– нервно прошептал он.
– Конечно. Ты же мне только что рассказал, – ответила она обычным голосом. – Шандарахаешь белым шаром по остальным. Они раскатываются, и если тебе повезет, одновременно топишь в лузе цветной.
Несколько наблюдателей фыркнули себе в пиво. Зрелище будет богатым.
Без малейшей робости Бэби пробежалась пальцами по нескольким киям, прислоненным к стене. Выбрав один, подняла. Протащила через сомкнутую ладонь и медленно крутанула в воздухе. Глаза ее были закрыты, словно в трансе, – она проверяла вес и баланс. После чего опустила кий параллельно столу и нагнулась; жаркий розовый псевдомех ее мини-юбки обтянул полные ягодицы и поддернулся до самого верха мускулистых бедер. Два мальчугана с ирокезами, стоявшие точно у нее за спиной, лишились чувств от чистого сексуального возбуждения. Один рухнул в готовно подставленные объятия готичной девочки, стоявшей за спиной у него; другой свалился на пол, где ему продолжительно делал искусственное дыхание рот в рот барабанщик «Косолапого Копчуха».
Бэби же тем временем прицелилась и выполнила идеальный разбив – только так его и можно было назвать: шары распределились по столу равномерно, а два закатились точнехонько в лузы. Из толпы поднялся одобрительный ропот. Джейк уставился на Бэби с едва скрытым изумлением и облегчением. Мистер Кий нахмурился мистеру Сомнительному. Удача новичка.
– Опять моя очередь, ага? – спросила Бэби, пока разум ее вихрился уравнениями силы, массы, скорости и направления. Сложными расчетами трения, работы и противодействия. Там, откуда она прилетела, ньютонова физика была арифметикой для первого класса; ньютаунова физика – игрой на переменке. Бэби кружила у стола, как тигрица. Едва не урча, она выбрала первую жертву. Хрустким щелчком кия по белому шару утопила красный. И синий. Потом зеленый. На миг остановилась обозреть стол, взяла мелок. Медленно раздавила мягкий камешек о кончик кия. Еще трое провалились в забытье от такой картины, на сей раз – две девочки и один мальчик.
Чтобы сделать следующий удар, она примостилась на краю стола – одна длинная нога доставала до полу, другая подвернута. Кий она воздела над головой едва ли не балетным движением и нанесла удар из-за спины. Идеальный двойной. К тому времени зал полностью притих. Подобно довольно многим другим мужчинам в пабе, Джейк ощущал, как у него в штанах шевелится эрекция, когда Бэби, хладная, как Чай-со-Льдом, отгангстила остальные шары. Осталось завалить восьмой. Это она и сделала – никаких сомницких ебиций. Землянам понадобилось несколько мгновений, чтобы выйти из транса. Но когда они вышли, все в зале, кроме мистера Кия и мистера Сомнительного, разразились пылкими аплодисментами. Кий и Сомнительный же, похожие на двух котов, проглоченных канарейкой, нетвердо пожали руку Бэби, а затем, несколько эдак запоздало – Джейку.
– Вот вам! – завопила группа молодых женщин, наблюдавшая за игрой с особо обостренным интересом. – Это за девочек!
Бэби посмотрела на Джейка с невинной улыбкой:
– А теперь что? Вы разве не будете играть?
И впервые в жизни Джейк онемел. Опростодушел. Обезножел от одержимости.
А в доме тем временем Ляси возникла так же внезапно и загадочно, как исчезла, – сияя и похлопывая по животику.
– Ох, ну и жор на меня напал, – провозгласила она, надвигаясь на стерео.
– НЕТ! – заорал Торкиль, подскакивая с кресла, а Тристрам прикрыл глаза рукой. – ТОЛЬКО НЕ ЧЕРНЫЙ ТОВАР!
* * *
Утро понедельника – утро в рокенролльном смысле этого слова, что переводится как примерно два часа дня по Времени Других Людей, – застало Джейка на лестнице. Он сползал, накрутив на талию полотенце, сжимая в кулаке панадол, и ему отчаянно требовался стакан воды. Джейк кратко поразмыслил, не отпить ли ему из бокала, стоявшего у него в комнате приблизительно с того Года, Когда Началось Время, однако жидкость в бокале уже походила на давно запущенный плавательный бассейн. Джейк был уверен, что там сейчас гораздо больше, чем два H и одно О. Хотя он не имел ничего против химикатов в целом, ему не хотелось злоупотреблять никакими загадочными молекулами по утрам, когда голова и так напоминает запоротый лабораторный эксперимент.
Разумно поинтересоваться – любой нефонец бы определенно так и сделал, – почему Джейк ни разу не побеспокоился отнести стакан загнившей воды вниз, вылить его, отчистить стакан и поднять свежий обратно в комнату. Ответ довольно прост. Принцип здесь тот же, что привел к неспособности выбросить остатки печально известной Радужной Булки. То была буханка хлеба, которую Джейк приобрел, оставил на холодильнике и забыл. Ее все более сложное плесневое внешнее покрытие прогрессировало от зеленого к синему с пятнами ярко-оранжевого и красного. Однажды Сатурна загнала Джейка в угол и потребовала ответить, почему он до сих пор не выбросил Булку.
– Я хотел посмотреть, куда она зайдет, – пожал плечами Джейк. – Теперь жалко уже выбрасывать. Когда у нее все так хорошо получается.
– Жалко, – с отвращением сказала Сатурна, поддергивая черные резиновые перчатки для мытья посуды, сдернула булку с холодильника и швырнула в мусорное ведро. – Я бы так не сказала.
Инцидент с Радужной Булкой случился целую жизнь назад, а когда тебе двадцать три, как Джейку, это означает два-три месяца. Но сегодня Джейк с трудом пытался разобраться в прошедших выходных. Войдя в кухню, он обнаружил близнецов за столом – они обвисали на краях, утопив головы в мисках с хлопьями.
С приближением Джейка Торкиль приподнялся. С лица его текло молоко с корнфлексом, приставшим ко лбу и кончику абсурдно царственного носа.
– Ойоюшки, – выдал трель он и снова уронил голову в миску.
Это был сигнал Тристраму. Тот воздел свои лактирующие черты, разбрасывая промокшие хлопья. Проревев:
– ОЙОЮШКИ ХОХОНЮШКИ, – Тристрам снова нырнул в глубины первобытного завтрака.
С такими друзьями, подумал Джейк, кому нужны чужие?
Чужие. Кто бы мог подумать, а? О Бэби Бэби. Где она сейчас? Что она делает? Она ведь не с кем-то, правда? Эти антенны. От мягкого влажного касания языка к ноге Джейк подпрыгнул. И строго посмотрел вниз. Тьфу! Всего лишь Игги – пришел в знак приветствия понюхать хозяйские пальцы.
Игги в ответ тоже на него посмотрел. Да, это действительно его хозяин. Но пальцы на Джейковых ногах несколько видоизменились с последнего раза, когда он их изучал. Стали мягче, не такие заскорузлые. Неужели Джейк сделал педикюр? Игги был в шоке.
Зазвонил телефон. Никто не поддался. Телефон прозвонил снова.
– Я разделяю с Игги важное дружественное переживание, – проинформировал Джейк близнецов. – Не мог бы кто-нибудь из вас ответить?
– Мы разделяем важное дружественное переживание с компанией «Келлогг», – пробулькал в молокопродукт Тристрам. – Интенсивное, как не знаю.
– Ага, – произнес сквозь пузырьки Торкиль. – Все равно тебе звонят.
Джейк вздохнул:
– Пойдем, Иг. Нам предстоит снять трубку, птушта в этом доме нет никого в здравом уме, кому было бы можно доверять.
Звонил Тим, ведущий певец «Умбилики», еще одной ньютаунской группы. «Умбилика» была командой тяжелометаллической, специализировалась на громких звуках электрогитары, мачо-позах на сцене и плохих прическах, которые хорошо тряслись. Они слыхали новость про «Металлику», но ждали, как поступят в смысле волос другие ключевые металлические группы, – а уж потом важные решения будут принимать они.
– Тимбо, – сказал Джейк. – Как висит, старина?
На самом деле – не очень. У меня большие неприятности. Думал удивить подружку на день рождения, который у нее завтра, и взять ее на «Крученый Ублюд» в Сиднейском развлекательном центре.
– Мне казалось, она ненавидит тяжелый металл.
– Ох, старик, ты не так уж неправ. Но раз тут такой особый случай и все такое, а Эбола Ван Аксель – типа, тотальный металлический бог, понимаешь, я подумал, что ее это, по крайней мере, возбудит.
– И я так понимаю, она нисколько не возбудилась.
– Ага. В смысле – нет. То есть она вообще-то довольно-таки рассвирепела и давай сосками плеваться. Сказала, что сто лет назад мне говорила, чего ей хочется надень рожденья.
– И чего?
– Ебсти меня, если я помню. Или, точнее, ебсти меня, если не помню. И теперь у меня сутки на то, чтобы попробовать сообразить, иначе я в говне по шею.
– Что ж, Тимбо, ничего себе сказочка. Хочешь присобачить ей какую-нибудь мораль?
– Черт. Чуть не забыл. Ага, стало быть, у меня есть два билета на «Крученый Ублюд». Очень дешево. Бесплатно. Жалко, если пропадут.
Джейк наморщил нос:
– Послушай, старина, я не хочу грубить или как-то, но, понимаешь, Эбола Ван Аксель – не совсем моё. Этот человек – позор для нас, рок-звезд нового стиля, любящих и щедрых душой. Вот близнецам может быть интересно. Я у них спрошу. Повиси одну сек.
Джейк снова вбрел в кухню. Теперь близнецы на самом деле ели завтрак.
– У тебя корнфлекс на ухе, Торк. Вас не заинтересуют два билета на «Крученый Ублюд», завтра вечером?
Торкиль вскочил из-за стола, схватился за промежность, идеально портретируя Эболу Ван Акселя, и завизжал:
– Я отъебу тебя на стуле, отъебу и на столе, отъебу тебя повсюду, отъебу тебя везде.
– Патамушта я тебя люблю, бэйби, и не смогу любить тебя еще. Йее, у меня огромный хуй, бэй-би, о бэй-би – ващщё! – Тристрам тоже вскочил – он отклячивал таз и размахивал над головой воображаемой гитарой. Потом не выдержал и захохотал. – Ох, мужик, этот парень легендарен. Нелепый, как не знаю. Что нам надеть?
– Так я, значит, скажу Тиму, что билеты вам нужны?
– А медведь – католик? А Папа Римский срет в лесу? – ответил Торкиль.
– Может мне кто-нибудь сказать, что тут, к ебеням, происходит?
Мистер Кручер, менеджер музыкального магазина «Самый Первый Поцелуй», неистовствовал. Понедельник, середина дня. Юный торговый персонал украдкой переглядывался, шоркал ногами, после чего пялился. На самом деле они были абсолютно невиновны. Но все равно угрызались. Как обычно и бывает.
Ну, может, не вполне невинны. Все они на протяжении своих карьер тырили компакт-другой. Но сумма всех компактов, которые они умыкнули со склада, прибавленная к спизженным всеми подростками, что когда-либо тут работали, и близко не доходила до того количества, которого недосчитывались сейчас. Явно походило на работу изнутри. Запечатанные ящики, в которых хранились компакт-диски, остались невскрытыми и никак не потревоженными.
Прошли мучительные десять минут. Никто не сказал ни слова.
Мистер Кручер?
– Да, Зак?
– Э-м, а может, это сделали чужие?
– Зак.
– Ну, в смысле, я же читал в комиксах? Как у чужих есть такая машинка? «Цапоматик»? В самом деле четкая и…
– Зак. – Мистер Кручер закрыл глаза, опустил голову и сжал лицо в ладонях, будто молился Аллаху об освобождении от подростков, от своей работы, от всего. – Заткнись.
По всему городу подобные сцены разворачивались в магазинах с такими названиями, как «Ударный склад» и «Гитарный город». Девчонкам выпал очень напряженный день.
Дверь в отсек сексуальных экспериментов открылась. Наружу вывалилась Пупсик и вступила в «Салон Вуду», где развалилась Бэби. Жилистое маленькое тело Пупсика было обтянуто черным латексом. На ней был резиновый кошачий костюм с полукапюшоном, который она недавно похитила из «Дома Фетишей». В капюшоне она прорезала четыре отверстия – два для рожек из волос и два для антенн.
Одновременно в другую дверь вошла Ляси – лениво потягиваясь и зевая. На ней были джинсы и футболка с рекламой «Чужого 3». Ляси удалось родиться и самой одержимой из них всех, и самой соблазнительно медлительной. Она не спеша оглядела Пупсиков прикид.
– Ррррррр, – сексуально промурлыкала она. – Что нового, киска?
Пупсик пыталась выглядеть не слишком довольной. Обе посмотрели на Бэби. Та ни слова не сказала с тех пор, как они вошли.
На ее коленях лежал «Фендер Стратокастер». На его длинном статном грифе она отрабатывала слайдовые проходки. Гитара почему-то напоминала ей Джейка. Почему его не было вчера на концерте Эболы? Он же не был с кем-то, правда? Обладая суперобостренными чувствами и резко сфокусированными антеннами, девчонки легко засекли в огромной толпе близнецов. Но Бэби, сотни раз сканируя публику развлекательного центра, не могла найти и следа Джейка. А свой «Локатрон» она оставила дома. В общем, как всегда, нет?
Подбородком Пупсик показала на отсек сексуальных экспериментов.
– Эта тоже хочет остаться, – самодовольно объявила она. – Она потрясная. Вы, девочки, счастливы?
– Как скажешь, – ответила Бэби без особого интереса, разглядывая голограммы Бетти Буп, разбросанные по ее новому платьицу, скроенному, как халатик медсестры. В нем она уже прогулялась по улице. Когда она проходила по зоне кафе в Дарлингхёрсте, земляне срывали с себя одежды, смахивали чашки и стаканы на землю и валились на столы, распевая: «Доктор, доктор».
Бэби это развлекло, только она не могла не думать, почему хотя бы один из них – не Джейк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Конечно. Ты же мне только что рассказал, – ответила она обычным голосом. – Шандарахаешь белым шаром по остальным. Они раскатываются, и если тебе повезет, одновременно топишь в лузе цветной.
Несколько наблюдателей фыркнули себе в пиво. Зрелище будет богатым.
Без малейшей робости Бэби пробежалась пальцами по нескольким киям, прислоненным к стене. Выбрав один, подняла. Протащила через сомкнутую ладонь и медленно крутанула в воздухе. Глаза ее были закрыты, словно в трансе, – она проверяла вес и баланс. После чего опустила кий параллельно столу и нагнулась; жаркий розовый псевдомех ее мини-юбки обтянул полные ягодицы и поддернулся до самого верха мускулистых бедер. Два мальчугана с ирокезами, стоявшие точно у нее за спиной, лишились чувств от чистого сексуального возбуждения. Один рухнул в готовно подставленные объятия готичной девочки, стоявшей за спиной у него; другой свалился на пол, где ему продолжительно делал искусственное дыхание рот в рот барабанщик «Косолапого Копчуха».
Бэби же тем временем прицелилась и выполнила идеальный разбив – только так его и можно было назвать: шары распределились по столу равномерно, а два закатились точнехонько в лузы. Из толпы поднялся одобрительный ропот. Джейк уставился на Бэби с едва скрытым изумлением и облегчением. Мистер Кий нахмурился мистеру Сомнительному. Удача новичка.
– Опять моя очередь, ага? – спросила Бэби, пока разум ее вихрился уравнениями силы, массы, скорости и направления. Сложными расчетами трения, работы и противодействия. Там, откуда она прилетела, ньютонова физика была арифметикой для первого класса; ньютаунова физика – игрой на переменке. Бэби кружила у стола, как тигрица. Едва не урча, она выбрала первую жертву. Хрустким щелчком кия по белому шару утопила красный. И синий. Потом зеленый. На миг остановилась обозреть стол, взяла мелок. Медленно раздавила мягкий камешек о кончик кия. Еще трое провалились в забытье от такой картины, на сей раз – две девочки и один мальчик.
Чтобы сделать следующий удар, она примостилась на краю стола – одна длинная нога доставала до полу, другая подвернута. Кий она воздела над головой едва ли не балетным движением и нанесла удар из-за спины. Идеальный двойной. К тому времени зал полностью притих. Подобно довольно многим другим мужчинам в пабе, Джейк ощущал, как у него в штанах шевелится эрекция, когда Бэби, хладная, как Чай-со-Льдом, отгангстила остальные шары. Осталось завалить восьмой. Это она и сделала – никаких сомницких ебиций. Землянам понадобилось несколько мгновений, чтобы выйти из транса. Но когда они вышли, все в зале, кроме мистера Кия и мистера Сомнительного, разразились пылкими аплодисментами. Кий и Сомнительный же, похожие на двух котов, проглоченных канарейкой, нетвердо пожали руку Бэби, а затем, несколько эдак запоздало – Джейку.
– Вот вам! – завопила группа молодых женщин, наблюдавшая за игрой с особо обостренным интересом. – Это за девочек!
Бэби посмотрела на Джейка с невинной улыбкой:
– А теперь что? Вы разве не будете играть?
И впервые в жизни Джейк онемел. Опростодушел. Обезножел от одержимости.
А в доме тем временем Ляси возникла так же внезапно и загадочно, как исчезла, – сияя и похлопывая по животику.
– Ох, ну и жор на меня напал, – провозгласила она, надвигаясь на стерео.
– НЕТ! – заорал Торкиль, подскакивая с кресла, а Тристрам прикрыл глаза рукой. – ТОЛЬКО НЕ ЧЕРНЫЙ ТОВАР!
* * *
Утро понедельника – утро в рокенролльном смысле этого слова, что переводится как примерно два часа дня по Времени Других Людей, – застало Джейка на лестнице. Он сползал, накрутив на талию полотенце, сжимая в кулаке панадол, и ему отчаянно требовался стакан воды. Джейк кратко поразмыслил, не отпить ли ему из бокала, стоявшего у него в комнате приблизительно с того Года, Когда Началось Время, однако жидкость в бокале уже походила на давно запущенный плавательный бассейн. Джейк был уверен, что там сейчас гораздо больше, чем два H и одно О. Хотя он не имел ничего против химикатов в целом, ему не хотелось злоупотреблять никакими загадочными молекулами по утрам, когда голова и так напоминает запоротый лабораторный эксперимент.
Разумно поинтересоваться – любой нефонец бы определенно так и сделал, – почему Джейк ни разу не побеспокоился отнести стакан загнившей воды вниз, вылить его, отчистить стакан и поднять свежий обратно в комнату. Ответ довольно прост. Принцип здесь тот же, что привел к неспособности выбросить остатки печально известной Радужной Булки. То была буханка хлеба, которую Джейк приобрел, оставил на холодильнике и забыл. Ее все более сложное плесневое внешнее покрытие прогрессировало от зеленого к синему с пятнами ярко-оранжевого и красного. Однажды Сатурна загнала Джейка в угол и потребовала ответить, почему он до сих пор не выбросил Булку.
– Я хотел посмотреть, куда она зайдет, – пожал плечами Джейк. – Теперь жалко уже выбрасывать. Когда у нее все так хорошо получается.
– Жалко, – с отвращением сказала Сатурна, поддергивая черные резиновые перчатки для мытья посуды, сдернула булку с холодильника и швырнула в мусорное ведро. – Я бы так не сказала.
Инцидент с Радужной Булкой случился целую жизнь назад, а когда тебе двадцать три, как Джейку, это означает два-три месяца. Но сегодня Джейк с трудом пытался разобраться в прошедших выходных. Войдя в кухню, он обнаружил близнецов за столом – они обвисали на краях, утопив головы в мисках с хлопьями.
С приближением Джейка Торкиль приподнялся. С лица его текло молоко с корнфлексом, приставшим ко лбу и кончику абсурдно царственного носа.
– Ойоюшки, – выдал трель он и снова уронил голову в миску.
Это был сигнал Тристраму. Тот воздел свои лактирующие черты, разбрасывая промокшие хлопья. Проревев:
– ОЙОЮШКИ ХОХОНЮШКИ, – Тристрам снова нырнул в глубины первобытного завтрака.
С такими друзьями, подумал Джейк, кому нужны чужие?
Чужие. Кто бы мог подумать, а? О Бэби Бэби. Где она сейчас? Что она делает? Она ведь не с кем-то, правда? Эти антенны. От мягкого влажного касания языка к ноге Джейк подпрыгнул. И строго посмотрел вниз. Тьфу! Всего лишь Игги – пришел в знак приветствия понюхать хозяйские пальцы.
Игги в ответ тоже на него посмотрел. Да, это действительно его хозяин. Но пальцы на Джейковых ногах несколько видоизменились с последнего раза, когда он их изучал. Стали мягче, не такие заскорузлые. Неужели Джейк сделал педикюр? Игги был в шоке.
Зазвонил телефон. Никто не поддался. Телефон прозвонил снова.
– Я разделяю с Игги важное дружественное переживание, – проинформировал Джейк близнецов. – Не мог бы кто-нибудь из вас ответить?
– Мы разделяем важное дружественное переживание с компанией «Келлогг», – пробулькал в молокопродукт Тристрам. – Интенсивное, как не знаю.
– Ага, – произнес сквозь пузырьки Торкиль. – Все равно тебе звонят.
Джейк вздохнул:
– Пойдем, Иг. Нам предстоит снять трубку, птушта в этом доме нет никого в здравом уме, кому было бы можно доверять.
Звонил Тим, ведущий певец «Умбилики», еще одной ньютаунской группы. «Умбилика» была командой тяжелометаллической, специализировалась на громких звуках электрогитары, мачо-позах на сцене и плохих прическах, которые хорошо тряслись. Они слыхали новость про «Металлику», но ждали, как поступят в смысле волос другие ключевые металлические группы, – а уж потом важные решения будут принимать они.
– Тимбо, – сказал Джейк. – Как висит, старина?
На самом деле – не очень. У меня большие неприятности. Думал удивить подружку на день рождения, который у нее завтра, и взять ее на «Крученый Ублюд» в Сиднейском развлекательном центре.
– Мне казалось, она ненавидит тяжелый металл.
– Ох, старик, ты не так уж неправ. Но раз тут такой особый случай и все такое, а Эбола Ван Аксель – типа, тотальный металлический бог, понимаешь, я подумал, что ее это, по крайней мере, возбудит.
– И я так понимаю, она нисколько не возбудилась.
– Ага. В смысле – нет. То есть она вообще-то довольно-таки рассвирепела и давай сосками плеваться. Сказала, что сто лет назад мне говорила, чего ей хочется надень рожденья.
– И чего?
– Ебсти меня, если я помню. Или, точнее, ебсти меня, если не помню. И теперь у меня сутки на то, чтобы попробовать сообразить, иначе я в говне по шею.
– Что ж, Тимбо, ничего себе сказочка. Хочешь присобачить ей какую-нибудь мораль?
– Черт. Чуть не забыл. Ага, стало быть, у меня есть два билета на «Крученый Ублюд». Очень дешево. Бесплатно. Жалко, если пропадут.
Джейк наморщил нос:
– Послушай, старина, я не хочу грубить или как-то, но, понимаешь, Эбола Ван Аксель – не совсем моё. Этот человек – позор для нас, рок-звезд нового стиля, любящих и щедрых душой. Вот близнецам может быть интересно. Я у них спрошу. Повиси одну сек.
Джейк снова вбрел в кухню. Теперь близнецы на самом деле ели завтрак.
– У тебя корнфлекс на ухе, Торк. Вас не заинтересуют два билета на «Крученый Ублюд», завтра вечером?
Торкиль вскочил из-за стола, схватился за промежность, идеально портретируя Эболу Ван Акселя, и завизжал:
– Я отъебу тебя на стуле, отъебу и на столе, отъебу тебя повсюду, отъебу тебя везде.
– Патамушта я тебя люблю, бэйби, и не смогу любить тебя еще. Йее, у меня огромный хуй, бэй-би, о бэй-би – ващщё! – Тристрам тоже вскочил – он отклячивал таз и размахивал над головой воображаемой гитарой. Потом не выдержал и захохотал. – Ох, мужик, этот парень легендарен. Нелепый, как не знаю. Что нам надеть?
– Так я, значит, скажу Тиму, что билеты вам нужны?
– А медведь – католик? А Папа Римский срет в лесу? – ответил Торкиль.
– Может мне кто-нибудь сказать, что тут, к ебеням, происходит?
Мистер Кручер, менеджер музыкального магазина «Самый Первый Поцелуй», неистовствовал. Понедельник, середина дня. Юный торговый персонал украдкой переглядывался, шоркал ногами, после чего пялился. На самом деле они были абсолютно невиновны. Но все равно угрызались. Как обычно и бывает.
Ну, может, не вполне невинны. Все они на протяжении своих карьер тырили компакт-другой. Но сумма всех компактов, которые они умыкнули со склада, прибавленная к спизженным всеми подростками, что когда-либо тут работали, и близко не доходила до того количества, которого недосчитывались сейчас. Явно походило на работу изнутри. Запечатанные ящики, в которых хранились компакт-диски, остались невскрытыми и никак не потревоженными.
Прошли мучительные десять минут. Никто не сказал ни слова.
Мистер Кручер?
– Да, Зак?
– Э-м, а может, это сделали чужие?
– Зак.
– Ну, в смысле, я же читал в комиксах? Как у чужих есть такая машинка? «Цапоматик»? В самом деле четкая и…
– Зак. – Мистер Кручер закрыл глаза, опустил голову и сжал лицо в ладонях, будто молился Аллаху об освобождении от подростков, от своей работы, от всего. – Заткнись.
По всему городу подобные сцены разворачивались в магазинах с такими названиями, как «Ударный склад» и «Гитарный город». Девчонкам выпал очень напряженный день.
Дверь в отсек сексуальных экспериментов открылась. Наружу вывалилась Пупсик и вступила в «Салон Вуду», где развалилась Бэби. Жилистое маленькое тело Пупсика было обтянуто черным латексом. На ней был резиновый кошачий костюм с полукапюшоном, который она недавно похитила из «Дома Фетишей». В капюшоне она прорезала четыре отверстия – два для рожек из волос и два для антенн.
Одновременно в другую дверь вошла Ляси – лениво потягиваясь и зевая. На ней были джинсы и футболка с рекламой «Чужого 3». Ляси удалось родиться и самой одержимой из них всех, и самой соблазнительно медлительной. Она не спеша оглядела Пупсиков прикид.
– Ррррррр, – сексуально промурлыкала она. – Что нового, киска?
Пупсик пыталась выглядеть не слишком довольной. Обе посмотрели на Бэби. Та ни слова не сказала с тех пор, как они вошли.
На ее коленях лежал «Фендер Стратокастер». На его длинном статном грифе она отрабатывала слайдовые проходки. Гитара почему-то напоминала ей Джейка. Почему его не было вчера на концерте Эболы? Он же не был с кем-то, правда? Обладая суперобостренными чувствами и резко сфокусированными антеннами, девчонки легко засекли в огромной толпе близнецов. Но Бэби, сотни раз сканируя публику развлекательного центра, не могла найти и следа Джейка. А свой «Локатрон» она оставила дома. В общем, как всегда, нет?
Подбородком Пупсик показала на отсек сексуальных экспериментов.
– Эта тоже хочет остаться, – самодовольно объявила она. – Она потрясная. Вы, девочки, счастливы?
– Как скажешь, – ответила Бэби без особого интереса, разглядывая голограммы Бетти Буп, разбросанные по ее новому платьицу, скроенному, как халатик медсестры. В нем она уже прогулялась по улице. Когда она проходила по зоне кафе в Дарлингхёрсте, земляне срывали с себя одежды, смахивали чашки и стаканы на землю и валились на столы, распевая: «Доктор, доктор».
Бэби это развлекло, только она не могла не думать, почему хотя бы один из них – не Джейк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37