Почетный караул, старинный духовой оркестр, дети с цветами. Короткая, смешная и очень теплая речь губернатора. Длиннейшие столы, еще более длинные тосты, шампанское в запаянных фужерах с соломинками. Официальная часть постепенно сменяется неофициальной.
— Миссис Рыкофф, а какой косметикой вы пользовались на Гравитоне?
— Академик, академик Круклис, автограф! Декан погибнет от зависти. Реанимируем, конечно. Умоляю! Что вам стоит?
— Граф, отведайте икры!
— Надеюсь, никаких рыб не мучили?
— Что вы! Мы синтезировали ее здесь, на Япете.
— Каков диапазон переменной в вашей формуле 3.2.17? Я так и не понял…
— Послушайте, месье, там ведь жутко? У меня внук собрался…
— А что, туда уже отправляют экспедицию? — удивился я.
— Да, через полгода.
— Ксенобиологи жаждут ухомахов?
— Не то слово! Алчут.
— Так выпьем же за то…
— Помилуйте! При чем тут узы брака? Так уже сто лет не целуются. Можно подумать, что вы век проспали… ох, а ведь и в самом деле! Извините, граф.
— Признайтесь, мой Роджер здорово вас напугал? Вы не скажете ему при случае, что серьга — это уже перебор? И потом, прически такой формы не носят даже мужчины Плутона!
— О, даже в этой провинции?
— Представьте себе. Офицеру не обязательно выглядеть уродом, согласны?
— Да, враги опасаются не этого.
— …и никаких отказов, генацвале. Кровная обида, слушай. Шашлык, саперави, кахетинское, хванчкара… да что хочешь! Ты лобио пробовал? Сам готовлю, слушай. В приправе одних трав — семнадцать штук. Канал кто выделил, а?
И вдруг в этом обаятельном гаме — холодная фраза. Неожиданная, как выстрел.
— Милорд, уступите мне звездолет.
— «Туарег»? — удивленно переспросил я.
— Совершенно верно. «Туарег».
— Да как-то еще не думал…
— Цену назначьте сами.
Вот здесь я включился и наконец осмысленно глянул на собеседника. Передо мной стоял поджарый седой джентльмен, «соль с перцем». Прекрасная осанка. Высокий воротничок, манжеты с бриллиантовыми запонками. В руке — бокал с чем-то игристым на самом донышке. Спокойствие уверенной в себе силы. Обаяние хозяина своего слова. Холодные, серые и умные глаза со сдержанной усмешкой. Впечатление несколько портила пара специфического вида верзил за его спиной.
— Тим Греггсен, предприниматель, — представился он.
— Рад познакомиться, мистер Греггсен. У вас талант покорять людей с первого взгляда.
Скупая улыбка:
— Я знаю.
Да, знает. Следовательно, пользуется. Для чего? Мне показалось, что не стоило размякать и поддаваться, хотя прямо так и тянуло ударить по рукам, хлопнуть виски, растаять от обоюдной мужской симпатии, не задумываясь о том, насколько она обоюдна.
До Кроноса я бы так и поступил. Но то — до Кроноса. После него начинаешь ценить сухое благо рассудка больше, чем захватывающее, но недолгое упоение чувствами. Во имя этого пришлось обуздывать любовь к ближнему. Старею, наверное.
Я решил, что не грех кое-что и выяснить. И с вполне естественным удивлением, оправдывающим некоторую бестактность, спросил:
— Да зачем вам «Туарег»?
— Видите ли, он мне нужен, — невозмутимо ответил Греггсен.
Чары рассеялись. Любезность тона не могла компенсировать высокомерного отказа отвечать по существу. Если просишь об одолжении, будь добр, прояви хотя бы подобие откровенности. Чем-чем, а этим от Греггсена совсем не веяло. Веяло очень дорогим лосьоном.
— Итак? — спросил он.
С такими людьми нужно говорить жестко и напрямик.
— Вы достаточно богаты?
Греггсен поднял бровь.
— Достаточно для чего?
— Для того, чтобы купить «Туарег» на аукционе?
— Разумеется.
Он сказал «разумеется» так, что я ни на секунду не усомнился. Гордость сокровищами прямо сочилась. Вероятно, калиф осчастливливал меня самим фактом беседы. Но счастливого опьянения я почему-то не испытывал. Напротив, трезвел.
— Тогда почему спешите?
Греггсен отпил глоток из своего бокала и спокойно глянул мне в глаза.
— Мне не хочется терять время. Ваше решение?
В общих чертах я уже представлял, какого сорта человек передо мной.
— Нет.
— У вас мало шансов.
— Значит, они есть.
— Да практически… Можно узнать, почему вы отказываете?
— О, конечно. Не только можете, имеете право. Я ведь тоже задал не совсем тактичный вопрос.
Лицо Греггсена изменилось. На нем появилось жестковатое выражение. Кажется, не привык выслушивать замечания в свой адрес, ох не привык… Давненько этот человек не встречал сопротивления.
— Так в чем же дело? — спросил он.
— Дело в том, сэр, что я связан обязательствами.
— «Туарег» кому-то обещан?
— Нет. Я говорю об обязательствах перед собой.
— Не понимаю.
— Иначе говоря, я хочу оставить «Туарег» себе, — разъяснил я.
— Да зачем он вам нужен?
— А вам?
Очень коротко, мимолетно, почти неуловимо, его взгляд изменился. Очевидно, он понял, что дальше избегать ответов нельзя, иначе попытка закончится неудачей. А мириться с неудачей такие люди считают ниже своего достоинства.
— Предположим, с «Туарегом» у меня связаны сентиментальные воспоминания, — сказал Греггсен. — Хотя вам такая причина может показаться не очень убедительной.
— Почему? Мне многое пришлось пережить на борту этого корабля. Прекрасно вас понимаю.
Греггсен молчал. Держал паузу, давая понять, что ждет весомых доводов. Немного подумав, я решил усилить собственную мотивацию. Так, чтобы она перевешивала.
— Мистер Греггсен! Благодаря «Туарегу» я спас свою жену. Не знаю, покажется ли вам убедительной такая причина.
Теперь ему предстояло отыскать более сильный аргумент. И открыть одну из следующих карт. Но Греггсен решил этого не делать. Видимо, посчитав, что для первого раза и так достаточно. Быстро прикинув что-то в уме, он сказал:
— Тоже понимаю. Извините. Но если обстоятельства изменятся, мое предложение остается в силе.
Он протянул визитку с платиновым тиснением и откланялся. Я не удержался и посмотрел ему вслед. Не смог победить упрямо вспыхивающей симпатии.
Это был яркий, несомненно, талантливый человек, имеющий цели, умеющий их добиваться, способный на действия быстрые и решительные. В нем чувствовались огромная воля, выдержка и самоуважение. В древности такие люди либо создавали, либо крушили империи, в зависимости от обстоятельств.
Но их время прошло. И в нашу же эпоху коллективных усилий для индивидуалистов подобного масштаба нет подходящих задач. Если не выходить за рамки закона, разумеется. Мне показалось, что Греггсен на это способен. Я понял, что от своей цели он не откажется. И к следующему разговору подготовится гораздо основательнее.
— Что, — спросил Круклис, — началось?
— Первая проба, — сказал я. — На управление безопасности не похоже. Слишком прямолинейно.
— Он действительно предприниматель. Но представляет не только себя.
— А кого?
— Разберемся. Джекил экранирован от дистанционного зондирования?
— Да.
— Как у тебя с финансами?
— Прилично.
— Значит, мало.
— Да почему? Я вовсе не пролетарий.
— Ну, с чем сравнивать. Это была крупная рыба, Серж. И хищная.
— О, вот это — несомненно.
— Я тебе помогу.
— Парамон, извини. Мы не настолько близки, чтобы я мог пользоваться твоим благородством.
— Твое сиятельство! Успел уже сословными предрассудками обрасти? Где тут благородство? Деньги, как покойнику, мне совершенно ни к чему. Хочу употребить их на правильное дело, которое касается не только тебя одного. В общем, граф, не путайся под ногами.
Удостоверения почетных граждан Япета вручались под гром оваций. Нам пришлось отклонить множество теплых приглашений отобедать, отужинать и отзавтракать в семейном кругу. Трудно было огорчать открытых, милых и дружелюбных япетян, от всей души желавших согреть нас теплом своего очага. Особенно огорчался знаменитый диспетчер Георгадзе.
— Канал кто выделил, а? — горестно спрашивал он.
Но уж больно давно мы не видели Землю. Да и времени не оставалось. Планет-экспресс «Ситутунга», на котором для нас забронированы места, уходил с Титана, а туда еще предстояло добраться. Мы подарили Сатурн-диспетчеру фотографию ухомаха со своими автографами и откланялись.
— Позвольте предложить мой катер, — сказал губернатор.
Уж такое любезное предложение отклонить невозможно.
— Спасибо, — сказала Мод. — Когда можно вылететь?
— Да хоть сейчас.
— Мы очень давно не были дома, — извиняющимся тоном сказал я.
— О чем речь, — улыбнулся губернатор.
Он проводил нас на вершину горы, в недрах которой располагался пассажирский вокзал. Выйдя из лифта, мы оказались на ровной площадке, окруженной лесом антенн.
Отсюда открывался вид на весь цирк, заполненный летательными аппаратами всевозможных назначений — от вытянутых, иглообразных нырятелей, созданных для полетов в атмосфере Сатурна, до решетчатых танкеров с грубо подвешенными двигателями, баками, непропорционально маленькими кабинами экипажа.
Низкая сила притяжения позволяла сажать на Япет суда весьма хрупких конструкций, включая огромные звездолеты. Но аннигиляционным горючим эти корабли все же предпочитали заправлять на орбите — из-за фатальных последствий любой ошибки в этом деле.
Один из фотонных кораблей, учебный звездолет «Леопардо», которым командовал наш славный буддист, как раз висел над космодромом. Зепп очень досадовал на то, что не мог отлучиться. Шла приемка топлива. Доверить операцию своим кадетам он не решился. Из этого следовало, что не все в руках божьих.
— Жаль, — сказал я, глядя на «Леопардо».
Губернатор решил, что мне не хочется улетать с Япета.
— Более впечатляющей панорамы вы не найдете во всей системе, — с гордостью кивнул он.
Посмотреть и в самом деле было на что. Над зубцами гор, окаймляющих космодром, тяжко навис исполинский шар. Он заслонял без малого половину неба. Чтобы видеть его полярную область, приходилось задирать голову. И это при том, что мы находились на вершине девятикилометровой горы. Розоватый свет, отраженный облачным покровом гигантского небесного тела, заливал кратер. Было этого света так много, что огни стартующих и заходящих на посадку кораблей терялись в нем, выглядели блекло.
С непривычки казалось, что Сатурн вот-вот рухнет, подомнет под себя и горы, и космодром, раздавит все, что находилось перед глазами. Наша компания невольно примолкла.
Япет вращается под значительным углом к экваториальной плоскости планеты-господина, с него прекрасно видны знаменитые Сатурновы кольца — от призрачного ободка р до креповой полосы С. Сатурн величественно демонстрировал свое знаменитое ожерелье.
— Действительно жаль, что вы не можете задержаться, — сказал губернатор. — Япет облетает Сатурн всего за восемьдесят геосуток. Кольца можно посмотреть под самыми разными углами. Сначала с одной, потом с другой стороны. Впечатления такие… Фильмы их передать не могут. Вот уже седьмой год любуюсь, а привыкнуть не могу.
Губернатор помолчал, потом рассмеялся.
— А на жену мою это зрелище производит угнетающее впечатление. Она предпочитает лишний раз из дома не выходить.
— Завидую, — вырвалось у меня.
Мод улыбнулась. Сквозь стекло шлема я не мог этого видеть, но я почувствовал ее улыбку. Почувствовал и обрадовался. Что-то между нами восстанавливалось.
Катер Япет-губернатора взмыл, заложил крутой вираж, промчался над космодромом, после чего свечой ушел вверх. Ускорение было нешуточным, нас вдавило в кресла.
Молодые пилоты, очевидно, не хотели ударить лицом в реголит перед космическими волками. Набрав высоту, они ринулись прямо к кольцам.
Курс был выдержан точно. Через сутки мы прошли щель между кольцами F и А, открытую автоматической станцией «Пионер-11» на исходе двадцатого столетия.
Широчайшие полосы пыли, льда, камней и целых скал мы увидели с обратной стороны. Они предстали изогнутыми лентами, просеивающими свет Солнца. Так, как они предстали нашим предкам на заре космоплавания благодаря телекамерам «Пионера». Но при этом из прозрачного колпака нашей кабины вращающиеся, порой сталкивающиеся друг с другом камни, ледяные глыбы и скалы, достигающие величины небольших астероидов, различались невооруженным глазом. Катер пролетел уж очень близко от растрепанной кромки кольца А. Мод даже ушла в каюту. Не хотела без нужды нагружать нервы, это ей не рекомендовалось.
— Выговор, — внятно произнес диспетчер Георгадзе. — Как слышите, генацвале?
— Вас понял, — невозмутимо ответил первый пилот. — Выговор.
Второй пилот вздохнул.
— Спасибо, братцы, — сказал Круклис. — Но больше так не делайте, хорошо? А то Серж не сможет рекомендовать вас в Академию Космофлота. Там очень ценят осторожность.
Оба пилота дружно заулыбались и закивали. Эти славные ребята удивительно походили друг на друга.
— Братцы, а вы, случаем, не близнецы? — спросил Круклис.
Пилоты синхронно кивнули.
— Только мы — не братцы, — сказал второй пилот.
И они заулыбались совсем уж очаровательно. Круклис вздрогнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Миссис Рыкофф, а какой косметикой вы пользовались на Гравитоне?
— Академик, академик Круклис, автограф! Декан погибнет от зависти. Реанимируем, конечно. Умоляю! Что вам стоит?
— Граф, отведайте икры!
— Надеюсь, никаких рыб не мучили?
— Что вы! Мы синтезировали ее здесь, на Япете.
— Каков диапазон переменной в вашей формуле 3.2.17? Я так и не понял…
— Послушайте, месье, там ведь жутко? У меня внук собрался…
— А что, туда уже отправляют экспедицию? — удивился я.
— Да, через полгода.
— Ксенобиологи жаждут ухомахов?
— Не то слово! Алчут.
— Так выпьем же за то…
— Помилуйте! При чем тут узы брака? Так уже сто лет не целуются. Можно подумать, что вы век проспали… ох, а ведь и в самом деле! Извините, граф.
— Признайтесь, мой Роджер здорово вас напугал? Вы не скажете ему при случае, что серьга — это уже перебор? И потом, прически такой формы не носят даже мужчины Плутона!
— О, даже в этой провинции?
— Представьте себе. Офицеру не обязательно выглядеть уродом, согласны?
— Да, враги опасаются не этого.
— …и никаких отказов, генацвале. Кровная обида, слушай. Шашлык, саперави, кахетинское, хванчкара… да что хочешь! Ты лобио пробовал? Сам готовлю, слушай. В приправе одних трав — семнадцать штук. Канал кто выделил, а?
И вдруг в этом обаятельном гаме — холодная фраза. Неожиданная, как выстрел.
— Милорд, уступите мне звездолет.
— «Туарег»? — удивленно переспросил я.
— Совершенно верно. «Туарег».
— Да как-то еще не думал…
— Цену назначьте сами.
Вот здесь я включился и наконец осмысленно глянул на собеседника. Передо мной стоял поджарый седой джентльмен, «соль с перцем». Прекрасная осанка. Высокий воротничок, манжеты с бриллиантовыми запонками. В руке — бокал с чем-то игристым на самом донышке. Спокойствие уверенной в себе силы. Обаяние хозяина своего слова. Холодные, серые и умные глаза со сдержанной усмешкой. Впечатление несколько портила пара специфического вида верзил за его спиной.
— Тим Греггсен, предприниматель, — представился он.
— Рад познакомиться, мистер Греггсен. У вас талант покорять людей с первого взгляда.
Скупая улыбка:
— Я знаю.
Да, знает. Следовательно, пользуется. Для чего? Мне показалось, что не стоило размякать и поддаваться, хотя прямо так и тянуло ударить по рукам, хлопнуть виски, растаять от обоюдной мужской симпатии, не задумываясь о том, насколько она обоюдна.
До Кроноса я бы так и поступил. Но то — до Кроноса. После него начинаешь ценить сухое благо рассудка больше, чем захватывающее, но недолгое упоение чувствами. Во имя этого пришлось обуздывать любовь к ближнему. Старею, наверное.
Я решил, что не грех кое-что и выяснить. И с вполне естественным удивлением, оправдывающим некоторую бестактность, спросил:
— Да зачем вам «Туарег»?
— Видите ли, он мне нужен, — невозмутимо ответил Греггсен.
Чары рассеялись. Любезность тона не могла компенсировать высокомерного отказа отвечать по существу. Если просишь об одолжении, будь добр, прояви хотя бы подобие откровенности. Чем-чем, а этим от Греггсена совсем не веяло. Веяло очень дорогим лосьоном.
— Итак? — спросил он.
С такими людьми нужно говорить жестко и напрямик.
— Вы достаточно богаты?
Греггсен поднял бровь.
— Достаточно для чего?
— Для того, чтобы купить «Туарег» на аукционе?
— Разумеется.
Он сказал «разумеется» так, что я ни на секунду не усомнился. Гордость сокровищами прямо сочилась. Вероятно, калиф осчастливливал меня самим фактом беседы. Но счастливого опьянения я почему-то не испытывал. Напротив, трезвел.
— Тогда почему спешите?
Греггсен отпил глоток из своего бокала и спокойно глянул мне в глаза.
— Мне не хочется терять время. Ваше решение?
В общих чертах я уже представлял, какого сорта человек передо мной.
— Нет.
— У вас мало шансов.
— Значит, они есть.
— Да практически… Можно узнать, почему вы отказываете?
— О, конечно. Не только можете, имеете право. Я ведь тоже задал не совсем тактичный вопрос.
Лицо Греггсена изменилось. На нем появилось жестковатое выражение. Кажется, не привык выслушивать замечания в свой адрес, ох не привык… Давненько этот человек не встречал сопротивления.
— Так в чем же дело? — спросил он.
— Дело в том, сэр, что я связан обязательствами.
— «Туарег» кому-то обещан?
— Нет. Я говорю об обязательствах перед собой.
— Не понимаю.
— Иначе говоря, я хочу оставить «Туарег» себе, — разъяснил я.
— Да зачем он вам нужен?
— А вам?
Очень коротко, мимолетно, почти неуловимо, его взгляд изменился. Очевидно, он понял, что дальше избегать ответов нельзя, иначе попытка закончится неудачей. А мириться с неудачей такие люди считают ниже своего достоинства.
— Предположим, с «Туарегом» у меня связаны сентиментальные воспоминания, — сказал Греггсен. — Хотя вам такая причина может показаться не очень убедительной.
— Почему? Мне многое пришлось пережить на борту этого корабля. Прекрасно вас понимаю.
Греггсен молчал. Держал паузу, давая понять, что ждет весомых доводов. Немного подумав, я решил усилить собственную мотивацию. Так, чтобы она перевешивала.
— Мистер Греггсен! Благодаря «Туарегу» я спас свою жену. Не знаю, покажется ли вам убедительной такая причина.
Теперь ему предстояло отыскать более сильный аргумент. И открыть одну из следующих карт. Но Греггсен решил этого не делать. Видимо, посчитав, что для первого раза и так достаточно. Быстро прикинув что-то в уме, он сказал:
— Тоже понимаю. Извините. Но если обстоятельства изменятся, мое предложение остается в силе.
Он протянул визитку с платиновым тиснением и откланялся. Я не удержался и посмотрел ему вслед. Не смог победить упрямо вспыхивающей симпатии.
Это был яркий, несомненно, талантливый человек, имеющий цели, умеющий их добиваться, способный на действия быстрые и решительные. В нем чувствовались огромная воля, выдержка и самоуважение. В древности такие люди либо создавали, либо крушили империи, в зависимости от обстоятельств.
Но их время прошло. И в нашу же эпоху коллективных усилий для индивидуалистов подобного масштаба нет подходящих задач. Если не выходить за рамки закона, разумеется. Мне показалось, что Греггсен на это способен. Я понял, что от своей цели он не откажется. И к следующему разговору подготовится гораздо основательнее.
— Что, — спросил Круклис, — началось?
— Первая проба, — сказал я. — На управление безопасности не похоже. Слишком прямолинейно.
— Он действительно предприниматель. Но представляет не только себя.
— А кого?
— Разберемся. Джекил экранирован от дистанционного зондирования?
— Да.
— Как у тебя с финансами?
— Прилично.
— Значит, мало.
— Да почему? Я вовсе не пролетарий.
— Ну, с чем сравнивать. Это была крупная рыба, Серж. И хищная.
— О, вот это — несомненно.
— Я тебе помогу.
— Парамон, извини. Мы не настолько близки, чтобы я мог пользоваться твоим благородством.
— Твое сиятельство! Успел уже сословными предрассудками обрасти? Где тут благородство? Деньги, как покойнику, мне совершенно ни к чему. Хочу употребить их на правильное дело, которое касается не только тебя одного. В общем, граф, не путайся под ногами.
Удостоверения почетных граждан Япета вручались под гром оваций. Нам пришлось отклонить множество теплых приглашений отобедать, отужинать и отзавтракать в семейном кругу. Трудно было огорчать открытых, милых и дружелюбных япетян, от всей души желавших согреть нас теплом своего очага. Особенно огорчался знаменитый диспетчер Георгадзе.
— Канал кто выделил, а? — горестно спрашивал он.
Но уж больно давно мы не видели Землю. Да и времени не оставалось. Планет-экспресс «Ситутунга», на котором для нас забронированы места, уходил с Титана, а туда еще предстояло добраться. Мы подарили Сатурн-диспетчеру фотографию ухомаха со своими автографами и откланялись.
— Позвольте предложить мой катер, — сказал губернатор.
Уж такое любезное предложение отклонить невозможно.
— Спасибо, — сказала Мод. — Когда можно вылететь?
— Да хоть сейчас.
— Мы очень давно не были дома, — извиняющимся тоном сказал я.
— О чем речь, — улыбнулся губернатор.
Он проводил нас на вершину горы, в недрах которой располагался пассажирский вокзал. Выйдя из лифта, мы оказались на ровной площадке, окруженной лесом антенн.
Отсюда открывался вид на весь цирк, заполненный летательными аппаратами всевозможных назначений — от вытянутых, иглообразных нырятелей, созданных для полетов в атмосфере Сатурна, до решетчатых танкеров с грубо подвешенными двигателями, баками, непропорционально маленькими кабинами экипажа.
Низкая сила притяжения позволяла сажать на Япет суда весьма хрупких конструкций, включая огромные звездолеты. Но аннигиляционным горючим эти корабли все же предпочитали заправлять на орбите — из-за фатальных последствий любой ошибки в этом деле.
Один из фотонных кораблей, учебный звездолет «Леопардо», которым командовал наш славный буддист, как раз висел над космодромом. Зепп очень досадовал на то, что не мог отлучиться. Шла приемка топлива. Доверить операцию своим кадетам он не решился. Из этого следовало, что не все в руках божьих.
— Жаль, — сказал я, глядя на «Леопардо».
Губернатор решил, что мне не хочется улетать с Япета.
— Более впечатляющей панорамы вы не найдете во всей системе, — с гордостью кивнул он.
Посмотреть и в самом деле было на что. Над зубцами гор, окаймляющих космодром, тяжко навис исполинский шар. Он заслонял без малого половину неба. Чтобы видеть его полярную область, приходилось задирать голову. И это при том, что мы находились на вершине девятикилометровой горы. Розоватый свет, отраженный облачным покровом гигантского небесного тела, заливал кратер. Было этого света так много, что огни стартующих и заходящих на посадку кораблей терялись в нем, выглядели блекло.
С непривычки казалось, что Сатурн вот-вот рухнет, подомнет под себя и горы, и космодром, раздавит все, что находилось перед глазами. Наша компания невольно примолкла.
Япет вращается под значительным углом к экваториальной плоскости планеты-господина, с него прекрасно видны знаменитые Сатурновы кольца — от призрачного ободка р до креповой полосы С. Сатурн величественно демонстрировал свое знаменитое ожерелье.
— Действительно жаль, что вы не можете задержаться, — сказал губернатор. — Япет облетает Сатурн всего за восемьдесят геосуток. Кольца можно посмотреть под самыми разными углами. Сначала с одной, потом с другой стороны. Впечатления такие… Фильмы их передать не могут. Вот уже седьмой год любуюсь, а привыкнуть не могу.
Губернатор помолчал, потом рассмеялся.
— А на жену мою это зрелище производит угнетающее впечатление. Она предпочитает лишний раз из дома не выходить.
— Завидую, — вырвалось у меня.
Мод улыбнулась. Сквозь стекло шлема я не мог этого видеть, но я почувствовал ее улыбку. Почувствовал и обрадовался. Что-то между нами восстанавливалось.
Катер Япет-губернатора взмыл, заложил крутой вираж, промчался над космодромом, после чего свечой ушел вверх. Ускорение было нешуточным, нас вдавило в кресла.
Молодые пилоты, очевидно, не хотели ударить лицом в реголит перед космическими волками. Набрав высоту, они ринулись прямо к кольцам.
Курс был выдержан точно. Через сутки мы прошли щель между кольцами F и А, открытую автоматической станцией «Пионер-11» на исходе двадцатого столетия.
Широчайшие полосы пыли, льда, камней и целых скал мы увидели с обратной стороны. Они предстали изогнутыми лентами, просеивающими свет Солнца. Так, как они предстали нашим предкам на заре космоплавания благодаря телекамерам «Пионера». Но при этом из прозрачного колпака нашей кабины вращающиеся, порой сталкивающиеся друг с другом камни, ледяные глыбы и скалы, достигающие величины небольших астероидов, различались невооруженным глазом. Катер пролетел уж очень близко от растрепанной кромки кольца А. Мод даже ушла в каюту. Не хотела без нужды нагружать нервы, это ей не рекомендовалось.
— Выговор, — внятно произнес диспетчер Георгадзе. — Как слышите, генацвале?
— Вас понял, — невозмутимо ответил первый пилот. — Выговор.
Второй пилот вздохнул.
— Спасибо, братцы, — сказал Круклис. — Но больше так не делайте, хорошо? А то Серж не сможет рекомендовать вас в Академию Космофлота. Там очень ценят осторожность.
Оба пилота дружно заулыбались и закивали. Эти славные ребята удивительно походили друг на друга.
— Братцы, а вы, случаем, не близнецы? — спросил Круклис.
Пилоты синхронно кивнули.
— Только мы — не братцы, — сказал второй пилот.
И они заулыбались совсем уж очаровательно. Круклис вздрогнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43