иного ада быть не может. Что же это за Желтый Источник, если здесь, на земле, волею нашего непобедимого Юань-хоу, создан ад, равный ему? Но что же тогда скрывается за темным порогом смерти? И можно ли миновать этот порог, не перешагивая через него?
Ли слушал рассеянно. Он машинально перебирал тонкими пальцами небольшие мешочки из серого холста, висевшие у него на поясе. Кроме этих мешочков да большого заплечного узла, не было у него при себе ничего — ни меча, ни арбалета.
— Странно слушать подобные речи, досточтимый Чэнь, — ответил он нехотя. — Вот вы штурмуете гнездо ваших врагов из Западных степей, пролагая себе дорогу к великой славе. Вы подняли бунт против Наместника, приставив ему к горлу меч и потребовав отдать вам гарнизон для расправы с шаньюем. Вы подделали приказ императора. Ради чего? Чтобы тут, под стенами вражеской твердыни, выпытывать у меня, что я думаю о жизни и смерти? Извольте, почтенный господин. Ни жизни, ни смерти как таковых нет. Есть иллюзия, томящая умы и терзающая сердца. Ведя войну, вы усугубляете зло, усиливая иллюзию. Вот, извольте взглянуть…
Пораженный длинной стрелой в горло, под копыта коня Чэнь Тана свалился широкоплечий ханьский арбалетчик. Руки его судорожно сжимали окованное бронзой ложе, выгнутое в форме двухголового дракона. Ли внезапно и чрезвычайно быстро спрыгнул со своей понурой лошадки.
— Как твое имя, воин? — громко спросил он, наклоняясь к раненому. Тот прохрипел что-то, мучительно скашивая глаза к трепещущей пониже кадыка стреле. Ли отрицательно покачал головой.
— Имя?
— Ван… — хрипло выдохнул арбалетчик. — Ван… Мин…
— Арбалет твой зовется Нефритовым Змеем? — напряженным голосом спросил Ли.
— Да, — тут раненый зашипел от боли. — Стрела… Вытащи…
Ли стремительно выдернул стрелу. Хлынул алый фонтан, и голова раненого откинулась назад на вмиг обмякшей шее. Ли осторожно разжал ему пальцы и взял из них арбалет.
— Позвольте мне, досточтимый господин Чэнь, — обратился он к возвышавшемуся над ним в седле Чэнь Тану, — отослать это оружие с человеком в вашу ставку.
Чэнь пожал плечами.
— У меня нет лишних людей. Почему бы вам, любезный Ли, не взять его самому?
Несколько мгновений Ли безмолвно смотрел в веселые глаза Чэня, затем закинул арбалет за плечо и легко прыгнул в седло.
— Как вы, человек невоенный, с одного взгляда признали это оружие? — спросил Чэнь. — Или даосы разбираются не только в порошках и снадобьях, но и в вооружении?
— Когда-то, — по-прежнему нехотя объяснил Ли, — этот арбалет сделал мой учитель… Сделал и подарил одному воину…
— Этому? — унизанный перстнем палец изогнулся в направлении трупа.
— Нет, — ответил Ли. — Но…
В этот момент ворота крепости распахнулись, открытые изнутри. Штурмовой отряд ханьцев, перебив защитников башни, открыл засовы. В образовавшийся проем, повинуясь короткой команде Чэня, с дикими криками хлынули конные усуни — свежий, не задействованный еще в битве полк.
— Что ж, драгоценнейший Ли, — сказал Чэнь, нервно подвигав усиками, — пора и нам включаться в сражение. Вы вооружены, я тоже. — Он воинственно помахал в воздухе изогнутым клинком. — Прошу вас пожаловать за мной в эти негостеприимные стены.
С этими словами он коротким злым движением стукнул пятками по лоснящимся бокам своего парфянского жеребца. Тот заржал, сделал свечу и рванулся в ворота. Ли на своей печальной кобылке потрусил следом. Когда он проезжал ворота, с внутренней стороны вала сорвался, бешено размахивая руками, залитый кровью гунн. Он упал прямо на дороге Ли, и тот инстинктивно попридержал лошадь. Сзади, однако, напирали пешие солдаты, а впереди скакавший ко дворцу шаньюя Чэнь Тан обернулся и громко крикнул:
— Любезный Ли, не медлите!
Ли дернул поводья, и его лошадка переступила через неподвижное тело. Лицо даоса было печально.
Битва со стен переместилась на подступы ко дворцу. На валу еще слышался лязг мечей и стоны умирающих, но ясно было, что укрепления Чжичжи-нэ-Архон пали. Дворец, тем не менее, держался. У широких дверей озверело рубились два великана из Лигани. Низкорослые ханьские солдаты пытались достать их длинными пиками, но те крошились в щепы под страшными ударами римской стали. Чэнь Тан на своем тонконогом жеребце что-то командовал стоявшим поодаль четверым арбалетчикам.
— Разойтись! — заорал он во всю глотку. — Разойтись, воронье мясо!
Пехотинцы отступили. Лиганьские воины на мгновение замерли у дверей, не понимая, что происходит. В следующую секунду арбалетчики подняли свое оружие, и четыре стрелы поразили цель. Одному легионеру стрела вонзилась в глаз, пробила череп и пригвоздила к деревянной двери. Другому повезло больше — стрела попала ему в плечо, а другая отскочила от груди, оставив глубокую вмятину в стальном доспехе. Он с ревом кинулся вперед и изрубил трех пехотинцев, прежде чем подскочивший сзади солдат снес ему голову кривым мечом.
Ли смотрел на эту сцену с непроницаемым лицом. Долгие годы психофизической подготовки позволяли ему казаться спокойным, однако на самом деле он испытывал сейчас перемешанное с яростью отвращение. Оба эти чувства относились к господину Чэнь Тану, человеку, развязавшему эту совершенно бессмысленную войну исключительно для удовлетворения своих личных амбиций, сделавшему смерть и страдания других людей средством достижения цели –прощения и награды императора.
Ли жалел, что связался с Чэнь Таном. «Ах, ах, — думал он, — в конце концов, в Ктезифон вели и другие пути… Когда я лечил этого красавчика с сердцем полоза от укуса эфы, я думал, что мне удастся уговорить его уйти в Парфию с маленьким отрядом… Вместо этого он напал на шаньюя, союзника Фраата, устроил эту бойню… Ван Мин мертв, и Нефритовый Змей сейчас не ближе к Ктезифону, чем сто лет назад… Ах, ах, как отвратительны порой бывают люди…»
Пока даос размышлял, так ли уж необходимо было принимать покровительство Чэнь Тана, ханьцы, окружив дворец плотным кольцом, засыпали его стрелами, обмотанными горящей паклей. Деревянная крыша, высохшая за долгое жаркое лето, вспыхнула в нескольких местах сразу. В окнах расцвели веселые цветы пламени. Дико завывая, китайские воины полезли на стены по приставным лестницам, принесенным с башен.
Раскинув руки, выпал из пылающего окна рослый жун в охваченной пламенем одежде. Взметнулся сноп искр над рухнувшей балкой. Ханьцы, держа в зубах кривые клинки, лезли во дворец, как тараканы, спасающиеся от потопа.
— За мной, любезный Ли! — провозгласил Чэнь Тан, спешиваясь. Он знаком подозвал к себе трех дюжих солдат, и, поманив даоса рукой, побежал к дверям. Лиганец по-прежнему висел на воротах, словно насекомое, пригвожденное иголкой к картону. Чэнь Тан отпихнул его в сторону и пинком попробовал распахнуть створки.
— Они сражались у закрытых дверей! — воскликнул он в изумлении.
«Тебе это кажется странным, мой дорогой Чэнь, — неожиданно зло подумал Ли. — Ты и представить себе не можешь, что кто-то способен сражаться, не оставив себе пути к отступлению. Но вот она, перед тобой — настоящая доблесть. Изменилось ли что-нибудь в тебе, достопочтенный Чэнь?»
— Ломайте, — приказал Чэнь Тан своим телохранителям. Один из них, медвежьей походкой приблизившись к двери, низко нагнулся, втянул голову в плечи и с хриплым рыком ударил в ворота всем своим телом. Деревянные створки дрогнули, но не подались, труп лиганца сорвался и осел у порога.
Ли молча наблюдал, как солдаты пытаются выбить дверь. Он знал, что достаточно одного, совсем не сильного, но точного движения — и доска, удерживающая засов с той стороны двери, треснет посередине. Он мог нанести такой удар. Но он предпочитал молчать и не вмешиваться.
Наконец дверь вылетела из петель и рухнула внутрь. Посыпались искры. Из недр дворца выполз тяжелый клуб черного удушливого дыма — видимо, где-то внутри горела нефть.
— Хватит огня! — пронзительно закричал Чэнь Тан. — Хватит, довольно!
Ли молча слез со своей лошаденки. Приказ Чэнь Тана — повсюду следовать за ним, чтобы оказать помощь в случае ранения, — был совершенно недвусмысленным. Перед высоким порогом, зацепившись взглядом за привалившегося к нему мертвого лиганца, даос остановился. Какое-то неопределенное мрачное предчувствие шевельнулось на дне его тренированного сознания. Что-то похожее на тот клуб дыма, на темную тучу, наползающую на горизонт, на край ночи…
— Ли! — снова завопил Чэнь Тан. — Скорее сюда! Скорее!
В коридорах дворца шел бой. Стиснутые узким пространством между непрочными стенами, воины рубились отчаянно, но неуклюже. Огонь, вспыхивавший то здесь, то там, пожирал тела убитых и раненых. Кровавые отблески плясали на потных бешеных лицах. Звон стали и треск пожара заглушали до сих пор играющий полковой оркестр.
Ли вслед за Чэнь Таном и его телохранителями пробивался во внутренние покои. Точнее, пробивался Чэнь Тан и трое его воинов, даос же шел за ними, почти не обращая внимания на лезущие изо всех углов окровавленные, перекошенные яростью рожи. Несколько раз сталь рассекала воздух рядом с ним, но он лишь недовольно поводил головой, будто уклоняясь от надоедливой мухи. В широком и пустом тронном зале на даоса спрыгнул сверху сидевший на толстой балке гунн с ножом в исполосованной шрамами руке. Ли непостижимым образом оказался на шаг дальше от того места, куда прыгал гунн, и тот остался лежать, сильно ударившись головой о деревянный пол зала.
Ли шел по коридорам дворца скользящим легким шагом. Он был быстр, как тень, и неуловим, как тень. Если бы даос захотел, он мог бы пройти через всю охваченную огнем и убийством крепость, и никто не тронул бы его, попросту не заметив. Но его удерживало слово, опрометчиво данное Чэнь Тану.
Чэнь Тан дрался у дверей покоев шаньюя. Разобраться в этой кровавой каше было решительно невозможно. Из груды тел вылетали разрубленные пополам, проткнутые насквозь, лишившиеся руки или ноги ханьцы, жуны, римляне. Чэнь Тан, прикрываемый с флангов двумя оставшимися в живых телохранителями, остервенело работал своим длинным кривым мечом, пролагая себе дорогу к спальне Чжичжи. Голубая сталь у него над головой выписывала смертельные иероглифы, вспыхивая, подобно зарнице, в трепещущем свете горящих стен.
Внезапно дверь распахнулась настежь, отбросив сражавшихся назад. Кто-то пронзительно завизжал. За дверью была бархатная темнота, и из этой темноты медленно выдвигалась на свет гигантская, закованная в черную броню фигура.
— У-ах! — закричали в толпе по-кангюйски. — У-ах! Это он, он, Ужас Чжичжи!
Толпа отпрянула. Пользуясь образовавшимся замешательством, защитники покоев зарубили пару потерявших бдительность ханьцев, но не стали развивать свой успех и отпрыгнули в сторону, давая дорогу Ужасу Чжичжи. Это был двухметровый негр с широченными плечами и гороподобной грудной клеткой, казавшийся еще более огромным на фоне маленьких китайцев и приземистых степняков. Имя его было Нам, и он попал в Чжичжи-нэ-Архон с другими ветеранами разбитого легиона Красса. Мало кто видел его за пределами крепости, но легенды о черном, как ночь, злом демоне, прислуживающем Хутуусу, доходили даже до императорского двора Юань-ди. Страх перед Намом был столь велик, что ближайшие к дверям ханьцы опустили мечи, беспрепятственно давая снести себе головы. Нам проделал это двумя легкими, почти незаметными движениями. Исполинский меч в его руке казался игрушкой.
Он медленно двигался от дверей к центру зала, в торжественном и жутком молчании сея вокруг себя смерть. Ли поймал себя на том, что, как завороженный, смотрит на сияющие в черной щели вороненого шлема неестественно желтые белки глаз негра. Нам был одурманен наркотиком –возможно, странным пятнистым грибом из далеких северных лесов, порошок из которого делал человека свирепым и бесстрашным, а может, индийским розовым семенем, удесетеряющим силы воина. Так или иначе, это не был уже человек –это была чудовищная машина смерти, движущаяся со слепой уверенностью заведенного механизма.
Ли бросил быстрый оценивающий взгляд на сидящего на полу гунна, удивленно глядящего то на свой распоротый живот, то на смертоносный меч в руках Нама. «Он убивает своих, — подумал даос. — Он убивает всех. Он убьет Чэнь Тана». Чэнь Тан тоже понял это и начал отступать к двери тронного зала. Оттуда, однако, напирали ханьцы и усуни, желавшие поприсутствовать при расправе с ненавистным шаньюем. Ловушка захлопнулась. «Проклятая гуннская лисица, — думал Чэнь Тан. — Конечно, все не могло быть так просто… Все не могло быть так слишком просто! Да, я взял крепость, но она станет моей гробницей… Этот черный демон… Сколько нужно воинов, чтобы справиться с ним? Арбалетчики ничего не смогут сделать в таком тесном покое… А сколько лиганьцев скрывается в спальне шаньюя? Горе, горе тебе, младший писец Чэнь Тан…»
И, как когда-то в тюремных драках, Чэнь Тан мгновенно перекинул себя в последний градус бешенства и с оглушительным криком «Юань-ди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Ли слушал рассеянно. Он машинально перебирал тонкими пальцами небольшие мешочки из серого холста, висевшие у него на поясе. Кроме этих мешочков да большого заплечного узла, не было у него при себе ничего — ни меча, ни арбалета.
— Странно слушать подобные речи, досточтимый Чэнь, — ответил он нехотя. — Вот вы штурмуете гнездо ваших врагов из Западных степей, пролагая себе дорогу к великой славе. Вы подняли бунт против Наместника, приставив ему к горлу меч и потребовав отдать вам гарнизон для расправы с шаньюем. Вы подделали приказ императора. Ради чего? Чтобы тут, под стенами вражеской твердыни, выпытывать у меня, что я думаю о жизни и смерти? Извольте, почтенный господин. Ни жизни, ни смерти как таковых нет. Есть иллюзия, томящая умы и терзающая сердца. Ведя войну, вы усугубляете зло, усиливая иллюзию. Вот, извольте взглянуть…
Пораженный длинной стрелой в горло, под копыта коня Чэнь Тана свалился широкоплечий ханьский арбалетчик. Руки его судорожно сжимали окованное бронзой ложе, выгнутое в форме двухголового дракона. Ли внезапно и чрезвычайно быстро спрыгнул со своей понурой лошадки.
— Как твое имя, воин? — громко спросил он, наклоняясь к раненому. Тот прохрипел что-то, мучительно скашивая глаза к трепещущей пониже кадыка стреле. Ли отрицательно покачал головой.
— Имя?
— Ван… — хрипло выдохнул арбалетчик. — Ван… Мин…
— Арбалет твой зовется Нефритовым Змеем? — напряженным голосом спросил Ли.
— Да, — тут раненый зашипел от боли. — Стрела… Вытащи…
Ли стремительно выдернул стрелу. Хлынул алый фонтан, и голова раненого откинулась назад на вмиг обмякшей шее. Ли осторожно разжал ему пальцы и взял из них арбалет.
— Позвольте мне, досточтимый господин Чэнь, — обратился он к возвышавшемуся над ним в седле Чэнь Тану, — отослать это оружие с человеком в вашу ставку.
Чэнь пожал плечами.
— У меня нет лишних людей. Почему бы вам, любезный Ли, не взять его самому?
Несколько мгновений Ли безмолвно смотрел в веселые глаза Чэня, затем закинул арбалет за плечо и легко прыгнул в седло.
— Как вы, человек невоенный, с одного взгляда признали это оружие? — спросил Чэнь. — Или даосы разбираются не только в порошках и снадобьях, но и в вооружении?
— Когда-то, — по-прежнему нехотя объяснил Ли, — этот арбалет сделал мой учитель… Сделал и подарил одному воину…
— Этому? — унизанный перстнем палец изогнулся в направлении трупа.
— Нет, — ответил Ли. — Но…
В этот момент ворота крепости распахнулись, открытые изнутри. Штурмовой отряд ханьцев, перебив защитников башни, открыл засовы. В образовавшийся проем, повинуясь короткой команде Чэня, с дикими криками хлынули конные усуни — свежий, не задействованный еще в битве полк.
— Что ж, драгоценнейший Ли, — сказал Чэнь, нервно подвигав усиками, — пора и нам включаться в сражение. Вы вооружены, я тоже. — Он воинственно помахал в воздухе изогнутым клинком. — Прошу вас пожаловать за мной в эти негостеприимные стены.
С этими словами он коротким злым движением стукнул пятками по лоснящимся бокам своего парфянского жеребца. Тот заржал, сделал свечу и рванулся в ворота. Ли на своей печальной кобылке потрусил следом. Когда он проезжал ворота, с внутренней стороны вала сорвался, бешено размахивая руками, залитый кровью гунн. Он упал прямо на дороге Ли, и тот инстинктивно попридержал лошадь. Сзади, однако, напирали пешие солдаты, а впереди скакавший ко дворцу шаньюя Чэнь Тан обернулся и громко крикнул:
— Любезный Ли, не медлите!
Ли дернул поводья, и его лошадка переступила через неподвижное тело. Лицо даоса было печально.
Битва со стен переместилась на подступы ко дворцу. На валу еще слышался лязг мечей и стоны умирающих, но ясно было, что укрепления Чжичжи-нэ-Архон пали. Дворец, тем не менее, держался. У широких дверей озверело рубились два великана из Лигани. Низкорослые ханьские солдаты пытались достать их длинными пиками, но те крошились в щепы под страшными ударами римской стали. Чэнь Тан на своем тонконогом жеребце что-то командовал стоявшим поодаль четверым арбалетчикам.
— Разойтись! — заорал он во всю глотку. — Разойтись, воронье мясо!
Пехотинцы отступили. Лиганьские воины на мгновение замерли у дверей, не понимая, что происходит. В следующую секунду арбалетчики подняли свое оружие, и четыре стрелы поразили цель. Одному легионеру стрела вонзилась в глаз, пробила череп и пригвоздила к деревянной двери. Другому повезло больше — стрела попала ему в плечо, а другая отскочила от груди, оставив глубокую вмятину в стальном доспехе. Он с ревом кинулся вперед и изрубил трех пехотинцев, прежде чем подскочивший сзади солдат снес ему голову кривым мечом.
Ли смотрел на эту сцену с непроницаемым лицом. Долгие годы психофизической подготовки позволяли ему казаться спокойным, однако на самом деле он испытывал сейчас перемешанное с яростью отвращение. Оба эти чувства относились к господину Чэнь Тану, человеку, развязавшему эту совершенно бессмысленную войну исключительно для удовлетворения своих личных амбиций, сделавшему смерть и страдания других людей средством достижения цели –прощения и награды императора.
Ли жалел, что связался с Чэнь Таном. «Ах, ах, — думал он, — в конце концов, в Ктезифон вели и другие пути… Когда я лечил этого красавчика с сердцем полоза от укуса эфы, я думал, что мне удастся уговорить его уйти в Парфию с маленьким отрядом… Вместо этого он напал на шаньюя, союзника Фраата, устроил эту бойню… Ван Мин мертв, и Нефритовый Змей сейчас не ближе к Ктезифону, чем сто лет назад… Ах, ах, как отвратительны порой бывают люди…»
Пока даос размышлял, так ли уж необходимо было принимать покровительство Чэнь Тана, ханьцы, окружив дворец плотным кольцом, засыпали его стрелами, обмотанными горящей паклей. Деревянная крыша, высохшая за долгое жаркое лето, вспыхнула в нескольких местах сразу. В окнах расцвели веселые цветы пламени. Дико завывая, китайские воины полезли на стены по приставным лестницам, принесенным с башен.
Раскинув руки, выпал из пылающего окна рослый жун в охваченной пламенем одежде. Взметнулся сноп искр над рухнувшей балкой. Ханьцы, держа в зубах кривые клинки, лезли во дворец, как тараканы, спасающиеся от потопа.
— За мной, любезный Ли! — провозгласил Чэнь Тан, спешиваясь. Он знаком подозвал к себе трех дюжих солдат, и, поманив даоса рукой, побежал к дверям. Лиганец по-прежнему висел на воротах, словно насекомое, пригвожденное иголкой к картону. Чэнь Тан отпихнул его в сторону и пинком попробовал распахнуть створки.
— Они сражались у закрытых дверей! — воскликнул он в изумлении.
«Тебе это кажется странным, мой дорогой Чэнь, — неожиданно зло подумал Ли. — Ты и представить себе не можешь, что кто-то способен сражаться, не оставив себе пути к отступлению. Но вот она, перед тобой — настоящая доблесть. Изменилось ли что-нибудь в тебе, достопочтенный Чэнь?»
— Ломайте, — приказал Чэнь Тан своим телохранителям. Один из них, медвежьей походкой приблизившись к двери, низко нагнулся, втянул голову в плечи и с хриплым рыком ударил в ворота всем своим телом. Деревянные створки дрогнули, но не подались, труп лиганца сорвался и осел у порога.
Ли молча наблюдал, как солдаты пытаются выбить дверь. Он знал, что достаточно одного, совсем не сильного, но точного движения — и доска, удерживающая засов с той стороны двери, треснет посередине. Он мог нанести такой удар. Но он предпочитал молчать и не вмешиваться.
Наконец дверь вылетела из петель и рухнула внутрь. Посыпались искры. Из недр дворца выполз тяжелый клуб черного удушливого дыма — видимо, где-то внутри горела нефть.
— Хватит огня! — пронзительно закричал Чэнь Тан. — Хватит, довольно!
Ли молча слез со своей лошаденки. Приказ Чэнь Тана — повсюду следовать за ним, чтобы оказать помощь в случае ранения, — был совершенно недвусмысленным. Перед высоким порогом, зацепившись взглядом за привалившегося к нему мертвого лиганца, даос остановился. Какое-то неопределенное мрачное предчувствие шевельнулось на дне его тренированного сознания. Что-то похожее на тот клуб дыма, на темную тучу, наползающую на горизонт, на край ночи…
— Ли! — снова завопил Чэнь Тан. — Скорее сюда! Скорее!
В коридорах дворца шел бой. Стиснутые узким пространством между непрочными стенами, воины рубились отчаянно, но неуклюже. Огонь, вспыхивавший то здесь, то там, пожирал тела убитых и раненых. Кровавые отблески плясали на потных бешеных лицах. Звон стали и треск пожара заглушали до сих пор играющий полковой оркестр.
Ли вслед за Чэнь Таном и его телохранителями пробивался во внутренние покои. Точнее, пробивался Чэнь Тан и трое его воинов, даос же шел за ними, почти не обращая внимания на лезущие изо всех углов окровавленные, перекошенные яростью рожи. Несколько раз сталь рассекала воздух рядом с ним, но он лишь недовольно поводил головой, будто уклоняясь от надоедливой мухи. В широком и пустом тронном зале на даоса спрыгнул сверху сидевший на толстой балке гунн с ножом в исполосованной шрамами руке. Ли непостижимым образом оказался на шаг дальше от того места, куда прыгал гунн, и тот остался лежать, сильно ударившись головой о деревянный пол зала.
Ли шел по коридорам дворца скользящим легким шагом. Он был быстр, как тень, и неуловим, как тень. Если бы даос захотел, он мог бы пройти через всю охваченную огнем и убийством крепость, и никто не тронул бы его, попросту не заметив. Но его удерживало слово, опрометчиво данное Чэнь Тану.
Чэнь Тан дрался у дверей покоев шаньюя. Разобраться в этой кровавой каше было решительно невозможно. Из груды тел вылетали разрубленные пополам, проткнутые насквозь, лишившиеся руки или ноги ханьцы, жуны, римляне. Чэнь Тан, прикрываемый с флангов двумя оставшимися в живых телохранителями, остервенело работал своим длинным кривым мечом, пролагая себе дорогу к спальне Чжичжи. Голубая сталь у него над головой выписывала смертельные иероглифы, вспыхивая, подобно зарнице, в трепещущем свете горящих стен.
Внезапно дверь распахнулась настежь, отбросив сражавшихся назад. Кто-то пронзительно завизжал. За дверью была бархатная темнота, и из этой темноты медленно выдвигалась на свет гигантская, закованная в черную броню фигура.
— У-ах! — закричали в толпе по-кангюйски. — У-ах! Это он, он, Ужас Чжичжи!
Толпа отпрянула. Пользуясь образовавшимся замешательством, защитники покоев зарубили пару потерявших бдительность ханьцев, но не стали развивать свой успех и отпрыгнули в сторону, давая дорогу Ужасу Чжичжи. Это был двухметровый негр с широченными плечами и гороподобной грудной клеткой, казавшийся еще более огромным на фоне маленьких китайцев и приземистых степняков. Имя его было Нам, и он попал в Чжичжи-нэ-Архон с другими ветеранами разбитого легиона Красса. Мало кто видел его за пределами крепости, но легенды о черном, как ночь, злом демоне, прислуживающем Хутуусу, доходили даже до императорского двора Юань-ди. Страх перед Намом был столь велик, что ближайшие к дверям ханьцы опустили мечи, беспрепятственно давая снести себе головы. Нам проделал это двумя легкими, почти незаметными движениями. Исполинский меч в его руке казался игрушкой.
Он медленно двигался от дверей к центру зала, в торжественном и жутком молчании сея вокруг себя смерть. Ли поймал себя на том, что, как завороженный, смотрит на сияющие в черной щели вороненого шлема неестественно желтые белки глаз негра. Нам был одурманен наркотиком –возможно, странным пятнистым грибом из далеких северных лесов, порошок из которого делал человека свирепым и бесстрашным, а может, индийским розовым семенем, удесетеряющим силы воина. Так или иначе, это не был уже человек –это была чудовищная машина смерти, движущаяся со слепой уверенностью заведенного механизма.
Ли бросил быстрый оценивающий взгляд на сидящего на полу гунна, удивленно глядящего то на свой распоротый живот, то на смертоносный меч в руках Нама. «Он убивает своих, — подумал даос. — Он убивает всех. Он убьет Чэнь Тана». Чэнь Тан тоже понял это и начал отступать к двери тронного зала. Оттуда, однако, напирали ханьцы и усуни, желавшие поприсутствовать при расправе с ненавистным шаньюем. Ловушка захлопнулась. «Проклятая гуннская лисица, — думал Чэнь Тан. — Конечно, все не могло быть так просто… Все не могло быть так слишком просто! Да, я взял крепость, но она станет моей гробницей… Этот черный демон… Сколько нужно воинов, чтобы справиться с ним? Арбалетчики ничего не смогут сделать в таком тесном покое… А сколько лиганьцев скрывается в спальне шаньюя? Горе, горе тебе, младший писец Чэнь Тан…»
И, как когда-то в тюремных драках, Чэнь Тан мгновенно перекинул себя в последний градус бешенства и с оглушительным криком «Юань-ди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54