Я хочу сказать...
- Предпочитаешь не отвечать. Мисс Торнквист, вы, вероятно, знаете,
что на этой планете нет наркотиков правды. В корабельных библиотеках есть
инструкции, как изготовить скополамин, но команда не давала мне полномочий
их использовать. Поэтому я изобрел иные способы, - он заметил, как она
напряглась. - Нет-нет. Больно не будет. Меня самого отправят в банки
органов, если я применю пытки. Я только собираюсь устроить тебе приятный
отдых.
- По-моему, я знаю, о чем вы говорите. Кастро, что вы такое? Вы сами
наполовину колонист. Отчего вы на стороне команды?
- Должны быть закон и порядок, мисс Торнквист. На всей Горе
Посмотрика только одна сила, способная принести закон и порядок, и эта
сила - команда. - Иисус Пьетро нажал кнопку вызова.
Он не мог расслабиться, пока девушку не увели, а потом обнаружил, что
дрожит. Заметила ли она эту вспышку желания? Какая неловкость! Но она,
должно быть, решила, что он просто сердится. Конечно, она так решила.
Полли шла по хитросплетениям коридоров, когда вдруг вспомнила Мэтта
Келлера. Она внутренне смягчилась под царственной неприступностью,
предназначенной для двоих ведущих ее полицейских-Исполнителей. Отчего
Кастро интересовался Мэттом? Он ведь даже не член организации. Не значит
ли это, что он смог убежать?
Странно вышло той ночью. Мэтт ей понравился. Заинтересовал ее. А
потом вдруг... Для него это, должно быть, выглядело так, будто она его
отбрила. Ну, теперь это неважно. Но Исполнение должно было его выпустить.
Он был всего лишь подставным лицом.
Кастро. Зачем он все это ей говорил? Не часть ли это "гробовой
обработки"? Ну, она будет терпеть, пока сможет. Пусть Кастро
побеспокоится, кому известна тайна трамбробота номер 143. Она не сказала
никому. Но пусть он побеспокоится.
Девушка в приятном удивлении оглядывалась на изогнутые стены и
потолок с выцветшей, шелушащейся краской, на винтовую лестницу, на
истертый, потускневший ковер из домашней травы. Она смотрела, как пыль
поднимается облачками от ее ног и проводила руками по коралловым стенам в
тех местах, где от них отслоилась краска. Ее новенький, свободный свитер
яркой окраски словно светился в угрюмой атмосфере заброшенного дома.
- Он очень странный, - сказала девушка. Она говорила с командским
акцентом, непривычным и быстрым.
Мужчина отнял руку от ее талии, чтобы повести ею вокруг.
- Именно так они и живут, - сказал он с тем же произношением. - Вот
именно так. Ты могла видеть их дома с автомобиля по пути к озеру.
Мэтт улыбнулся, глядя, как они поднимаются по ступеням. Он никогда не
видел двухэтажного кораллового дома, слишком трудно было надувать такие
баллоны, да и второй этаж имел тенденцию прогибаться, проседать, если
только не поддерживать его давлением в двух направлениях. Отчего бы им не
спуститься на Плато Дельта, если они хотят посмотреть, как живут
колонисты?
Но с чего им интересоваться? Их собственная жизнь куда увлекательнее.
Что они за странный народ. Трудно их понимать, не только из-за
наивной быстроты речи, но и потому, что некоторые слова значили другое.
Лица их были чужими, с расширенными ноздрями и высокими, выдающимися
скулами. По сравнению с людьми, которых знал Мэтт, они казались слабыми, с
неразвитыми мышцами, и до такой степени грациозными и красивыми, что Мэтт
даже усомнился, мужчина ли мужчина. Вид у них был такой, словно им
принадлежит весь мир.
Заброшенный дом подвел его. Мэтт было думал, что все потеряно, когда
парочка членов команды гуляючи забрела внутрь, таращась вокруг и тыча
пальцами, словно в музее. Но если повезет, они пробудут наверху какое-то
время.
Мэтт очень тихо выбрался из темного шкафа, лишенного теперь дверок,
прихватил их корзинку с запасами для пикника и на цыпочках выбежал из
двери. Есть место, где можно спрятаться, место, о котором ему следовало бы
подумать раньше.
Он перелез через низкую каменную стену, держа в одной руке корзину
для пикника. Со стороны пустоты за ней оставался гранитный карниз шириной
в три фута. Мэтт уселся по-турецки, опершись спиной о каменную стену;
голова его на дюйм не доставала верха стены, а пальцы ног находились в
футе от сорокамильного обрыва в ад. Он открыл корзинку для пикника.
Там было более, чем достаточно на двоих. Мэтт съел все: яйца и
бутерброды, тюбики с кремом и термос супа и пригоршню оливок. Потом он
пинком отправил корзину и клочья пластиковой обертки в пропасть, проводив
их взглядом.
Рассмотрим.
Любой может увидеть бесконечность, посмотрев ясной ночью вверх. Но
только в мирке Горы Посмотрика можно увидеть бесконечность, посмотрев
вниз.
Нет, это не настоящая бесконечность. Как, собственно, и ночное небо.
Можно увидеть несколько ближайших галактик, но даже если вселенная
окажется конечной, вы можете заглянуть в нее лишь на небольшое расстояние.
Мэтт же мог увидеть кажущуюся бесконечность, глядя вниз.
Он видел, как корзинка для пикника падает. Уменьшается. Исчезает.
Пластиковая обертка порхает вниз. Исчезла.
Не осталось ничего кроме белой дымки.
В некий далекий день этот феномен назовут "Трансом Плато". То был род
самогипноза, хорошо известный жителям Плато обоих социальных классов,
отличавшийся от других его видов только тем, что любой мог впасть в это
состояние случайно. В этом отношении транс Плато был сравним со
стародавними, малодостоверными случаями "высокогорного гипноза" или менее
давними исследованиями "взгляда вдаль", разновидности религиозного транса,
встречавшейся только в Поясе Астероидов Солнечной Системы. Взгляд вдаль
приходит к шахтеру, который проводит слишком много минут, глядя на одну
избранную звезду на фоне голого космоса. Транс Плато начинается с долгого
мечтательного взгляда вниз, в туманную пустоту.
Добрых восемь часов у Мэтта не было случая расслабиться. Не будет у
него такого шанса и этой ночью, и он не хотел сейчас задерживаться на этой
мысли. Здесь был его шанс. Он расслабился.
Вышел из транса Мэтт со смутным подозрением, что прошло какое-то
время. Он лежал на боку, лицом к обрыву, глядя в неизмеримую тьму. была
ночь. И чувствовал он себя удивительно.
Пока не вспомнил.
Он поднялся и осторожно перелез через стену. Поскальзываться не
стоило, в трех футах-то от обрыва, а Мэтт часто становился неуклюжим,
когда так нервничал. Сейчас его желудок словно подменили пластмассовым
макетом из кабинета биологии. Конечности тряслись.
Мэтт отошел немного от стены и остановился. В какой стороне
Госпиталь?
"Да иди же, - подумал он. - Это смехотворно".
Ладно, слева от него находится пологий холм. Из-за его края исходит
слабый свет. Попробуем туда.
Трава и земля под травой кончились, когда Мэтт добрался до вершины.
Теперь под его босыми ногами был камень, камень и скальная крошка,
нетронутые тремястами лет колониальной программы насаждений. Мэтт стоял на
вершине холма, глядя на Госпиталь. До Госпиталя было полмили и весь он был
залит светом. За ним и по обе стороны от него сияли другие огни, огни
домов, но ни одного в пределах полумили от Госпиталя. На их фоне Мэтт
увидел черный язык леса, замеченного им этим утром.
Почти в противоположном направлении от темной, размытой стены
деревьев к Госпиталю вела более ровная линия огней, отходившая от
скопления зданий на краю оголенной зоны. Подъездная дорога.
Мэтт мог бы добраться до деревьев, пройдя по краю городка. Деревья
дадут ему прикрытие, пока он не доберется до стены - но это казалось
слишком рискованным. С какой стати Исполнению оставлять это единственное
укрытие на голом защитном поле? Эта полоса леса должна быть напичкана
приборами обнаружения.
Мэтт пополз по камню на животе.
Он часто останавливался. Такое передвижение утомляло. И хуже того,
что он намерен делать, когда попадет внутрь? Госпиталь велик, а он ничего
не знает о его внутреннем устройстве. Освещенные окна беспокоили его.
Разве в Госпитале еще не спят? Каждый раз, когда Мэтт останавливался
передохнуть, Госпиталь оказывался немного ближе.
И еще окружающая стена. Наклонена наружу и с этой стороны в ней нет
ни единой бреши.
Мэтт находился в сотне ярдов от стены, когда он обнаружил проволоку.
Ее держали вогнанные в скалу металлические колышки высотой в фут и
разнесенные друг от друга на тридцать ярдов. Сама проволока представляла
собой голую медную струну, натянутую в нескольких дюймах над поверхностью.
Мэтт ее не коснулся. Он пересек ее очень осторожно, не поднимаясь высоко,
но и ни разу не коснувшись проволоки.
Из-за стены донесся слабый звук тревожного звонка. Мэтт остановился,
где был. Потом повернулся и одним прыжком перескочил проволоку. Упав на
землю, он больше не двигался. Глаза его были плотно закрыты. Он
почувствовал слабое оцепенение, означающее ультразвук. Очевидно, он
находился вне досягаемости. Мэтт рискнул оглянуться. Четыре прожекторных
луча нашаривали его по голой скале. Стена кишела полицейскими.
Мэтт отвернулся, боясь, что они заметят его более светлое лицо.
Послышалось жужжание. Вокруг Мэтта ударялись о землю "щадящие пули", иглы
из стеклянистого вещества, растворяющиеся в крови. Они били не так точно,
как свинцовые, но рано или поздно одна из них его найдет.
Луч света вонзился в него. И другой, и третий.
Со стены раздался голос: "Прекратить огонь". Жужжание усыпляющих игл
прекратилось. Голос заговорил снова - скучающий, властный, ужасающе
усиленный:
- Вставай, ты. С тем же успехом можешь подойти сам, но если
понадобится, мы тебя притащим.
Мэтту хотелось зарыться в землю, как кролику. Но и кролик бы не
пробился сквозь этот изъязвленный, пыльный камень. Мэтт встал, подняв руки
вверх.
Ни движения, ни звука.
Один из лучей убежал от него прочь. Потом остальные. Некоторое время
они носились беспорядочными дугами; по защитному полю петляли неровные
световые пятна. Потом один за другим погасли.
Снова заговорил усиленный громкоговорителем голос. Он звучал слегка
удивленно:
- Что же вызвало тревогу?
Другой голос, едва различимый в тихой ночи, ответил:
- Не знаю, сэр.
- Может быть, кролик. Ладно, разойдись.
Фигуры на стене пропали. Мэтт остался стоять в полном одиночестве,
подняв руки. Немного спустя он опустил руки и ушел.
Человек был высок и худ, с длинным, лицом без всякого выражения и
узким ртом. Его форма полицейского-Исполнителя не могла бы быть чище или
лучше отутюжена, если бы он только что впервые ее надел. Он сидел у двери
привычно и скучно - человек, полжизни проведший, сидя и ожидая.
Каждые пятнадцать минут он должен был подниматься, чтобы взглянуть на
гроб.
Гроб был изготовлен словно для Гильгамеша или для Поля Баньяна. Он
был дубовый, по крайней мере, снаружи. Восемь циферблатов у одного конца
казались похищенными откуда-то и прикрепленными к гробу плотником
сомнительных дарований. Длинноголовый должен был встать, подойти к гробу и
с минуту стоять у циферблатов. В конце концов, что-нибудь могло и
случиться. Тогда он должен был спешно действовать. Но никогда ничего не
случалось и он возвращался на свой стул и ждал дальше.
Проблема:
Нужная вам информация находится в голове у Полли Торнквист. Как до
нее добраться?
Голова - это тело. А тело - это сознание.
Наркотики повлияют на ее метаболизм. Они могут ей повредить. Вы бы
этим рискнули, но наркотики все равно не разрешены.
Пытки? Можно сломать ей несколько ногтей, погнуть некоторые кости. Но
этим дело не кончится. Боль повлияет на адреналиновые железы, а
адреналиновые железы действуют на все. Непрерывная боль может ужасно, даже
необратимо подействовать на тело, необходимое для медицинских запасов. К
тому же пытки неэтичны.
Дружеские уговоры? Можно предложить сделку. Ей - жизнь и переселение
в другой район Плато, а в обмен - все, что вы хотите узнать. Вам бы это
пришлось по нраву, да и банки органов полнехоньки... Но поладить с ней не
удастся. Вы таких повидали. Вы знаете.
Так что вы устраиваете ей приятный отдых.
Полли Торнквист сделалась душой, повисшей в пространстве. Даже и того
меньше, ибо не было ничего, что можно назвать пространством. Ни жара, ни
холода, на давления, ни света, ни темноты, ни голода, ни жажды, ни звука.
Она попыталась сосредоточиться на звуках сердцебиения, но даже в этом
потерпела неудачу. Они оказались слишком регулярными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
- Предпочитаешь не отвечать. Мисс Торнквист, вы, вероятно, знаете,
что на этой планете нет наркотиков правды. В корабельных библиотеках есть
инструкции, как изготовить скополамин, но команда не давала мне полномочий
их использовать. Поэтому я изобрел иные способы, - он заметил, как она
напряглась. - Нет-нет. Больно не будет. Меня самого отправят в банки
органов, если я применю пытки. Я только собираюсь устроить тебе приятный
отдых.
- По-моему, я знаю, о чем вы говорите. Кастро, что вы такое? Вы сами
наполовину колонист. Отчего вы на стороне команды?
- Должны быть закон и порядок, мисс Торнквист. На всей Горе
Посмотрика только одна сила, способная принести закон и порядок, и эта
сила - команда. - Иисус Пьетро нажал кнопку вызова.
Он не мог расслабиться, пока девушку не увели, а потом обнаружил, что
дрожит. Заметила ли она эту вспышку желания? Какая неловкость! Но она,
должно быть, решила, что он просто сердится. Конечно, она так решила.
Полли шла по хитросплетениям коридоров, когда вдруг вспомнила Мэтта
Келлера. Она внутренне смягчилась под царственной неприступностью,
предназначенной для двоих ведущих ее полицейских-Исполнителей. Отчего
Кастро интересовался Мэттом? Он ведь даже не член организации. Не значит
ли это, что он смог убежать?
Странно вышло той ночью. Мэтт ей понравился. Заинтересовал ее. А
потом вдруг... Для него это, должно быть, выглядело так, будто она его
отбрила. Ну, теперь это неважно. Но Исполнение должно было его выпустить.
Он был всего лишь подставным лицом.
Кастро. Зачем он все это ей говорил? Не часть ли это "гробовой
обработки"? Ну, она будет терпеть, пока сможет. Пусть Кастро
побеспокоится, кому известна тайна трамбробота номер 143. Она не сказала
никому. Но пусть он побеспокоится.
Девушка в приятном удивлении оглядывалась на изогнутые стены и
потолок с выцветшей, шелушащейся краской, на винтовую лестницу, на
истертый, потускневший ковер из домашней травы. Она смотрела, как пыль
поднимается облачками от ее ног и проводила руками по коралловым стенам в
тех местах, где от них отслоилась краска. Ее новенький, свободный свитер
яркой окраски словно светился в угрюмой атмосфере заброшенного дома.
- Он очень странный, - сказала девушка. Она говорила с командским
акцентом, непривычным и быстрым.
Мужчина отнял руку от ее талии, чтобы повести ею вокруг.
- Именно так они и живут, - сказал он с тем же произношением. - Вот
именно так. Ты могла видеть их дома с автомобиля по пути к озеру.
Мэтт улыбнулся, глядя, как они поднимаются по ступеням. Он никогда не
видел двухэтажного кораллового дома, слишком трудно было надувать такие
баллоны, да и второй этаж имел тенденцию прогибаться, проседать, если
только не поддерживать его давлением в двух направлениях. Отчего бы им не
спуститься на Плато Дельта, если они хотят посмотреть, как живут
колонисты?
Но с чего им интересоваться? Их собственная жизнь куда увлекательнее.
Что они за странный народ. Трудно их понимать, не только из-за
наивной быстроты речи, но и потому, что некоторые слова значили другое.
Лица их были чужими, с расширенными ноздрями и высокими, выдающимися
скулами. По сравнению с людьми, которых знал Мэтт, они казались слабыми, с
неразвитыми мышцами, и до такой степени грациозными и красивыми, что Мэтт
даже усомнился, мужчина ли мужчина. Вид у них был такой, словно им
принадлежит весь мир.
Заброшенный дом подвел его. Мэтт было думал, что все потеряно, когда
парочка членов команды гуляючи забрела внутрь, таращась вокруг и тыча
пальцами, словно в музее. Но если повезет, они пробудут наверху какое-то
время.
Мэтт очень тихо выбрался из темного шкафа, лишенного теперь дверок,
прихватил их корзинку с запасами для пикника и на цыпочках выбежал из
двери. Есть место, где можно спрятаться, место, о котором ему следовало бы
подумать раньше.
Он перелез через низкую каменную стену, держа в одной руке корзину
для пикника. Со стороны пустоты за ней оставался гранитный карниз шириной
в три фута. Мэтт уселся по-турецки, опершись спиной о каменную стену;
голова его на дюйм не доставала верха стены, а пальцы ног находились в
футе от сорокамильного обрыва в ад. Он открыл корзинку для пикника.
Там было более, чем достаточно на двоих. Мэтт съел все: яйца и
бутерброды, тюбики с кремом и термос супа и пригоршню оливок. Потом он
пинком отправил корзину и клочья пластиковой обертки в пропасть, проводив
их взглядом.
Рассмотрим.
Любой может увидеть бесконечность, посмотрев ясной ночью вверх. Но
только в мирке Горы Посмотрика можно увидеть бесконечность, посмотрев
вниз.
Нет, это не настоящая бесконечность. Как, собственно, и ночное небо.
Можно увидеть несколько ближайших галактик, но даже если вселенная
окажется конечной, вы можете заглянуть в нее лишь на небольшое расстояние.
Мэтт же мог увидеть кажущуюся бесконечность, глядя вниз.
Он видел, как корзинка для пикника падает. Уменьшается. Исчезает.
Пластиковая обертка порхает вниз. Исчезла.
Не осталось ничего кроме белой дымки.
В некий далекий день этот феномен назовут "Трансом Плато". То был род
самогипноза, хорошо известный жителям Плато обоих социальных классов,
отличавшийся от других его видов только тем, что любой мог впасть в это
состояние случайно. В этом отношении транс Плато был сравним со
стародавними, малодостоверными случаями "высокогорного гипноза" или менее
давними исследованиями "взгляда вдаль", разновидности религиозного транса,
встречавшейся только в Поясе Астероидов Солнечной Системы. Взгляд вдаль
приходит к шахтеру, который проводит слишком много минут, глядя на одну
избранную звезду на фоне голого космоса. Транс Плато начинается с долгого
мечтательного взгляда вниз, в туманную пустоту.
Добрых восемь часов у Мэтта не было случая расслабиться. Не будет у
него такого шанса и этой ночью, и он не хотел сейчас задерживаться на этой
мысли. Здесь был его шанс. Он расслабился.
Вышел из транса Мэтт со смутным подозрением, что прошло какое-то
время. Он лежал на боку, лицом к обрыву, глядя в неизмеримую тьму. была
ночь. И чувствовал он себя удивительно.
Пока не вспомнил.
Он поднялся и осторожно перелез через стену. Поскальзываться не
стоило, в трех футах-то от обрыва, а Мэтт часто становился неуклюжим,
когда так нервничал. Сейчас его желудок словно подменили пластмассовым
макетом из кабинета биологии. Конечности тряслись.
Мэтт отошел немного от стены и остановился. В какой стороне
Госпиталь?
"Да иди же, - подумал он. - Это смехотворно".
Ладно, слева от него находится пологий холм. Из-за его края исходит
слабый свет. Попробуем туда.
Трава и земля под травой кончились, когда Мэтт добрался до вершины.
Теперь под его босыми ногами был камень, камень и скальная крошка,
нетронутые тремястами лет колониальной программы насаждений. Мэтт стоял на
вершине холма, глядя на Госпиталь. До Госпиталя было полмили и весь он был
залит светом. За ним и по обе стороны от него сияли другие огни, огни
домов, но ни одного в пределах полумили от Госпиталя. На их фоне Мэтт
увидел черный язык леса, замеченного им этим утром.
Почти в противоположном направлении от темной, размытой стены
деревьев к Госпиталю вела более ровная линия огней, отходившая от
скопления зданий на краю оголенной зоны. Подъездная дорога.
Мэтт мог бы добраться до деревьев, пройдя по краю городка. Деревья
дадут ему прикрытие, пока он не доберется до стены - но это казалось
слишком рискованным. С какой стати Исполнению оставлять это единственное
укрытие на голом защитном поле? Эта полоса леса должна быть напичкана
приборами обнаружения.
Мэтт пополз по камню на животе.
Он часто останавливался. Такое передвижение утомляло. И хуже того,
что он намерен делать, когда попадет внутрь? Госпиталь велик, а он ничего
не знает о его внутреннем устройстве. Освещенные окна беспокоили его.
Разве в Госпитале еще не спят? Каждый раз, когда Мэтт останавливался
передохнуть, Госпиталь оказывался немного ближе.
И еще окружающая стена. Наклонена наружу и с этой стороны в ней нет
ни единой бреши.
Мэтт находился в сотне ярдов от стены, когда он обнаружил проволоку.
Ее держали вогнанные в скалу металлические колышки высотой в фут и
разнесенные друг от друга на тридцать ярдов. Сама проволока представляла
собой голую медную струну, натянутую в нескольких дюймах над поверхностью.
Мэтт ее не коснулся. Он пересек ее очень осторожно, не поднимаясь высоко,
но и ни разу не коснувшись проволоки.
Из-за стены донесся слабый звук тревожного звонка. Мэтт остановился,
где был. Потом повернулся и одним прыжком перескочил проволоку. Упав на
землю, он больше не двигался. Глаза его были плотно закрыты. Он
почувствовал слабое оцепенение, означающее ультразвук. Очевидно, он
находился вне досягаемости. Мэтт рискнул оглянуться. Четыре прожекторных
луча нашаривали его по голой скале. Стена кишела полицейскими.
Мэтт отвернулся, боясь, что они заметят его более светлое лицо.
Послышалось жужжание. Вокруг Мэтта ударялись о землю "щадящие пули", иглы
из стеклянистого вещества, растворяющиеся в крови. Они били не так точно,
как свинцовые, но рано или поздно одна из них его найдет.
Луч света вонзился в него. И другой, и третий.
Со стены раздался голос: "Прекратить огонь". Жужжание усыпляющих игл
прекратилось. Голос заговорил снова - скучающий, властный, ужасающе
усиленный:
- Вставай, ты. С тем же успехом можешь подойти сам, но если
понадобится, мы тебя притащим.
Мэтту хотелось зарыться в землю, как кролику. Но и кролик бы не
пробился сквозь этот изъязвленный, пыльный камень. Мэтт встал, подняв руки
вверх.
Ни движения, ни звука.
Один из лучей убежал от него прочь. Потом остальные. Некоторое время
они носились беспорядочными дугами; по защитному полю петляли неровные
световые пятна. Потом один за другим погасли.
Снова заговорил усиленный громкоговорителем голос. Он звучал слегка
удивленно:
- Что же вызвало тревогу?
Другой голос, едва различимый в тихой ночи, ответил:
- Не знаю, сэр.
- Может быть, кролик. Ладно, разойдись.
Фигуры на стене пропали. Мэтт остался стоять в полном одиночестве,
подняв руки. Немного спустя он опустил руки и ушел.
Человек был высок и худ, с длинным, лицом без всякого выражения и
узким ртом. Его форма полицейского-Исполнителя не могла бы быть чище или
лучше отутюжена, если бы он только что впервые ее надел. Он сидел у двери
привычно и скучно - человек, полжизни проведший, сидя и ожидая.
Каждые пятнадцать минут он должен был подниматься, чтобы взглянуть на
гроб.
Гроб был изготовлен словно для Гильгамеша или для Поля Баньяна. Он
был дубовый, по крайней мере, снаружи. Восемь циферблатов у одного конца
казались похищенными откуда-то и прикрепленными к гробу плотником
сомнительных дарований. Длинноголовый должен был встать, подойти к гробу и
с минуту стоять у циферблатов. В конце концов, что-нибудь могло и
случиться. Тогда он должен был спешно действовать. Но никогда ничего не
случалось и он возвращался на свой стул и ждал дальше.
Проблема:
Нужная вам информация находится в голове у Полли Торнквист. Как до
нее добраться?
Голова - это тело. А тело - это сознание.
Наркотики повлияют на ее метаболизм. Они могут ей повредить. Вы бы
этим рискнули, но наркотики все равно не разрешены.
Пытки? Можно сломать ей несколько ногтей, погнуть некоторые кости. Но
этим дело не кончится. Боль повлияет на адреналиновые железы, а
адреналиновые железы действуют на все. Непрерывная боль может ужасно, даже
необратимо подействовать на тело, необходимое для медицинских запасов. К
тому же пытки неэтичны.
Дружеские уговоры? Можно предложить сделку. Ей - жизнь и переселение
в другой район Плато, а в обмен - все, что вы хотите узнать. Вам бы это
пришлось по нраву, да и банки органов полнехоньки... Но поладить с ней не
удастся. Вы таких повидали. Вы знаете.
Так что вы устраиваете ей приятный отдых.
Полли Торнквист сделалась душой, повисшей в пространстве. Даже и того
меньше, ибо не было ничего, что можно назвать пространством. Ни жара, ни
холода, на давления, ни света, ни темноты, ни голода, ни жажды, ни звука.
Она попыталась сосредоточиться на звуках сердцебиения, но даже в этом
потерпела неудачу. Они оказались слишком регулярными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36