- Ему
в концерне, разумеется, не нужны идеологические противники, а
совесть моя перед Аленой будет чиста: обещал сходить к
Занзибарову - и сходил".
На работе я полдня обдумывал, в каких именно словах и
выражениях я выскажу Занзибарову все, что я думаю о его
грандиозных планах спасения человечества и о нем самом, но в
обеденный перерыв меня поймал по дороге в столовую Чертилов и,
будто и не было вчерашнего разговора, сообщил, что позарез
нужен недостающий человек на дежурство в ДНД. В другой раз я
послал бы его вместе со своей дружиной на три незатейливых
буквы, но теперь охотно согласился, радуясь неожиданной
отсрочке встречи с Занзибаровым. А после обеда позвонила Алена:
- Ты сегодня идешь... куда обещал?
- Не получается, - вздохнул я. - Меня бросают на борьбу с
преступностью - иду в ДНД.
- Нашел предлог, - сказала Алена после некоторого молчания.
- А что такое?
- Кончай валять дурака, Серж, - строго ответила она. =
Дружина начнется не раньше шести, а ты кончаешь работать в
пять. У тебя есть целый час, так что сейчас же звони Леониду
Георгиевичу и договаривайся о встрече.
- Кому-кому? - удивленно переспросил я, впервые услышав имя
Занзибарова. Я как-то совсем забыл, что у него должно быть имя
и к тому же отчество: все Занзибаров да Занзибаров.
- Я сейчас начну ругаться матом, - предупредила меня Алена.
- Может, ты для начала скажешь мне номер его телефона?
- Засунь два пальца в нагрудный карман пиджака... Засунул?
А теперь вытаскивай плотный кусочек бумаги... Вытащил? Это
визитная карточка Занзибарова. Желаю успеха. - бросила она
трубку.
Вот так. Не успел я продаться Занзибарову, как собственная
жена перестала меня уважать, хоть сама того хотела. Говорит
материнским тоном, трубку бросает... Но ладно, разберусь с
Занзибаровым - займусь ее воспитанием! В таких вот чувствах я
набрал номер Занзибарова. "Самого" на месте не оказалось - он
был на заседании горсовета, - но сладкоголосая секретарша, не
торопясь вешать трубку, переспросила:
- Как вы говорите, ваша фамилия?
- Си-зов.
- Прекрасненько, - пропела она. - Леонид Георгич ждал
вашего звонка и просил передать, чтобы вы зашли в любое время
после пяти часов вечера.
"Леонид Георгич ждал вашего звонка", - повторил я про себя,
словно пробуя на зуб монету: уж больно фальшиво это прозвучало.
- Как это в любое?! - поддел я секретаршу. - А если я приду
после пяти, но в половине двенадцатого? Кстати, вы еще будете
на месте в это время?
- Я ухожу в шесть, - с едва заметным кокетством ответила
она.
- Тогда ждите меня с пяти до шести, хорошо?
- Хорошо, - прошелестел в трубке умеренно-неофициальный
смешок.
Итак, в 5.25 вечера я зашел в занзибарский концерн,
размещавшийся и впрямь в барских хоромах - в отделанной
мрамором бетонной коробке, выстроенной для райкома партии.
Коробку эту, прозванную в народе "кубиком Рудика" по имени
бывшего секретаря райкома Рудольфа Иванова, начали строить еще
при "архитекторе разрядки дорогом товарище Леониде Ильиче
Брежневе" и достроили-таки весной этого года, но новоселья
коммунисты района справить не успели: в горсовете стали
обсуждать вопрос о национализации имущества КПСС, и Рудик
спешно продал свой кубик Занзибарову... Продешевил, конечно:
всего 50 миллионов взял с товарища по партии. Продешевил и
поторопился, потому что вопрос о национализации после
вмешательства Москвы замяли. Впрочем, вскоре Рудик сам осознал
свою ошибку и скрылся со злополучными полста миллионами в
неизвестном направлении, но это уже, как говорится, другая
история.
В президентской приемной меня ожидал маленький сюрприз: в
сладкоголосой секретарше Занзибарова я узнал его
"напаркетовку", стройную смазливую девчонку, которая на
злосчастном дне рождения выплясывала перед своим творческим
наставником "Ламбаду".
- Мы с вами, кажется, где-то встречались, - улыбнулся я ей
как старой знакомой. - Ваш театр переехал в новое здание? Что
вы теперь репетируете, если не секрет?
- "Десять дней, которые потрясут мир", - засмеялась она. -
А вы пришли записываться в нашу труппу?
- Возьмете? - подмигнул я ей.
- Думаю, да. У вас есть определенные способности: на
последнем капустнике вы неплохо сыграли роль Сатина =
бунтующего алкоголика.
- Думаю, Казанова у меня выйдет лучше... Надеюсь, шефа еще
нет? - спросил я заговорщическим полушепотом.
- Ожидается с минуты на минуту, - смущенно откатилась она
от меня на кресле на колесиках.
- За минуту мы как раз успеем проиграть кульминационную
сцену обольщения молодой графини, - хлопнул я в ладоши, явно
переигрывая.
- Боюсь, здесь не тот антураж, - поджала она ноги под
кресло.
За моей спиной ударилась об стену дверь, и в приемную
влетел, руша на ходу пикантную мизансцену, сам президент
Занзибаров.
- А, это вы! - стукнул он меня кулаком по плечу, как
давнего приятеля. - Уже успели затерроризировать Наташу? Ну,
проходите, проходите... Наташенька, сваргань чайку, будь ласка!
Занзибаров впихнул меня в свой кабинет и усадил в
воздушно-мягкое кресло, а сам побежал к столу и схватил жалобно
звякнувшую трубку телефона:
- Всего один звонок, - затрещал он наборным диском. - По
делу чрезвычайной важности... Егор Егорыч? Я только что
оттуда... Плохо, очень плохо, хуже некуда! - вдохновенно
прокричал он. - Белкина свалить не удалось, как мы ни
дрались... Да, опять эти демократы-плутократы и
центристы-пацифисты. Нет, Раков не выступал, молчал как рыба: в
последний момент наделал в штаны. В кулуарах радикалы опять
болтали о том, что хорошо бы вырезать коммунистов... Что вы
говорите? Да, да, Егор Егорыч, проголосовали и приняли, здесь
мы их переиграли, но радикалы, экстремисты и необольшевики
грозятся в нарушение моратория на митинги и демонстрации
устроить через десять дней свой стотысячный шабаш. Да, в
субботу... Они явно хотят конфронтации, желательно для них
- кровавой. Они крови хотят, чтобы потом тыкать нас носом в
дерьмо, вы поняли меня, Егор Егорыч? Да, да, патронов ни в коем
случае не выдавать, иначе мы сыграем им на руку. ОМОНовских
головорезов запереть в казарме, не то они сгоряча таких дров
наломают, что еще 72 года разгребать будем. Что? Нет, это я
так... метафорично. Да, буду держать вас в курсе... Всего
доброго! Бестолочь, -последнее слово Занзибаров сказал,
разумеется, уже повесив трубку.
- Как же это вы так неуважительно о своем партийном лидере?
- съязвил я.
- Бросьте, ерничать, Сергей, вы же умный парень и прекрасно
все понимаете. Из Проскудина такой же лидер, как из меня =
инфузория туфелька. Да, он честный человек и истинный патриот,
но без моих мозгов он бы действовал только на руку
коммунистофобам. Партии как никогда нужен мозг!
- Ваш? - уточнил я.
- Не только мой: время теоретиков-одиночек прошло =
наступает эра коллективного разума. Для этого я и создал свой
концерн, а все эти шальные миллионы - просто побочный продукт.
У вас, друг мой, острый критический ум, и я хотел бы видеть вас
в своей лаборатории идей.
- Какую же роль вы отводите мне в своем политическом
спектакле? - задал я Занзибарову вопрос - домашнюю заготовку.
- Роль пристрастного критика. Вы - типичный представитель
технической интеллигенции, а я питаю очень большие надежды на
пролетариев умственного труда, поэтому мне небезынтересно
знать, что думает о моих идеях эта категория.
- Сколько вы мне будете платить за правду-матку о ваших
мыслительных испражнениях? -не очень деликатно поинтересовался
я.
- А сколько вы хотите? - улыбчиво прищурился Занзибаров, и
мне почудилось, будто онспрашивает: "Сколько ты хочешь,
проститутка, чтобы я заплатил тебе за твою вонючую тещу?"
- Десять тысяч, - ответил я, не моргнув глазом.
- В год? - испытующе посмотрел он на меня.
- В месяц.
- Хорошо, что не в день, ха-ха-ха! - захохотал Занзибаров,
хлопая себя по коленкам. - Ладно, договорились, приходите
завтра к 9.30, я вам выделю кабинет.
"Хер тебе, я приду!" - мысленно ответил я ему, но вслух
сказал, по инерции доигрывая дурацкую роль:
- До завтра, хозяин.
- До завтра, до завтра, - мягко вытолкал меня Занзибаров из
своего кабинета.
"Идиот! - обругал я себя, выйдя из занзибарского ВТЭКа. =
Совсем забыл сказать, что вышел из партии... да и вообще ничего
не сказал из того, что собирался. Хотя, от Занзибарова все
равно просто так не отговоришься: ему нужна моя теща, чтобы
использовать ее газетенку в качестве рупора для своих великих
идей, так что его ничем не прошибешь... А я и прошибать не
буду, просто не пойду к нему больше, и всех-то дел! А с Аленой
как-нибудь разберусь - она у меня отходчивая, долго злиться не
умеет".
На улице, тем временем, густо валил, как из разодранной
перины, крупный мягкий снег; автобуса было ждать бесполезно =
водители не любят ездить в такую погоду, - и мне пришлось
пройти две остановки до опорного пункта милиции, где собиралась
наша дружина. В общем, прибыл я на место сбора уже без чего-то
там семь, когда все давно разошлись по постам.
- Опаздываете, - бесстрастно констатировал милиционер,
глядя не на меня, а на только что извлеченную из уха спичку.
- Обещаю наверстать, - ответил я как бы виновато.
- Пойдете в подкрепление к женщинам, - засунул он снова в
ухо свое орудие, - на бульвар Клары Цеткиной.
- И много их там?
- Две штуки, - серьезно ответил он, поворачивая на
несколько оборотов спичку.
"Хорошо бы среди этих "двух штук" оказалась Ларек, -
подумалось мне. - С ней хоть поприкалываться можно, не то что с
остальными кикиморами". И мне повезло: на бульваре я
действительно встретил Ларька.
- Ты здесь одна? - с ходу спросил я ее.
- Как видишь, - мило шмыгнула она носиком, поправляя
красную повязку на рукаве белого кроличьего полушубка. - Со
мной сначала Митрофанская была, но она домой греться убежала,
ей здесь рядом, а меня даже не пригласила, поганка, одну тут
бросила.
- Убежала - и хрен с ней, - не стал я скрывать своей
радости, - вдвоем нам веселее будет, - подмигнул я Ларьку
обоими глазами.
- Слушай, - придвинулась она ко мне, понижая голос, - а что
это за типчик с тобой притащился?
- Какой еще "типчик"? - я оглянулся и увидел у газетного
стенда метрах в десяти мужчину среднего роста в сером шерстяном
пальто и фетровой шляпе со снежным сугробом на полях. - А,
этот... это "хвост", - сказал я как бы безразлично, а про себя
подумал: "Неужели, и правда "хвост"?! А если хвост, то кто
приставил? Занзибаров? Инопланетяне? КГБ?"
- Врешь, Сизов! - Ларек придвинулась ко мне почти вплотную,
любопытно заглядывая в глаза.
- Придется конспирироваться, Ларочка, - доверительно
сообщил я ей.
- А как? - расширила она глаза, возбуждаясь от любопытства.
- Будем изображать влюбленную парочку, - я аккуратно взял
Ларька за пушистые отвороты воротника и, притянув к себе,
присосался к ее упруго-мягким губам.
- У-у-у! - возмущенно загудела она полной грудью.
- Что ты говоришь? - отпустил я ее губы.
- У меня нос заложен, - отпихнула она меня, часто дыша. =
Ты мне последний кислород перекрыл!
- Тот тип еще стоит?
- Стоит, - шмыгнула носиком Ларек, кладя мне подбородок на
плечо и выглядывая из-за моей головы. - А почему за тобой
следят? Что ты натворил?
- На тебя можно положиться?
- Это как? - рассмеялась Ларек.
- В переносном смысле, - успокоил я ее.
- Тогда можно.
- Я участвую в подготовке терракта, - прошептал я ей на
ушко, отстраняя от губ выбивающиеся из-под вязаной шапочки
душистые локоны.
- Вай! - вскрикнула Ларек.
- Что, уже страшно?
- Нет, пока только щекотно, - засмеялась она. - А что это
за акт?
- Твое любопытство может тебе дорого стоить, - предупредил
я ее.
- Ой-ой-ой, скажите пожалуйста, какая трогательная забота!
А все же неприятно, что этот пенек на нас все время глазеет...
Ы-ы-ы, - показала она "хвосту" язык.
- Будем отрываться, - решительно сказал я.
- Как?
- Сейчас мы подойдем к "хвосту", и я сыграю с ним маленькую
шутку, а когда закричу "ноги!" - беги за мной, поняла?
- А что ты с ним сделаешь? - серьезно спросила Ларек.
- Не беспокойся, убивать не стану, - обещал я ей.
Я взял Ларька за руку, и мы направились в сторону "хвоста";
при нашем приближении он обошел газетный стенд и спрятался за
вчерашним номером "Правды" - мне только это и нужно было: почти
поравнявшись со стендом, я резко пнул ногой облепленную снегом
одинокую березку и, крикнув "ноги!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23