кол забил, чеснок
скоро зацветет, а "он"... все озорничает... - печально окончил старик.
- Что делать? Привез дьявол из Америки старого графа да проклятое
ожерелье, с которого и болезнь к нашей графинюшке прикинулась; нет ли
тут закорюки? Как, по-вашему, доктор? - и Петро пытливо посмотрел на ме-
ня.
- Не знаю! - пожал я плечами.
Вот что я надумал, - продолжал Петро. - На каменный гроб старого гра-
фа положу крест из омелы, говорят это хорошо, да кругом навешу чесноку,
а вот вы, от имени графа, скажите всем слугам, что склеп будет убирать
один Петро, и ходить туда запрещено-де, а то озорники все поснимут, да и
разговоров наделаешь. А надо все в тайне, чтобы "он" не догадался да не
улизнул.
Я обещал.
Петро усиленно принялся за изготовление креста.
За те дни, пока он возился, на деревне умерло двое детей и у нас на
горе мужик-поденщик.
Наконец все готово.
На закате солнца, когда все слуги замка сильнее заняты уборкою на
ночь, мы с Петро спустились в склеп и он все сделал, как говорил: поло-
жил крест, навесил чеснок. Сверху же гроб мы закрыли черным сукном, что-
бы не обратить на него внимания графа.
- А слышите, как воет и стонет, - обратился ко мне Петро.
Я прислушался, правда, что-то выло, но трудно было определить, что и
где. Скорее всего это был ветер в трубе или в одной из отдушин склепа.
Петро был весел, он верил в успех! А у меня были данные очень и очень
бояться за будущее.
И что же, в эту же ночь погиб личный лакей графа. Его нашли умирающим
в постели и он мог только прошептать: графиня, гра...
Пока слуги судили и рядили, подошел Петро, поднял голову покойника и
со стоном опустился на пол. Он был бледен, как мел.
Испуг и обморок Петро были последней каплей в неспокойном настроении
наших слуг.
Большинство, вместо того чтобы помочь старику, бросились вон из ком-
наты и через час же несколько человек попросили расчета. К вечеру ушли
поденщики.
Смех и песни замолкли. Слуги шептались и сговаривались о чем-то, ясно
чувствовалось: еще один смертельный случай, и мы останемся одни. К вече-
ру...
- Господа, - прервал доктор, - как ни интересны все эти чудеса в ре-
шете, а все же спать надо. Скоро два часа ночи. Я полагаю, что все наши
вампиры и оборотни уже нагулялись и завалились спать. Итак, я ухожу, - и
доктор решительно встал с места.
- Делать нечего, подождем до завтра, - сказал один из гостей.
Не бойтесь, ни Карл Иванович, ни его "сказки" не сбегут, - шутил док-
тор.
- А разве вы думаете, что все это сказки? - спросил удивленно Жорж К.
- Какое вы еще дитя, Жорж, если могли в этом сомневаться, - заметил
один старик.
XIX
День прошел очень оживленно. Катались верхами, много гуляли по лесу,
молодежь занималась гимнастикой и борьбой. Никто ни разу и не вспомнил о
вчерашнем чтении.
Вечером усталые, голодные, но в хорошем расположении духа все были в
сборе.
Сытно поужинав, приступили к Карлу Ивановичу дочитать "сказки".
Тот, против обыкновения, очень неохотно взял свой портфель и долго в
нем разбирался.
- Ну-с, какой ерундой вы нас сегодня угостите? - спросил доктор.
- Быть может, можно сегодня и не читать? - точно обрадовался Карл
Иванович, закрывая портфель.
- О, нет, нет, мы хотим знать конец, - запротестовала молодежь.
- Вы кончили на том. Карл Иванович, что все слуги из замка убежали от
страха, - напомнил Жорж К.
Карл Иванович вздохнул и начал.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПИСЬМА К АЛЬФУ
К вечеру Петро объявил, что не отойдет от двери склепа, пока не выс-
ледит "проклятого дьявола"...
Ночь прошла тихо. Даже утром и днем Петро отказался сойти со своего
поста. Он взял у меня только кусочек хлеба.
И день прошел хорошо.
Минули еще сутки.
Что делать с добровольным сторожем? Он ест один хлеб и совсем не
спит. Долго ли он выдержит?
Еще сутки.
Никакие уговоры, никакие доводы не помогают.
Я решился оставить упрямца еще на ночь, а утром подсыпать сонного по-
рошка в вино и заставить его выпить.
Приготовив покрепче снотворное, я сидел у себя в комнате. Пробило два
часа.
Вдруг в комнату, пошатываясь, входит Петро. Он иссиня-бледен, точно
мертвец, волосы всклокочены, сам весь дрожит. Беспомощно опустившись на
стул, он залился слезами.
Первых его слов разобрать было невозможно, до того стучали его зубы.
Наконец я уловил:
- Графинюшка... ужас... наша графинюшка ходит... мертвец...
- Успокойся, Петро, расскажи все по порядку, я и сам думаю, что вино-
ват не американец, а графиня, - сказал я, стараясь казаться спокойным.
- Наша графинюшка, это ангел-то во плоти и вурдалак, вампир... - и он
снова зарыдал.
Когда припадок прошел, Петро сообщил мне следующее:
И в эту ночь, как и ранее, он сидел на скамейке против входа в склеп
и не спускал глаз с двери. Ключ от нее лежал у него в кармане.
Ночь лунная, и все видно отчетливо.
- Смотрю, - говорил он, - перед дверью стоит графиня. Белое, нарядное
платье, локоны по плечам и на голове цветы и бриллианты. Ну,
точь-в-точь, как она наряжалась, когда ехала на бал.
На минуту я забыл, что она умерла, и бросился к ней:
- Графинюшка, милая! - Она ласково посмотрела, да и говорит:
- Петро, за что ты меня преследуешь?
Тут я вспомнил, что она мертвая, отскочил, а она за мной.
- Оставь меня в покое, и я тебя не трону, - и голосок у ней такой
нежный.
- Бог с вами, - говорю, - графиня, ведь вы же умерли... и похоронены.
- Умерла... и все-таки живу. Не мешай же мне. - И сама отстраняет это
меня с дороги рукой.
Я хотел перекрестить ее, а она как бросится да схватит меня за плечи.
Сильная такая, глаза злые и лицо совсем, как чужое. Хочу вырваться и не
могу, вот-вот повалит... Так мы все пятились, пятились и дошли до грядки
с чесноком.
Я запнулся и упал к подножию креста. Она тоже повалилась.
Ну, думаю, загрызет!.. Да Бог помиловал.
Почуяла чеснок, соскочила, застонала тяжко, тяжко и исчезла.
Долго я лежал: боялся пошевелиться. Ну, а потом и к вам, доктор.
- Что нам делать? Ведь графинюшку-то я не могу колом, рука не выдер-
жит... - прошептал верный слуга и опять заплакал.
До утра мы сидели с Петро обдумывая, как поступить. Надо обезопасить
замок и деревню от вампира, а в то же время, ради Карло и старого графа,
пощадить имя графини в народе.
Мы еще ничего не решили, как пришли мне сказать, что умер сынишка ку-
чера, мальчик лет десяти.
А затем потянулись, один за другим, слуги, прося расчета. Причина бы-
ла одна:
- У нас в замке не чисто.
Пришлось всех отпустить. Осталось два-три человека, которым абсолютно
некуда и не к кому было идти.
Надо было волей-неволей посвятить в дело и твоего отца.
С большими предосторожностями и понемногу я сообщил ему все.
К моему удивлению, и на этот раз он остался почти спокоен. И только
спросил, кто, кроме меня и Петро, знает про "то". И когда узнал, что
никто, остался очень доволен.
Видимо, он уже знал страшную тайну покойницы. Не оттого ли он и сидел
целые дни в склепе?
Немедленно граф распорядился продать лошадей, коров и прочую жив-
ность, одним словом все, что требовало ухода, заперев почти все комнаты
замка, и отпустил слуг с наградою.
Затем по его приказу поденщики из города живо приготовили новый склеп
в скале, на два гроба.
Не решаясь пригласить священника, на восходе солнца, когда по чистому
воздуху так хорошо доносится колокольный звон из деревни, перенесли мы
сами гроб с графиней из старого склепа в новое помещение и с разными
предосторожностями заделали его в стену.
После того отец твой взял с меня и Петро страшную клятву молчать обо
всем случившемся.
Он щедро обеспечил нас.
Петро, как милости, выпросил позволения остаться с ним в замке, где и
прожил пятнадцать лет.
Как твой отец намерен был поступить с тобой и замком - он нас не пос-
вятил.
Смерть унесла его неожиданно для него самого.
Мы похоронили его в новом склепе, в том месте, которое он себе приго-
товил.
Петро по обещанию пошел пешком в Рим, а я вернулся домой.
Теперь, Карло, уходи. Я нарушил ради тебя клятву, оставь меня, дай
отдохнуть, - и старик скорбно, тяжело поник головою. Я вышел.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Где и как я провел эту ночь, не могу вспомнить... ходил и ходил... И
вот на заре пишу тебе, Альф. Это последнее средство хоть немного разоб-
раться в своих ощущениях и попробовать успокоиться и обсудить. Что это?
Не сошел ли я с ума? А все слышанное, да и сам старик доктор в прида-
чу - не что иное, как один бред больного мозга.
Или доктор существует и он сошел с ума от старости?.. или же, или это
все страшная правда?
Какая правда?.. Правда... я сын вампира!
Нет, я сумасшедший...
Впрочем, что лучше? - Реши сам.
Ах, почему ты не здесь, ты бы со стороны вернее это определил. Альф,
спаси меня!
Сознаю все безумие верить рассказам старика и... верю. Почему? Как
опровергнуть его слова? Где кончается действительность и начинается вы-
мысел? Все так логично и так неправдоподобно!.. Господи, а Рита! Я забыл
о ней!
Что же с ней будет? Могу ли я жениться теперь? Имею ли я право вов-
лечь ее в свое несчастье?
Нет, надо отослать ее на родину. Но как? Что ей скажу, что объясню!..
Это убьет, обесславит ее! Нет, это невозможно... Но что же делать... где
выход... Альф! Помоги, приезжай!
Д.
ПИСЬМО ВОСЕМНАДЦАТОЕ
Уже три дня, как я отослал тебе роковое письмо, Альф.
А я все еще в городе - нет сил вернуться и взглянуть на Риту.
Если б ты был возле, мне было бы легче... Знаешь ли, у меня есть лес-
ной дом, он далеко от деревни и хоть лежит у подножия замка, но попасть
в него можно, только сделав порядочный крюк.
Не кажется ли тебе, что это хорошее место для такого ученого, как ты?
Никто мешать не будет. Я строго запрещу слугам ходить в лесном доме,
а для тебя там будет смирная, хорошая верховая лошадь.
Что ты на это скажешь?
Ты можешь целыми днями рыться в своих книгах; я даже сам не буду к
тебе ходить, а только писать. Но сознание, что ты близко, для меня уже
утешение и большая поддержка... Альф, Альф, сжалься надо мной. Кроме те-
бя, у меня нет никого.
Приезжай.
Д.
ПИСЬМО ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
Весть, сообщенная мне доктором, так страшна и так меня выбила из ко-
леи, что я даже забыл, зачем сюда приехал.
Сейчас я опять был у него и вот теперь-то я знаю, что значит ужас,
невыносимый ужас. Все прежнее пустяки в сравнении с этими! Но слушай.
Сегодня, придя к старику, я сказал ему первоначальную причину моего
приезда сюда, т.е. что невеста моя, Рита, не то что хворает, а бледнеет
и скучает.
Он вскочил, как укушенный.
- Твоя невеста хворает, она слабеет, бледнеет; есть у нее рана на
шее? - воскричал он.
Ноги у меня подкосились... Я не мог выговорить ни слова...
- Отвечай, есть рана? Как же ты мне сказал что не нашел гробов отца и
матери, ты солгал мне ты выпустил "его"! - кричал старик, бешено трясти
меня за плечи. Откуда у него сила взялась.
Тут я очнулся.
- Доктор, погодите, с моего приезда никто не только не умер в замке,
но и не хворал, - наконец, мог я выговорить.
- А в деревне?
- И там не было покойников. Повторяю, клянусь, я не видел нового
склепа, - сказал я серьезно и веско.
Доктор несколько успокоился и пробормотал:
- Слава Богу, я ошибся. Быть может, правда, что здешний горный воздух
не годится для здоровья такой южанки, как твоя Рита. Поезжай. Через день
я приеду в замок, как друг твоего отца. И ты только устрой, чтобы я мог
видеть шею твоей невесты.
- Это не трудно, доктор; Рита любит и всегда носит открытые платья.
Она знает отлично, что шея ее прелестна.
И вот, только придя домой, я вспомнил эпизод с розовой, сердоликовой
булавкой...
А что если?! Господи, спаси и помилуй! Альф, а если... боюсь выгово-
рить... если все правда... если Рита... Альф, ради всего святого приез-
жай.
Спешу домой, что-то там? Ах, я дурень, сидел здесь, а что там, что...
Жду тебя.
Д.
ПИСЬМО ДВАДЦАТОЕ
Не нахожу слов, благодарю тебя, ты приедешь, да! Теперь мне не страш-
но, ты будешь со мной.
Спешу тебя порадовать, у нас все спокойно. Правда, Рита слаба и блед-
на, но она ни на что не жалуется.
Доктор сдержал слово и приехал.
Рита приняла его ласково и дружественно.
Он ловко выспрашивает Риту, как она проводит ночи, не чувствует ли
тяжести, удушья и т.д. Какие видит сны.
На все получаются самые спокойные ответы. Единственно, что до сих пор
мне не удалось показать доктору шею Риты.
Она выдумала носить кружевные косынки, на шею навязываются какие-то
фантастические банты и ленты.
А когда я стал просить снять это и позволить любоваться ее шеей, она
грустно проговорила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
скоро зацветет, а "он"... все озорничает... - печально окончил старик.
- Что делать? Привез дьявол из Америки старого графа да проклятое
ожерелье, с которого и болезнь к нашей графинюшке прикинулась; нет ли
тут закорюки? Как, по-вашему, доктор? - и Петро пытливо посмотрел на ме-
ня.
- Не знаю! - пожал я плечами.
Вот что я надумал, - продолжал Петро. - На каменный гроб старого гра-
фа положу крест из омелы, говорят это хорошо, да кругом навешу чесноку,
а вот вы, от имени графа, скажите всем слугам, что склеп будет убирать
один Петро, и ходить туда запрещено-де, а то озорники все поснимут, да и
разговоров наделаешь. А надо все в тайне, чтобы "он" не догадался да не
улизнул.
Я обещал.
Петро усиленно принялся за изготовление креста.
За те дни, пока он возился, на деревне умерло двое детей и у нас на
горе мужик-поденщик.
Наконец все готово.
На закате солнца, когда все слуги замка сильнее заняты уборкою на
ночь, мы с Петро спустились в склеп и он все сделал, как говорил: поло-
жил крест, навесил чеснок. Сверху же гроб мы закрыли черным сукном, что-
бы не обратить на него внимания графа.
- А слышите, как воет и стонет, - обратился ко мне Петро.
Я прислушался, правда, что-то выло, но трудно было определить, что и
где. Скорее всего это был ветер в трубе или в одной из отдушин склепа.
Петро был весел, он верил в успех! А у меня были данные очень и очень
бояться за будущее.
И что же, в эту же ночь погиб личный лакей графа. Его нашли умирающим
в постели и он мог только прошептать: графиня, гра...
Пока слуги судили и рядили, подошел Петро, поднял голову покойника и
со стоном опустился на пол. Он был бледен, как мел.
Испуг и обморок Петро были последней каплей в неспокойном настроении
наших слуг.
Большинство, вместо того чтобы помочь старику, бросились вон из ком-
наты и через час же несколько человек попросили расчета. К вечеру ушли
поденщики.
Смех и песни замолкли. Слуги шептались и сговаривались о чем-то, ясно
чувствовалось: еще один смертельный случай, и мы останемся одни. К вече-
ру...
- Господа, - прервал доктор, - как ни интересны все эти чудеса в ре-
шете, а все же спать надо. Скоро два часа ночи. Я полагаю, что все наши
вампиры и оборотни уже нагулялись и завалились спать. Итак, я ухожу, - и
доктор решительно встал с места.
- Делать нечего, подождем до завтра, - сказал один из гостей.
Не бойтесь, ни Карл Иванович, ни его "сказки" не сбегут, - шутил док-
тор.
- А разве вы думаете, что все это сказки? - спросил удивленно Жорж К.
- Какое вы еще дитя, Жорж, если могли в этом сомневаться, - заметил
один старик.
XIX
День прошел очень оживленно. Катались верхами, много гуляли по лесу,
молодежь занималась гимнастикой и борьбой. Никто ни разу и не вспомнил о
вчерашнем чтении.
Вечером усталые, голодные, но в хорошем расположении духа все были в
сборе.
Сытно поужинав, приступили к Карлу Ивановичу дочитать "сказки".
Тот, против обыкновения, очень неохотно взял свой портфель и долго в
нем разбирался.
- Ну-с, какой ерундой вы нас сегодня угостите? - спросил доктор.
- Быть может, можно сегодня и не читать? - точно обрадовался Карл
Иванович, закрывая портфель.
- О, нет, нет, мы хотим знать конец, - запротестовала молодежь.
- Вы кончили на том. Карл Иванович, что все слуги из замка убежали от
страха, - напомнил Жорж К.
Карл Иванович вздохнул и начал.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПИСЬМА К АЛЬФУ
К вечеру Петро объявил, что не отойдет от двери склепа, пока не выс-
ледит "проклятого дьявола"...
Ночь прошла тихо. Даже утром и днем Петро отказался сойти со своего
поста. Он взял у меня только кусочек хлеба.
И день прошел хорошо.
Минули еще сутки.
Что делать с добровольным сторожем? Он ест один хлеб и совсем не
спит. Долго ли он выдержит?
Еще сутки.
Никакие уговоры, никакие доводы не помогают.
Я решился оставить упрямца еще на ночь, а утром подсыпать сонного по-
рошка в вино и заставить его выпить.
Приготовив покрепче снотворное, я сидел у себя в комнате. Пробило два
часа.
Вдруг в комнату, пошатываясь, входит Петро. Он иссиня-бледен, точно
мертвец, волосы всклокочены, сам весь дрожит. Беспомощно опустившись на
стул, он залился слезами.
Первых его слов разобрать было невозможно, до того стучали его зубы.
Наконец я уловил:
- Графинюшка... ужас... наша графинюшка ходит... мертвец...
- Успокойся, Петро, расскажи все по порядку, я и сам думаю, что вино-
ват не американец, а графиня, - сказал я, стараясь казаться спокойным.
- Наша графинюшка, это ангел-то во плоти и вурдалак, вампир... - и он
снова зарыдал.
Когда припадок прошел, Петро сообщил мне следующее:
И в эту ночь, как и ранее, он сидел на скамейке против входа в склеп
и не спускал глаз с двери. Ключ от нее лежал у него в кармане.
Ночь лунная, и все видно отчетливо.
- Смотрю, - говорил он, - перед дверью стоит графиня. Белое, нарядное
платье, локоны по плечам и на голове цветы и бриллианты. Ну,
точь-в-точь, как она наряжалась, когда ехала на бал.
На минуту я забыл, что она умерла, и бросился к ней:
- Графинюшка, милая! - Она ласково посмотрела, да и говорит:
- Петро, за что ты меня преследуешь?
Тут я вспомнил, что она мертвая, отскочил, а она за мной.
- Оставь меня в покое, и я тебя не трону, - и голосок у ней такой
нежный.
- Бог с вами, - говорю, - графиня, ведь вы же умерли... и похоронены.
- Умерла... и все-таки живу. Не мешай же мне. - И сама отстраняет это
меня с дороги рукой.
Я хотел перекрестить ее, а она как бросится да схватит меня за плечи.
Сильная такая, глаза злые и лицо совсем, как чужое. Хочу вырваться и не
могу, вот-вот повалит... Так мы все пятились, пятились и дошли до грядки
с чесноком.
Я запнулся и упал к подножию креста. Она тоже повалилась.
Ну, думаю, загрызет!.. Да Бог помиловал.
Почуяла чеснок, соскочила, застонала тяжко, тяжко и исчезла.
Долго я лежал: боялся пошевелиться. Ну, а потом и к вам, доктор.
- Что нам делать? Ведь графинюшку-то я не могу колом, рука не выдер-
жит... - прошептал верный слуга и опять заплакал.
До утра мы сидели с Петро обдумывая, как поступить. Надо обезопасить
замок и деревню от вампира, а в то же время, ради Карло и старого графа,
пощадить имя графини в народе.
Мы еще ничего не решили, как пришли мне сказать, что умер сынишка ку-
чера, мальчик лет десяти.
А затем потянулись, один за другим, слуги, прося расчета. Причина бы-
ла одна:
- У нас в замке не чисто.
Пришлось всех отпустить. Осталось два-три человека, которым абсолютно
некуда и не к кому было идти.
Надо было волей-неволей посвятить в дело и твоего отца.
С большими предосторожностями и понемногу я сообщил ему все.
К моему удивлению, и на этот раз он остался почти спокоен. И только
спросил, кто, кроме меня и Петро, знает про "то". И когда узнал, что
никто, остался очень доволен.
Видимо, он уже знал страшную тайну покойницы. Не оттого ли он и сидел
целые дни в склепе?
Немедленно граф распорядился продать лошадей, коров и прочую жив-
ность, одним словом все, что требовало ухода, заперев почти все комнаты
замка, и отпустил слуг с наградою.
Затем по его приказу поденщики из города живо приготовили новый склеп
в скале, на два гроба.
Не решаясь пригласить священника, на восходе солнца, когда по чистому
воздуху так хорошо доносится колокольный звон из деревни, перенесли мы
сами гроб с графиней из старого склепа в новое помещение и с разными
предосторожностями заделали его в стену.
После того отец твой взял с меня и Петро страшную клятву молчать обо
всем случившемся.
Он щедро обеспечил нас.
Петро, как милости, выпросил позволения остаться с ним в замке, где и
прожил пятнадцать лет.
Как твой отец намерен был поступить с тобой и замком - он нас не пос-
вятил.
Смерть унесла его неожиданно для него самого.
Мы похоронили его в новом склепе, в том месте, которое он себе приго-
товил.
Петро по обещанию пошел пешком в Рим, а я вернулся домой.
Теперь, Карло, уходи. Я нарушил ради тебя клятву, оставь меня, дай
отдохнуть, - и старик скорбно, тяжело поник головою. Я вышел.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Где и как я провел эту ночь, не могу вспомнить... ходил и ходил... И
вот на заре пишу тебе, Альф. Это последнее средство хоть немного разоб-
раться в своих ощущениях и попробовать успокоиться и обсудить. Что это?
Не сошел ли я с ума? А все слышанное, да и сам старик доктор в прида-
чу - не что иное, как один бред больного мозга.
Или доктор существует и он сошел с ума от старости?.. или же, или это
все страшная правда?
Какая правда?.. Правда... я сын вампира!
Нет, я сумасшедший...
Впрочем, что лучше? - Реши сам.
Ах, почему ты не здесь, ты бы со стороны вернее это определил. Альф,
спаси меня!
Сознаю все безумие верить рассказам старика и... верю. Почему? Как
опровергнуть его слова? Где кончается действительность и начинается вы-
мысел? Все так логично и так неправдоподобно!.. Господи, а Рита! Я забыл
о ней!
Что же с ней будет? Могу ли я жениться теперь? Имею ли я право вов-
лечь ее в свое несчастье?
Нет, надо отослать ее на родину. Но как? Что ей скажу, что объясню!..
Это убьет, обесславит ее! Нет, это невозможно... Но что же делать... где
выход... Альф! Помоги, приезжай!
Д.
ПИСЬМО ВОСЕМНАДЦАТОЕ
Уже три дня, как я отослал тебе роковое письмо, Альф.
А я все еще в городе - нет сил вернуться и взглянуть на Риту.
Если б ты был возле, мне было бы легче... Знаешь ли, у меня есть лес-
ной дом, он далеко от деревни и хоть лежит у подножия замка, но попасть
в него можно, только сделав порядочный крюк.
Не кажется ли тебе, что это хорошее место для такого ученого, как ты?
Никто мешать не будет. Я строго запрещу слугам ходить в лесном доме,
а для тебя там будет смирная, хорошая верховая лошадь.
Что ты на это скажешь?
Ты можешь целыми днями рыться в своих книгах; я даже сам не буду к
тебе ходить, а только писать. Но сознание, что ты близко, для меня уже
утешение и большая поддержка... Альф, Альф, сжалься надо мной. Кроме те-
бя, у меня нет никого.
Приезжай.
Д.
ПИСЬМО ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
Весть, сообщенная мне доктором, так страшна и так меня выбила из ко-
леи, что я даже забыл, зачем сюда приехал.
Сейчас я опять был у него и вот теперь-то я знаю, что значит ужас,
невыносимый ужас. Все прежнее пустяки в сравнении с этими! Но слушай.
Сегодня, придя к старику, я сказал ему первоначальную причину моего
приезда сюда, т.е. что невеста моя, Рита, не то что хворает, а бледнеет
и скучает.
Он вскочил, как укушенный.
- Твоя невеста хворает, она слабеет, бледнеет; есть у нее рана на
шее? - воскричал он.
Ноги у меня подкосились... Я не мог выговорить ни слова...
- Отвечай, есть рана? Как же ты мне сказал что не нашел гробов отца и
матери, ты солгал мне ты выпустил "его"! - кричал старик, бешено трясти
меня за плечи. Откуда у него сила взялась.
Тут я очнулся.
- Доктор, погодите, с моего приезда никто не только не умер в замке,
но и не хворал, - наконец, мог я выговорить.
- А в деревне?
- И там не было покойников. Повторяю, клянусь, я не видел нового
склепа, - сказал я серьезно и веско.
Доктор несколько успокоился и пробормотал:
- Слава Богу, я ошибся. Быть может, правда, что здешний горный воздух
не годится для здоровья такой южанки, как твоя Рита. Поезжай. Через день
я приеду в замок, как друг твоего отца. И ты только устрой, чтобы я мог
видеть шею твоей невесты.
- Это не трудно, доктор; Рита любит и всегда носит открытые платья.
Она знает отлично, что шея ее прелестна.
И вот, только придя домой, я вспомнил эпизод с розовой, сердоликовой
булавкой...
А что если?! Господи, спаси и помилуй! Альф, а если... боюсь выгово-
рить... если все правда... если Рита... Альф, ради всего святого приез-
жай.
Спешу домой, что-то там? Ах, я дурень, сидел здесь, а что там, что...
Жду тебя.
Д.
ПИСЬМО ДВАДЦАТОЕ
Не нахожу слов, благодарю тебя, ты приедешь, да! Теперь мне не страш-
но, ты будешь со мной.
Спешу тебя порадовать, у нас все спокойно. Правда, Рита слаба и блед-
на, но она ни на что не жалуется.
Доктор сдержал слово и приехал.
Рита приняла его ласково и дружественно.
Он ловко выспрашивает Риту, как она проводит ночи, не чувствует ли
тяжести, удушья и т.д. Какие видит сны.
На все получаются самые спокойные ответы. Единственно, что до сих пор
мне не удалось показать доктору шею Риты.
Она выдумала носить кружевные косынки, на шею навязываются какие-то
фантастические банты и ленты.
А когда я стал просить снять это и позволить любоваться ее шеей, она
грустно проговорила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33