– Я хотел спросить, миссис Бишоп, есть ли в вашей коллекции дисков музыка пятидесятых или начала шестидесятых годов.
– Вы что, издеваетесь? У меня процедура, вы что, не поняли?
– Я веду расследование, миссис Бишоп. Просто ответьте на вопрос, пожалуйста.
– А-а, понятно. Значит, мы теперь попали к вам в услужение, так? Что ж, дайте подумать. Мы как-то просматривали коллекцию дисков и выкинули много этой хрени. Нам нравились более современные альбомы. Конечно, остался Элвис, самые лучшие песни, и все такое, и думаю, осталась пара сборников для вечеринок.
– А у вас есть что-нибудь братьев Эверли?
– Нет.
– А раннего Клиффа Ричарда?
– Вы что, охренели?
– Значит, у вас нет его «Двигай!»?
– А-а, я поняла, к чему вы клоните. Что крутил ублюдок, прикончивший Адама? Да, это были не наши диски. Я могла бы сказать вам это и в тот раз. Он принес с собой свою сраную музыку. Прикинь, а? Вот сучара!
Ньюсон поблагодарил миссис Бишоп и положил трубку. Он включил компьютер, чтобы поискать упоминания о музыке в данных по делу Спенсера и Тэтум. Раньше он не обращал на это внимания. Однако его поджидало нечто более срочное.
Электронное сообщение от Кристины Копперфильд.
К сожалению, он не был единственным адресатом. Его имя было одним из многих в списке. Она разослала его всем одноклассникам. И все же он был в этом списке, и снова она была рядом с ним. После двадцатилетней разлуки он и Кристина Копперфильд снова жили в одном измерении. Пусть даже на этот раз в виртуальном.
«Привет, ребята! КАК ДЕЛА? Это я, Кристина! Кажется, стоит только появиться на этом сайте, и ВСЕ. Послушайте, у меня прикольная мысль. Вы видели, что в Гайд-парке будет большой концерт восьмидесятых. КЛАСС! Он называется «Круче всех», и это про нас! И состав там просто потрясный! Duran, The Thompson Twins, Spandau! РЕБЯТА, ДАВАЙТЕ ТУДА ПОЙДЕМ! Это же классно! И еще, концерт благотворительный! От «Кидкол»! Да, его организует Дик Кросби, разве он не милашка? Я просто ОБОЖАЮ все, что он сделал. И вообще, я подумала, почему бы нам не использовать это как предлог для встречи? Да! Можно встретиться где-нибудь вроде «Пицца в парке» (Нужно ведь поесть! Не хочу СЛИШКОМ уж напиться!!!) и потом пойти тусоваться! Скажите, класс!!! Буду рада заказать билеты на всех (может быть, даже со скидкой через свою клааааассную работу), так что мне нужно только знать, на сколько человек заказывать. НУ ЧТО??? Возвращайтесь ко мне. Эй, Роджер? Гари? Если вы здесь рядом, вы ДОЛЖНЫ прийти, нельзя так долго дуться, ЖИЗНЬ СЛИШКОМ КОРОТКА!!! Увидимся!!»
Ньюсон тут же ответил:
«Дорогая Кристина. Ты говоришь, круче всех? Это точно про нас. Я – за. Ты просто молодчина, что предложили это, но ты ведь всегда была лучше всех! Особенно с 12 по 18 декабря 1984 года, я запомнил эту неделю как самую лучшую за все школьные годы. УВЕРЕН, ты знаешь почему. Слушай, я ТАК рад, что тебе нравится Дик Кросби, я тоже думаю, что он классный. Вообще-то я его немного знаю! Да! ЗАВИДУЕШЬ? Не стоит! Он подходил ко мне на одной конференции, и мы мило поболтали. Может быть, я смогу тебя с ним познакомить на тусовке в Гайд-парке, хотя обещать ничего не могу! Эй, так здорово, что ты работаешь в пиаре. Ты ведь шла за своей мечтой, так? А я еще думал, что это моя работа классная. Каково звучит: старший следователь по расследованию убийств национального агентства Скотленд-Ярда! Кстати, думаю, тебе это интересно: я ношу оружие, но обещаю не приносить пистолет на тусовку. ЭЙ! Круче всех! ПРОСТО ОТПАД, как поется у Spandau Ballet. Думаю, ты согласишься, что лучше и не скажешь».
Чувствуя смущение, но очень довольный собой, Ньюсон нажал «отправить», пока в дело не успел вмешаться здравый смысл.
Почти сразу же он получил письмо, но не от Кристины, а от Хелен. Он знал, что рано или поздно она объявится. У него не было ни малейшего шанса просто взять и исчезнуть из ее жизни. Но он никак не ожидал, что к письму будет прикреплен файл. Хелен прислала фотографию.
Она называлась «Это я», и, открыв ее, Ньюсон увидел обнаженную Хелен. Она стояла в своей квартире, немного разведя в стороны руки ладонями вперед, чтобы были видны шрамы. Но в общем фотография была очень милая. Ее тело не выглядело костлявым, как полагал Ньюсон, ноги были стройные, с изящными икрами. Лобок был пушистый, естественный и невыбритый, Ньюсону понравилось это в ту ночь, когда они были вместе. Странные маленькие груди вызывающе торчали на худеньком теле. Хелен не улыбалась, но и не хмурилась. В уголке губ была вопросительная морщинка, на щеках ямочки, коротко остриженные волосы явно были тщательно уложены. Ньюсон подумал, что Хелен была очень довольна этой фотографией, потому что она выглядела очень симпатично.
Он открыл сообщение.
«Дорогой Эд,
Теперь ты знаешь мою слабость. Мой постыдный секрет. Я режу себе руки. Я знаю, я все знаю. Держись, девочка. Живи своей жизнью. Я не врала, когда сказала, что делаю это нечасто, но я обманула тебя, сказав, что не делала этого уже давно. Думаю, ты догадался. Ты ведь детектив и все про шрамы знаешь. Но это неважно, я просто хотела, чтобы ты знал, что я не конченая мазохистка, это лишь малая часть меня… Это находит временами, своего рода ненависть к себе. Думаю, когда мне плохо, у меня появляется тупое любопытство, сколько я еще могу вынести. Это почти то же самое, что бездумно водить ручкой по бумаге. Я не знаю, чем заняться, поэтому оставляю следы на своих руках. Но в основном я вовсе не такая. Я люблю своего сына и свою работу. Я сказала тебе, что была жертвой издевательств, и мне действительно важно помогать детям, которые оказались в подобной ситуации. Поэтому я работаю в «Кидкол». Ты не поверишь, с чем мне приходится сталкиваться и какую это причиняет боль. Говорят, дети могут быть очень жестокими. Но если мы можем помочь, мы помогаем, и это здорово. Поэтому я и держусь за эту работу и всегда вижу этот положительный момент.
Надеюсь, тебе понравилась фотография, и ты не считаешь, что я сошла с ума, посылая ее тебе. Просто в ту ночь я хотела, чтобы было темно, а теперь хочу сказать, что не стыжусь себя и не боюсь, что ты увидишь меня при свете.
Это я.
С любовью, Хелен.
P.S. Карл завтра ночует у бабушки. Я могла бы прийти к тебе, если хочешь. Но ты мне ничего не должен. Можешь даже не отвечать. Обещаю, что не буду полосовать себе руки. Целую. Хелен».
Это было очень милое сообщение и очень милая фотография. Ньюсон снова открыл ее.
Уйдя из квартиры Хелен в тот вечер, он был уверен, что завязавшиеся отношения тогда же и кончатся. Слишком много лишнего багажа, просто ужасно много. С другой стороны, кто он такой, чтобы судить? Одинокий мужчина тридцати пяти лет, сильно повернутый на почве привязанности к коллеге, которой он безразличен. Он слишком много пьет, иногда смотрит порнографию, и еще ему иногда звонит загадочный психопат. Он безнадежен.
С другой стороны, Хелен права. У нее есть проблемы, но то, что он лег с ней в постель, не означает, что теперь это его проблемы. Она одинока, он тоже. Более того, он понимал, что она, с ямочками на щеках и глазами как у феи, может заводить знакомства гораздо чаще, чем он. И все же она хочет именно его. Это было прекрасно. Он чувствовал себя польщенным.
«Дорогая Хелен,
Я думаю, фотография была прекрасным жестом с твоей стороны и ты на ней – просто чудо. Прости, что я не высылаю свою фотографию, но я не уверен, что Всемирная сеть готова принять фотографию голого рыжего меня. Буду рад встретиться завтра. Ты ешь рыбу?
Эд».
Ньюсон на минутку задумался, писать «целую» или нет. Написать? Или не стоит? Он вдруг очень возбудился и был готов написать что угодно, но знал, что разумнее будет не форсировать события. Потому что сочетание их старого знакомства и странной фривольности, допускаемой в электронных сообщениях, уже и так слишком их сблизила. Если честно, это незнакомая ему женщина, и все же он уже раз спал с ней и собирался снова это сделать. Эд приписал «целую».
«Целую. Эд».
Потом подумал и добавил:
«Целую еще раз. Эд».
Большую часть следующего дня Ньюсон провел в Министерстве внутренних дел на разных политических брифингах и самых настоящих шпионских сходках. Сам глава отдела Уорд направил его туда, потому что Фарра Портер, несмотря на юный возраст, была высокопоставленным членом парламента.
– Шанс искупить старые грехи, – сказал Уорд. – Ты ведь не хочешь запороть еще одно дело члена партии тори? А то станешь почетным членом партии «Шинфейн».
Уорд намекал на самый большой провал в карьере Ньюсона. Восемнадцать месяцев назад пропал ведущий член партии тори в палате лордов. Крайне реакционный пэр крови исчез без следа, и Ньюсон по-прежнему надеялся когда-нибудь его найти. Он каждый день вспоминал об этом ужасно трудном и абсолютно необъяснимом деле. Лорд Сканлан МакГрегор был богатым, влиятельным мужчиной, счастливым мужем бывшей модели, своей третьей жены. Однажды днем он пригласил в дом неизвестного старого друга. Его дворецкий утверждал, что Его Лордство настоял на том, чтобы открыть дверь самому, так что никто из слуг посетителя не видел. Вскоре после этого Сканлан МакГрегор вышел из дома, вероятно, со своим другом, и с тех пор его никто не видел и не слышал.
– Отсутствие лорда Сканлана МакГрегора в палате очень повлияло на судьбу полицейского билля Северной Ирландии и второго чтения законопроекта о любительской охоте, – сказал Уорд. – По-моему, абсолютно очевидно, что он был похищен из политических соображений, и я не думаю, что это можно исключить в деле Фарры Портер.
Ньюсон промолчал, хотя легко мог это исключить, потому что это была самая дурацкая идея, которую он слышал за последнее время. Именно это он и сказал даме из внешней разведки, сидя на Уайтхолл-стрит в безликой подвальной комнате без окон.
– Зачем террористу или наемнику убивать рядового члена парламента, вытравливать ее кожу и красить волосы в оранжевый цвет? – спросил он.
– Она уже не просто рядовой член парламента, – ответила женщина. – Портер только что вошла в теневой кабинет подготовительного комитета по Северной Ирландии.
– В парламенте партия тори теперь представлена гораздо меньше, – сказал Ньюсон. – Большинство их членов входят в тот или иной комитет.
– Оранжевый. Очень важный цвет для Северной Ирландии, вам не кажется?
– Вы что, шутите? Вы ведь это не всерьез?
– Вовсе не шучу. Портер была упертым унионистом, реакционером даже по стандартам Северной Ирландии. Она была против Белфастского соглашения 1998 года, против любой формы передачи власти «Шинфейну». Она мало того что родилась в Хэмпшире, так еще и была отъявленной унионисткой-оранжисткой. Возможно, кто-то решил превратить ее в оранжистку в буквальном смысле.
– Вы думаете, какой-то ненормальный республиканец покрасил ее волосы в оранжевый цвет, чтобы показать, что бывает с людьми, идущими против объединенной Ирландии?
– Нужно учитывать любую возможность.
– Тогда нужно учитывать возможность, что это просто бред собачий.
Ньюсон ушел со встречи, пообещав информировать внешнюю разведку о любых продвижениях в расследовании, и пошел искать радужную форель. Он собирался приготовить ее в микроволновой печи с маслом и специями и подать с молодой картошкой и летним салатом.
Все шло отлично. Он собирался хорошо провести вечер и, если повезет; снова уложить Хелен в постель. Он тщательно выбрал вино – австралийское шардонэ.
Хелен пришла точно в срок, пройдя пешком от станции метро «Вест-Хэмпстед». Она принесла сумку с вещами, чтобы остаться на ночь. Ньюсона это слегка шокировало. Он понимал, что цель этого визита не могла вызывать сомнений и что вечер не мог не закончиться постелью, – и разумеется, Хелен просто молодец, что принесла зубную щетку и сменные трусы, и все же он чувствовал себя неловко. В конце концов, они ни о чем таком не договаривались, и, положа руку на сердце, Ньюсон бы предпочел, чтобы рано или поздно Хелен уехала.
Но, очевидно, она так не думала.
– Приветик, – сказал она, когда Ньюсон открыл дверь. На ней были облегающая белая футболка DNKY, белые холщовые штаны в стиле «милитари» с огромным количеством карманов и розовые «мартинсы». Очевидно, она постаралась выглядеть сексуально – на свой политизированный феминистский лад.
– Привет, – ответил Ньюсон. Он тоже подготовился и щеголял в твидовых брюках и голубой шелковой рубашке.
Они немного смущенно поцеловались в открытых дверях, и Ньюсон проводил Хелен в кухню-столовую, где уже собирался накрывать на стол.
– Я принесла водку, – сказала Хелен. – Надеюсь, ты любишь водку, потому что она обошлась в четырнадцать фунтов. Она холодная. Я держала ее в морозилке и потом везла завернутой в газету.
– Да, водку я люблю, – ответил Ньюсон. – Будем пить с апельсиновым соком? Можно сесть на заднем дворике. Там очень уютно.
Кухня Ньюсона выходила на крошечный дворик, рядом с железнодорожной веткой Северного Лондона. Он любил этот маленький оазис и даже подумывал приготовить форель на костре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47