К чести сеньора Бенито следует сказать, что он вовсе не был в
восторге от этого поручения. Но подпись Антонио Веласко показывала, что
дело это вовсе не шуточное. Если Бенито не последует приказанию
могущественного человека, это будет, вероятно, стоить жизни ему самому.
Итак, у него не было выбора.
Но старый трактирщик был опечален. Не потому, чтобы он принимал так
близко к сердцу какое-то убийство. Но даже профессиональный убийца
становится с годами мягче. Теперь у него были жена и дети, он посещал
обедню и вел себя как добрый католик. Бенито просто стал мещанином, а
теперь от него требовали, чтобы он взялся за недоброе дело, которое по
закону называется убийством и наказуемо очень строго.
Но от приказа было некуда уйти. Черный Антонио и его покровители были
сильные люди и держали Бенито под ногтем, как блоху.
Бенито со вздохом отправился в свое "святая святых", чтобы осмотреть
свой нож.
Паквай был знатоком людей. Он уже давно заметил, как нервно волнуется
Бенито, разбирая полученную телеграмму. Бенито тотчас разорвал ее на
мелкие клочки. Некоторые из них упали, разлетаясь у того самого стола, за
которым сидел Паквай. Индеец собрал их и по воле случая нашел как раз имя
отправителя. Это навело его на раздумье. А когда он ясно услышал звук
ножа, который оттачивал Бенито, он наконец заговорил. Он нагнулся к своему
товарищу и спросил его:
- Кто такой Антонио Веласко?
Брат Кончи уронил свою трубку с видом человека, наступившего на хвост
ядовитой змеи. Но так как его испуганный взгляд не встретил никого в
помещении трактира, он вздохнул с облегчением. Он приложил палец к губам,
словно предостерегая.
Паквай задумчиво кивнул головой. Испуг Хуамото был для него
достаточным ответом. Он невольно улыбнулся. Однажды, много лет тому назад,
он так же слышал звук оттачиваемого ножа, да еще с прибавлением молитвы,
но этот нож так и не исполнил никогда своего назначения. Бедный старый
Бенито, как мог он думать, что в состоянии убить кого-нибудь...
Плоское лицо Хуамото стало почти оливково-зеленым. Он услышал
свистящий звук точильного камня. Он прочел мысли Паквая на его умном лице
и понял, что какое-то злое намерение скрывалось за монотонным, словно
змеиным свистом.
Он осушил свою кружку...
Затем вдруг поднялся и стал смотреть на гавань.
- Что такое? - спросил Паквай.
- Сигнал дан, - ответил маленький индеец. - Пароход приближается.
Прежде чем он договорил эти слова, по широкой реке пронесся ревущий
звук гудка.
Далекая сирена словно разбудила город от его "dolce far niente".
Возгласы и громкие голоса послышались на улицах. Флаги взвились, и быстрые
шаги зазвучали повсюду. Единственный в городе автомобиль "Форд" с
торжественной торопливостью завернул за угол.
Точильный камень Бенито внезапно смолк.
23. ИНТЕРМЕЦЦО
Когда старый Бенито увидел Йунаса Фьельда на сходнях парохода, он
сделался еще желтее, чем обыкновенно. А когда заметил бледное прелестное
лицо донны Инесы, то с видом знатока прищелкнул языком.
Мало было в Икитосе людей, которые бы не знали профессора Сен-Клэра и
его внучки. Больница, возвышающаяся в предместье над жалкими хижинами,
была обязана своим возникновением именно профессору.
Постепенно перед Бенито выяснилось все положение. Белокурый гигант
каким-то образом помешал планам Черного Антонио, имевшим отношение к
прекрасной сеньорите из Лимы. Поэтому чужестранец должен был умереть.
Маленький трактирщик ощутил неприятную дрожь в спине: взгляд
иностранного доктора, - без сомнения совершенно случайно, - устремился на
него, подобно стальному клинку. Бенито почувствовал его, словно укол,
нанесенный его решимости. Положим, большой и сильный человек так же
смертен, как и маленький и слабый. Но было что-то незаурядное в этом
светло-волосом исполине с ясным и проницательным взором. Он не был похож
ни на одного из тех, с которыми Бенито приходилось сталкиваться в течение
его долгой жизни. Надо быть смельчаком, чтобы отважиться пойти против этой
горы мускулов с глазами кондора.
Старый убийца почувствовал внезапно какую-то слабость в руках. Нет,
на этот раз пускай Антонио Веласко и не рассчитывает на него...
Но что это? Светлый индеец племени тоба, который в течение многих
недель был постоянным гостем Бенито, обнимал большого человека и даже,
кажется, плакал от радости. На душе у Бенито становилось все хуже и хуже.
Нынче, в течение дня, он уже несколько раз поймал взгляд индейца-тоба,
устремленный на него. Словно индеец подозревал что-то о содержании
проклятой телеграммы.
Бенито невольно попятился назад и пробрался задним переулком домой,
где он, сидя за стаканом национальной водки, попытался обдумать свое
тяжелое положение. Вливши в себя около полулитра aquardiente, он несколько
ободрился. Он закрыл свою лавку, и улегся на скамейке со сладкими мечтами
о похождениях и деяниях своей молодости.
В тот же вечер в уютной комнате небольшой гостиницы Йунас Фьельд и
Паквай сидели, склонясь над картами и бумагами.
- Удивительная история, сеньор, - сказал наконец Паквай. - Я помню
слышанные мною еще в раннем детстве рассказы о бессмертных карликах. Но я
не питал к ним доверия... Индейцы Пилькомайо пугают своих детей карликами.
Но я никогда не встречал человека, который бы видел их. Старые мудрые люди
моего племени связывают мысль об этих карликах с величайшею загадкою
природы.
Йунас Фьельд кивнул головой и сказал:
- Давно известно, что в самой глубине Африки, в лесах, на деревьях
живут карлики. Пигмеи являются неоспоримою действительностью естественной
истории.
- Я слыхал о чем-то подобном, - сказал Паквай, - но я думал, что речь
идет просто о недоразвитой расе, вроде наших чарантес. Они очень малы,
ростом не выше павиана. Карлики же, о которых я говорю, те, которых
индейские предания изображают людьми высокого разума, распространяющими
вокруг себя ужас, - явление совершенно другого рода. Они умнее большинства
обыкновенных людей. Они знают законы природы. Они являются чем-то вроде
злых и жестоких полубогов.
- Это согласуется с заметками Сен-Клэра, - сказал Фьельд. - Я хочу,
Паквай, разъяснить тебе тайну путешествия этого ученого. Его заметки очень
коротки и написаны в то время, когда он уже был отмечен рукою смерти. Но
нетрудно по ним восстановить основные черты... Насколько я понимаю,
Сен-Клэр покинул этот город около двух лет тому назад, в сопровождении
четырех человек. Они поехали вверх по реке Укаяли до небольшого ее притока
Таничи, по которому они следовали до самого истока. В этом месте они
покинули моторную лодку, которая, вероятно, еще лежит там, и отправились
через скалистые отроги к так называемым Андам-Кономамас. До сих пор все
шло отлично. Индейцы встречали их дружелюбно, но были необычайно мрачны и
скупы на слова. Над ними словно тяготело неведомое проклятие.
- Но здесь Сен-Клэра стали преследовать несчастья. В течение
четырнадцати дней трое из его спутников исчезли без следа. Ни одного
столкновения, ни одного нападения. Они все пропадали ночью, один за
другим, причем спутники ничего не слышали. Не было оснований предполагать,
что они сбежали - все это были верные и преданные Сен-Клэру люди. Сен-Клэр
понял, что он попал в опасные области, но не поддавался страху. Он крепко
связал себя со своим последним верным спутником, так что ни один из них не
мог быть похищен отдельно от другого таинственными врагами, окружающими
их. Но все эти обстоятельства известны в Лиме. Несколько человек,
собиравших каучук, жители маленькой деревни Меабуль, лежащей в самой
середине девственного леса, встретили профессора и обещали передать дальше
печальные вести, которые лишь много времени спустя дошли до Икитоса. Но
Сен-Клэр продолжал свой путь. Несколько недель спустя он добрался уже до
самых высоких скалистых отрогов Кономамасских Андов, вблизи истоков реки
Ярарис. Путь становился все более трудным, и лес прерывался
могущественными громадами скал и застывшей лавы. Эти застывшие потоки лавы
находились у подножья потухшего вулкана. Сен-Клэр теперь знал, что
приближается к цели, к той цели, о которой поведал ему умирающий индеец
племени коло в больнице св. Марка в Лиме. Тут произошло его первое
столкновение с бессмертными карликами.
Паквай, который с величайшим вниманием слушал этот рассказ, опустил
вдруг предостерегающую руку на плечо Фьельда.
- Кто-то стоит там и подслушивает, - прошептал он и указал на
открытое окно, выходившее на широкую лоджию, окружавшую дом.
Фьельд спокойно продолжал свое повествование, придав своему голосу
тон рассказчика маловероятной выдумки, и сделал знак Пакваю. Тоба тотчас
понял своего господина. Он соскользнул со своего стула и бесшумно
подкрался к окну... Вдруг он с быстротой молнии спрыгнул в лоджию и
схватил что-то. Раздался крик. Фигура, прятавшаяся налево от окна, была
втащена в свет комнаты.
Фьельд вскочил с возгласом удивления и невольно вынул руку,
заложенную было в правый карман.
Вместо коварного убийцы в окне стояла Инеса Сен-Клэр. Девушка сменила
свой верховой костюм на широкое платье белой фланели. Она стояла,
дрожащая, выделяясь на темном отверстии окна, подобно старинной картине
большого мастера. Паквай тотчас освободил ее от своего железного захвата и
спрятал свой нож.
Наступила минута молчания
Молодая девушка, по-видимому, дрожала не от страха и даже не от стыда
за свое подслушивание.
- Не хотите ли подойти поближе, сеньорита? - сказал Фьельд. -
Вечерний воздух очень свеж. Может быть, вы предпочтете войти в комнату
через дверь?
Слабый оттенок упрека в голосе норвежца вывел ее из оцепенения. Она
прыгнула через подоконник и подошла к Фьельду.
- Вы рассердились на меня, - сказала она взволнованно. - Я
подслушивала, и теперь вы уверены, что я - низкая и гадкая женщина.
Думайте, что хотите, доктор. Я гуляла в саду там внизу и вдруг услышала
имя человека, которого люблю больше всего на свете... Это была
единственная для меня возможность наконец добиться сведений, которые вы
так тщательно от меня скрываете. Нет, доктор Фьельд, мне нисколько не
стыдно! А теперь выслушайте меня, доктор Фьельд, ведь вы всегда были для
меня добрым другом. Расскажите мне все! Вы говорили о заметках
Сен-Клэра... И вы, быть может, знаете о его судьбе больше, чем кто-либо
другой. Вы, вероятно, думаете, что я обыкновенная слабая женщина, и хотите
пощадить меня. О, расскажите же мне все, расскажите! Скажите, жив ли
дедушка? Каким образом вы получили его дневник? Не забывайте, что я его
единственная наследница. Дневник принадлежит мне.
Фьельд побледнел. Он осторожно отвел руку, которую Инеса положила ему
на плечо, и поднялся со своего стула.
- Милая мадемуазель Сен-Клэр! - сказал он. - Я все время намеревался
сообщить вам все, что знаю о вашем дедушке. Но в Лиме я узнал многое, что
заставило меня молчать до сего дня. Видите ли вы этого человека? Это мой
друг Паквай. Раймон Сен-Клэр умер у него на руках приблизительно шесть
месяцев тому назад. И умер как герой. И последнее слово на его устах было
ваше имя...
Раздался крик, подобный крику раненой птицы, и Инеса закрыла свое
лицо руками. Фьельд подвинулся к ней...
Это движение спасло, вероятно, ему жизнь. Длинный, тонкий нож с
жужжанием пронесся по комнате. Он полоснул руку доктора и воткнулся в его
плечо.
На веранде послышались быстрые шаги убегавшего человека.
Паквай подбежал к своему господину. Но Фьельд уже вытаскивал нож из
раны.
- Хороший удар, - пробормотал он, - но неудачный. Позови Кида
Карсона. У него находится дорожная аптека с перевязочными средствами.
Паквай ринулся вон из комнаты. Фьельд с интересом рассматривал нож,
меж тем как из раны медленно струилась кровь.
Инеса подошла к нему. Она, очевидно, хотела чем-нибудь помочь
раненому... Но все эти волнения оказались ей не по силам, и она упала без
сознания на руки Фьельда.
24. СЛАБОСТЬ
- Это я виноват, - говорил в один из следующих дней Паквай, сидя у
изголовья раненого Фьельда. - Я должен был предостеречь тебя против
старого Бенито. Я заметил случайно подпись на полученной им телеграмме, и
эта подпись возбудила мое подозрение, но я совсем забыл об этом, когда
увидел тебя.
Фьельд улыбнулся.
- Одним ударом ножа больше или меньше, - это ничего не меняет в деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26