останутся ли они людьми и будут ли так же доминировать в
природе?
Резюмируя, скажем: наша цивилизация по сути своей - эрзац природных
законов и порядков. Всю свою энергию мы тратим на то, что бы удержаться на
тупиковом пути, выбранном нами сорок тысяч лет назад. Мы консервативны и
психологически, и политически, и экономически. Самое страшное для нас -
оказаться в ситуации, когда не действуют испытанные рецепты и встает вопрос
о смене социальной парадигмы. Мы давно уподобились плохому математику,
который каждую новую задачу пытается свести к уже известной и решить ее
стандартными методами. Тривиальные аргументы позволяют прийти к выводу, что
человечество находится в тупике и чего до сих пор не замечает. Мы -
динозавры этой геологической эпохи.
На видеоряд книги я не обращал внимания, гипертекстные ссылки
игнорировал, да и читал не все подряд, а только наиболее заинтересовавшие
меня куски, поэтому некоторые выводы показались мне необоснованными, а мысли
несколько сумбурными. Впрочем, вероятно это издержки поверхностного чтения.
Единственное, я не мог понять - зачем эту книжку прислали мне, да еще в
комплекте с моей биографией. Я мысленно сверил свою жизнь с навеянными
думами о судьбах цивилизации и не нашел никаких точек пересечения. Я никогда
не стремился свернуть с накатанного пути технологического прогресса, всегда
был консервативен в политическом, экономическом и психологическом смыслах и,
даже, когда-то очень успешно работал на войну с Внешними Спутниками, внедряя
в головы обывателей, что это самое лучшее дело и им стоит заняться. Потом,
правда, к этому я резко охладел, но при этом не стал пацифистом, не стал
агитировать голубей в Гайд-парке прекратить бесчинства военщины и
пикетировать Дом Директории. Хотя, я лукавлю - конечно, я хотел своими
книгами изменить отношение людей к войнам вообще, и к этой, длящейся уже
более тридцати лет и грозящей стать Второй Столетней, в частности. Да и о
чем мне было еще писать? Пиши либо о том, что знаешь лучше всех, либо о том,
что не знает никто. Война родила меня, вскормила, подняла на высокую
социальную ступень и затем уничтожила меня того, старого, кусачего Желтого
Тигра. Война - моя жизнь, мой хлеб, и мой злейший враг.
Ладно, будем считать, что я теперь кое-что понял в этом намеке.
Вторую книгу мне начать не удалось - незаметно за размышлениями я уснул
и, проснувшись, никак не мог понять почему так быстро стемнело. Желудок был
пуст, как и голова, и я направился в "Вешнаге".
В баре было еще темнее, чем на улице - светились лишь столешницы
столиков и стойки, да на эстраде кто-то в кромешной тьме изображал стриптиз,
отражая потным телом скудный свет и внося этим свою скромную лепту в
освещение заведения, но не в пример улице - теплее, видимо Гедеминас здраво
рассудил, что экономию на освещении посетители как-то переживут, но вот пить
свежезамороженное виски они не согласятся.
Я включил предусмотрительно взятый фонарик и, старательно обходя
столики, добрался до стойки. Посветив в лицо хозяина бара, я поздоровался:
- Лабас вакарас, Гедеминас. Ты что, за просмотр стриптиза будешь брать
отдельную плату?
- Каким образом?, - удивился хозяин.
- Ну как, платишь деньги, а ты включаешь на эстраде свет. Какая у тебя
такса за минуту просмотра?
- Это не стриптиз, - печально покачал головой Гедеминас, - ты же
знаешь, Кирилл, старая карга Рюшаса добилась таки запрещения в Паланге этого
богопротивного зрелища.
- Так это маскировка!, - осенило меня, - что бы старая карга не
догадалась.
- Это балет, - устало объяснил Гедеминас, - Сен-Санс, "Умирающий
лебедь".
Я обалдело уставился на эстраду.
- Если это - Сен-Санс, то я понимаю почему ты выключил свет, -
вырвалось у маня, - чтобы посетители не разбежались.
- Все шутите, Кирилл, а мне не до смеха. Моя "Вешнаге" идет ко дну, я
стал экономить даже на электричестве, но меня доконает этот балет. Почему-то
каждый посетитель считает своим долгом блеснуть познаниями в классике, не
имея на то ни знаний, ни слуха, ни вкуса.
История падения "Вешнаге" была весьма поучительна и еще раз
подтверждала ту мысль, что добродетель в наши дни наказуема. Бар
располагался на Прамонес, которая несмотря на свое название была самой
зеленой улицей в Паланге и поэтому здесь селились самые респектабельные люди
города. Для держателей кафе, таких как Гедеминас, это было золотое дно:
постоянные клиенты, щедрые заказы и чаевые, а в случае чего и в
муниципалитете слово замолвят, когда будут обсуждать городской бюджет и
всяческие преференции. Однако, если уж есть бочка меда, то в ней обязательно
попадется ложка дегтя, и такой ложкой был строгий контроль за соблюдением
нравственности в "подведомственных" заведениях со стороны лидеров, а точнее
- лидерш, общины. Воинствующие пуританки внимательно следили за тем, что бы
в публичных заведениях днем не подавалось ничего существеннее булочек и
ничего крепче кофе, а вечером спиртные напитки разливались в ограниченном
количестве и только детям старше двадцати двух лет. Упоминание о девочках,
танцующих на эстраде, пусть даже и очень одетых, могло вызвать инфаркт у
набожных дам.
В мертвый сезон такие заведения процветали, в то время как менее
приличные учреждения, вынесенные за черту города, - бары с мужским и женским
стриптизом, рестораны с нумерами, казино, виртуальные театры и прочие
розовые и голубые клубы закрывались за неимением достойной клиентуры. В
"Вешнаге" же шел полноводный поток посетителей - благородные семейства,
девочки и мальчики из колледжей, суровые вдовы и благообразные старички.
Зато с наступлением курортного сезона "криминальные" заведения
оттаивали вместе с морем и там толпились туристы, изголодавшиеся по
спиртосодержащим напиткам, сумасшедшей музыке, компьютерным и химическим
наркотикам и продажной любви. Туда же, как ни странно, перетекала и большая
часть клиентуры соратников Гедеминаса, отощавшая на кофейно-булочной диете и
желающая приобщиться к культурным ценностям загнивающего Евро-Азиатского
Конгломерата. "Вешнаге" и иже с ними продолжали посещать лишь все те же
старые девы, замшелые вдовы и ни на что не годные старички. Теперь приходила
очередь Гедеминаса кусать локти и подсчитывать убытки, тем более что старухи
питались исключительно дешевым ячменным кофе, а чаевые считали богопротивным
делом. Многочисленные же похвалы с их стороны в адрес Гедеминаса финансового
положения не спасали.
И тогда нашему герою пришла в голову гениальная идея, почерпнутая им из
трактата "Инь и Ян". И теперь до пяти часов вечера "Вешнаге" был обычным
кафе, респектабельным до тошноты и убыточным до неприличия, а потом, когда
последняя карга со своим плесневелым старичком поднимались из-за стола и
скрипя суставами удалялись на покой, этот оплот консерватизма, пуританства и
трезвости превращался в разнузданный вертеп.
Я очень любил наблюдать это превращение - было в нем нечто
завораживающее и навевающее философские мысли о двойственности нашего бытия.
Изящно консервативные столики сдвигались и убирались в кладовку, на их место
воздвигались новомодные "ручейки" и "тюльпаны" со светящимися поверхностями,
декоративными мобилями, генераторами запаха и акустическими глушилками,
позволяющими создать посреди бушующего моря рок-н-ролльной музыки и тяжелой
атмосферы алкогольных паров и табачного дыма укромный сердечный уголок, так
способствующий интимным знакомствам.
Одним движением руки заменялась витрина бара - унылые полки с банками
кофе, засахаренным мармеладом и похоронными венками, которые Гедеминас
выдавал за праздничные букеты, уезжали вниз, обнажая более привлекательное
нутро, ломящееся под нагромождением водок, коньяков, висок, джинов и
тоников, залепленных яркими этикетками и закупоренные в бутылки, формой
напоминающие иллюстрации к учебнику по римановой геометрии.
Из "подполья" вылезала самая настоящая джаз-банда, а гвоздем программы
был "эротический балет", как его гордо величал хозяин, а проще говоря -
стриптиз, балансирующий на опасной грани между софт и хард. Его изюминкой
было то, что на сцене выступали не заезжие "мотыльки" и "бабочки", а свои,
доморощенные кадры гимназисток-отличниц, избавляющиеся таким оригинальным
способом от своих комплексов, протестующих против родительского диктата и,
ко всему прочему, зарабатывающие очень хорошие деньги. Гедеминас хорошо
чувствовал, что нужно народу, что народ устал от порядком поизносившихся
шлюх, вертящих отвислыми задами и грудями в дешевых забегаловках, что народу
как воздух необходима чистота и невинность, благородное воспитание и хорошая
успеваемость в школе.
В "Вешнаге" народ валил валом и Гедеминас греб деньги лопатой. Здраво
рассуждая, просто поражаешься, что он продержался так долго - почти целый
сезон. Во-первых, по городу поползли слухи, а уж что-что, а на слух наши
старушки никогда не жаловались. Но активисткам долго не хотелось верить, что
наш милый Гедеминас творит такие дела. Каждое утро, посещая его кафе, они с
пристрастием допрашивали его на тему - как он провел вечер, кто к нему
захаживал и что заказывал. На что хитрый бармен честно отвечал, что вечером,
как обычно, никого не было, кроме бравого семидесятилетнего вояки Ричарда
Грижаса, который выпил кружку пива и отправился со своим спаниелем восвояси.
И Грижас вчера действительно был, был одним из ста с лишним других
посетителей вечернего стриптиза, и он действительно выпил пива, а еще вина,
водки, залив все это фирменной настойкой на подснежниках, и действительно
пошел домой в обнимку со своей собакой и снятой девушкой, которая в надежде
на солидный возраст и алкогольное опьянение старика хотела получить деньги
ни за что, но, по слухам, ее ждал большой сюрприз.
Во-вторых, все больше наглея, Гедеминас стал открывать свое подполье
все раньше и раньше в надежде заработать все больше и больше и это в конце
концов его и сгубило.
Две недели назад к Вике Раушнайте приехала ее старшая дочь проведать
как поживает у бабушки любимое чадо Аушера, а заодно присмотреть подходящее
помещение под ежегодный слет Католической лиги феминисток Прибалтики.
Приехала она на беду Гедеминаса поздно, но Вика, решив не откладывать дело в
долгий ящик и заодно проверить одолевающие ее подозрения, повела ее в
"Вешнаге" договориться с нашим героем об аренде кафе, по пути хвастая таким
замечательным местом.
Кафе действительно было замечательным - множество разношерстного (в
прямом и переносном смысле) народа, реки спиртного, растекающиеся по стойке
и полу, ругань, современные танцы, да к тому же полуголые девки на эстраде.
Самый большой сюрприз их ожидал, когда в солистке стриптиза бабушка и мать
узнали свое любимое чадо Аушеру.
Крах был сокрушительным. Депутат муниципалитета Альбертас Рушас добился
запрещения в черте старого города всяческих зрелищ, оскорбляющих религиозные
чувства горожан, а так же ввел обязательное лицензирование продажи
самогонных напитков. Гедеминасу еще повезло, что ему не пришили уголовную
статью за растление несовершеннолетних, однако в этом деле оказались
замешенными отпрыски столь благородных семей, что скандал постарались
замять.
Теперь местная аристократия за километр обходила "Вешнаге" и его
владельца. Курортный сезон давно закончился и вечером в этот пользующийся
дурной славой бар тоже мало кто заглядывал. Кафе-бар хирел на глазах и мне
было жалко Гедеминаса. Несмотря на его плохую репутацию я каждый день
старался сюда захаживать и заказывать как можно больше, но моя
благотворительность, естественно, мало чем помогала. Однако сегодня я мог
шикануть не только из благородных целей.
- Гедеминас, сегодня я ужинаю у тебя с дамой и мне хотелось бы поразить
ее не только твоими кулинарными способностями, но и своей фантастической
расточительностью.
Хозяин сразу же расцвел на глазах. Мы обсудили меню, карту вин,
Гедеминас обещал обставить стол на высшем уровне и достать из своих подвалов
запрещенную "подснежку" десятилетней выдержки, настоянной на высокооктановом
бензине и вызывающей, по утверждениям врачей, которые в рамках муниципальной
антиалкогольной программы прямо-таки оккупировали город, массу раковых и
психических заболеваний.
Он также осведомился - не входят ли в мои дальнейшие планы празднование
в "Вешнаге" свадьбы, крестин, дней рождений и, не дай Бог, конечно, но все
мы смертны, поминок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
природе?
Резюмируя, скажем: наша цивилизация по сути своей - эрзац природных
законов и порядков. Всю свою энергию мы тратим на то, что бы удержаться на
тупиковом пути, выбранном нами сорок тысяч лет назад. Мы консервативны и
психологически, и политически, и экономически. Самое страшное для нас -
оказаться в ситуации, когда не действуют испытанные рецепты и встает вопрос
о смене социальной парадигмы. Мы давно уподобились плохому математику,
который каждую новую задачу пытается свести к уже известной и решить ее
стандартными методами. Тривиальные аргументы позволяют прийти к выводу, что
человечество находится в тупике и чего до сих пор не замечает. Мы -
динозавры этой геологической эпохи.
На видеоряд книги я не обращал внимания, гипертекстные ссылки
игнорировал, да и читал не все подряд, а только наиболее заинтересовавшие
меня куски, поэтому некоторые выводы показались мне необоснованными, а мысли
несколько сумбурными. Впрочем, вероятно это издержки поверхностного чтения.
Единственное, я не мог понять - зачем эту книжку прислали мне, да еще в
комплекте с моей биографией. Я мысленно сверил свою жизнь с навеянными
думами о судьбах цивилизации и не нашел никаких точек пересечения. Я никогда
не стремился свернуть с накатанного пути технологического прогресса, всегда
был консервативен в политическом, экономическом и психологическом смыслах и,
даже, когда-то очень успешно работал на войну с Внешними Спутниками, внедряя
в головы обывателей, что это самое лучшее дело и им стоит заняться. Потом,
правда, к этому я резко охладел, но при этом не стал пацифистом, не стал
агитировать голубей в Гайд-парке прекратить бесчинства военщины и
пикетировать Дом Директории. Хотя, я лукавлю - конечно, я хотел своими
книгами изменить отношение людей к войнам вообще, и к этой, длящейся уже
более тридцати лет и грозящей стать Второй Столетней, в частности. Да и о
чем мне было еще писать? Пиши либо о том, что знаешь лучше всех, либо о том,
что не знает никто. Война родила меня, вскормила, подняла на высокую
социальную ступень и затем уничтожила меня того, старого, кусачего Желтого
Тигра. Война - моя жизнь, мой хлеб, и мой злейший враг.
Ладно, будем считать, что я теперь кое-что понял в этом намеке.
Вторую книгу мне начать не удалось - незаметно за размышлениями я уснул
и, проснувшись, никак не мог понять почему так быстро стемнело. Желудок был
пуст, как и голова, и я направился в "Вешнаге".
В баре было еще темнее, чем на улице - светились лишь столешницы
столиков и стойки, да на эстраде кто-то в кромешной тьме изображал стриптиз,
отражая потным телом скудный свет и внося этим свою скромную лепту в
освещение заведения, но не в пример улице - теплее, видимо Гедеминас здраво
рассудил, что экономию на освещении посетители как-то переживут, но вот пить
свежезамороженное виски они не согласятся.
Я включил предусмотрительно взятый фонарик и, старательно обходя
столики, добрался до стойки. Посветив в лицо хозяина бара, я поздоровался:
- Лабас вакарас, Гедеминас. Ты что, за просмотр стриптиза будешь брать
отдельную плату?
- Каким образом?, - удивился хозяин.
- Ну как, платишь деньги, а ты включаешь на эстраде свет. Какая у тебя
такса за минуту просмотра?
- Это не стриптиз, - печально покачал головой Гедеминас, - ты же
знаешь, Кирилл, старая карга Рюшаса добилась таки запрещения в Паланге этого
богопротивного зрелища.
- Так это маскировка!, - осенило меня, - что бы старая карга не
догадалась.
- Это балет, - устало объяснил Гедеминас, - Сен-Санс, "Умирающий
лебедь".
Я обалдело уставился на эстраду.
- Если это - Сен-Санс, то я понимаю почему ты выключил свет, -
вырвалось у маня, - чтобы посетители не разбежались.
- Все шутите, Кирилл, а мне не до смеха. Моя "Вешнаге" идет ко дну, я
стал экономить даже на электричестве, но меня доконает этот балет. Почему-то
каждый посетитель считает своим долгом блеснуть познаниями в классике, не
имея на то ни знаний, ни слуха, ни вкуса.
История падения "Вешнаге" была весьма поучительна и еще раз
подтверждала ту мысль, что добродетель в наши дни наказуема. Бар
располагался на Прамонес, которая несмотря на свое название была самой
зеленой улицей в Паланге и поэтому здесь селились самые респектабельные люди
города. Для держателей кафе, таких как Гедеминас, это было золотое дно:
постоянные клиенты, щедрые заказы и чаевые, а в случае чего и в
муниципалитете слово замолвят, когда будут обсуждать городской бюджет и
всяческие преференции. Однако, если уж есть бочка меда, то в ней обязательно
попадется ложка дегтя, и такой ложкой был строгий контроль за соблюдением
нравственности в "подведомственных" заведениях со стороны лидеров, а точнее
- лидерш, общины. Воинствующие пуританки внимательно следили за тем, что бы
в публичных заведениях днем не подавалось ничего существеннее булочек и
ничего крепче кофе, а вечером спиртные напитки разливались в ограниченном
количестве и только детям старше двадцати двух лет. Упоминание о девочках,
танцующих на эстраде, пусть даже и очень одетых, могло вызвать инфаркт у
набожных дам.
В мертвый сезон такие заведения процветали, в то время как менее
приличные учреждения, вынесенные за черту города, - бары с мужским и женским
стриптизом, рестораны с нумерами, казино, виртуальные театры и прочие
розовые и голубые клубы закрывались за неимением достойной клиентуры. В
"Вешнаге" же шел полноводный поток посетителей - благородные семейства,
девочки и мальчики из колледжей, суровые вдовы и благообразные старички.
Зато с наступлением курортного сезона "криминальные" заведения
оттаивали вместе с морем и там толпились туристы, изголодавшиеся по
спиртосодержащим напиткам, сумасшедшей музыке, компьютерным и химическим
наркотикам и продажной любви. Туда же, как ни странно, перетекала и большая
часть клиентуры соратников Гедеминаса, отощавшая на кофейно-булочной диете и
желающая приобщиться к культурным ценностям загнивающего Евро-Азиатского
Конгломерата. "Вешнаге" и иже с ними продолжали посещать лишь все те же
старые девы, замшелые вдовы и ни на что не годные старички. Теперь приходила
очередь Гедеминаса кусать локти и подсчитывать убытки, тем более что старухи
питались исключительно дешевым ячменным кофе, а чаевые считали богопротивным
делом. Многочисленные же похвалы с их стороны в адрес Гедеминаса финансового
положения не спасали.
И тогда нашему герою пришла в голову гениальная идея, почерпнутая им из
трактата "Инь и Ян". И теперь до пяти часов вечера "Вешнаге" был обычным
кафе, респектабельным до тошноты и убыточным до неприличия, а потом, когда
последняя карга со своим плесневелым старичком поднимались из-за стола и
скрипя суставами удалялись на покой, этот оплот консерватизма, пуританства и
трезвости превращался в разнузданный вертеп.
Я очень любил наблюдать это превращение - было в нем нечто
завораживающее и навевающее философские мысли о двойственности нашего бытия.
Изящно консервативные столики сдвигались и убирались в кладовку, на их место
воздвигались новомодные "ручейки" и "тюльпаны" со светящимися поверхностями,
декоративными мобилями, генераторами запаха и акустическими глушилками,
позволяющими создать посреди бушующего моря рок-н-ролльной музыки и тяжелой
атмосферы алкогольных паров и табачного дыма укромный сердечный уголок, так
способствующий интимным знакомствам.
Одним движением руки заменялась витрина бара - унылые полки с банками
кофе, засахаренным мармеладом и похоронными венками, которые Гедеминас
выдавал за праздничные букеты, уезжали вниз, обнажая более привлекательное
нутро, ломящееся под нагромождением водок, коньяков, висок, джинов и
тоников, залепленных яркими этикетками и закупоренные в бутылки, формой
напоминающие иллюстрации к учебнику по римановой геометрии.
Из "подполья" вылезала самая настоящая джаз-банда, а гвоздем программы
был "эротический балет", как его гордо величал хозяин, а проще говоря -
стриптиз, балансирующий на опасной грани между софт и хард. Его изюминкой
было то, что на сцене выступали не заезжие "мотыльки" и "бабочки", а свои,
доморощенные кадры гимназисток-отличниц, избавляющиеся таким оригинальным
способом от своих комплексов, протестующих против родительского диктата и,
ко всему прочему, зарабатывающие очень хорошие деньги. Гедеминас хорошо
чувствовал, что нужно народу, что народ устал от порядком поизносившихся
шлюх, вертящих отвислыми задами и грудями в дешевых забегаловках, что народу
как воздух необходима чистота и невинность, благородное воспитание и хорошая
успеваемость в школе.
В "Вешнаге" народ валил валом и Гедеминас греб деньги лопатой. Здраво
рассуждая, просто поражаешься, что он продержался так долго - почти целый
сезон. Во-первых, по городу поползли слухи, а уж что-что, а на слух наши
старушки никогда не жаловались. Но активисткам долго не хотелось верить, что
наш милый Гедеминас творит такие дела. Каждое утро, посещая его кафе, они с
пристрастием допрашивали его на тему - как он провел вечер, кто к нему
захаживал и что заказывал. На что хитрый бармен честно отвечал, что вечером,
как обычно, никого не было, кроме бравого семидесятилетнего вояки Ричарда
Грижаса, который выпил кружку пива и отправился со своим спаниелем восвояси.
И Грижас вчера действительно был, был одним из ста с лишним других
посетителей вечернего стриптиза, и он действительно выпил пива, а еще вина,
водки, залив все это фирменной настойкой на подснежниках, и действительно
пошел домой в обнимку со своей собакой и снятой девушкой, которая в надежде
на солидный возраст и алкогольное опьянение старика хотела получить деньги
ни за что, но, по слухам, ее ждал большой сюрприз.
Во-вторых, все больше наглея, Гедеминас стал открывать свое подполье
все раньше и раньше в надежде заработать все больше и больше и это в конце
концов его и сгубило.
Две недели назад к Вике Раушнайте приехала ее старшая дочь проведать
как поживает у бабушки любимое чадо Аушера, а заодно присмотреть подходящее
помещение под ежегодный слет Католической лиги феминисток Прибалтики.
Приехала она на беду Гедеминаса поздно, но Вика, решив не откладывать дело в
долгий ящик и заодно проверить одолевающие ее подозрения, повела ее в
"Вешнаге" договориться с нашим героем об аренде кафе, по пути хвастая таким
замечательным местом.
Кафе действительно было замечательным - множество разношерстного (в
прямом и переносном смысле) народа, реки спиртного, растекающиеся по стойке
и полу, ругань, современные танцы, да к тому же полуголые девки на эстраде.
Самый большой сюрприз их ожидал, когда в солистке стриптиза бабушка и мать
узнали свое любимое чадо Аушеру.
Крах был сокрушительным. Депутат муниципалитета Альбертас Рушас добился
запрещения в черте старого города всяческих зрелищ, оскорбляющих религиозные
чувства горожан, а так же ввел обязательное лицензирование продажи
самогонных напитков. Гедеминасу еще повезло, что ему не пришили уголовную
статью за растление несовершеннолетних, однако в этом деле оказались
замешенными отпрыски столь благородных семей, что скандал постарались
замять.
Теперь местная аристократия за километр обходила "Вешнаге" и его
владельца. Курортный сезон давно закончился и вечером в этот пользующийся
дурной славой бар тоже мало кто заглядывал. Кафе-бар хирел на глазах и мне
было жалко Гедеминаса. Несмотря на его плохую репутацию я каждый день
старался сюда захаживать и заказывать как можно больше, но моя
благотворительность, естественно, мало чем помогала. Однако сегодня я мог
шикануть не только из благородных целей.
- Гедеминас, сегодня я ужинаю у тебя с дамой и мне хотелось бы поразить
ее не только твоими кулинарными способностями, но и своей фантастической
расточительностью.
Хозяин сразу же расцвел на глазах. Мы обсудили меню, карту вин,
Гедеминас обещал обставить стол на высшем уровне и достать из своих подвалов
запрещенную "подснежку" десятилетней выдержки, настоянной на высокооктановом
бензине и вызывающей, по утверждениям врачей, которые в рамках муниципальной
антиалкогольной программы прямо-таки оккупировали город, массу раковых и
психических заболеваний.
Он также осведомился - не входят ли в мои дальнейшие планы празднование
в "Вешнаге" свадьбы, крестин, дней рождений и, не дай Бог, конечно, но все
мы смертны, поминок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42