Сержант сказал, что это самый спокойный конь во всей Империи. Он такой огромный, у него такие зубы… Они закинули меня в седло (сам я сесть не мог, и никогда не смогу). Его зовут Мрак, он совершенно черный. Он пошел по кругу, меня мотало из стороны в сторону, тарды хохотали. Потом ему надоело, и он пошел в конюшню. Там я сполз с него и ушел к себе. Надеюсь, это дурацкая тардская шутка.
* * *
Это не шутка. Это страшно. У меня болит все. После сегодняшнего дня меня сняли с лошади и отнесли в дом — сам идти я не мог.
Мы выехали утром. Меня усадили на этого Мрака, и он пошел на конюшню. Я подумал, что если это самая спокойная лошадь, а на другой мне не усидеть, а он хочет остаться, то, может, они и меня оставят? Но они только хохотали и снова и снова выводили нас из конюшни, а мы снова и снова возвращались туда. Кончилось все тем, что асен стегнул моего коня и заставил его идти со двора.
Временами Мрак переходил на рысь (так это называется, я это позже узнал), и тогда я ждал, когда же наконец упаду на землю. Но почему-то так и не упал. Иногда он останавливался и начинал объедать какой-нибудь куст. Я был ему очень благодарен, надеялся, что посольство уедет без нас, и оно бы уехало, но каждый раз откуда-то вылетал асен, стегал моего коня и снова уносился. А мы догоняли посольство. Я кусал губы, закрывал глаза и хватался за седло. Я уже возненавидел этого переводчика, но на привале посол сказал, что, если я не прекращу валять дурака, вам будет плохо. Теперь я благодарен ему.
Асен принес мне ужин и сказал, что это все ничего, что я скоро привыкну. Таким тоном я говорю умирающим: «Вы еще долго проживете, внуков будете нянчить». Он ничего, но вином от него несет за версту, при этом, в отличие от тардов, выглядит совершенно трезвым. Пытался и меня уговорить выпить, сказал:
— Ты в этом нуждаешься, я же вижу.
Конечно, я отказался. Все, сил больше нет, заканчиваю. Надеюсь, вам не очень тяжело.
* * *
Мы едем уже семь дней. Как это ни удивительно, но я начал привыкать к коню. Мне даже нравится на нем ехать, правда, только с утра — вечером устаешь ужасно. Впрочем, устают все, даже асен. Его зовут Эрвинд. Как я понял из разговоров, тарды дали ему самую опасную лошадь и теперь ждут, когда он с нее свалится. А он все не падает, я так думаю, он это им назло.
Я все время думаю о вас, но чем это вам поможет? Придется сделать все, что они потребуют. Думаю, я и тогда не вернусь — они убьют меня, я слишком много знаю, а узнаю еще больше. Но это не важно, вас они все равно отпустят.
Мы, цереты, поступили очень мудро, мы не лезем в войны, мы живем так, как жили наши деды, платим налоги — и нас никто не трогает (хотя, как видишь, бывают исключения). И я вот думаю, что же происходит там, у асенов, если тарды так звереют? Посол, господин Арнульф, говорит, что асены не платят налоги, что они — лисье племя и все сплошь колдуны. Они не уважают Императора, а их королева — лгунья, и ее надо убить. Я спросил про асенов у Эрвинда, он улыбнулся и сказал:
— Приедем — увидишь. Теперь уже скоро.
* * *
Мы едем почти месяц и только подъезжаем к Лайе. Я спросил у Эрвинда, почему мы так долго едем, он пожал плечами и ответил:
— Не знаю. Наверное, господин посол не спешит. Раньше осени ему в Лайе делать нечего. В прошлый раз я доехал очень быстро.
Я спросил его, что за прошлый раз, но он перевел разговор на погоду. Погода действительно ужасная. Сейчас середина лета, солнце жарит так, что лошади не хотят утром выходить из конюшни, а днем на привале удирают в кусты и там прячутся. Слепни, мошка, комары — еще немного и живьем съедят. Но зато рядом с лошадьми совершенно безопасно: они такие большие и горячие, что на людей насекомые не обращают внимания. И дороги просохли. Представляю, что здесь делается весной и осенью, если даже сейчас приходится объезжать отдельные лужи.
Мы с Мраком привыкли друг к другу. Он очень добрый и ласковый, только меня совершенно не уважает.
* * *
Сегодня наконец въехали в Лайю. Эрвинд говорит, что таким аллюром нам ехать не меньше месяца. Асены меня просто шокируют: мы остановились на ночлег в доме одного из их главных людей, потому что в этом городе нет гостиницы. Оказывается, у них можно проситься на ночлег в любой дом, а в гостиницах ночуют только те, кто не в ладах с законом. Мне этого не понять. Что это за дом, если каждый может в него войти?
* * *
Я здесь вообще ничего не понимаю. Это не люди, это я не знаю что. Начать с того, что они все поголовно одеваются, как дети. Цветов, приличных взрослому человеку — белого, черного и серого, — они не носят совсем. Я думал, это только Эрвинд так, назло тардам. Нет. Это у них так принято. Такие яркие, что их видно издалека. Асена никогда не перепутаешь с тардом. Тарды тоже одеваются пестро, но куда им! На асенов, как ни странно, смотреть довольно приятно, они как будто родились вот так одетыми. У тардов все слишком — слишком громоздко, слишком много золота и камней…
Но это все мелочи. Гораздо интереснее то, что тут происходит каждый вечер и утро. Мы приезжаем в какой-нибудь асенский дом (все равно какой, везде одно и то же) — не хватает одного столового прибора и одного стула — для Эрвинда. Посол делает выговор хозяину, все мгновенно появляется. Тогда почему не сразу? Эрвинд всегда забирается в угол, асены его словно не видят. Утром не вычищены только его сапоги. За завтраком история с прибором повторяется. Посол жутко сердится, все извиняются, Эрвинд смотрит в пол — в общем, сумасшедший дом.
А сегодня утром произошло нечто. Выходим после завтрака, все лошади оседланы, Эрвиндовой — нет. Она пасется на лугу неподалеку. Посол в гневе, требует, чтобы ее немедленно привели, хозяин что-то кричит своим работникам, те бестолково носятся по двору, тыкаются во все углы, на лицах недоумение: куда же она запропасти-лась?
Я спрашиваю у Эрвинда:
— Что случилось?
Он мне отвечает:
— Они ищут лошадь, но никак не могут найти. Господин посол говорит, что она на лугу.
Похоже, его это все забавляет. Я говорю:
— Она же действительно там.
Он мне заявляет:
— Да, она там, но, если господин посол говорит, что она там, она была бы там, даже если бы там ее не было.
Ну как это понимать? И такое чуть ли не каждый день. Может, они не могут простить Эрвинду его службу тардам? Не знаю. Знаю только, что так нельзя. Ведь служит он очень странно. Когда господин посол его зовет, Эрвинда никогда не могут найти.
Я очень скучаю по тебе и детям. И вообще я уже очень устал. Эти тарды сами не знают, чего хотят, но каждый раз что-нибудь новое. Лечу я сейчас в основном похмелье. Страшная болезнь. У них по утрам болит все, они злы, посол мечтает кого-нибудь вздернуть, а асены еще и ведут себя по-идиотски. Удивляюсь, как это еще никого не зарезали. Очень хочу вас увидеть.
* * *
Сегодня наконец доехали до Аврувии. С этим днем по кошмарности может сравниться только тот, когда нас разлучили.
С самого утра началась беготня. Только мы выехали, кобыла Эрвинда разыгралась, стала носиться по кустам, прыгать через ямы, и, несмотря на свое мастерство, Эрвинд вылетел из седла, к восторгу посольства и асенов. Он упал и лежал так тихо, что я не на шутку испугался. Я начал проверять, все ли кости целы, он страшно ругался по-асенски. Я сказал ему, что все в порядке. Он жалобно посмотрел на меня и спросил:
— Что, и не вывихнуто ничего?
У него был такой несчастный вид, что я сказал послу:
— Необходимо хотя бы день отдохнуть.
Посол сумрачно взглянул на меня и заявил:
— Если после обеда он не сможет ехать, я привяжу его к хвосту твоего коня.
Эрвинд долго меня благодарил, уверял, что после обеда он будет лучшим наездником в Империи, потом улыбнулся и как-то удивительно мягко сказал:
— Понимаешь, я бы в жизни не упал с этой малолетней идиотки, но асены, в сущности, такие милые.
Один из образцов его глубокомыслия. Правда, на этот раз он соблаговолил объясниться:
— По правилам хорошего тона асены Аврувии обязаны встретить посольство бурной радостью и ликованием, но от них этого не дождешься. Значит, господин посол будет с самого начала жутко зол, и ничего хорошего Лайе не светит. А так он будет зол только на нас с тобой.
Я попросил его не путать меня в свои дела. Тут меня позвал посол. Он был в меру раздражен. В меру, по не слишком. Во всяком случае, на меня он не кричал.
— Послушай, Теодор, — сказал он мне, — в Аврувии я поселю тебя вместе с Эрвиндом. Пока я доволен тобой, и если хочешь, чтобы так было и дальше, ты будешь рассказывать мне о нем все. Ты понял? Вы ведь, как я вижу, сдружились.
Пришлось пообещать ему и эту гнусность.
Выехали мы действительно после обеда. Эрвинд еле плелся. Только вечером мы оказались наконец на холме, с которого видна столица асенов. Эрвинд сполз с седла и заявил, что без получасового отдыха ему конец. Посол только рукой махнул, и мы остановились.
Ты знаешь, она действительно красива, эта столица асенов. Вокруг нее нет уродливых стен и башен, как в тардских городах. Правда, Эрвинд сказал, что крепость разрушили те же тарды, и не только в Аврузии, а и во всей Лайе, чтобы городам труднее было бунтовать, а камнями замостили дороги, чтоб быстрее подавить восстание, если оно все-таки случится.
Солнце уже село, небо за городом стало красным — завтрашний день будет ветреным.
— Здесь все горит, — сказал Эрвинд очень тихо, слышал его только я.
Он не грубый, этот город, скорее легкий и, я не знаю, воздушный что ли. Мне он, правда, больше понравился издалека, вблизи он уже не легкий, а легкомысленный, слишком светлый, слишком большие окна, все с каким-то вызовом.
У самого города нас встретила застава. Уж не знаю почему, но они о нас ничего не знали, капитан долго не желал убирать цепь, пока не отправился вместе со своими людьми на гауптвахту. Эрвинд сидел с кислой миной, но глаза были хитро прищурены, словно он говорил: «То ли еще будет!»
Разместились мы, правда, без проблем, дом посольства великолепен, мы с Эрвиндом живем в смежных комнатах.
К послу весь день приходят в гости какие-то важные тарды. Стены в посольстве тонкие, и, сидя у Эрвинда в комнате, я слышу их голоса, слов не разбираю, но одни, кажется, жалуются на жизнь, а другие посмеиваются над послом.
Эрвинд говорит, что смеются те, кого асены купили с потрохами, а плачут те, кого они покупать не захотели.
Глаза слипаются. Я надеюсь, у вас не очень беспокойные ночи.
* * *
Сегодняшний день такой же сумасшедший, как вчерашний. Посол вручил королеве свои грамоты. Сегодня я впервые ее увидел. Это ее мне придется убить.
Снова попытаюсь по порядку.
С утра за послом тенью ходил Эрвинд и жалобно просил:
— Господин Арнулъф, но, право слово, я не понимаю, зачем я там нужен. При дворе все прекрасно говорят по-тардски, моя помощь не понадобится…
Видно было, что эти слова ему даются с большим трудом.
Посол посмотрел на него ласково и ответил:
— Без переводчика посольство будет выглядеть несолидно. Переодевайтесь, у нас не так уж много времени.
Эрвинд отвернулся, пробормотал что-то по-асенски, похоже ругательство, и пошел выполнять приказ.
Асенский дворец гораздо меньше императорского, краска кое-где облупилась, но зато он не так давит на тебя.
Парадный зал убран на тардский манер: золотые украшения (вернее, позолоченные, позолота местами облезла, и видно дерево), статуи, зеркала. Паркет надраен так, что все время приходится смотреть под ноги, иначе упадешь.
Королева и ее двор уже были там, все стояли. Она еще совсем девочка, никакой короны у нее нет, только светлые волосы собраны на затылке в узел. Платье на ней цвета созревшей ржи, покроя такого же, какой я видел у асенских крестьянок. На поясе висит связка ключей и кошелек. Ведет себя очень скромно в отличие от своих дам.
Я не знаю, как на них держатся платья: плечи, руки, грудь, спина — все наружу. Могли бы и вовсе ничего не надевать, разница небольшая. Все как одна так и шныряют глазами по посольству, у меня даже мурашки по коже забегали. Вообще-то они были бы похожи на цветы, если бы… Да Бог с ними! Одно могу сказать точно: они совсем не похожи на тардок, те смотрят сквозь тебя, а платья у них еще ужаснее.
Королева очень смиренно и кротко произнесла:
— Благородный рыцарь, мы видели ваши грамоты, и они говорят, чтобы мы вполне доверяли вам. И вот, мы вам верим.
Не знаю, по-моему, для побежденных это звучит немного заносчиво. Но посол недовольства не выказал. Он вручил ей послание Императора и подарки: серьги и ожерелье.
Она поблагодарила, примерила ожерелье, посмотрела на своих дам с торжеством: вот, мол, теперь и у меня драгоценности есть! — а потом сказала:
— Ваша Светлость, не окажете ли вы мне любезность?
— Прекрасная госпожа, это вы мне оказываете любезность.
— Я хотела бы поговорить с вашим переводчиком.
И, не дожидаясь ответа, подошла к Эрвинду, взяла его за руку, отвела в сторону, и они о чем-то заговорили по-асенски. Я смотрел на все это и вдруг понял: да она же просто издевается над послом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
* * *
Это не шутка. Это страшно. У меня болит все. После сегодняшнего дня меня сняли с лошади и отнесли в дом — сам идти я не мог.
Мы выехали утром. Меня усадили на этого Мрака, и он пошел на конюшню. Я подумал, что если это самая спокойная лошадь, а на другой мне не усидеть, а он хочет остаться, то, может, они и меня оставят? Но они только хохотали и снова и снова выводили нас из конюшни, а мы снова и снова возвращались туда. Кончилось все тем, что асен стегнул моего коня и заставил его идти со двора.
Временами Мрак переходил на рысь (так это называется, я это позже узнал), и тогда я ждал, когда же наконец упаду на землю. Но почему-то так и не упал. Иногда он останавливался и начинал объедать какой-нибудь куст. Я был ему очень благодарен, надеялся, что посольство уедет без нас, и оно бы уехало, но каждый раз откуда-то вылетал асен, стегал моего коня и снова уносился. А мы догоняли посольство. Я кусал губы, закрывал глаза и хватался за седло. Я уже возненавидел этого переводчика, но на привале посол сказал, что, если я не прекращу валять дурака, вам будет плохо. Теперь я благодарен ему.
Асен принес мне ужин и сказал, что это все ничего, что я скоро привыкну. Таким тоном я говорю умирающим: «Вы еще долго проживете, внуков будете нянчить». Он ничего, но вином от него несет за версту, при этом, в отличие от тардов, выглядит совершенно трезвым. Пытался и меня уговорить выпить, сказал:
— Ты в этом нуждаешься, я же вижу.
Конечно, я отказался. Все, сил больше нет, заканчиваю. Надеюсь, вам не очень тяжело.
* * *
Мы едем уже семь дней. Как это ни удивительно, но я начал привыкать к коню. Мне даже нравится на нем ехать, правда, только с утра — вечером устаешь ужасно. Впрочем, устают все, даже асен. Его зовут Эрвинд. Как я понял из разговоров, тарды дали ему самую опасную лошадь и теперь ждут, когда он с нее свалится. А он все не падает, я так думаю, он это им назло.
Я все время думаю о вас, но чем это вам поможет? Придется сделать все, что они потребуют. Думаю, я и тогда не вернусь — они убьют меня, я слишком много знаю, а узнаю еще больше. Но это не важно, вас они все равно отпустят.
Мы, цереты, поступили очень мудро, мы не лезем в войны, мы живем так, как жили наши деды, платим налоги — и нас никто не трогает (хотя, как видишь, бывают исключения). И я вот думаю, что же происходит там, у асенов, если тарды так звереют? Посол, господин Арнульф, говорит, что асены не платят налоги, что они — лисье племя и все сплошь колдуны. Они не уважают Императора, а их королева — лгунья, и ее надо убить. Я спросил про асенов у Эрвинда, он улыбнулся и сказал:
— Приедем — увидишь. Теперь уже скоро.
* * *
Мы едем почти месяц и только подъезжаем к Лайе. Я спросил у Эрвинда, почему мы так долго едем, он пожал плечами и ответил:
— Не знаю. Наверное, господин посол не спешит. Раньше осени ему в Лайе делать нечего. В прошлый раз я доехал очень быстро.
Я спросил его, что за прошлый раз, но он перевел разговор на погоду. Погода действительно ужасная. Сейчас середина лета, солнце жарит так, что лошади не хотят утром выходить из конюшни, а днем на привале удирают в кусты и там прячутся. Слепни, мошка, комары — еще немного и живьем съедят. Но зато рядом с лошадьми совершенно безопасно: они такие большие и горячие, что на людей насекомые не обращают внимания. И дороги просохли. Представляю, что здесь делается весной и осенью, если даже сейчас приходится объезжать отдельные лужи.
Мы с Мраком привыкли друг к другу. Он очень добрый и ласковый, только меня совершенно не уважает.
* * *
Сегодня наконец въехали в Лайю. Эрвинд говорит, что таким аллюром нам ехать не меньше месяца. Асены меня просто шокируют: мы остановились на ночлег в доме одного из их главных людей, потому что в этом городе нет гостиницы. Оказывается, у них можно проситься на ночлег в любой дом, а в гостиницах ночуют только те, кто не в ладах с законом. Мне этого не понять. Что это за дом, если каждый может в него войти?
* * *
Я здесь вообще ничего не понимаю. Это не люди, это я не знаю что. Начать с того, что они все поголовно одеваются, как дети. Цветов, приличных взрослому человеку — белого, черного и серого, — они не носят совсем. Я думал, это только Эрвинд так, назло тардам. Нет. Это у них так принято. Такие яркие, что их видно издалека. Асена никогда не перепутаешь с тардом. Тарды тоже одеваются пестро, но куда им! На асенов, как ни странно, смотреть довольно приятно, они как будто родились вот так одетыми. У тардов все слишком — слишком громоздко, слишком много золота и камней…
Но это все мелочи. Гораздо интереснее то, что тут происходит каждый вечер и утро. Мы приезжаем в какой-нибудь асенский дом (все равно какой, везде одно и то же) — не хватает одного столового прибора и одного стула — для Эрвинда. Посол делает выговор хозяину, все мгновенно появляется. Тогда почему не сразу? Эрвинд всегда забирается в угол, асены его словно не видят. Утром не вычищены только его сапоги. За завтраком история с прибором повторяется. Посол жутко сердится, все извиняются, Эрвинд смотрит в пол — в общем, сумасшедший дом.
А сегодня утром произошло нечто. Выходим после завтрака, все лошади оседланы, Эрвиндовой — нет. Она пасется на лугу неподалеку. Посол в гневе, требует, чтобы ее немедленно привели, хозяин что-то кричит своим работникам, те бестолково носятся по двору, тыкаются во все углы, на лицах недоумение: куда же она запропасти-лась?
Я спрашиваю у Эрвинда:
— Что случилось?
Он мне отвечает:
— Они ищут лошадь, но никак не могут найти. Господин посол говорит, что она на лугу.
Похоже, его это все забавляет. Я говорю:
— Она же действительно там.
Он мне заявляет:
— Да, она там, но, если господин посол говорит, что она там, она была бы там, даже если бы там ее не было.
Ну как это понимать? И такое чуть ли не каждый день. Может, они не могут простить Эрвинду его службу тардам? Не знаю. Знаю только, что так нельзя. Ведь служит он очень странно. Когда господин посол его зовет, Эрвинда никогда не могут найти.
Я очень скучаю по тебе и детям. И вообще я уже очень устал. Эти тарды сами не знают, чего хотят, но каждый раз что-нибудь новое. Лечу я сейчас в основном похмелье. Страшная болезнь. У них по утрам болит все, они злы, посол мечтает кого-нибудь вздернуть, а асены еще и ведут себя по-идиотски. Удивляюсь, как это еще никого не зарезали. Очень хочу вас увидеть.
* * *
Сегодня наконец доехали до Аврувии. С этим днем по кошмарности может сравниться только тот, когда нас разлучили.
С самого утра началась беготня. Только мы выехали, кобыла Эрвинда разыгралась, стала носиться по кустам, прыгать через ямы, и, несмотря на свое мастерство, Эрвинд вылетел из седла, к восторгу посольства и асенов. Он упал и лежал так тихо, что я не на шутку испугался. Я начал проверять, все ли кости целы, он страшно ругался по-асенски. Я сказал ему, что все в порядке. Он жалобно посмотрел на меня и спросил:
— Что, и не вывихнуто ничего?
У него был такой несчастный вид, что я сказал послу:
— Необходимо хотя бы день отдохнуть.
Посол сумрачно взглянул на меня и заявил:
— Если после обеда он не сможет ехать, я привяжу его к хвосту твоего коня.
Эрвинд долго меня благодарил, уверял, что после обеда он будет лучшим наездником в Империи, потом улыбнулся и как-то удивительно мягко сказал:
— Понимаешь, я бы в жизни не упал с этой малолетней идиотки, но асены, в сущности, такие милые.
Один из образцов его глубокомыслия. Правда, на этот раз он соблаговолил объясниться:
— По правилам хорошего тона асены Аврувии обязаны встретить посольство бурной радостью и ликованием, но от них этого не дождешься. Значит, господин посол будет с самого начала жутко зол, и ничего хорошего Лайе не светит. А так он будет зол только на нас с тобой.
Я попросил его не путать меня в свои дела. Тут меня позвал посол. Он был в меру раздражен. В меру, по не слишком. Во всяком случае, на меня он не кричал.
— Послушай, Теодор, — сказал он мне, — в Аврувии я поселю тебя вместе с Эрвиндом. Пока я доволен тобой, и если хочешь, чтобы так было и дальше, ты будешь рассказывать мне о нем все. Ты понял? Вы ведь, как я вижу, сдружились.
Пришлось пообещать ему и эту гнусность.
Выехали мы действительно после обеда. Эрвинд еле плелся. Только вечером мы оказались наконец на холме, с которого видна столица асенов. Эрвинд сполз с седла и заявил, что без получасового отдыха ему конец. Посол только рукой махнул, и мы остановились.
Ты знаешь, она действительно красива, эта столица асенов. Вокруг нее нет уродливых стен и башен, как в тардских городах. Правда, Эрвинд сказал, что крепость разрушили те же тарды, и не только в Аврузии, а и во всей Лайе, чтобы городам труднее было бунтовать, а камнями замостили дороги, чтоб быстрее подавить восстание, если оно все-таки случится.
Солнце уже село, небо за городом стало красным — завтрашний день будет ветреным.
— Здесь все горит, — сказал Эрвинд очень тихо, слышал его только я.
Он не грубый, этот город, скорее легкий и, я не знаю, воздушный что ли. Мне он, правда, больше понравился издалека, вблизи он уже не легкий, а легкомысленный, слишком светлый, слишком большие окна, все с каким-то вызовом.
У самого города нас встретила застава. Уж не знаю почему, но они о нас ничего не знали, капитан долго не желал убирать цепь, пока не отправился вместе со своими людьми на гауптвахту. Эрвинд сидел с кислой миной, но глаза были хитро прищурены, словно он говорил: «То ли еще будет!»
Разместились мы, правда, без проблем, дом посольства великолепен, мы с Эрвиндом живем в смежных комнатах.
К послу весь день приходят в гости какие-то важные тарды. Стены в посольстве тонкие, и, сидя у Эрвинда в комнате, я слышу их голоса, слов не разбираю, но одни, кажется, жалуются на жизнь, а другие посмеиваются над послом.
Эрвинд говорит, что смеются те, кого асены купили с потрохами, а плачут те, кого они покупать не захотели.
Глаза слипаются. Я надеюсь, у вас не очень беспокойные ночи.
* * *
Сегодняшний день такой же сумасшедший, как вчерашний. Посол вручил королеве свои грамоты. Сегодня я впервые ее увидел. Это ее мне придется убить.
Снова попытаюсь по порядку.
С утра за послом тенью ходил Эрвинд и жалобно просил:
— Господин Арнулъф, но, право слово, я не понимаю, зачем я там нужен. При дворе все прекрасно говорят по-тардски, моя помощь не понадобится…
Видно было, что эти слова ему даются с большим трудом.
Посол посмотрел на него ласково и ответил:
— Без переводчика посольство будет выглядеть несолидно. Переодевайтесь, у нас не так уж много времени.
Эрвинд отвернулся, пробормотал что-то по-асенски, похоже ругательство, и пошел выполнять приказ.
Асенский дворец гораздо меньше императорского, краска кое-где облупилась, но зато он не так давит на тебя.
Парадный зал убран на тардский манер: золотые украшения (вернее, позолоченные, позолота местами облезла, и видно дерево), статуи, зеркала. Паркет надраен так, что все время приходится смотреть под ноги, иначе упадешь.
Королева и ее двор уже были там, все стояли. Она еще совсем девочка, никакой короны у нее нет, только светлые волосы собраны на затылке в узел. Платье на ней цвета созревшей ржи, покроя такого же, какой я видел у асенских крестьянок. На поясе висит связка ключей и кошелек. Ведет себя очень скромно в отличие от своих дам.
Я не знаю, как на них держатся платья: плечи, руки, грудь, спина — все наружу. Могли бы и вовсе ничего не надевать, разница небольшая. Все как одна так и шныряют глазами по посольству, у меня даже мурашки по коже забегали. Вообще-то они были бы похожи на цветы, если бы… Да Бог с ними! Одно могу сказать точно: они совсем не похожи на тардок, те смотрят сквозь тебя, а платья у них еще ужаснее.
Королева очень смиренно и кротко произнесла:
— Благородный рыцарь, мы видели ваши грамоты, и они говорят, чтобы мы вполне доверяли вам. И вот, мы вам верим.
Не знаю, по-моему, для побежденных это звучит немного заносчиво. Но посол недовольства не выказал. Он вручил ей послание Императора и подарки: серьги и ожерелье.
Она поблагодарила, примерила ожерелье, посмотрела на своих дам с торжеством: вот, мол, теперь и у меня драгоценности есть! — а потом сказала:
— Ваша Светлость, не окажете ли вы мне любезность?
— Прекрасная госпожа, это вы мне оказываете любезность.
— Я хотела бы поговорить с вашим переводчиком.
И, не дожидаясь ответа, подошла к Эрвинду, взяла его за руку, отвела в сторону, и они о чем-то заговорили по-асенски. Я смотрел на все это и вдруг понял: да она же просто издевается над послом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45