Асена впустили бы и, в виде особой милости, даже выслушали, но он не смог бы торговаться. Она же, полукровка, могла чего-то добиться.
Вот и нужный дом. Мэй невольно отступила на два шага, чтобы полюбоваться им. Мозаика со знаками зодиака под самой крышей, арка, похожая на перевернутый цветок лилии, два сфинкса в нишах вытянулись в струнку, охраняя вход. Королева набрала в грудь побольше воздуха и дернула за колокольчик. Она выбрала из всего семейства этого Рейнольда, сына Ойсина, лишь потому, что он жил один, а всегда лучше иметь дело с разочарованным в жизни старым холостяком, чем с главой семейства, жена которого то и дело выглядывает из гостиной и напоминает: «Дорогой, хорошо бы заказать для Элейны новое платье».
Дверь открыл слуга, хорошо одет, вышколен, непроницаемое лицо.
— Что вам угодно, сударыня? — сразу заметил более чем скромный плащ.
— Я бы хотела поговорить с хозяином наедине.
— Проходите, я доложу.
В передней он взял у нее плащ и повел, освещая путь подсвечником с двумя свечами. Мэй видела, как отражается пламя в старинной мебели, как скользит по гобеленам редкой работы. Ноги тонули в ковре. Не в простом, вроде того белого, какой лежал у нее в спальне, нет, этот был темно-малиновый с павлинами. За такой, наверное, можно было целиком купить ее дом.
В кабинете слуга указал ей на кресло:
— Обождите здесь, сударыня. Я доложу.
Она снова огляделась. Стены затянуты темно-красным штофом. На стенах картины. На каминной полке часы: ороку, хранитель счастья — золотой зверек с телом котенка и головой дракона, — перевесившись вниз, пытается ухватить лапкой стрелку. Эрвинд научил ее разбираться в хороших вещах, и она понимала, что выглядит сейчас «вороной, залетевшей в барские хоромы». Но отступать поздно.
Неслышно отворилась дверь в глубине кабинета. Вошел юноша лет восемнадцати-двадцати в зеленом бархате — видимо, секретарь.
— Добрый вечер, сударыня. Чем могу вам помочь?
— Я бы хотела поговорить с хозяином дома.
— Я вас слушаю.
— Я бы хотела поговорить лично с хозяином.
— Но мы одни здесь.
— То есть, его сейчас нет дома?
— Мне кажется, мы не понимаем друг друга. Он — это я, и никаких других хозяев в этом доме нет.
— Вы — Рейнольд, сын Ойсина?
— Он самый, — подтвердил юноша без тени улыбки.
— Ой, простите! — Мэй не выдержала и прыснула, зажимая рот рукой. Слишком силен был контраст с «разочарованным в жизни старым холостяком».
«Что я делаю? — подумала она с ужасом. — Только разозлю его!»
— Простите меня, господин Рейнольд, — произнесла она умоляюще.
— Пустое, я понимаю, что вы смеялись не надо мной, а над собой. Так чем же я могу быть вам полезен?
Мэй снова взглянула на него, на этот раз повнимательнее, благо вуаль позволяла. Лицо тонкое, бледное, губы сладкоежки. Не самый приятный собеседник. Она сказала самым кротким, самым любезным голосом:
— Мне нужны деньги.
— Это случается, — ответил он, мило улыбаясь.
— Срочно.
— Тоже нередкий случай.
— Двадцать тысяч марок.
— А вот это уже случается реже.
Они взглянули друг другу в глаза, прикидывая силы. Если бы они были молодыми псами, то уже носились бы наперегонки, покусывая друг друга за уши.
— А что вы хотите дать мне в залог?
— Земли. Имение, в год приносит тысяч двенадцать-пятнадцать дохода.
— И на какой срок?
— На пять лет.
— А проценты?
— Четыре, — сказала Мэй бархатным голосом.
— Ну простите. — Он развел руками. — На таких условиях таких денег у меня нет.
— Даже для меня? — Она подняла вуаль.
Если он и удивился, то не подал виду. Знаменитое асенское самообладание было здесь доведено до совершенства.
— Даже для вас, Ваше…
Она осмелилась его оборвать:
— Давайте не будем называть имен здесь.
— Здесь можно называть любые имена. — Рейнольд улыбнулся чуть снисходительно.
Она упрямо покачала головой:
— Хорошо. Вы сказали, что на таких условиях у вас нет денег. Назовите ваши.
Он в задумчивости потер рукой подбородок:
— Видите ли, Ваше Величество, я думаю, с моей стороны было бы ошибкой вести дела с вами. Если об этом узнают некоторые из моих клиентов…
— В Империи?
— Да, в Империи, — спокойно подтвердил ростовщик. — У них возникнут справедливые опасения. Все это может нанести ущерб семье. Так что вы должны меня правильно понять.
— Ну да. — Мэй попыталась скрыть досаду, но ей это плохо удалось. — Так как я королева, о моей чести речь не идет в принципе. Речь может идти о чести Лайи. В этом году исполняется сто лет со дня поражения при Хейде. Вы, я надеюсь, об этом помните? Что подумают о нас тарды, если мы не отпразднуем эту дату по-настоящему?
— А вот это, признаться, меня совершенно не волнует.
— Из-за таких, как вы, мы проиграли войну.
— Ну, знаете, меня тогда еще на свете не было. Впрочем, если бы я участвовал в войне, она была бы проиграна гораздо быстрее.
— У вас будут все возможности в ней поучаствовать, если вы не дадите мне денег.
— Послушайте-ка, не предсказывайте мне страшное будущее. Кто-то давно сказал: «Конец у нас у всех один, но пути, которыми мы к нему идем, до боли разные». Я не мешаю вам, вы не мешаете мне.
Она ожидала чего-то подобного, не ожидала только, что так отреагирует. Обида, глупая, бессмысленная, затопила Мэй.
«Если продать перстень…» — снова вспомнилось ей. Боги всеблагие! Разве она хочет чего-то дурного?! Быть женой Эрвинда, носить его детей не со страхом, а с радостью, каждое утро накрывать для него стол, а каждый вечер — стелить постель. А вместо этого она не может пройти с ним по улице, взявшись за руки. И ладно, она не против, она сама выбрала эту судьбу (хотя из чего ей было выбирать?), она согласна и дальше кривляться на потеху тардам. Только не надо стоять перед ней с таким довольным, с таким полным достоинства лицом, не надо указывать ей ее место. Особенно теперь, когда Эрвинда едва не прикончили, если не из-за этого проклятого аристократа, то ради него!
Эрвинд Старший говорил ей когда-то: «Если не сможешь сдержать свои чувства, а ты еще долго не сможешь, хотя бы используй их для дела». И она использовала, благо точка приложения была неподалеку.
— Послушайте-ка и вы. — Она изо всех сил сдерживала дыхание, поэтому фразы были короткие, словно обрубленные топором. — Вы еще не Диант. Вы ничем никогда не жертвовали, так откуда же у вас право плевать в лицо всем подряд?
— Но также и не ваш приятель, милая барышня, чтобы развязывать кошелек по первому вашему знаку.
Все. Он довел ее до точки. Мэй сама не понимала, что говорит, но получалось на редкость гладко и осмысленно.
— Если вы в самом деле хотите походить на Дианта, вам стоило бы разок поставить все на кон. Все, что имеете, — ваш замечательный дом, несметные богатства, пресловутую честь. Уж слишком вы ими дорожите. Рискните разок всем, что вам досталось по праву наследства, чтобы получить хоть что-то по праву силы.
Краем глаза она видела, как тонкие холеные руки ростовщика безжалостно рвут писчее перо. Кажется, она сумела его подцепить.
— А что вы поставите на кон? — спросил он все так же любезно.
— Мою могилу в Ашене.
Он рассмеялся. Впрочем, довольно неубедительно:
— Что я с ней буду делать?
— Ну, вы-то найдете, что делать, я не сомневаюсь. Но в Ашене ведь не только королевские склепы. Большой дом, возделанная земля, виноградники, рыбные заводи, охотничьи угодья…
Она говорила это и уже не видела ни Рейнольда, ни комнаты. Когда-то госпожа Этарда частенько возила их с Эрвиндом в Ашен, а потом Мэй еще пару раз ездила уже вдвоем с королем Эрвиндом. И сейчас она словно наяву оказалась там, будто сроку наконец удалось пустить назад стрелку часов. До боли ясно вспомнились ей круглые потные бока пони, теплый песок на берегу Ианте, куда они с принцем увлеченно закапывали друг друга, тихий плеск, с которым срывалась с крючка рыбка и летела прямо в звездное небо, отраженное в темной воде… «Знаешь, что самое удивительное?» — «Нет». — «В Империи те же звезды».
Тут она обнаружила, что ее мысли сделали круг, и очнулась, с неудовольствием поймав пристальный взгляд ростовщика. Впрочем, он, похоже, близорукий, вон как щурится, так что все равно ничего не разглядит.
— Но вы действительно имеете право заложить Ашен?
— Это, пожалуй, единственное, на что я действительно имею право. — И все с той же улыбкой она прочла, словно по книге, давно выученный урок: — Земли в Ашене принадлежали асенским королям в течение восьми поколений между Первой и Второй Войнами. Потом, после смерти Эрика Второго, Диант добился восстановления прав для Эрвинда. Эрик был похоронен на берегу Ианте. Там же теперь могила короля Эрвинда. После него Ашен по наследству отошел ко мне.
— Ну, раз так. — Ростовщик помолчал немного, видимо удивляясь сам себе. — Если вы поклянетесь, что там хорошая рыбалка, я, пожалуй, рискну.
Потом они еще долго и нудно торговались и сошлись на семи процентах со сроком в три года.
— Деньги я завтра же перешлю во дворец, — пообещал Рейнольд.
Мэй благосклонно кивнула.
В знак того, что все недоразумения остались позади, он угостил ее хорошим вином и повел показывать дом — картины, статуи, коллекцию фарфора. Мэй, счастливая и разомлевшая, лениво думала: «Если я не смогу через три года заплатить, я его просто убью. А дом конфискую».
Когда она собралась уходить, Рейнольд сказал:
— Уже совсем поздно. Я пошлю кого-нибудь из слуг вас проводить.
— Только мы расстанемся за два поворота до моего дома. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, где я была.
— Простите, но я настаиваю на первом повороте.
— Скиньте еще один процент, и я соглашусь.
— Ладно, будь по-вашему.
Она присела в реверансе:
— Была рада познакомиться с вами.
И мысленно добавила с наслаждением: «Молокосос!»
Внизу хлопнула дверь. Рейнольд подошел к окну, отдернул портьеру. По улице быстро шла женщина, закутанная в плащ, следом один из его слуг.
«Интересно, знают ли в доме, с кем я говорил? Ха, а как быстро услышит об этом Большой Совет? Это я выясню сейчас же».
Рейнольд позвонил, пришел дворецкий. Давно уже было известно, что он докладывает дяде о Рейнольдовых проделках.
— Послушай, Кайрел, как тебе нравится твоя работа? Она тебя не обременяет?
— Нет… — Дворецкий удивлен, он ожидает подвоха.
— Я очень рад. — Рейнольд просто сияет. — Так вот, если завтра дядя спросит у меня, кого я принимал вечером, ты уволен. Все. Спокойной ночи.
Дворецкий кланяется и уходит с недовольной физиономией — потерян верный золотой, да еще предстоит повторить угрозу всем слугам в доме.
«Так, с этой стороны я себя обезопасил. Теперь надо разобраться, что я собственно сделал? Вроде бы понятно: дал деньги в долг (очень большие деньги — первый неприятный разговор), под очень средний процент (кислая мина), королеве (всеобщий шок, негодование, возможно, выкинут на пару месяцев из Совета). Но не мог же я не дать. Вернее, конечно, мог. Но что бы я с этого имел? Свои собственные деньги и воспоминание о том, кого я выкинул за порог. Честно говоря, искушение было очень большое. Отец бы обязательно так и сделал. Она ведет себя совершенно по-тардски: нагло, нахрапом. Аргументов никаких привести не может. Дианта зачем-то приплела, голос срывается, а в глазах слезы. Хотя деньги все-таки выбила… Хотя почему выбила? Тонкий математический расчет, и ничего больше.
Подготовим защитную речь для Большого Совета. Итак, дорогие мои родственники! Деньги я дал, но имеется ряд смягчающих обстоятельств:
1) процент не самый плохой — шесть,
2) всего на три года,
3) в залоге — королевские земли в Ашене. Сколько она говорила — десять тысяч ежегодного дохода? Наивное существо. Женщины в делах ничего не смыслят, и она — яркий пример. Там без всякого ущерба можно брать в три раза больше. Например, заставить тардов платить тот минимум, который они не платят. Месяц назад обсуждали на Совете. Задачка для начинающих. Тарды платить отказываются, сборщики налогов берут с асенов. А с асенов много не возьмешь! Нет, этого лучше не говорить, тут же ткнут носом в этот самый документ.
Так что, в общем и целом, сделка-то выгодная. Опять же, короли тоже люди. Правда, в это трудно поверить. Что она там кричала? “Вы не Диант, чтоб иметь право плевать в лицо всем подряд”. А она какое право имеет?!»
Если бы Рейнольда сейчас увидел кто-то из близких, бросился бы утешать. Губы надулись, нос покраснел. Он на нее действительно обиделся. Пришла, нашумела, взяла деньги и ушла. А ему теперь с родней разбираться!
«Кто такие, собственно говоря, асенские короли? Необходимая жертва. Тот, кто идет впереди войска и не имеет права голоса в действительно важных делах. Так было, пока не пришли тарды.
Хотя, если быть совсем честным, Фергус, последний законный король Лайи, избранный аристократами, едва ли не сам открыл ворота тардам. Ему надоела любимая игра аристократов “Который из Домов водит рукой короля”, потому что в последние годы она все больше напоминала другую, известную всем народам и временам, игру — “Угадай, кто ударил тебя в спину”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Вот и нужный дом. Мэй невольно отступила на два шага, чтобы полюбоваться им. Мозаика со знаками зодиака под самой крышей, арка, похожая на перевернутый цветок лилии, два сфинкса в нишах вытянулись в струнку, охраняя вход. Королева набрала в грудь побольше воздуха и дернула за колокольчик. Она выбрала из всего семейства этого Рейнольда, сына Ойсина, лишь потому, что он жил один, а всегда лучше иметь дело с разочарованным в жизни старым холостяком, чем с главой семейства, жена которого то и дело выглядывает из гостиной и напоминает: «Дорогой, хорошо бы заказать для Элейны новое платье».
Дверь открыл слуга, хорошо одет, вышколен, непроницаемое лицо.
— Что вам угодно, сударыня? — сразу заметил более чем скромный плащ.
— Я бы хотела поговорить с хозяином наедине.
— Проходите, я доложу.
В передней он взял у нее плащ и повел, освещая путь подсвечником с двумя свечами. Мэй видела, как отражается пламя в старинной мебели, как скользит по гобеленам редкой работы. Ноги тонули в ковре. Не в простом, вроде того белого, какой лежал у нее в спальне, нет, этот был темно-малиновый с павлинами. За такой, наверное, можно было целиком купить ее дом.
В кабинете слуга указал ей на кресло:
— Обождите здесь, сударыня. Я доложу.
Она снова огляделась. Стены затянуты темно-красным штофом. На стенах картины. На каминной полке часы: ороку, хранитель счастья — золотой зверек с телом котенка и головой дракона, — перевесившись вниз, пытается ухватить лапкой стрелку. Эрвинд научил ее разбираться в хороших вещах, и она понимала, что выглядит сейчас «вороной, залетевшей в барские хоромы». Но отступать поздно.
Неслышно отворилась дверь в глубине кабинета. Вошел юноша лет восемнадцати-двадцати в зеленом бархате — видимо, секретарь.
— Добрый вечер, сударыня. Чем могу вам помочь?
— Я бы хотела поговорить с хозяином дома.
— Я вас слушаю.
— Я бы хотела поговорить лично с хозяином.
— Но мы одни здесь.
— То есть, его сейчас нет дома?
— Мне кажется, мы не понимаем друг друга. Он — это я, и никаких других хозяев в этом доме нет.
— Вы — Рейнольд, сын Ойсина?
— Он самый, — подтвердил юноша без тени улыбки.
— Ой, простите! — Мэй не выдержала и прыснула, зажимая рот рукой. Слишком силен был контраст с «разочарованным в жизни старым холостяком».
«Что я делаю? — подумала она с ужасом. — Только разозлю его!»
— Простите меня, господин Рейнольд, — произнесла она умоляюще.
— Пустое, я понимаю, что вы смеялись не надо мной, а над собой. Так чем же я могу быть вам полезен?
Мэй снова взглянула на него, на этот раз повнимательнее, благо вуаль позволяла. Лицо тонкое, бледное, губы сладкоежки. Не самый приятный собеседник. Она сказала самым кротким, самым любезным голосом:
— Мне нужны деньги.
— Это случается, — ответил он, мило улыбаясь.
— Срочно.
— Тоже нередкий случай.
— Двадцать тысяч марок.
— А вот это уже случается реже.
Они взглянули друг другу в глаза, прикидывая силы. Если бы они были молодыми псами, то уже носились бы наперегонки, покусывая друг друга за уши.
— А что вы хотите дать мне в залог?
— Земли. Имение, в год приносит тысяч двенадцать-пятнадцать дохода.
— И на какой срок?
— На пять лет.
— А проценты?
— Четыре, — сказала Мэй бархатным голосом.
— Ну простите. — Он развел руками. — На таких условиях таких денег у меня нет.
— Даже для меня? — Она подняла вуаль.
Если он и удивился, то не подал виду. Знаменитое асенское самообладание было здесь доведено до совершенства.
— Даже для вас, Ваше…
Она осмелилась его оборвать:
— Давайте не будем называть имен здесь.
— Здесь можно называть любые имена. — Рейнольд улыбнулся чуть снисходительно.
Она упрямо покачала головой:
— Хорошо. Вы сказали, что на таких условиях у вас нет денег. Назовите ваши.
Он в задумчивости потер рукой подбородок:
— Видите ли, Ваше Величество, я думаю, с моей стороны было бы ошибкой вести дела с вами. Если об этом узнают некоторые из моих клиентов…
— В Империи?
— Да, в Империи, — спокойно подтвердил ростовщик. — У них возникнут справедливые опасения. Все это может нанести ущерб семье. Так что вы должны меня правильно понять.
— Ну да. — Мэй попыталась скрыть досаду, но ей это плохо удалось. — Так как я королева, о моей чести речь не идет в принципе. Речь может идти о чести Лайи. В этом году исполняется сто лет со дня поражения при Хейде. Вы, я надеюсь, об этом помните? Что подумают о нас тарды, если мы не отпразднуем эту дату по-настоящему?
— А вот это, признаться, меня совершенно не волнует.
— Из-за таких, как вы, мы проиграли войну.
— Ну, знаете, меня тогда еще на свете не было. Впрочем, если бы я участвовал в войне, она была бы проиграна гораздо быстрее.
— У вас будут все возможности в ней поучаствовать, если вы не дадите мне денег.
— Послушайте-ка, не предсказывайте мне страшное будущее. Кто-то давно сказал: «Конец у нас у всех один, но пути, которыми мы к нему идем, до боли разные». Я не мешаю вам, вы не мешаете мне.
Она ожидала чего-то подобного, не ожидала только, что так отреагирует. Обида, глупая, бессмысленная, затопила Мэй.
«Если продать перстень…» — снова вспомнилось ей. Боги всеблагие! Разве она хочет чего-то дурного?! Быть женой Эрвинда, носить его детей не со страхом, а с радостью, каждое утро накрывать для него стол, а каждый вечер — стелить постель. А вместо этого она не может пройти с ним по улице, взявшись за руки. И ладно, она не против, она сама выбрала эту судьбу (хотя из чего ей было выбирать?), она согласна и дальше кривляться на потеху тардам. Только не надо стоять перед ней с таким довольным, с таким полным достоинства лицом, не надо указывать ей ее место. Особенно теперь, когда Эрвинда едва не прикончили, если не из-за этого проклятого аристократа, то ради него!
Эрвинд Старший говорил ей когда-то: «Если не сможешь сдержать свои чувства, а ты еще долго не сможешь, хотя бы используй их для дела». И она использовала, благо точка приложения была неподалеку.
— Послушайте-ка и вы. — Она изо всех сил сдерживала дыхание, поэтому фразы были короткие, словно обрубленные топором. — Вы еще не Диант. Вы ничем никогда не жертвовали, так откуда же у вас право плевать в лицо всем подряд?
— Но также и не ваш приятель, милая барышня, чтобы развязывать кошелек по первому вашему знаку.
Все. Он довел ее до точки. Мэй сама не понимала, что говорит, но получалось на редкость гладко и осмысленно.
— Если вы в самом деле хотите походить на Дианта, вам стоило бы разок поставить все на кон. Все, что имеете, — ваш замечательный дом, несметные богатства, пресловутую честь. Уж слишком вы ими дорожите. Рискните разок всем, что вам досталось по праву наследства, чтобы получить хоть что-то по праву силы.
Краем глаза она видела, как тонкие холеные руки ростовщика безжалостно рвут писчее перо. Кажется, она сумела его подцепить.
— А что вы поставите на кон? — спросил он все так же любезно.
— Мою могилу в Ашене.
Он рассмеялся. Впрочем, довольно неубедительно:
— Что я с ней буду делать?
— Ну, вы-то найдете, что делать, я не сомневаюсь. Но в Ашене ведь не только королевские склепы. Большой дом, возделанная земля, виноградники, рыбные заводи, охотничьи угодья…
Она говорила это и уже не видела ни Рейнольда, ни комнаты. Когда-то госпожа Этарда частенько возила их с Эрвиндом в Ашен, а потом Мэй еще пару раз ездила уже вдвоем с королем Эрвиндом. И сейчас она словно наяву оказалась там, будто сроку наконец удалось пустить назад стрелку часов. До боли ясно вспомнились ей круглые потные бока пони, теплый песок на берегу Ианте, куда они с принцем увлеченно закапывали друг друга, тихий плеск, с которым срывалась с крючка рыбка и летела прямо в звездное небо, отраженное в темной воде… «Знаешь, что самое удивительное?» — «Нет». — «В Империи те же звезды».
Тут она обнаружила, что ее мысли сделали круг, и очнулась, с неудовольствием поймав пристальный взгляд ростовщика. Впрочем, он, похоже, близорукий, вон как щурится, так что все равно ничего не разглядит.
— Но вы действительно имеете право заложить Ашен?
— Это, пожалуй, единственное, на что я действительно имею право. — И все с той же улыбкой она прочла, словно по книге, давно выученный урок: — Земли в Ашене принадлежали асенским королям в течение восьми поколений между Первой и Второй Войнами. Потом, после смерти Эрика Второго, Диант добился восстановления прав для Эрвинда. Эрик был похоронен на берегу Ианте. Там же теперь могила короля Эрвинда. После него Ашен по наследству отошел ко мне.
— Ну, раз так. — Ростовщик помолчал немного, видимо удивляясь сам себе. — Если вы поклянетесь, что там хорошая рыбалка, я, пожалуй, рискну.
Потом они еще долго и нудно торговались и сошлись на семи процентах со сроком в три года.
— Деньги я завтра же перешлю во дворец, — пообещал Рейнольд.
Мэй благосклонно кивнула.
В знак того, что все недоразумения остались позади, он угостил ее хорошим вином и повел показывать дом — картины, статуи, коллекцию фарфора. Мэй, счастливая и разомлевшая, лениво думала: «Если я не смогу через три года заплатить, я его просто убью. А дом конфискую».
Когда она собралась уходить, Рейнольд сказал:
— Уже совсем поздно. Я пошлю кого-нибудь из слуг вас проводить.
— Только мы расстанемся за два поворота до моего дома. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, где я была.
— Простите, но я настаиваю на первом повороте.
— Скиньте еще один процент, и я соглашусь.
— Ладно, будь по-вашему.
Она присела в реверансе:
— Была рада познакомиться с вами.
И мысленно добавила с наслаждением: «Молокосос!»
Внизу хлопнула дверь. Рейнольд подошел к окну, отдернул портьеру. По улице быстро шла женщина, закутанная в плащ, следом один из его слуг.
«Интересно, знают ли в доме, с кем я говорил? Ха, а как быстро услышит об этом Большой Совет? Это я выясню сейчас же».
Рейнольд позвонил, пришел дворецкий. Давно уже было известно, что он докладывает дяде о Рейнольдовых проделках.
— Послушай, Кайрел, как тебе нравится твоя работа? Она тебя не обременяет?
— Нет… — Дворецкий удивлен, он ожидает подвоха.
— Я очень рад. — Рейнольд просто сияет. — Так вот, если завтра дядя спросит у меня, кого я принимал вечером, ты уволен. Все. Спокойной ночи.
Дворецкий кланяется и уходит с недовольной физиономией — потерян верный золотой, да еще предстоит повторить угрозу всем слугам в доме.
«Так, с этой стороны я себя обезопасил. Теперь надо разобраться, что я собственно сделал? Вроде бы понятно: дал деньги в долг (очень большие деньги — первый неприятный разговор), под очень средний процент (кислая мина), королеве (всеобщий шок, негодование, возможно, выкинут на пару месяцев из Совета). Но не мог же я не дать. Вернее, конечно, мог. Но что бы я с этого имел? Свои собственные деньги и воспоминание о том, кого я выкинул за порог. Честно говоря, искушение было очень большое. Отец бы обязательно так и сделал. Она ведет себя совершенно по-тардски: нагло, нахрапом. Аргументов никаких привести не может. Дианта зачем-то приплела, голос срывается, а в глазах слезы. Хотя деньги все-таки выбила… Хотя почему выбила? Тонкий математический расчет, и ничего больше.
Подготовим защитную речь для Большого Совета. Итак, дорогие мои родственники! Деньги я дал, но имеется ряд смягчающих обстоятельств:
1) процент не самый плохой — шесть,
2) всего на три года,
3) в залоге — королевские земли в Ашене. Сколько она говорила — десять тысяч ежегодного дохода? Наивное существо. Женщины в делах ничего не смыслят, и она — яркий пример. Там без всякого ущерба можно брать в три раза больше. Например, заставить тардов платить тот минимум, который они не платят. Месяц назад обсуждали на Совете. Задачка для начинающих. Тарды платить отказываются, сборщики налогов берут с асенов. А с асенов много не возьмешь! Нет, этого лучше не говорить, тут же ткнут носом в этот самый документ.
Так что, в общем и целом, сделка-то выгодная. Опять же, короли тоже люди. Правда, в это трудно поверить. Что она там кричала? “Вы не Диант, чтоб иметь право плевать в лицо всем подряд”. А она какое право имеет?!»
Если бы Рейнольда сейчас увидел кто-то из близких, бросился бы утешать. Губы надулись, нос покраснел. Он на нее действительно обиделся. Пришла, нашумела, взяла деньги и ушла. А ему теперь с родней разбираться!
«Кто такие, собственно говоря, асенские короли? Необходимая жертва. Тот, кто идет впереди войска и не имеет права голоса в действительно важных делах. Так было, пока не пришли тарды.
Хотя, если быть совсем честным, Фергус, последний законный король Лайи, избранный аристократами, едва ли не сам открыл ворота тардам. Ему надоела любимая игра аристократов “Который из Домов водит рукой короля”, потому что в последние годы она все больше напоминала другую, известную всем народам и временам, игру — “Угадай, кто ударил тебя в спину”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45