– Бонни, позволь мне хоть раз, один только раз об этом не думать и даже не пытаться что-либо объяснять.
Она рассмеялась:
– Да бог с ними, с объяснениями! Они могут подождать, никуда не денутся. Боюсь, как только мы это объясним друг другу, Поль, на этом все тут же и закончится. Навсегда.
– На самом деле?
– Да, Поль, на самом деле.
Она крепко прижала ладони к его щекам, мягко поцеловала его в губы. В ответ он нежно поцеловал по очереди каждую ее ладонь и, чуть вздохнув, отпустил. Выйдя из машины, Бонни повернулась, бросила прощальный взгляд в темноту салона, где едва виднелся его силуэт, захлопнула дверцу и, не сказав больше ни слова, вошла в дом.
Оказавшись в своей комнатке, она как можно быстрее разделась и нырнула в постель. Она хотела хотя бы ненадолго сохранить то восхитительное чувство возбуждения, которое ей только что выпало счастье испытать. Но, увы, вскоре ею овладели другие мысли и чувства. Старое ведь просто так не отпускает...
«Кто ты, черт побери, Бонита, чтобы вот так радоваться ощущениям юной школьницы? За кого, интересно, себя принимаешь, кого пытаешься из себя изобразить? Это же все пустая патетика, не больше. Ведь все, что ты можешь дать Полю, – это только профессиональная имитация „любви вдвоем“, грамотно обрамленная вздохами, умелыми поцелуями, страстными, но фальшивыми... Точно такая же жалкая имитацию любви, которой ты недавно одаривала бедолагу Генри... Может, яркость воспоминаний слегка затуманилась, потому что в последние несколько дней ты вроде снова ожила? Возможно. Но вот только в памяти Поля они никогда не померкнут! Он всегда будет видеть на тебе этот отпечаток прошлого. Поль очень уязвим. А сейчас он просто одинокий сильный мужчина, а тут рядом ты – хоть и бывшая, однако еще вполне привлекательная молоденькая проституточка, которая может удовлетворить его естественное мужское начало...»
Все разъедающая кислота воспоминаний безжалостно пожрала ее приподнятое настроение. И чем ближе был неизбежный рассвет, тем отчетливее Бонни понимала, что это была самая длинная ночь в ее жизни, даже длиннее той, которую она в свое время провела в тюрьме, в женской камере, вместе с тремя отпетыми уголовницами, в атмосфере затхлого воздуха и доносящихся откуда-то снаружи отвратительных кошачьих завываний.
Было еще темно, когда она услышала, как уже вставшие Джимми и старик завели на заднем дворе грузовичок. Вот его мотор громко затарахтел, и они уехали на фермерский рынок. Дом снова погрузился в тишину. Но затем... затем до Бонни вдруг донеслись чьи-то осторожные, явно крадущиеся шаги на лестнице, легкое поскрипывание деревянных ступенек. Бонни выскочила из постели, схватила халат, торопливо его надела. Ручка двери показалась ей холодной как лед, но входная дверь открылась практически бесшумно. Бросив быстрый взгляд в сторону лестницы, Бонни увидела, как кто-то осторожно, будто кошка, крадется по ступенькам вниз. Верн! Это Верн Локтер!
Когда он скрылся из вида, Бонни тихо-тихо подошла к перилам, осторожно посмотрела вниз. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как он повернул за угол холла на втором этаже, направляясь туда, где находилась спальня Гаса и Яны.
Немного переждав, Бонни спустилась вниз, подошла к ее двери и внимательно прислушалась: не раздастся ли оттуда громких криков или звуков борьбы. Но ничего такого не было. Впрочем, как и следовало ожидать. В старом доме по-прежнему царила тишина. Только где-то далеко-далеко раздался протяжный гудок поезда... Бонни нервно поежилась, усмотрев в нем жестокую насмешку над тем, что сейчас здесь происходило. Ночное насилие совсем не обязательно должно быть скандальным и громким, оно вполне может совершаться и в тишине. Она резко повернулась, быстро поднялась на третий этаж, прошла через холл, закрыла за собой дверь своей комнаты, торопливо сбросила на спинку стула халат и опять нырнула в постель, по-детски пытаясь найти надежное укрытие под одеялом.
Глава 18
В четверг утром Верн Локтер вел свой грузовичок по знакомому маршруту, но с необычной для него нервозностью и лаже остервенением: проезжал на красный свет светофоров, срезал углы, пронзительно визжал тормозами, останавливаясь у домов клиентов, торопливо швырял заказы на кухонные столы и тут же почти бегом возвращался к машине... Он прекрасно осознавал, что его непонятная спешка не заставит время идти быстрее, но почему-то не мог ничего с собой поделать. Наверное, только так можно было хоть чуть-чуть утихомирить сидевшее в нем внутреннее напряжение.
У него перед глазами все еще стояла картина того, как все произошло, когда он тайком пробрался к ней в тишине спящего дома, как стоял перед ее постелью, не обращая никакого внимания на ее торопливый невнятный шепот: «Нет, нет, не надо, не надо!..» Занудливый и на редкость бессмысленный речитатив, который прекратился сразу же, как только он оказался рядом с ней под одеялом.
Он также, правда несколько менее отчетливо, помнил жалостливые звуки ее тихих рыданий, когда выходил из спальни, но все еще чувствовал себя сильным, всемогущим.
* * *
Доррис сидела с иголкой в руках в их с Уолтером, как она презрительно называла, «убогой пещере». Новая жизнь внутри ее требовательно застучала в стенку живота, поэтому До-рис воткнула иголку в подушечку для булавок и внимательно к себе прислушалась. Это, конечно, хочется ненавидеть – свою непривлекательность, неуклюжесть, почти непрестанные боли в спине – и даже проклинать сам момент зачатия, который принес столько неудобств и страданий, но вот вслед за этим приходят теплые, греющие душу моменты, невольно вызывающие чувство огромной гордости за себя и непередаваемой радости: «Это шевельнулся мой ребенок!»
Впрочем, радость исчезла так же быстро, как и появилась, и Доррис снова выхватила иголку из подушечки для булавок. Теперь ею овладели более прозаические мысли: «Что у тебя будет, сынок? Бездумный, туповатый отец, которому ничего в этой жизни не нужно? Вонючее наследство в виде дешевого магазина? Господи, я же так много ожидала от этой чертовой жизни, а теперь на веки вечные оказалась в западне, из которой, похоже, нет выхода... Как же все это случилось? Как?»
* * *
Джимми Довер внимательно рассматривал овощной прилавок. Забавно все-таки, что человек может получать удовольствие от, казалось бы, самого обычного: светло-зеленых листьев салата, темно-зеленой ботвы моркови, блестящих фиолетовых баклажанов, ярко-красных помидоров...
Ему понравилось ездить со старым Гасом на фермерский рынок. Появляться тут рано утром, еще до рассвета, когда яркий электрический свет заливает множество различных, кажется, только что снятых с грядки овощей. Тут практически все давно знают друг друга. Люди шутят, смеются... Гас тоже улыбается, но как-то натужно, через силу, будто ему совсем этого не хочется. Дело свое он конечно же знает, наверное, как никто другой – что покупать, что не покупать, сколько за это не жалко платить, а сколько жалко... Даже просто внимательно наблюдая за ним, можно очень многому научиться. А еще Джимми подумал, что Гас не уходит от ответов на любые вопросы. Не то что некоторые, делающие чуть ли не государственные секреты буквально из всего, что им известно. Хотя сам процесс покупки овощей на фермерском рынке, оказывается, дело достаточно сложное. Например, про одни только помидоры нужно знать, как минимум, два десятка самых разных вещей. А ведь Джимми всегда казалось, что помидоры – это помидоры, и больше ничего.
Да, бакалейное дело требует и упорной работы, и многих знаний, но вместе с тем оно, безусловно, доставляет и немало удовольствия. Во всяком случае, старику оно нравится. Это видно невооруженным глазом по тому, как он обращается с товарами, обсуждает их достоинства и недостатки с продавцами и другими покупателями... А что, может, и ему, Джимми Доверу, есть смысл пойти на какие-нибудь вечерние курсы, чтобы научиться получше разбираться в хитросплетениях бакалейного дела? Ведь это интересно – узнать побольше про состав продуктов, их калории, полезные и вредные свойства, постичь диетологию, методы торговли, бухгалтерию и все такое прочее. А что? Почему бы и нет? Для настоящего дела это очень важно... Хотя все вокруг почему-то удивительно мрачные. Например, Верн Локтер не уделил ему ни минуты своего времени. Он ко всем обращается только тогда, когда ему лично что-то нужно. То же самое можно сказать и об Уолтере. Рик Стассен откровенно туповат. А вот Бонни вполне ничего. Милая и доброжелательная. Как и Яна, жена Гаса. Зато когда в дом вернется Тина, та наверняка всех приободрит. Они ведь все тут за нее переживают, это же видно... «Да, похоже, первую неделю я провел здесь нормально, без проблем. Вот только если бы все они были хоть чуть-чуть подружелюбнее...» – завершил размышления Джимми.
* * *
Стоя у разделочной колоды спиной к торговому залу, Рик Стассен быстро сделал надрез в кости, якобы предполагая, что разрубить ее невозможно, затем не менее ловким движением достал из кармана своего перепачканного кровью передника небольшой блестящий цилиндрик и засунул его как можно глубже в образовавшуюся щель. Предпоследняя порция за эту неделю. Вообще-то для него все это давно уже стало привычной и, по сути, мало что значащей игрой. Рик так обыденно и механически это делал, что ни о чем даже не думал. Просто автоматически засовывал цилиндрики, и все... Он аккуратно завернул этот «особый» кусок в плотную оберточную бумагу, завязал его симпатичной синей тесьмой, карандашом написал на обертке вес и цену, отнес сверток в кладовку и отдал Уолтеру. Затем неторопливо, с солидным видом вернулся к себе назад, где его уже ждали две покупательницы. Он широко им улыбнулся и, выразительно подняв указательный палец, сказал:
– А знаете, дамы, у нас сегодня отличные свиные отбивные...
Одетая в домашнюю пижаму, парусиновые шлепанцы и серый купальный халат, Тина медленно шла по гравиевой дорожке в сопровождении высокой худой медсестры. Это была ее первая прогулка с тех пор, как ее сюда привезли, и у нее было такое впечатление, будто она только что вышла из темного зала кинотеатра на залитую ярким солнцем улицу. Ноги слегка дрожали от слабости, глаза слезились от слишком яркого света.
– Мы не слишком быстро идем, дорогая? – с искренней заботой поинтересовалась медсестра. – Может, лучше чуть помедленнее?
– Нет, ничего. Так нормально.
– Мы можем попробовать дойти вон до тех скамеек, немного там посидеть, а затем вернуться. Не возражаешь?
– Нет.
– А потом, когда закончим прогулку, ты доешь свой обед, договорились?
– Я не хочу есть.
– Тебе нужно как можно быстрее нарастить мясо, дорогая. А то выглядишь как ощипанный цыпленок.
– Мне наплевать, как я выгляжу.
– Зато сразу после обеда я отведу тебя в солярий, где ты сможешь пообщаться с различными людьми.
– Я не хочу ни с кем общаться.
– Хорошо, хорошо, не хочешь – не надо... Вот мы и пришли, золотце. Теперь немного посидим, погреемся на солнышке... Ну разве это не здорово?
* * *
Гас, тяжело облокотившись на прилавок, стоял и молча наблюдал за тем, как низенький бесцветный человечек любовно открывал свой поношенный чемоданчик с блестящими медными разновесами. В торговом зале магазина было четыре весовых аппарата, которые подлежали регулярной проверке и соответствующей регулировке. Делал это всегда один и тот же специалист, относившийся к своим обязанностям чуть ли не со святым благоговением... Тупо глядя на него, Гас думал о своей молодой жене Яне, о ее странном поведении сегодня рано утром, когда он встал еще до рассвета, чтобы отправиться с их новым пареньком на фермерский рынок. В таких случаях она обычно даже не просыпается, продолжая спать крепким сном молодого здорового животного, но на этот раз, почему-то проснувшись, прижалась к нему, схватила за руку и начала настойчиво просить его никуда не уезжать, не оставлять ее одну. Какое-то время он терпеливо разъяснял ей, что об этом не может быть и речи, но потом, устав от всей этой чепухи, просто выдернул руку... У женщин иногда бывают на редкость странные и непредсказуемые настроения. Правда, Яна всегда была очень спокойной и терпеливой. Да, сладость ее молодого манящего тела вернула ему немного молодости, но сейчас... сейчас его занимают совсем иные заботы и тревоги. Генри, Тина... Много, слишком много печальных раздумий...
* * *
Судья, словно обиженный ребенок, сидел в горячей ванне и неторопливо намыливал свое хилое тело. Что и говорить, последний провал оказался неприятным, точнее, очень неприятным. Похоже, на этот раз Джилермо явно чего-то недодумал, не использовал должного воображения. Да, она достаточно молода, но в ней слишком много делового равнодушия, полнейшего нежелания работать сообща, помогать друг другу. Эта чертова девчонка делала все так, будто ей просто-напросто скучно! А такое, извините, не понравится ни одному уважающему себя мужчине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35