я. - Волк всего лишь робот...
- Робот-мутант, - поправила Синтия.
- Роботов-мутантов не бывает.
- Бывают, - возразила она. - Вернее, были. Волк переменился. Что
заставило его перемениться?
- Элмер нагнал на него страху, расколошматив двух его приятелей. Он
сообразил, что к чему, и живенько переметнулся на сторону победителя.
- Нет, не думаю. Конечно, он испугался, однако слишком уж разительна
перемена, которая с ним произошла. Ты знаешь, что мне кажется, Флетч?
- Не имею ни малейшего представления.
- Он эволюционировал, - заявила Синтия. - Робот может
эволюционировать.
- Пожалуй, - пробормотал я. Она меня ничуть не убедила, но надо было
что-нибудь сказать, чтобы остановить ее. - Давай осмотримся. Может,
определим, где мы.
- И когда.
- И это тоже, - согласился я, - если удастся.
Мы спустились в долину, двигаясь медленно и, я бы сказал,
нерешительно. Торопиться было некуда: на пятки нам никто не наступал. А
потом, в нашей медлительности и нерешительности крылось нежелание входить
в новый мир, крылся страх перед неизведанным и осознание того, что мы
очутились в прошлом, где быть не имели права. Этот мир был иным, и
непохожесть его проявлялась не только в желтоватом оттенке травы или в
меньшей высоте деревьев: разница между двумя мирами была, скорее всего, не
физическая, а чисто психологическая.
Мы шли по долине, сами не зная, куда направляемся. Холмы слегка
расступились, и долина словно распахнулась. Впереди в голубоватой дымке
маячила очередная гряда холмов. Наша долина плавно переходила в другую;
через милю с небольшим мы вышли к реке; в нее впадал ручей, течения
которого мы все время придерживались. Река была широкой и быстрой. Вода в
ней казалась темной и маслянистой и неумолчно клокотала. При взгляде на
нее становилось немного не по себе.
- Смотри, там что-то есть, - сказала Синтия.
Я взглянул туда, куда она показывала.
- Похоже на дом, - продолжала она.
- Не вижу.
- Я различила крышу. По крайней мере, мне так показалось. Деревья
мешают.
- Пошли, - сказал я.
Дом мы увидали, только выйдя к полю. Впрочем, небольшой участок
земли, на котором неровными рядами росла чахлая, заглушаемся сорняками,
едва ли по колесо высотой пшеница, полем назвать было трудно. Изгородь
отсутствовала. Поле, расположенное на крохотном уступе над рекой,
огораживали деревья. Среди колосьев виднелись пни. На одном краю поля
лежали кучи сухих веток. Видно, в свое время кто-то расчистил участок
земли, вырубил мешавшие деревья.
Дом стоял за полем, на невысоком бугре. Даже издалека вид у него был
весьма непрезентабельный. Рядом с ним был когда-то разбит теперь
совершенно заросший сад; из-за дома выглядывало сооружение, которое я
принял за амбар. На дворе никого не было видно. Дом оставлял впечатление
заброшенности, словно тот, кто жил в нем, давно уже тут не живет. У
крыльца стояла покосившаяся скамейка, а рядом с настежь распахнутой дверью
- колченогий стул. Передние его ножки были длиннее задних, и всякий, кому
вздумалось бы на него усесться, рисковал сломать себе шею. Посреди двора
валялось на боку ведро; легкий ветерок забавлялся с ним, перекатывая его
из стороны в сторону. Еще во дворе был деревянный чурбан, на котором,
по-видимому, кололи дрова: его поверхность была испещрена оставленными
топором отметинами. На стене дома висела на двух крючках или гвоздях
поперечная пила. Под ней приткнулась к стене мотыга.
Подойди к чурбану, мы почувствовали запах - сладковатый, страшный
запах, брошенный нам в лицо порывом ветра или случайным завихрением
воздуха. Мы отступили, и запах стал слабее, а потом исчез так же внезапно,
как и появился. Однако какой-то своей частью он словно приклеился к нам,
словно проник в поры нашей кожи.
- В доме, - проговорила Синтия, - в доме кто-то есть.
Я кивнул. Я знал наверняка, какое ужасное зрелище нас ожидает.
- Оставайся здесь, - сказал я. Впервые она не возразила. Она была
рада остаться снаружи.
Я был у двери, когда запах снова обрушился на меня. Прикрыв руками
нос и рот, чтобы хоть как-то защититься от зловония, я перешагнул порог.
Внутри дома было темно. Я остановился у двери, давая глазам
привыкнуть к темноте и борясь с приступами рвоты. Колени у меня
подгибались; запах как будто лишил меня всех и всяческих сил. Но я
держался. Мне надо было узнать, почему в доме так омерзительно воняет.
Я догадывался почему, но хотел увериться в своем предположении; и
потом, бедняга, который лежит где-то в темной комнате, вправе рассчитывать
на сострадание соплеменника даже в подобных условиях.
Я начал различать очертания предметов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24