«Я уже подумал, мальчик. И ты, похоже, об этом догадываешься».
— Но я, право слово, не понимаю. Ей же еще семнадцати не исполнилось. И потом, отправить девушку из дворца обратно в деревню? Она этого не заслужила.
— Но я не хочу. Это слишком опасно — жить здесь.
— Не стоит решать за нее.
— За нее! Как будто ты сейчас этого не делаешь! Я же знаю, что ты ей рассказываешь. Сказка о том, что творилось во дворце спящей красавицы, пока она спала. Как она, проснувшись, не смогла найти даже туфли, а принц, рассчитывавший на хорошее приданое, вскочил на коня и ускакал. Зачем ты это делаешь?
— А что, плохая сказка? — обиженно спрашивает король.
— Папа, я не хочу, чтобы она жила здесь, — говорит принц почти по слогам.
«Нет, молодец мальчик. Вот так же поступал и Диант. Когда его не желали понимать, предъявлял ультиматум. Вся разница в том, что с его ультиматумами приходилось считаться, а с Эрвиндовыми — нельзя ни в коем случае».
— Она сама выберет мужа. В этой мелочи я ей не откажу.
«Откажу, откажу. Ведь ты мне помогать не хочешь. Или не можешь. Что сейчас не важно. Значит, все-таки придется. Хорошо, что Этарда уже умерла и никогда не узнает».
— Папа, я прошу тебя.
— Эрвинд, подожди. Сейчас не время. Давай подведем итоги. У нас с тобой серьезные разногласия. Так?
— Так, — в голосе Эрвинда откровенный вызов.
«Только это уже не имеет значения».
— Ты понимаешь, к чему это приведет? Понимаешь, что я должен сделать?
— Понимаю.
«Ничего ты не понимаешь. Ну ладно, потом поймешь обязательно».
— Ну вот и хорошо. Иди, у меня еще куча дел. Крикни там этого бездельника.
Через минуту входит секретарь.
— Садись, — коротко бросает ему король, — бери перо, чистый лист, пиши.
Секретарь берет перо левой рукой, страдальчески смотрит на короля. Тот в задумчивости разглядывает его макушку, потом печально говорит:
— Да нет, возьми по-нормальному. С чего начинается приказ?
— «Я, Эрвинд, сын Эрика, властью Императора король Лайи, говорю…»
— Правильно. Выучил.
И Эрвинд диктует ровным голосом, не задумываясь и не останавливаясь, словно уже видит текст перед глазами.
— «…говорю: поскольку мне стало известно, что мой сын Эрвинд замышляет против меня зло и хочет моей короны прежде моей смерти, он должен быть изгнан из пределов моего королевства…» Ну, что еще? Ты уже и правой писать разучился?
Секретарь поражение глядит на Эрвинда Старшего, но шестым чувством понимает, что сейчас лучше молчать.
— «…должен быть изгнан из пределов моего королевства, и возвращаться ему запрещаю до тех пор, пока на это не будет моей воли. Да славится имя императора Сигберта! Аврувия. Пятый день месяца ясеня». Готово?
— Да, Ваше Величество.
— Хорошо. Теперь следующий. «Капитану Рейнхарду. Рейн, завтра на рассвете возьмешь пять человек и проводишь моего сына до границы. Поезжайте лесными дорогами и как можно быстрее. По возвращении доложишь мне лично. Эрвинд». Все? Вот молодец.
У секретаря такой растерянный вид, что король хлопает его по плечу:
— Ну, не спи! Отнесешь первый приказ принцу Эрвинду, второй капитану. И чтобы больше никто ничего не видел и не слышал. Пока это тайна.
— Да, Ваше Величество.
Секретарь ушел тихо, половицы не скрипнули. Король Эрвинд остановился перед зеркалом. Он пытается найти сходство между собой и сыном, потом между собой и отцом-бароном, но тщетно. Зато неожиданно обнаружилось сходство с Диантом. Та же улыбка, взгляд. Путаница страшная. Он не асен и не тард. Он король Лайи, подданный Императора. И секретарь-асен смотрел на него сегодня с ужасом. Вот так, незаметно, переходишь черту, за которой твои поступки уже никому вокруг не понятны. Впрочем, с Диантом это случилось в семнадцать лет, когда он пошел на службу к Эрику. Только и в пятьдесят становится как-то не по себе. Приходится наказывать сына за то, что он благороднее тебя. И благоуханная, сладкая земля Лайи больше не радует. И о любимой жене думаешь: «Хорошо, что она умерла». Да, неладно что-то в нашем королевстве!
На воде дельты — золотой столб от заходящего солнца. Но Эрвинд не торопится уходить. Его чутье ясно говорит, что сегодня вечером нужно ждать еще одного незваного гостя. Почему-то вдруг вспомнилось, как он сам стал королем. Точнее, как после коронации плакал на этом самом столе, а Диант сидел напротив, там, где сегодня принц, и терпеливо ждал. А может, и не ждал, просто думал о чем-то. Эрвинд тогда вышел из себя, вытер сопли и наговорил гадостей. Что он не хочет быть королем, что он Дианту не кукла, что подло было так подставлять князя. А Диант ответил ему, как обычно, мягко, не повышая голоса.
— Я думаю, если бы Эрик знал, что погибнет вместо тебя, он бы согласился. Он тебя очень любил.
— Но это же еще хуже, как ты не понимаешь! — крикнул Эрвинд.
— Это просто долг, который ты никогда не сможешь заплатить. Привыкай, в твоей жизни таких долгов будет еще много.
— Диант, а это когда-нибудь кончится?
Скажи учитель тогда: «Да, когда-нибудь ты расплатишься по всем счетам и будешь чист, как до этого дня», — и Эрвинд бы поверил, и верил бы даже сейчас. Но лейб-медик ответил юному королю:
— Никогда.
Чутье Эрвинда не подвело. В дверь постучали, и в ответ на его «Да-да, войдите!» в проеме возникла кудрявая белокурая головка.
— Дядя Эрвинд, можно?
— Конечно можно, голубка. Залетай.
Принцесса Мэй, если продолжать занятия физиономистикой, была совершенная тардка. Пухленькая шестнадцатилетняя девочка с высокой грудью, старательно перетянутой талией, округлыми локотками. Точеный носик, капризные губы, а серо-голубые глаза смотрят на мир весело и с любопытством. Больше всего она похожа на глупенькую, но очаровательную овечку, а кудряшки надо лбом довершают это сходство. Словом, она лишь обещание того, чем станет через два-три года.
Получив разрешение короля, Мэй немедленно садится на скамеечку у его ног и обнимает его колени.
— Дядя, кто вам наговорил таких гадостей про Эрвинда? Да он любит вас больше всего на свете и никогда даже не думал вас свергать! Как вы могли в это поверить?! — Свою речь прекрасная защитница умудряется завершить взглядом гневным и умоляющим одновременно.
— А с чего ты взяла, что я поверил?
— Но этот отвратительный приказ! Зачем вы его написали?
Вот это и нравится Эрвинду в Мэй. Она почти всегда сразу хватает самую суть. Не «почему», не «за что», а «зачем»!
— Послушай меня внимательно, голубка, и постарайся понять. Это очень важно. Во-первых, я прекрасно знаю, что Эрвинд чист передо мной.
Мэй радостно кивает.
— Но во-вторых, именно поэтому я должен выгнать его из страны.
— Но…
— Подожди. Ты помнишь, как наследуется в Лайе престол?
— Конечно. Вы называете имя того, кого хотели бы видеть наследником, а Император его утверждает… Или не утверждает. Вы думаете, Император не утвердит Эрвинда?
— Нет, скорее всего, утвердит. Но тот не проживет и недели после коронации, зато за отпущенный ему срок сумеет развалить королевство.
— Разве вы не знаете его?
— Слишком хорошо знаю. Эрвинд — король для свободной, богатой страны. Король мира и справедливости. А в нашем пекле он долго не продержится.
Мэй трясет головой, качаются гребни в волосах, вздрагивает кружевной воротничок.
— Он — законный наследник, и у него есть права на престол. Прежде, чем изгонять, испытайте его.
— Он уже сам себя испытал сегодня утром. Устроил мне скандал из-за ареста моего секретаря.
— Почему?
— Он считает, что я сам должен отвечать за свои преступления.
— Но… Постойте! Я не понимаю. — Мэй встала, заходила по комнате. — Вы поссорились, так? Но почему? Какие преступления? Но секретарь же сам знал, что сможет это выдержать. Не хочет же Эрвинд, в самом деле, чтоб в тюрьме сидели вы?
— Нет, что ты. Он просто не хочет тюрьмы ни для кого.
Мэй рассмеялась:
— Ну, тогда в Лайе не должно быть тардов!
— Вот видишь, ты сама сказала.
Мэй нахмурила светлые брови, силясь придумать еще какие-нибудь веские аргументы. Она никогда раньше не спорила с королем и не знала, что это так трудно.
— Но дядя Эрвинд! Может быть, тогда именно он и сможет освободить Лайю?
У короля в глазах появляется восхищение. Она пытается его обойти, эта девочка, и не без успеха. Да, ум у нее определенно изящнее, чем фигурка. Вся беда, что он эту партию проигрывал во всех вариантах уже раз триста. А так, право слово, с удовольствием дал бы ей выиграть.
— А как ты думаешь, что нужно для того, чтоб изгнать тардов?
— Армия?
— Конечно. Большая, хорошо обученная.
— И секретная?
— Разумеется. Но это, как раз, не самое сложное. В Лайе полно укромных местечек, где можно спрятать отряды. Нужны те, кто будет этой армией командовать. А Эрвинд — не полководец. И вообще, ни один король в Лайе не может быть полководцем. Именно поэтому мы проиграли битву при Хейде. Асены не будут умирать за короля. Командовать должны аристократы, а они что-то не рвутся сражаться за родину. И наконец, нужны деньги. Большая сумма, о которой не знал бы Император. А это почти невероятно. Так что, думаю, оставшиеся нам годы рабства мы отсчитаем все до одного. И Эрвинд проведет их на чужбине.
— И вы говорите об этом так спокойно! Он же… Он же ваш сын, он наследник. — Мэй отвернулась к окну.
— А кто получит корону? — спрашивает она глухо.
— А кто мог бы?
— Аттери?
— Аттери — да. Ему я доверил бы Лайю. Он за сорок лет уже вконец обасенился, и, наверное, единственный из тардов знает, с какой стороны хлеб маслом мажут.
Мэй невольно хихикнула:
— Но Император никогда не утвердит Аттери. Зачем ему иметь равного соперника?
— Кто-то из советников?
— Не пойдет по той же причине.
— Тогда кто?
— Это секрет. Но тебе я скажу, если ты обещаешь хранить тайну до самой моей смерти.
— Значит, очень-очень долго. Ну хорошо, обещаю.
— Ты.
В комнатах принца с вечера был разгром. Прислуга собирала вещи, постоянно толкая путавшегося под ногами хозяина. Эрвинд повторял: «Только в седельные сумки, не больше», словно это единственное его беспокоило.
Во дворе, закутавшись в плащи, бродили солдаты — поджидали Его Высочество. Острые лучи солнца прорывались сквозь серые облака. На камнях лежала изморозь.
Сквозь распахнутую дверь Эрвинд вдруг увидел Мэй. Она сидела на сундуке, накручивая на палец светлую прядь. Поймала его взгляд, вскочила. И он, как всегда, тут же почувствовал, сколько вокруг снующих туда-сюда деловитых слуг, сколько любопытных взглядов впивается в их спины.
— Эрвинд, знаешь…
— Сейчас не время. Я тебе обязательно напишу… оттуда.
— Я должна тебе сказать…
— Ты мне тоже напишешь.
Он поспешно поцеловал ее куда-то между виском и волосами и бросился вниз по лестнице. Схватил поводья у стражника, вскочил на коня. В последний момент кто-то приторачивал к его седлу те самые сумки, но Эрвинд уже не видел ни его, ни дворца, вообще ничего не видел. Он сжал бока коня коленями и послал его с места в галоп.
— Эрвинд!
Мэй выбежала на балкон и оттуда махала ему. Так ему и запомнилось картинка из хрестоматии — рыцарь на гнедом коне и белокурая дама на балконе в вышине.
— Эрвинд! — закричала она. — Ты вернешься!
— Я еще не знаю! — крикнул он. — Я тебе напишу!
— Ты вернешься!
Только три года спустя он понял, что это был не вопрос, а обещание.
Глава 2
Четыре дня спустя Эрвинд был на границе. Здесь он простился с провожатыми и еще с полчаса ехал один по кочковатой, скрытой сумерками, имперской земле. Затем его спешили солдаты с пограничного поста и, когда он назвал свое имя, немного побили в наказание за неуместные шутки. Ночь принц, так и не пожелавший отказаться от своей шутки, провел в подвале.
Утром пробудился начальник, который, по счастью, бывал в Лайе и видел портреты короля и наследника на стене какого-то кабака. Он вытащил Эрвинда из подвала, отдал ему собственный завтрак, приставил восемь человек для охраны и срочно послал гонца в ближайший город. Дело пахло повышением по службе. К вечеру прискакали двенадцать молодцов, посверкивающих дорогим оружием, и сообщили Эрвинду, что он должен ехать с ними в столицу.
Принц уже изрядно устал от бесконечных охранников, но его мнения давно никто не спрашивал. Поэтому он вновь вскочил на коня и двинулся навстречу своей судьбе. В дороге он получил первый урок порядка в Империи. Несмотря на царящие вокруг грязь и хаос, на каждой станции их ждали горячий обед, подогретое вино и кони на смену. Вихрем пронеслись они сквозь Империю и остановились лишь на лестнице перед приемным залом Императора.
Когда Эрвинда вели к Императору сквозь строй умирающих от любопытства придворных, сквозь все эти банты, кружева, драгоценные цепи, алые лилии на золотой парче, крепкий аромат духов и дамского пота, в голове у него крутилась истертая как старая монета пословица: «Только дети и тарды хватают все, что блестит, только лягушки и тарды бросаются на все, что движется». Да и сама голова от бесконечной скачки стала тяжеловата, а к горлу подкатывала тошнота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45