- Ну как, не поверили мне, да? Хе-хе-хе, но тогда
скажите, молодой человек, зачем капитан Обед и двадцать его парней взяли за
правило плавать глухими ночами к рифу Дьявола и хором распевать там свои
песни, да так громко, что при соответствующем ветре их можно было даже в
городе. услышать? Ну, что вы мне на это ответите? И еще скажите, зачем он
всегда бросал в воду какие-то тяжелые предметы, причем по другую сторону
рифов, на глубине, где подводная их часть обрывается в бездну, да такую, что
еще никому не удавалось до дна достать? Скажите, что он сделал с той
свинцовой штуковиной, которую ему дал Валакеа? Ну как, юноша? И что они там
выкрикивали, когда собирались в канун мая и еще перед днем всех святых, а? И
почему новые церковные пасторы - в прошлом матросы - носят свои диковинные
наряды и надевают на голову всякие золотые украшения вроде тех, что привозил
капитан Обед? Ну как, можете вы на все это мне ответить?
Сейчас его водянистые глаза смотрели на. меня почти враждебно, пылая
маниакальным блеском, а грязная седая борода даже поблескивала, словно
наэлектризованная, Старый Зэдок, похоже, заметил, как я невольно отпрянул
назад, потому что тут же зловеще захихикал, - Э-хе-хе-хе! Ну как, начинаете
соображать? Может, хотели бы оказаться на моем месте в те дни, когда я по
ночам глазел на море, стоя на крыше своего дома? И потом, скажу я вам,
маленькие дети всегда любят подслушивать, так что я был в курсе всего, о чем
судачили в те времена, что говорили про капитана Обеда и тех парней, которые
плавали на риф! Хе-хе-хе! А что вы скажете насчет той ночи, когда я тайком
взял старую отцовскую подзорную трубу, принес ее на крышу и увидел через
нее, что весь риф усеян какими-то блестящими существами, которые, как только
взошла луна, сразу же попрыгали в воду? Обед с парнями только еще плыли на
лодке, а те твари уже соскочили в воду, причем с другой, глубоководной
стороны рифа, и назад больше не вернулись... Что бы вы сказали, если бы сами
оказались на месте щенка, видевшего все эти фигуры, которые вовсе и не были
человеческими фигурами?.. Ну, как вам это?.. Хе-хе-хе...
У старика определенно начиналась истерика, а меня всего вдруг начало
колотить от непонятно откуда нахлынувшей тревоги. Потом он опустил свою
искривленную лапу мне на плечо, и я понял, что он тоже отчаянно дрожит,
причем отнюдь не от безудержного веселья. - А представьте себе, что однажды
ночью вы видите, как Обед отправился к рифу на своей лодке, груженой чем-то
большим и тяжелым, а на следующий день все узнают, что из одного дома пропал
молодой парень. Хей! Видел ли кто хотя бы раз после этого Хирама Джилмена,
или Ника Пирса, или Луэлли Уэйта, или Адонирама Саусвика, или Генри
Гаррисона? Хе~хе, хе, хе... Существа эти изъяснялись при помощи знаков,
которые подавали своими руками... а руки у них, похоже, ловкие были...
Ну так вот, сэр, именно тогда-то Обед и стал снова подниматься на ноги.
Люди видели на трех его дочерях такие украшения, которых у них в жизни не
было, да и дымок стал куриться над его фабрикой. И другие парни тоже зажили
припеваючи - рыбы в гавани стало хоть пруд пруди, и видели бы вы, какие
пароходы с грузом мы снаряжали перед их отправкой в Эркхам, Ньюбэрипорт и
Бостон. Именно тогда Обед снова восстановил старую железную дорогу.
Несколько рыбаков из Кингспорта прослышали про невиданные уловы здешних
парней и наведались сюда на своем шлюпе, да только все они куда-то пропали,
так что никто их с тех пор не видел. Вот тогда-то наши парни и организовали
этот самый "Тайный орден Дэгона", прикупив для него здание старой масонской
ложи... Хе,хе,хе,хе! Мэтт Элиот был масоном и возражал против того, чтобы
дом продавали им, но вскоре и он куда-то исчез.
Помните, я говорил, что поначалу Обед ничего не хотел менять в жизни
островитян- канаков? Думаю, что сначала у него и в мыслях не было заниматься
каким-то скрещиванием с этим племенем, не надо ему было выращивать людей,
которые будут уходить под воду ради бессмертной жизни. Все, что ему
требовалось, это золото, за которое он готов был платить большую цену, и те,
другие, тоже вроде бы некоторое время этим ограничивались...
В сорок шестом в городе, однако, начали кое над чем задумываться.
Слишком часто стали пропадать люди, очень уж дикие стали читаться проповеди
на воскресных сборищах и чересчур много разговоров пошло об этом самом рифе.
Кажется, и я тоже приложил к этому свою руку- рассказал члену городского
управления о том, что видел с крыши своего дома. Как-то однажды они - то
есть Обед и его парни - организовали на рифе что-то вроде сходки, и до меня
донеслась какая-то пальба, которая велась между несколькими лодками. На
следующий день Обед и еще 'тридцать два его человека оказались в тюрьме, а
все вокруг гадали и толковали, в чем там дело и какое обвинение им могут
предъявить. О, Боже, если бы хоть кто-нибудь смог заглянуть вперед... хотя
бы на несколько недель, в течение которых никто не исчезал и никого не
сбрасывали в море.
Зэдок все больше выказывал признаки страха и утомления, а потому я дал
ему возможность немного передохнуть, хотя между делом с тревогой поглядывал
на часы. Приближалось время прилива и усилившийся шелест волн, казалось,
отчасти привел его в чувство. Лично я был даже рад этому приливу, поскольку
надеялся, что на большой воде не столь резко будет ощущаться омерзительный
рыбный запах. Между тем я снова стал внимательно вслушиваться в его шепот.
- В ту ужасную ночь... я увидел их. Я снова был у себя на крыше...
скопления их... чуть ли не настоящие толпы покрывали своими телами
поверхность всего рифа, а потом поплыли через гавань в сторону устья
Мэнаксета... Боже, что творилось в ту ночь на улицах Иннсмаута... они
колотили в наши двери, но отец не открывал... Толпы мертвецов и умирающих...
выстрелы и вопли... крики на старой площади и центральной площади в Нью-Черч
Грин - ворота тюрьмы нараспашку... какое-то воззвание... измена... все это
назвали чумой, когда люди вошли внутрь и обнаружили, что половина наших
парней отсутствует... никто не спасся, только те, что были с Обедом, и еще
эти существа, или кто там они были... а потом все успокоилось, хотя больше
своего отца я никогда не видел...
Старик тяжело дышал, лоб его покрылся обильной испариной, рука,
сжимавшая мое плечо, напряглась. - Наутро все прояснилось - но после них
остались следы... Обед взял все под свой контроль и сказал, что намерен
многое изменить... сказал, что остальные тоже будут молиться с ними в
назначенный час, а в некоторых домах появятся, как он сказал, гости... им
хотелось смешаться с нашими людьми, как они поступили с канаками, и никто не
мог остановить их. Далеко зашел этот Обед... словно совсем взбесился.
Говорил, что они принесут нам все - рыбу, сокровища, но и мы дадим им все,
чего они пожелают...
Внешне как будто ничего не изменилось, только нам приходилось вести
себя с этими чужаками совсем смирно, если, конечно, жизнь была дорога.
Всем нам пришлось принести присягу на верность Ордену Дэгона, а потом
пришел черед второй и третьей клятв, которые кое-кто из нас тоже произнесли.
За все это они могли оказать какую-нибудь услугу, или наградить чем-нибудь
особым - золотом или вроде того, а сопротивляться им было бесполезно - их
ведь там, под водой, целые полчища. Обычно они не поднимались на поверхность
и не трогали людей, но если что-то понуждало их к этому, то тогда сладу с
ними не было никакого, Мы не дарили им резных амулетов, как это делали
туземцы из южною моря, но и не знали, что им надо, потому как канаки не
раскрывали ни перед кем своих секретов.
От нас требовалось только регулярно приносить им кого- нибудь в жертву,
снабжать всякими дикими безделушками да еще давать приют в юроде - вот
тогда они готовы были оставить нас в покое. И еще они терпеть не могли
посторонних, чужаков, чтобы слухи о них не просочились за пределы города -
новому человеку прежде надо было помолиться за них. Так все мы и оказались в
этом "Ордене Дэгона" - зато дети никогда не умирали, а просто возвращались
назад к матери Гидре и отцу Дэгону, от которых мы все когда-то произошли...
Йа! Йа! Цтулху фхтагн! Ф'нглуи мгл`Фнафх Цтулху Р'лия вга-нагл фхтага.'.
Старый Зэдок быстро впадал в состояние полного бреда, тогда как я
продолжал сидеть, затаив дыхание. Несчастный старик - до каких галлюцинаций
довел его хмель, а плюс ко всему это окружающее запустение, развал и хаос,
сокрушившие столь богатый на выдумку разум! Вскоре он застонал и по ею
изборожденным глубокими морщинами щекам заструились слезы, терявшиеся в
густой бороде. - Боже, что же довелось мне повидать с той поры, когда я был
пятнадцатилетним мальчишкой. Мене, мене, текел, упарсин! Как исчезали люди,
как они накладывали на себя руки - когда слухи об этом достигали Эркхама,
Ипсвича, или других городов, там считали, что мы здесь все с ума посходили,
вот как вы сейчас считаете, что я тоже помешался... Но Боже мой, что мне
довелось повидать за свою жизнь! Меня бы уже давно прикончили за все то, что
я знаю, только я успел произнести вторую клятву Дэгона, а потому меня нельзя
трогать, если только их суд не признает, что я сознательно рассказал о том,
что знаю... но третью клятву я не произнесу - я скорее умру, чем сделаю
это...
А потом, примерно когда Гражданская война началась, стали подрастать
дети, которые родились после того сорок шестого года, да, некоторые из
них... Я тогда сильно перепугался и никогда больше после той ужасной ночи не
подсматривал за ними, и больше никогда их не видел - на всю жизнь тогда
насмотрелся. Нет, ни разу больше не видел, ни одного. А потом я пошел на
войну, и если бы у меня хватило тогда ума, то ни за что бы не вернулся в эти
места, уехал бы потом куда глаза глядят, только подальше отсюда. Но парни
написал и мне, что дела идут в общем-то неплохо, Это, наверное, потому, что
после шестьдесят третьего в городе постоянно находились правительственные
войска. А как война закончилась, снова настали черные времена. Люди стали
разбегаться - мельницы не работали, магазины закрывались, судоходство
прекратилось, гавань словно задыхалась - железная дорога тоже остановилась.
Но они...они никогда не переставали плавать вверх и вниз по реке, туда-сюда,
постоянно прибывая со своего проклятого, сатанинского рифа - и с каждым
днем все больше окон заколачивалось, а из домов, в которых вроде бы никто не
должен жить, раздавались какие-то звуки...
Люди из других мест часто рассказывают про нас всякие истории - да и
вы тоже, как послушаешь ваши вопросы, видать, наслышаны. Говорят обо всяких
странных вещах, которые им вроде бы то там, то здесь мерещатся, или об
украшениях, которые непонятно откуда взялись и неясно из чего сделаны. Но
всякий раз никто не говорит ничего конкретного. Никто ничему не верит. Все
эти золотые драгоценности называют пиратским кладом, говорят, что люди в
Иннсмауте больные, или вообще не в себе. А те, кто живет здесь, тоже
стараются пореже встречаться с незнакомцами и чужаками, побыстрее
выпроводить их отсюда, советуют поменьше совать нос куда не следует,
особенно в вечернее время. Собаки всегда лаяли на них, лошади отказывались
везти, хотя когда машины появились, все опять стало нормально.
В сорок шестом капитан Обед взял себе новую жену, которую никто в
городе ни разу не видел. Поговаривали, что он вроде бы сам-то не хотел, да
ОНИ заставили, а потом прижил от нее троих детей: двое еще молодыми куда-то
исчезли а третья - девушка - внешне совсем нормальная, как все, даже в
Европу ездила учиться. Обед потом обманным путем выдал ее за одного парня из
Эркхама - тот ни о чем даже не догадался. Но на большой земле с
иннсмаутскими парнями никто не желает сейчас иметь дело. Барнаба Марш,
который сейчас заправляет делами фабрики, является внуком Обеда и его первой
жены, но отец его - Онесифор, старший сын Обеда - тоже женился на одной из
них, причем с тех пор ее никто даже в глаза не видел.
Сейчас для Барнабы как раз настало время превращения. Веки на глазах
сомкнуть уже не может, да и весь меняется. Говорят, одежду он пока носит, но
скоро спустится под Воду. Может, уже и так пробовал - они иногда это
делают, для разминки, что ли, а уж потом спускаются окончательно. На людях
его не видели уже восемь, а то и все десять лет. Не знаю, как с ним живет
его бедная жена - она сама родом из Ипсвича, а его лет пятьдесят назад чуть
не линчевали, когда он пытался за ней ухаживать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
скажите, молодой человек, зачем капитан Обед и двадцать его парней взяли за
правило плавать глухими ночами к рифу Дьявола и хором распевать там свои
песни, да так громко, что при соответствующем ветре их можно было даже в
городе. услышать? Ну, что вы мне на это ответите? И еще скажите, зачем он
всегда бросал в воду какие-то тяжелые предметы, причем по другую сторону
рифов, на глубине, где подводная их часть обрывается в бездну, да такую, что
еще никому не удавалось до дна достать? Скажите, что он сделал с той
свинцовой штуковиной, которую ему дал Валакеа? Ну как, юноша? И что они там
выкрикивали, когда собирались в канун мая и еще перед днем всех святых, а? И
почему новые церковные пасторы - в прошлом матросы - носят свои диковинные
наряды и надевают на голову всякие золотые украшения вроде тех, что привозил
капитан Обед? Ну как, можете вы на все это мне ответить?
Сейчас его водянистые глаза смотрели на. меня почти враждебно, пылая
маниакальным блеском, а грязная седая борода даже поблескивала, словно
наэлектризованная, Старый Зэдок, похоже, заметил, как я невольно отпрянул
назад, потому что тут же зловеще захихикал, - Э-хе-хе-хе! Ну как, начинаете
соображать? Может, хотели бы оказаться на моем месте в те дни, когда я по
ночам глазел на море, стоя на крыше своего дома? И потом, скажу я вам,
маленькие дети всегда любят подслушивать, так что я был в курсе всего, о чем
судачили в те времена, что говорили про капитана Обеда и тех парней, которые
плавали на риф! Хе-хе-хе! А что вы скажете насчет той ночи, когда я тайком
взял старую отцовскую подзорную трубу, принес ее на крышу и увидел через
нее, что весь риф усеян какими-то блестящими существами, которые, как только
взошла луна, сразу же попрыгали в воду? Обед с парнями только еще плыли на
лодке, а те твари уже соскочили в воду, причем с другой, глубоководной
стороны рифа, и назад больше не вернулись... Что бы вы сказали, если бы сами
оказались на месте щенка, видевшего все эти фигуры, которые вовсе и не были
человеческими фигурами?.. Ну, как вам это?.. Хе-хе-хе...
У старика определенно начиналась истерика, а меня всего вдруг начало
колотить от непонятно откуда нахлынувшей тревоги. Потом он опустил свою
искривленную лапу мне на плечо, и я понял, что он тоже отчаянно дрожит,
причем отнюдь не от безудержного веселья. - А представьте себе, что однажды
ночью вы видите, как Обед отправился к рифу на своей лодке, груженой чем-то
большим и тяжелым, а на следующий день все узнают, что из одного дома пропал
молодой парень. Хей! Видел ли кто хотя бы раз после этого Хирама Джилмена,
или Ника Пирса, или Луэлли Уэйта, или Адонирама Саусвика, или Генри
Гаррисона? Хе~хе, хе, хе... Существа эти изъяснялись при помощи знаков,
которые подавали своими руками... а руки у них, похоже, ловкие были...
Ну так вот, сэр, именно тогда-то Обед и стал снова подниматься на ноги.
Люди видели на трех его дочерях такие украшения, которых у них в жизни не
было, да и дымок стал куриться над его фабрикой. И другие парни тоже зажили
припеваючи - рыбы в гавани стало хоть пруд пруди, и видели бы вы, какие
пароходы с грузом мы снаряжали перед их отправкой в Эркхам, Ньюбэрипорт и
Бостон. Именно тогда Обед снова восстановил старую железную дорогу.
Несколько рыбаков из Кингспорта прослышали про невиданные уловы здешних
парней и наведались сюда на своем шлюпе, да только все они куда-то пропали,
так что никто их с тех пор не видел. Вот тогда-то наши парни и организовали
этот самый "Тайный орден Дэгона", прикупив для него здание старой масонской
ложи... Хе,хе,хе,хе! Мэтт Элиот был масоном и возражал против того, чтобы
дом продавали им, но вскоре и он куда-то исчез.
Помните, я говорил, что поначалу Обед ничего не хотел менять в жизни
островитян- канаков? Думаю, что сначала у него и в мыслях не было заниматься
каким-то скрещиванием с этим племенем, не надо ему было выращивать людей,
которые будут уходить под воду ради бессмертной жизни. Все, что ему
требовалось, это золото, за которое он готов был платить большую цену, и те,
другие, тоже вроде бы некоторое время этим ограничивались...
В сорок шестом в городе, однако, начали кое над чем задумываться.
Слишком часто стали пропадать люди, очень уж дикие стали читаться проповеди
на воскресных сборищах и чересчур много разговоров пошло об этом самом рифе.
Кажется, и я тоже приложил к этому свою руку- рассказал члену городского
управления о том, что видел с крыши своего дома. Как-то однажды они - то
есть Обед и его парни - организовали на рифе что-то вроде сходки, и до меня
донеслась какая-то пальба, которая велась между несколькими лодками. На
следующий день Обед и еще 'тридцать два его человека оказались в тюрьме, а
все вокруг гадали и толковали, в чем там дело и какое обвинение им могут
предъявить. О, Боже, если бы хоть кто-нибудь смог заглянуть вперед... хотя
бы на несколько недель, в течение которых никто не исчезал и никого не
сбрасывали в море.
Зэдок все больше выказывал признаки страха и утомления, а потому я дал
ему возможность немного передохнуть, хотя между делом с тревогой поглядывал
на часы. Приближалось время прилива и усилившийся шелест волн, казалось,
отчасти привел его в чувство. Лично я был даже рад этому приливу, поскольку
надеялся, что на большой воде не столь резко будет ощущаться омерзительный
рыбный запах. Между тем я снова стал внимательно вслушиваться в его шепот.
- В ту ужасную ночь... я увидел их. Я снова был у себя на крыше...
скопления их... чуть ли не настоящие толпы покрывали своими телами
поверхность всего рифа, а потом поплыли через гавань в сторону устья
Мэнаксета... Боже, что творилось в ту ночь на улицах Иннсмаута... они
колотили в наши двери, но отец не открывал... Толпы мертвецов и умирающих...
выстрелы и вопли... крики на старой площади и центральной площади в Нью-Черч
Грин - ворота тюрьмы нараспашку... какое-то воззвание... измена... все это
назвали чумой, когда люди вошли внутрь и обнаружили, что половина наших
парней отсутствует... никто не спасся, только те, что были с Обедом, и еще
эти существа, или кто там они были... а потом все успокоилось, хотя больше
своего отца я никогда не видел...
Старик тяжело дышал, лоб его покрылся обильной испариной, рука,
сжимавшая мое плечо, напряглась. - Наутро все прояснилось - но после них
остались следы... Обед взял все под свой контроль и сказал, что намерен
многое изменить... сказал, что остальные тоже будут молиться с ними в
назначенный час, а в некоторых домах появятся, как он сказал, гости... им
хотелось смешаться с нашими людьми, как они поступили с канаками, и никто не
мог остановить их. Далеко зашел этот Обед... словно совсем взбесился.
Говорил, что они принесут нам все - рыбу, сокровища, но и мы дадим им все,
чего они пожелают...
Внешне как будто ничего не изменилось, только нам приходилось вести
себя с этими чужаками совсем смирно, если, конечно, жизнь была дорога.
Всем нам пришлось принести присягу на верность Ордену Дэгона, а потом
пришел черед второй и третьей клятв, которые кое-кто из нас тоже произнесли.
За все это они могли оказать какую-нибудь услугу, или наградить чем-нибудь
особым - золотом или вроде того, а сопротивляться им было бесполезно - их
ведь там, под водой, целые полчища. Обычно они не поднимались на поверхность
и не трогали людей, но если что-то понуждало их к этому, то тогда сладу с
ними не было никакого, Мы не дарили им резных амулетов, как это делали
туземцы из южною моря, но и не знали, что им надо, потому как канаки не
раскрывали ни перед кем своих секретов.
От нас требовалось только регулярно приносить им кого- нибудь в жертву,
снабжать всякими дикими безделушками да еще давать приют в юроде - вот
тогда они готовы были оставить нас в покое. И еще они терпеть не могли
посторонних, чужаков, чтобы слухи о них не просочились за пределы города -
новому человеку прежде надо было помолиться за них. Так все мы и оказались в
этом "Ордене Дэгона" - зато дети никогда не умирали, а просто возвращались
назад к матери Гидре и отцу Дэгону, от которых мы все когда-то произошли...
Йа! Йа! Цтулху фхтагн! Ф'нглуи мгл`Фнафх Цтулху Р'лия вга-нагл фхтага.'.
Старый Зэдок быстро впадал в состояние полного бреда, тогда как я
продолжал сидеть, затаив дыхание. Несчастный старик - до каких галлюцинаций
довел его хмель, а плюс ко всему это окружающее запустение, развал и хаос,
сокрушившие столь богатый на выдумку разум! Вскоре он застонал и по ею
изборожденным глубокими морщинами щекам заструились слезы, терявшиеся в
густой бороде. - Боже, что же довелось мне повидать с той поры, когда я был
пятнадцатилетним мальчишкой. Мене, мене, текел, упарсин! Как исчезали люди,
как они накладывали на себя руки - когда слухи об этом достигали Эркхама,
Ипсвича, или других городов, там считали, что мы здесь все с ума посходили,
вот как вы сейчас считаете, что я тоже помешался... Но Боже мой, что мне
довелось повидать за свою жизнь! Меня бы уже давно прикончили за все то, что
я знаю, только я успел произнести вторую клятву Дэгона, а потому меня нельзя
трогать, если только их суд не признает, что я сознательно рассказал о том,
что знаю... но третью клятву я не произнесу - я скорее умру, чем сделаю
это...
А потом, примерно когда Гражданская война началась, стали подрастать
дети, которые родились после того сорок шестого года, да, некоторые из
них... Я тогда сильно перепугался и никогда больше после той ужасной ночи не
подсматривал за ними, и больше никогда их не видел - на всю жизнь тогда
насмотрелся. Нет, ни разу больше не видел, ни одного. А потом я пошел на
войну, и если бы у меня хватило тогда ума, то ни за что бы не вернулся в эти
места, уехал бы потом куда глаза глядят, только подальше отсюда. Но парни
написал и мне, что дела идут в общем-то неплохо, Это, наверное, потому, что
после шестьдесят третьего в городе постоянно находились правительственные
войска. А как война закончилась, снова настали черные времена. Люди стали
разбегаться - мельницы не работали, магазины закрывались, судоходство
прекратилось, гавань словно задыхалась - железная дорога тоже остановилась.
Но они...они никогда не переставали плавать вверх и вниз по реке, туда-сюда,
постоянно прибывая со своего проклятого, сатанинского рифа - и с каждым
днем все больше окон заколачивалось, а из домов, в которых вроде бы никто не
должен жить, раздавались какие-то звуки...
Люди из других мест часто рассказывают про нас всякие истории - да и
вы тоже, как послушаешь ваши вопросы, видать, наслышаны. Говорят обо всяких
странных вещах, которые им вроде бы то там, то здесь мерещатся, или об
украшениях, которые непонятно откуда взялись и неясно из чего сделаны. Но
всякий раз никто не говорит ничего конкретного. Никто ничему не верит. Все
эти золотые драгоценности называют пиратским кладом, говорят, что люди в
Иннсмауте больные, или вообще не в себе. А те, кто живет здесь, тоже
стараются пореже встречаться с незнакомцами и чужаками, побыстрее
выпроводить их отсюда, советуют поменьше совать нос куда не следует,
особенно в вечернее время. Собаки всегда лаяли на них, лошади отказывались
везти, хотя когда машины появились, все опять стало нормально.
В сорок шестом капитан Обед взял себе новую жену, которую никто в
городе ни разу не видел. Поговаривали, что он вроде бы сам-то не хотел, да
ОНИ заставили, а потом прижил от нее троих детей: двое еще молодыми куда-то
исчезли а третья - девушка - внешне совсем нормальная, как все, даже в
Европу ездила учиться. Обед потом обманным путем выдал ее за одного парня из
Эркхама - тот ни о чем даже не догадался. Но на большой земле с
иннсмаутскими парнями никто не желает сейчас иметь дело. Барнаба Марш,
который сейчас заправляет делами фабрики, является внуком Обеда и его первой
жены, но отец его - Онесифор, старший сын Обеда - тоже женился на одной из
них, причем с тех пор ее никто даже в глаза не видел.
Сейчас для Барнабы как раз настало время превращения. Веки на глазах
сомкнуть уже не может, да и весь меняется. Говорят, одежду он пока носит, но
скоро спустится под Воду. Может, уже и так пробовал - они иногда это
делают, для разминки, что ли, а уж потом спускаются окончательно. На людях
его не видели уже восемь, а то и все десять лет. Не знаю, как с ним живет
его бедная жена - она сама родом из Ипсвича, а его лет пятьдесят назад чуть
не линчевали, когда он пытался за ней ухаживать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17