Сам Обед умер в семьдесят
восьмом, да и от следующего за ним поколения тоже в живых никого не осталось
- дети от первой жены умерли, а остальные... Бог знает... Рокот приливных
волн становился все громче, и по мере, усиления прилива настроение старика
постепенно менялось от сентиментальной слезливости к настороженности и даже
страху. Время от времени он делал паузы в своем рассказе и все так же
оглядывался через плечо, или бросал взгляды в сторону рифа, и, несмотря на
всю абсурдность его рассказа, я не мог избавиться от ощущения, что также
разделяю его настороженность. Вскоре голос его зазвучал громче, как-то
пронзительнее, словно он пытался за счет напряжения голосовых связок хоть
немного приободрить себя. - Ну, а вы-то сами что ничего не скажете? Как вам
самому-то живется в таком городе, где все гниет и разваливается, за
заколоченными дверьми кто-то копошится, кряхтит, свистит, ползает по темным
подвалам и чердакам, а вам самому то и дело хочется оглянуться? А? Как
нравится каждую ночь слышать какое-то завывание, что доносится со стороны
зала "Ордена Дэгона", и догадываться, какие звуки примешиваются к этому вою?
По душе ли слышать все эти песнопения, что долетают в канун мая и в день
всех святых со стороны нашего ужасного мыса? Как вам все это? Или считаете,
что старик совсем спятил, а? Так вот, скажу вам, молодой человек, что все
это еще не самое худшее!
Сейчас Зэдок уже почти срывался на крик, причем безумные интонации его
голоса начинали всерьез пугать меня. - И не надо таращиться на меня такими
глазами - я сказал Обеду Маршу, что он попадет в ад и навсегда там
останется! Хе-хе... В аду, вот и все! И до меня ему не добраться - я ничего
такого не сделал и никому ни о чем не рассказал...
А вы, молодой человек?.. Ну ладно, если раньше никому не рассказывал,
то вам сейчас расскажу! А вы сидите спокойно
и слушайте, да, слушай меня, сынок, - я об этом еще никому не
рассказывал... Я сказал, что после той ночи никогда больше за ними не
подглядывал - но я все равно кое-что разузнал! Хочешь узнать, что такое
настоящий кошмар, а? Ну так вот, самый настоящий кошмар, это не то, что эти
морские дьяволы уже сделали, а что они еще только собираются сделать! Они
годами приводили в город своих тварей, которых поднимали с самых морских
глубин - в последнее время, правда, стали чуть реже это делать. Дома, что
стоят к северу от реки между Уотер- и Мэйн-стрит, просто кишат ими - самими
дьяволами и теми, которых они приволокли с собой; и когда они будут
готовы... сказал, когда они подготовятся..! Ты слышишь меня?! Говорю тебе, я
знаю, что это за твари - я видел их однажды ночью, когда... иех-аххх-ах
е'яххх... Вопль старика прозвучал настолько неожиданно и был наполнен таким
нечеловеческим страхом, что я едва не свалился в обморок. Его глаза,
устремленные мимо меня в сторону зловонного моря, были готовы буквально
вылезти из орбит, тогда как на лице запечатлелся ужас, достойный персонажа
греческой трагедии. Костлявая рука старика с чудовищной силой впилась мне в
плечо, но сам он даже не пошевелился, когда я также повернулся, желая
посмотреть, что же такое он там разглядел.
Мне показалось, что я не вижу ничего особенного. Разве что полоса
приливной волны в одном месте оказалась чуть уже и словно внезапно
подернулась мелкой рябью, тогда как окружавшие ее волны были одинаково
ровными и гладкими. Но теперь уже сам Зэдок лихорадочно затряс меня - я
повернулся, чтобы увидеть, в какую маску трагического ужаса превратилось его
лицо, а сквозь подрагивающий шепот наконец прорвался и настоящий голос: -
Уходи отсюда'. Уходи скорее! Они увидели нас - уходи и спасай свою жизнь!
Не теряй ни минуты - теперь они уже знают... Беги, скорее, уноси ноги из
этого города...
Еще одна тяжелая волна выплеснулась на осыпающийся остов некогда
существовавшего здесь причала, и тотчас же приглушенный шепот старика
перерос в новый нечеловеческий, леденящий кровь вопль: "Й-яаахххх!...
яхаааааа!..."
Прежде, чем я успел хотя бы немного прийти в себя, он ' ослабил хватку,
снял с моего плеча свою ладонь и ошалело бросился в сторону улиц, чуть
забирая к северу, чтобы обогнуть развалины старой складской стены.
Я снова посмотрел на море, но теперь там уже точно ничего не было;
затем поднялся, вышел на Уотер-стрит и глянул вдоль нее в северном
направлении, хотя там, похоже, уже простыл и след Зэдока Аллена.
IV
Едва ли мне удастся описать то настроение, которое произвел на меня
этот эпизод - мучительный, жалкий, но одновременно безумный, какой-то
гротескный, вселяющий ощущение непередаваемого ужаса. Паренек из бакалейной
лавки предупреждал меня, что может произойти нечто подобное, и все же
реальность превзошла все мои ожидания, вызвав в душе чувство полнейшего
смятения и глубокой тревоги. Какой бы наивной ни казалась мне услышанная
история, явная искренность тона и неподдельный страх Зэдока передались и
мне, вызвав все более усиливающееся беспокойство, слившееся воедино с моим
прежним отвращением и к этому городу, и к зависшей над ним мрачной тени
порока и гибели.
Возможно, позже мне удастся тщательно просеять все полученные сведения
и отобрать среди них крупицы истины, отделив их от наслоений исторических
аллегорий, хотя тогда мне хотелось лишь одного - по крайней мере на время
выкинуть все это из головы. К счастью, срок назначенного отъезда приближался
с отрадной неотвратимостью - мои часы показывали пятнадцать минут восьмою,
- а потому я постарался настроить свои мысли на самый что ни на есть
нейтральный и практический лад, и быстро зашагал по пустынным улицам в
направлении гостиницы, чтобы забрать свой багаж и сесть на долгожданный
автобус, который должен был отправиться ровно в восемь.
Несмотря на то, что золотистый свет усталого летнею солнца придавал
древним крышам и осыпающимся дымоходам оттенок некоей романтической прелести
и даже умиротворенности, я почему-то то и дело робко оглядывался через
плечо. Что и говорить, я горел желанием как можно скорее покинуть этот
пропахший зловонием и окутанный страхом Иннсмаут, и очень рассчитывал на то,
что в юроде все же отыщется еще какой-нибудь автобус помимо тою, которым
управлял зловещего вида парень по фамилии Сарджент. Впрочем, несмотря на всю
свою спешку, я все же изредка оглядывался по сторонам и замечал, что
буквально с каждою тихого угла окружавших меня улиц открывался вид на
какую-нибудь примечательную архитектурную деталь, тем более, что по
приблизительным подсчетам, мне вполне должно было хватить получаса, чтобы
преодолеть расстояние, отделявшее меня от гостиницы.
Изучая предоставленную мне бакалейщиком импровизированную схему города
и стараясь отыскать маршрут, которым мне до этого еще не доводилось
воспользоваться, я вместо уже знакомой мне Марш-стрит решил добраться до
городской площади по другой улице. Уже на подходе к ней я заметил несколько
разрозненных групп каких-то людей, которые, как мне показалось, о чем-то
тайком перешептывались друг с другом, а затем, достигнув площади, увидел,
что у дверей Джилмэн-хауза собралась довольно внушительная толпа праздной на
вид публики. Пока я получал свой багаж, они, казалось, не сводили с меня
своих выпученных, водянистых, немигающих глаз, а потому я искренне, хотя во
многом и безосновательно понадеялся на то, что они не окажутся моими
спутниками в предстоящем путешествии.
Где-то незадолго до восьми показался грохочущий автобус, в салоне
которого сидело три пассажира. Когда он остановился, один из парней с
подчеркнуто грозным видом подошел к спустившемуся на тротуар водителю и
пробормотал ему несколько неразборчивых слов. Затем Сарджент выволок из
салона пакеты с почтой и газетами и прошел в фойе гостиницы, тогда как
пассажиры - та же троица, которую я имел возможность наблюдать утром в
Ньюбэрипорте, - прошаркала к тротуару и обменялась несколькими гортанными
словами со стоявшими там бездельниками, причем то, что мне удалось услышать
из их реплик, никак не походило на английский язык. Я поднялся в салон и
занял то же самое место, на котором ехал сюда, однако еще до того как мне
удалось как следует устроиться, вновь появился Сарджент, принявшийся что-то
бормотать своим хрипловатым, надтреснутым и в целом довольно мерзким
голосом.
Как вскоре выяснилось, мне чертовски не повезло. По его словам, что-то
случилось с двигателем - пока ехал из Ньюбэрипорта, все, вроде бы, было в
порядке, а сейчас вот взял и забарахлил, так что ехать на таком автобусе в
Эркхам никак нельзя. Увы, до конца дня починить его не удастся, а кроме него
в городе сейчас нет никакого свободного транспорта, на котором можно было не
то, чтобы до Эркхама добраться, а и вообще куда-то уехать из Иннсмаута.
Сарджент еще некоторое время выражал свое сожаление, однако мне не
оставалось ничего иного, как заночевать в заведении Джилмэна, Как знать,
может мне удастся договориться о приемлемой цене за номер, однако это и в
самом деле оставалось единственным, что я мог сделать в сложившейся
ситуации.
Охваченный горькой тоской от столь неожиданного крушения всех моих
планов, и отчаянно ненавидя саму мысль о том, что придется провести ночь в
этом затхлом, полутемном городе, я спустился из автобуса и вновь вошел в
вестибюль гостиницы, где мрачноватый и довольно странный ночной клерк сказал
мне, что я могу остановиться в номере 428.
Располагался он на предпоследнем этаже, по его словам, был довольно
просторным, цена была вполне подходящей, всего один доллар в сутки.
Подавляя в себе все воспоминания о том, что мне довелось услышать в
Ньюбэрипорте об этой гостинице, я расписался в., книге гостей, уплатил
доллар и позволил портье отнести свой чемодан. После этого я и сам поплелся
вслед за угрюмым служителем наверх, преодолев три пролета поскрипывающих
лестничных ступеней и пройдя по запыленным коридорам, в которых, как мне
показалось, не было заметно ни малейших признаков жизни, Предназначавшаяся
мне комната оказалась довольно мрачной, с самой простой, дешевой мебелью и
двумя окнами, выходившими на довольно темный, окаймленный невысокой
кирпичной стеной внутренний двор. Чуть выше проступала панорама тянувшихся в
западном направлении ветхих крыш, а за ними в отдалении маячили просторы
заболоченной сельской местности. В дальнем конце коридора располагалась
ванна - гнетущее, чуть ли не античных времен помещение с древним мраморным
умывальником, жестяным обогревателем, тусклой электрической лампочкой и
заплесневелыми деревянными панелями, едва прикрывавшими водопроводные трубы.
Поскольку было еще довольно светло, я снова вышел на площадь и
огляделся в поисках места, где можно было бы поужинать, по-прежнему ловя на
себе крайне недружелюбные взгляды праздных зевак. С учетом того, что лавка
знакомого бакалейщика была уже закрыта, мне пришлось воспользоваться
услугами того самого ресторана, который был отвергнут мною поначалу.
Согбенный, узкоголовый мужчина со ставшими уже почти для меня привычными
выпученными, немигающими глазами да плосконосая девица с неимоверно толстыми
и неуклюжими руками взялись за мое обслуживание. К своему немалому
облегчению я обнаружил, что основная часть продуктов, которыми пользовались
в этом заведении, представляла из себя консервы и расфасованные пакеты.
С меня хватило миски овощного супа с крэкерами, сразу после чего я
вернулся в свою унылую комнату, предварительно купив у по-прежнему угрюмою
портье лежавшие на рахитичной стойке вечернюю газету и какой-то засиженный
мухами журнал.
Когда стало смеркаться, я включил чахлую электрическую лампочку,
висевшую над изголовьем дешевой металлической кровати, и попытался
продолжить начатое ранее чтение. Мне хотелось чем угодно занять свой мозг,
поскольку я отчетливо понимал, что не испытаю никакого удовольствия, если
стану и дальше терзать себя мыслями обо всех уродствах . этого древнего,
изъеденного следами порчи города, тем паче, что я все еще находился в его
полной власти. Безумная история, которую мне довелось услышать из уст
престарелого пьяницы, отнюдь не сулила приятных сновидений, а потому я
решил, что чем реже буду вспоминать его дикие, водянистые глаза,, тем будет
лучше.
Помимо этого я решил не особенно сосредоточивать свое внимание на том,
что неизвестный мне фабричный инспектор рассказал кассиру железнодорожного
вокзала в Ньюбэрипорте о Джилмэн-хаузе и призрачных голосах его ночных
постояльцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17