Челюсти были широко
разинуты, и слиток золота, выплюнутый из его рта, лежал на земле и
блестел. Но высоко на одной из верхних веток маленькой и жалкой кроны
висела крошечная фигура на длинном шнурке.
Фьельд схватился за бинокль и быстро вложил его обратно в футляр.
- Что это? - спросила Инеса с испугом, цепляясь за Фьельда.
- Это последний инка, - ответил Фьельд. - Врач и жрец при дворе
Атауальпы. Он, должно быть, выполз из этого пепла и спустился по подземной
реке. Затем он вышел в этой местности на одной из главных станций по
подземной реке.
- И теперь он умер?
- Да, очевидно, - ответил Фьельд с коротким и горьким смехом.
Инеса посмотрела на него с удивлением.
- Да, я действительно смеюсь. Потому что это какая-то карикатура
бессмертия. Старик был не без юмора. Он повесился на замечательном шнуре.
На том самом, обладать которым стремились Раймон Сен-Клэр и я.
- Я не совсем понимаю...
- Это кипу. Я мог бы получить его. Этот шнур, на котором старый инка
болтается теперь в вечности, содержит, так сказать, весь опыт его жизни.
Он висит на своем собственном рецепте бессмертия. Разве это не один из
самых характерных жестов трагикомедии?
В эту минуту земля под ними сотряслась от страшного грохота, и над
каймой скал появился исполинский, мечущий искры огня столб, поднявшийся
прямо в воздух в сопровождении черных, как уголь, туч, которые потушили
дневной свет вокруг них.
То был смертный удар для старой пальмы. Она поникла с жалобным
вздохом и исчезла во мраке с обоими своими мертвецами.
Это было уже слишком для храброй молодой девушки. Со слабым стоном
смертельно усталого существа она без сознания опустилась на землю. Фьельд
нагнулся и взял ее на руки.
- Скорее к реке, - бросил он Пакваю.
И оба друга поспешили вниз по направлению слабого света на западе, а
пепельный дождь медленно сыпался на них, и первые волны лавы, словно
гигантские змеи, бросились из кратера, пожирая все на пути своими
огненными пастями.
36. МОТОРНАЯ ЛОДКА
Кид Карсон, владелец гостиницы "Прыгающий Леопард" в Икитосе, был
тем, что принято называть счастливым человеком.
Предубеждение против негров было весьма умеренно в этой маленькой
речной гавани. И личные свойства Кида Карсона могли поэтому развиться
свободно и непринужденно. После женитьбы на Конче он понемногу превращался
в благонадежного буржуа. Нельзя сказать, чтобы маленькая индейская девушка
стала набожной и покорной супругой. Очень скоро обнаружилось, что она
умела выпускать острые коготки, и в кругах, где Карсон и его жена
пользовались большой популярностью, было давно известно, что боксер плясал
под весьма основательным башмаком.
Друзья и соседи не могли не заметить, что добрый Кид выказывал по
временам какое-то печальное беспокойство. По крайней мере, два раза в день
он отправлялся с трубкой во рту к гавани, чтобы поболтать с людьми,
приехавшими по реке. Там встречал он также своего зятя Хуамото,
променявшего пока ремесло проводника на рыбачью лодку.
Когда эти два приятеля и родственника встречали друг друга, они мало
разговаривали. Их глаза пристально смотрели на реку, и дым трубок окружал
их траурным покровом. Их взоры скользили по гавани и подолгу
останавливались на горизонте. Но они никогда не находили того, что искали,
несмотря на то, что ни одно судно не избегало их острых глаз.
И только около шести часов, когда непроницаемый железный занавес
тропической ночи внезапно и быстро опускался и тушил каждый признак света,
они, глубоко вздыхая, направлялись в свои жилища.
И каждый раз, когда Кид Карсон переступал порог дома, его встречал
все тот же вопрос маленькой полненькой жены.
- Что нового ты слышал?
Но хозяин "Прыгающего Леопарда" в ответ лишь меланхолично покачивал
головой.
Конечно, он слышал многое, но все же это не предвещало ничего
хорошего.
Например, то, что Черный Антонио отправился вслед за экспедицией по
реке Таничи, сопровождаемый каким-то сбродом бандитов. Но он этой вести не
передал жене, у которой и так было достаточно горя. Его все же несколько
успокаивало то обстоятельство, что "Ужас Перу" до сих пор еще не показался
в Икитосе.
Но однажды случилось, что Кид Карсон и Хуамото с их наблюдательного
пункта заметили на горизонте маленькую точку, бывшую, по-видимому,
моторной лодкой. Землетрясение и речное наводнение причинило немало
убытков правительству и населению, и в газетах уже давно сообщили о
многочисленных катастрофах, происшедших в местности, где находилась
экспедиция Йунаса Фьельда. У негра было словно предчувствие, что эта точка
вдали, становившаяся понемногу все больше и выросшая, наконец, в моторную
лодку, имела какое-то отношение к этим катастрофам.
Он протянул сильный призматический бинокль Хуамото, который схватил
его дрожащими руками.
- Ну, - спросил Карсон с нетерпением, - узнаешь ли ты лодку?
Индеец долго смотрел, затем отложил в сторону бинокль и протер глаза.
- Теперь я узнаю, - сказал он быстро. - Это гоночная лодка
Апфельбаума.
Боксер поднялся. Его лицо приняло тот серовато-бледный оттенок,
который у чистокровных негров служит признаком величайшего волнения. Его
пальцы судорожно сжимались.
- Значит, на борту ее находится Черный Антонио, - воскликнул он.
Хуамото кивнул головой, и его правая рука медленно потянулась к
поясу, где виднелась рукоятка длинного ножа.
Оба приятеля посмотрели друг другу прямо в глаза. Эти жаждущие
убийства глаза, казалось, заключили соглашение и произнесли смертный
приговор. Друзья медленно поднялись, изобразив на лицах ленивое
равнодушие, и так же медленно направились к пристани, чтобы оказать
гоночной лодке Апфельбаума сердечный и теплый прием.
Но, по-видимому, команда этой лодки не особенно спешила к берегу.
Лодка постоянно меняла курс - порой даже казалось, что у руля никого не
было. Это несколько смутило обоих приятелей и заставило хозяина
"Прыгающего Леопарда" еще раз внимательно посмотреть в бинокль на
загадочное судно.
- У руля сидит огромный черный человек, - сказал он.
- Это, наверное, Черный Антонио, - ответил Хуамото, - но разве ты не
видишь никого другого?
- Нет, они, очевидно, лежат на дне лодки, но я не совсем понимаю...
Карсон опустил бинокль с растерянным видом.
- Ну, в чем дело? - спросил индеец с нетерпением.
- Что-то обстоит неладно с этой лодкой, - сказал негр. - Человек у
руля, по-видимому, здорово пьян. Он раскачивается во все стороны. И если
это сам Черный Антонио, то нам, вероятно, предстоит весьма нетрудная
работа. Если, впрочем, он сам не позаботится о своем погребении.
Лодка, ускорив ход, приближалась. Фигура на корме обрисовывалась
яснее, но все еще нельзя было разглядеть черты лица этого темного колосса,
более напоминавшего бронзовую статую, чем человека.
Внезапно лодка изменила курс и врезалась обрамленным пеной носом
прямо в песчаную полосу берега. Она, по-видимому, хотела избегнуть опасных
лавировок между сваями пристани.
Карсон и Хуамото бросились бежать навстречу лодке вдоль длинного
побережья гавани. Они слышали, как был выключен сильный мотор за несколько
метров не доходя до берега, и увидели, как острый нос глубоко зарылся в
песок.
Фигура на корме упала от этого толчка и осталась лежать, а гоночная
моторная лодка тяжело повернулась на бок, словно мертвый кит, прибитый
морскими волнами, и серый дым вырвался из ее утомленных цилиндров.
Все это произошло в один из мертвых, безлюдных часов тропического
города. Кроме нескольких рабочих гавани и купающихся ребятишек, не было
никого, кто бы обратил внимание на это своеобразное причаливание.
Несмотря на то, что моторная лодка и ее команда были, очевидно, в
беспомощном состоянии, оба друга все же приближались к ней с большой
осторожностью. Они оба знали по многолетнему опыту, что смертельно раненый
хищник опаснее здорового. Но они скоро обнаружили, что человек, которого
они искали, был совершенно безвреден. На дне лодки лежала с распростертыми
руками огромная фигура в обожженном платье, покрытая густым слоем
темно-коричневой пыли.
Карсон прыгнул на борт, и бледно-голубой отсвет стали сверкнул в его
рукаве. Он с горевшими от ненависти глазами нагнулся над потерявшим
сознание человеком. Хуамото опустил руку ему на плечо.
- Если это Черный Антонио, то мы должны из его собственных уст
услышать все, что он знает об экспедиции Фьельда.
Карсон помолчал немного.
- Эх! Лучше было бы задушить его теперь, когда он полумертвый, -
сказал он наконец. - Черный Антонио не принадлежит к числу тех людей,
которые делают разные признания на смертном одре. Но можно попытаться...
Будь готов, если этот дьявол вздумает кусаться.
Тут боксер подошел к лежавшему ничком человеку и повернул его тяжелое
тело.
Показалось крупное темное лицо, испещренное глубокими ожогами.
- Это - не Антонио, - простонал Хуамото. - Я думаю...
В эту минуту обгоревший человек открыл глаза, они были синие и
светлые.
- Это мой сеньор! - завопил негр. - Это мой доктор... Но на кого он
похож!..
Йунас Фьельд с трудом приподнялся на одну руку и произнес хриплым
голосом:
- Скорее в больницу... Инеса и Паквай очень больны... Застигнуты
землетрясением... Шли по раскаленной золе...
- А Черный Антонио?
- Умер, - ответил Фьельд и закрыл глаза. - Скорее, скорее... Инеса и
Паквай... Я еще держусь.
Тогда Хуамото возвысил голос и принялся кричать.
Ни один боевой клич какого-нибудь вождя делаваров из индейских
романов Купера не разбудил бы так быстро жителей гавани Икитоса. Словно
муравьи они выползли из каждого дома, и вскоре сотни готовых помочь рук
протянулись к раненым, чтобы перенести их в больницу.
Под пледом Кид Карсон отыскал Инесу Сен-Клэр, почти уцелевшую от
огня, но в глубоком, подобном смерти, обмороке. Подле нее лежал сильно
обгоревший Паквай, индеец племени тоба, со спокойной и счастливой улыбкой
на устах. Он был мертв.
37. ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ
Две недели после того, как Фьельд был помещен в госпиталь Икитоса,
маленький городок сделался центром сенсации, приведшей туземцев в
состояние аффекта. Прямо из Лимы прилетел аэроплан. Он перелетел через
одно из ущелий Кордильер и привез с собой в качестве пассажира маленького
нервного человечка, страдающего астмой, который страшно спешил. Он
захватил с собой толстую пачку бумаги, стенографа и пишущую машинку. В
течение одного часа от его деятельности чуть не лопнули телеграфы как с
проволокой, так и без проволоки, и его собственная особа.
Но когда он, наконец, отыскал трактир Кида Карсона и укротил приступ
астмы основательным количеством коктейля, он оказался, несмотря на свое
утомление, в прекрасном расположении духа.
Редактор репортажного отдела при газете "Комерсио" только что
совершил подвиг журналиста, наполнявший его пылающей гордостью, которую
ничто не могло охладить, кроме разве только ледяного коктейля.
Старый добродушный Ла Фуэнте получил вдруг в собственные руки нити,
которые были достаточно просты, чтобы свалить с его табурета
новоизбранного президента. Он чувствовал себя способным снова поднять
славные традиции прошлого газеты "Комерсио", а именно: защитить борьбу за
свободу и прочищать авгиевы конюшни. Для такого дела требовался чистый и
неподкупный человек, который бы не стеснялся с общественным мнением.
Старый перуанец вдруг проснулся и почувствовал себя пионером нового
Перу, который, сознательный и крепкий, вырастал среди остатков
преследуемого народа. И в то время, как Ла Фуэнте сидел в комнате
гостиницы перед пишущей машинкой, ему казалось, что страна, которую он так
любил, протягивала свои объятия из скал Кордильер к западу и востоку, - от
Тихого океана и до Атлантического, - намереваясь построить государство,
достаточно сильное, чтобы противостоять северному натиску. Но такое
государство должно быть очищено от политических авантюристов и бандитов,
бывших последним оплотом реакции в этой измученной революциями и интригами
стране.
Сенсационная новость, которая завтра будет предметом передовицы в
"Комерсио", касалась пока лишь известной фирмы адвоката Мартинеса. Но Ла
Фуэнте знал, что этими разоблачениями он разрезал нарыв, который целыми
годами наливался гноем подкупа, грязной подлости и мошенничества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
разинуты, и слиток золота, выплюнутый из его рта, лежал на земле и
блестел. Но высоко на одной из верхних веток маленькой и жалкой кроны
висела крошечная фигура на длинном шнурке.
Фьельд схватился за бинокль и быстро вложил его обратно в футляр.
- Что это? - спросила Инеса с испугом, цепляясь за Фьельда.
- Это последний инка, - ответил Фьельд. - Врач и жрец при дворе
Атауальпы. Он, должно быть, выполз из этого пепла и спустился по подземной
реке. Затем он вышел в этой местности на одной из главных станций по
подземной реке.
- И теперь он умер?
- Да, очевидно, - ответил Фьельд с коротким и горьким смехом.
Инеса посмотрела на него с удивлением.
- Да, я действительно смеюсь. Потому что это какая-то карикатура
бессмертия. Старик был не без юмора. Он повесился на замечательном шнуре.
На том самом, обладать которым стремились Раймон Сен-Клэр и я.
- Я не совсем понимаю...
- Это кипу. Я мог бы получить его. Этот шнур, на котором старый инка
болтается теперь в вечности, содержит, так сказать, весь опыт его жизни.
Он висит на своем собственном рецепте бессмертия. Разве это не один из
самых характерных жестов трагикомедии?
В эту минуту земля под ними сотряслась от страшного грохота, и над
каймой скал появился исполинский, мечущий искры огня столб, поднявшийся
прямо в воздух в сопровождении черных, как уголь, туч, которые потушили
дневной свет вокруг них.
То был смертный удар для старой пальмы. Она поникла с жалобным
вздохом и исчезла во мраке с обоими своими мертвецами.
Это было уже слишком для храброй молодой девушки. Со слабым стоном
смертельно усталого существа она без сознания опустилась на землю. Фьельд
нагнулся и взял ее на руки.
- Скорее к реке, - бросил он Пакваю.
И оба друга поспешили вниз по направлению слабого света на западе, а
пепельный дождь медленно сыпался на них, и первые волны лавы, словно
гигантские змеи, бросились из кратера, пожирая все на пути своими
огненными пастями.
36. МОТОРНАЯ ЛОДКА
Кид Карсон, владелец гостиницы "Прыгающий Леопард" в Икитосе, был
тем, что принято называть счастливым человеком.
Предубеждение против негров было весьма умеренно в этой маленькой
речной гавани. И личные свойства Кида Карсона могли поэтому развиться
свободно и непринужденно. После женитьбы на Конче он понемногу превращался
в благонадежного буржуа. Нельзя сказать, чтобы маленькая индейская девушка
стала набожной и покорной супругой. Очень скоро обнаружилось, что она
умела выпускать острые коготки, и в кругах, где Карсон и его жена
пользовались большой популярностью, было давно известно, что боксер плясал
под весьма основательным башмаком.
Друзья и соседи не могли не заметить, что добрый Кид выказывал по
временам какое-то печальное беспокойство. По крайней мере, два раза в день
он отправлялся с трубкой во рту к гавани, чтобы поболтать с людьми,
приехавшими по реке. Там встречал он также своего зятя Хуамото,
променявшего пока ремесло проводника на рыбачью лодку.
Когда эти два приятеля и родственника встречали друг друга, они мало
разговаривали. Их глаза пристально смотрели на реку, и дым трубок окружал
их траурным покровом. Их взоры скользили по гавани и подолгу
останавливались на горизонте. Но они никогда не находили того, что искали,
несмотря на то, что ни одно судно не избегало их острых глаз.
И только около шести часов, когда непроницаемый железный занавес
тропической ночи внезапно и быстро опускался и тушил каждый признак света,
они, глубоко вздыхая, направлялись в свои жилища.
И каждый раз, когда Кид Карсон переступал порог дома, его встречал
все тот же вопрос маленькой полненькой жены.
- Что нового ты слышал?
Но хозяин "Прыгающего Леопарда" в ответ лишь меланхолично покачивал
головой.
Конечно, он слышал многое, но все же это не предвещало ничего
хорошего.
Например, то, что Черный Антонио отправился вслед за экспедицией по
реке Таничи, сопровождаемый каким-то сбродом бандитов. Но он этой вести не
передал жене, у которой и так было достаточно горя. Его все же несколько
успокаивало то обстоятельство, что "Ужас Перу" до сих пор еще не показался
в Икитосе.
Но однажды случилось, что Кид Карсон и Хуамото с их наблюдательного
пункта заметили на горизонте маленькую точку, бывшую, по-видимому,
моторной лодкой. Землетрясение и речное наводнение причинило немало
убытков правительству и населению, и в газетах уже давно сообщили о
многочисленных катастрофах, происшедших в местности, где находилась
экспедиция Йунаса Фьельда. У негра было словно предчувствие, что эта точка
вдали, становившаяся понемногу все больше и выросшая, наконец, в моторную
лодку, имела какое-то отношение к этим катастрофам.
Он протянул сильный призматический бинокль Хуамото, который схватил
его дрожащими руками.
- Ну, - спросил Карсон с нетерпением, - узнаешь ли ты лодку?
Индеец долго смотрел, затем отложил в сторону бинокль и протер глаза.
- Теперь я узнаю, - сказал он быстро. - Это гоночная лодка
Апфельбаума.
Боксер поднялся. Его лицо приняло тот серовато-бледный оттенок,
который у чистокровных негров служит признаком величайшего волнения. Его
пальцы судорожно сжимались.
- Значит, на борту ее находится Черный Антонио, - воскликнул он.
Хуамото кивнул головой, и его правая рука медленно потянулась к
поясу, где виднелась рукоятка длинного ножа.
Оба приятеля посмотрели друг другу прямо в глаза. Эти жаждущие
убийства глаза, казалось, заключили соглашение и произнесли смертный
приговор. Друзья медленно поднялись, изобразив на лицах ленивое
равнодушие, и так же медленно направились к пристани, чтобы оказать
гоночной лодке Апфельбаума сердечный и теплый прием.
Но, по-видимому, команда этой лодки не особенно спешила к берегу.
Лодка постоянно меняла курс - порой даже казалось, что у руля никого не
было. Это несколько смутило обоих приятелей и заставило хозяина
"Прыгающего Леопарда" еще раз внимательно посмотреть в бинокль на
загадочное судно.
- У руля сидит огромный черный человек, - сказал он.
- Это, наверное, Черный Антонио, - ответил Хуамото, - но разве ты не
видишь никого другого?
- Нет, они, очевидно, лежат на дне лодки, но я не совсем понимаю...
Карсон опустил бинокль с растерянным видом.
- Ну, в чем дело? - спросил индеец с нетерпением.
- Что-то обстоит неладно с этой лодкой, - сказал негр. - Человек у
руля, по-видимому, здорово пьян. Он раскачивается во все стороны. И если
это сам Черный Антонио, то нам, вероятно, предстоит весьма нетрудная
работа. Если, впрочем, он сам не позаботится о своем погребении.
Лодка, ускорив ход, приближалась. Фигура на корме обрисовывалась
яснее, но все еще нельзя было разглядеть черты лица этого темного колосса,
более напоминавшего бронзовую статую, чем человека.
Внезапно лодка изменила курс и врезалась обрамленным пеной носом
прямо в песчаную полосу берега. Она, по-видимому, хотела избегнуть опасных
лавировок между сваями пристани.
Карсон и Хуамото бросились бежать навстречу лодке вдоль длинного
побережья гавани. Они слышали, как был выключен сильный мотор за несколько
метров не доходя до берега, и увидели, как острый нос глубоко зарылся в
песок.
Фигура на корме упала от этого толчка и осталась лежать, а гоночная
моторная лодка тяжело повернулась на бок, словно мертвый кит, прибитый
морскими волнами, и серый дым вырвался из ее утомленных цилиндров.
Все это произошло в один из мертвых, безлюдных часов тропического
города. Кроме нескольких рабочих гавани и купающихся ребятишек, не было
никого, кто бы обратил внимание на это своеобразное причаливание.
Несмотря на то, что моторная лодка и ее команда были, очевидно, в
беспомощном состоянии, оба друга все же приближались к ней с большой
осторожностью. Они оба знали по многолетнему опыту, что смертельно раненый
хищник опаснее здорового. Но они скоро обнаружили, что человек, которого
они искали, был совершенно безвреден. На дне лодки лежала с распростертыми
руками огромная фигура в обожженном платье, покрытая густым слоем
темно-коричневой пыли.
Карсон прыгнул на борт, и бледно-голубой отсвет стали сверкнул в его
рукаве. Он с горевшими от ненависти глазами нагнулся над потерявшим
сознание человеком. Хуамото опустил руку ему на плечо.
- Если это Черный Антонио, то мы должны из его собственных уст
услышать все, что он знает об экспедиции Фьельда.
Карсон помолчал немного.
- Эх! Лучше было бы задушить его теперь, когда он полумертвый, -
сказал он наконец. - Черный Антонио не принадлежит к числу тех людей,
которые делают разные признания на смертном одре. Но можно попытаться...
Будь готов, если этот дьявол вздумает кусаться.
Тут боксер подошел к лежавшему ничком человеку и повернул его тяжелое
тело.
Показалось крупное темное лицо, испещренное глубокими ожогами.
- Это - не Антонио, - простонал Хуамото. - Я думаю...
В эту минуту обгоревший человек открыл глаза, они были синие и
светлые.
- Это мой сеньор! - завопил негр. - Это мой доктор... Но на кого он
похож!..
Йунас Фьельд с трудом приподнялся на одну руку и произнес хриплым
голосом:
- Скорее в больницу... Инеса и Паквай очень больны... Застигнуты
землетрясением... Шли по раскаленной золе...
- А Черный Антонио?
- Умер, - ответил Фьельд и закрыл глаза. - Скорее, скорее... Инеса и
Паквай... Я еще держусь.
Тогда Хуамото возвысил голос и принялся кричать.
Ни один боевой клич какого-нибудь вождя делаваров из индейских
романов Купера не разбудил бы так быстро жителей гавани Икитоса. Словно
муравьи они выползли из каждого дома, и вскоре сотни готовых помочь рук
протянулись к раненым, чтобы перенести их в больницу.
Под пледом Кид Карсон отыскал Инесу Сен-Клэр, почти уцелевшую от
огня, но в глубоком, подобном смерти, обмороке. Подле нее лежал сильно
обгоревший Паквай, индеец племени тоба, со спокойной и счастливой улыбкой
на устах. Он был мертв.
37. ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ
Две недели после того, как Фьельд был помещен в госпиталь Икитоса,
маленький городок сделался центром сенсации, приведшей туземцев в
состояние аффекта. Прямо из Лимы прилетел аэроплан. Он перелетел через
одно из ущелий Кордильер и привез с собой в качестве пассажира маленького
нервного человечка, страдающего астмой, который страшно спешил. Он
захватил с собой толстую пачку бумаги, стенографа и пишущую машинку. В
течение одного часа от его деятельности чуть не лопнули телеграфы как с
проволокой, так и без проволоки, и его собственная особа.
Но когда он, наконец, отыскал трактир Кида Карсона и укротил приступ
астмы основательным количеством коктейля, он оказался, несмотря на свое
утомление, в прекрасном расположении духа.
Редактор репортажного отдела при газете "Комерсио" только что
совершил подвиг журналиста, наполнявший его пылающей гордостью, которую
ничто не могло охладить, кроме разве только ледяного коктейля.
Старый добродушный Ла Фуэнте получил вдруг в собственные руки нити,
которые были достаточно просты, чтобы свалить с его табурета
новоизбранного президента. Он чувствовал себя способным снова поднять
славные традиции прошлого газеты "Комерсио", а именно: защитить борьбу за
свободу и прочищать авгиевы конюшни. Для такого дела требовался чистый и
неподкупный человек, который бы не стеснялся с общественным мнением.
Старый перуанец вдруг проснулся и почувствовал себя пионером нового
Перу, который, сознательный и крепкий, вырастал среди остатков
преследуемого народа. И в то время, как Ла Фуэнте сидел в комнате
гостиницы перед пишущей машинкой, ему казалось, что страна, которую он так
любил, протягивала свои объятия из скал Кордильер к западу и востоку, - от
Тихого океана и до Атлантического, - намереваясь построить государство,
достаточно сильное, чтобы противостоять северному натиску. Но такое
государство должно быть очищено от политических авантюристов и бандитов,
бывших последним оплотом реакции в этой измученной революциями и интригами
стране.
Сенсационная новость, которая завтра будет предметом передовицы в
"Комерсио", касалась пока лишь известной фирмы адвоката Мартинеса. Но Ла
Фуэнте знал, что этими разоблачениями он разрезал нарыв, который целыми
годами наливался гноем подкупа, грязной подлости и мошенничества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26