Вскоре на тротуарах по обеим сторонам площади появились тощие фигуры
моложавого и довольно отталкивающего вида мужчин, которые шли как по-
одиночке, так и группами по двое-трое. На нижних этажах некоторых из
полуразвалившихся домов кое-где располагались маленькие магазинчики с
выцветшими, едва читаемыми вывесками, а кроме того из окон автобуса я
разглядел пару припаркованных к тротуару грузовиков, С каждой минутой шум
падающей воды становился все отчетливее и громче, пока я наконец не увидел
сооруженную прямо по ходу нашего движения довольно глубокую запруду, через
которую был перекинут широкий мост с металлическими перилами, упиравшийся
противоположным своим концом в просторную площадь. Проезжая по мосту, я
вертел головой, стараясь запечатлеть картину по обе стороны от запруды, и
увидел несколько фабричных построек, расположившихся на самом краю поросшего
травой, а кое-где и осыпавшегося обрыва. Далеко внизу бушевало море воды,
извергаемое по меньшей мере тремя грандиозными потоками водосброса. В этом
месте шум стоял просто оглушающий. Перебравшись на противоположную сторону
реки, мы въехали на полукруглую площадь остановились у стоявшего по правую
руку от нас высокого, увенчанного куполом здания с остатками желтоватой
краски на фасаде и потертой вывеской, возвещавшей о том, что это и есть
Джилмэн-хауз.
Я с немалым облегчением вышел из автобуса и сразу же понес свой чемодан
к стойке портье, размещавшейся в глубине изрядно потрепанного вестибюля
гостиницы, На глаза мне попался всего лишь один-единственный человек - это
был довольно пожилой мужчина, лишенный признаков того, что я уже начал про
себя называть "иннсмаутской внешностью", - но я решил не расспрашивать его
пока ни о чем из того, что так волновало и тревожило меня все это время,
поскольку, как подсказывала мне моя память, именно в этой гостинице, по
слухам, не раз происходили весьма странные вещи. Вместо. этого я вышел на
площадь и внимательным, оценивающим взглядом окинул открывшуюся передо мной
панораму.
С одной стороны вымощенного булыжником пространства тянулась полоска
реки; другая была заполнена вереницей стоявших полукругом кирпичных домов с
покосившимися крышами, относившихся примерно к периоду 1800 года. От площади
отходило несколько улиц, тянувшихся на юго-восток, юг и юго-запад. Лампы на
фонарях были маленькие и явно маломощные, однако я не стал предаваться
унынию, вспомнив, что намерен покинуть этот город еще до наступления
темноты, хотя луна, по-видимому, обещала быть довольно яркой, Все здания
здесь пребывали в довольно сносном состоянии, причем примерно в дюжине из
них размещались работавшие в данный час магазинчики: в одном располагалась
бакалейная лавка, в других - унылого вида крохотный ресторан, аптека,
небольшая база оптовой торговли рыбой, рядом еще одна, а в самом дальнем,
восточном углу площади, у реки, размещался офис единственного в городе
промышленного предприятия - золотоочистной компании Марша. Я заметил
примерно с десяток людей и четыре или пять легковых автомобилей и
грузовиков, беспорядочно разбросанных по всей площади. Без лишних слов было
ясно, что именно здесь находится центр деловой активности и социальной жизни
Иннсмаута. Где-то вдали в восточном направлении просматривалось водное
пространство гавани, на фоне которой возвышались останки некогда
величественных и прекрасных георгианских колоколен. Взглянув в сторону
противоположного берега реки, я увидел белую башню, венчавшую то, что, как
мне показалось, и было фабрикой Марша.
По какой-то причине я решил начать свое знакомство с городом именно с
бакалейной лавки, владельцы которой, как мне показалось, не были коренными
жителями Иннсмаута. В ней я застал одного паренька лет семнадцати и с
удовлетворением обнаружил, что он отличается достаточной смекалкой и
приветливостью, что сулило мне получение самой необходимой информации, как
говорится, из первых рук. Как я вскоре обнаружил, он и сам был очень
расположен к тому, чтобы поговорить, и потому я достаточно быстро выяснил,
что ему осточертел и этот постоянный рыбный запах, и все эти замкнутые,
угрюмые жители города. Разговор с любым приезжим был для него сущим
удовольствием. Сам он был родом из Эркхама, а здесь жил с одной семьей,
прибывшей из Ипсвича, но при первой же возможности был готов уехать отсюда
куда глаза глядят. Его родным очень не нравилось то, что он работает в
Иннсмауте, однако руководство компании, которой принадлежит этот магазин,
решило направить его именно сюда, а ему никак не хотелось терять эту работу.
По его словам, в Иннсмауте нет ни публичной библиотеки, ни торговой
палаты, а мне он порекомендовал просто походить по городу и самому все
осмотреть. Улица, по которой я приехал на эту площадь, называлась
Федерал-стрит; к западу от нее располагались старинные обители первых
жителей города - Брод-, Вашинггон-, Лафайет- и Адаме-стрит, - тогда как к
востоку, в сторону побережья, начинались сплошные трущобы. Именно в этих
трущобах - на Мэйн-стрит - я наткнулся на старые георгианские церкви, но
все они были уже давно покинуты прихожанами. По его словам, находясь в этих
кварталах, лучше не привлекать к себе внимания, особенно к северу от реки,
поскольку люди там довольно угрюмые и даже злобные. Кстати, несколько
заезжих путешественников исчезли именно в том районе.
Определенные зоны города считались чуть ли не запретной территорией. В
частности, не рекомендовалось подолгу прохаживаться поблизости от фабрики
Марша, возле действующих церквей или около того самого здания с колоннами на
Нью-Черч Грин, где расположен сам "Орден Дэгона". Церкви это довольно
необычные, поскольку не поддерживают абсолютно никаких контактов с другими
аналогичными религиозными учреждениями страны и в своей деятельности
используют самые что ни на есть причудливые и странные церемонии и одеяния.
Вера их определенно построена на ереси и таинственных обрядах, якобы
способных обеспечить чудодейственную трансформацию, ведущую к своего рода
телесному бессмертию на этой земле. Духовный наставник молодого бакалейщика
- доктор Уоллес из методистской церкви в Эшбери - настоятельно
рекомендовал ему не посещать ни одну из подобных церквей в. Иннсмауте.
Что же до местных жителей, то он и сам толком ничего о них не знает.
Они очень скрытные и нелюдимые, вроде зверей, что живут в берлогах, и едва
ли кто-нибудь знает что-то конкретное о том, как они проводят время, когда
не заняты своей беспорядочно организованной рыбалкой. Если судить по тому,
какое количество спиртного они употребляют, то можно предположить, что они
чуть ли не день-деньской лежат вповалку, находясь в состоянии алкогольного
опьянения. Несмотря на это, они поддерживают между собой отношения
своеобразного темного братства и взаимопонимания, причем объединяет их
именно презрение и ненависть к окружающему миру, как если бы сами они
принадлежали к какой-то иной и явно более предпочтительной для них сфере
жизни, Внешность их, особенно эти выпученные глаза, которые еще никому не
доводилось видеть хотя бы единожды моргнувшими, сама по себе достаточно
отталкивающа, а голоса и тем более омерзительны. Страх забирает, когда
слышишь их пение в церквах по ночам, и особенно во время их сплавных
праздников или чего-то вроде торжественных сборищ, которые устраиваются
дважды в год - 30 апреля и 31 октября.
При всем при этом они обожают воду и любят купаться как в реке, так и в
гавани. Особой популярностью пользуется плавание наперегонки до рифа
Дьявола, причем, похоже, буквально каждый из них готов и способен принять
участие в таких весьма непростых состязаниях. Когда речь заходит об этих
людях, то имеются в виду относительно молодые их представители; что же до
стариков, то на тех якобы и вовсе страшно смотреть. Иногда, правда, бывают и
среди них исключения, и тогда в их внешности нет абсолютно никаких отличий
по сравнению с обычными людьми, как, например, у того портье в гостинице.
Многие задаются вопросом, что происходит с этими самыми стариками, и вообще
не является ли "иннсмаутская внешность" неким своеобразным признаком
какого-то заболевания, которое с возрастом захватывает человека все больше.
Разумеется, лишь очень редкий недуг способен вызвать с достижением
зрелости столь обширные и глубокие изменения в самой структуре человеческого
тела, включая деформацию костей черепа. Однако, даже видя столь необычные
последствия таинственного заболевания, совершенно невозможно судить о том,
какие последствия оно влечет для человеческого организма в целом. При этом
молодой продавец прямо заявил, что составить более или менее целостное
представление по этому поводу крайне сложно, поскольку никому еще не
удавалось - вне зависимости от того, сколько времени он прожил в Иннсмауте
-. установить личные отношения с кем-либо из местных жителей.
По его глубокому убеждению, многие из них внешне еще более ужасны, чем
даже самые страшные из тех, кто хотя бы изредка, но все же появляется на
людях - их вообще держат взаперти в особых помещениях. Иногда до людей
доносятся поистине необычные, жуткие звуки. Поговаривают, что покосившиеся
портовые хибары к северу от реки соединены между собой подземными
коридорами, что позволило превратить их в самый настоящий муравейник" для
таких чудовищных уродов. Невозможно даже предположить, что за чужеродная
кровь - если, конечно, дело именно в ней - течет в их жилах и отчего они
делаются именно такими. Отмечались случаи, что они умышленно скрывали своих
стариков, когда к ним в дома наведывались разные правительственные чиновники
из внешнего мира.
По словам моего собеседника, не имеет никакого смысла расспрашивать
самих аборигенов обо всем, что связано с этим местом. Единственный, кто
иногда пускался в подобные разговоры, был довольно дряхлый, хотя и
выглядевший вполне нормально старик, который жил в лачуге на северной
окраине города и проводил свое время, прогуливаясь поблизости от пожарной
станции. Этому седовласому старцу по имени Зэдок Аллен было девяносто шесть
лет, и помимо тою, что рассудок его, похоже, с годами заметно ослаб, он к
тому же слыл отчаянным забулдыгой. Это был довольно странный и весьма
настороженный тип, который к тому же постоянно оглядывался через плечо, как
будто чего-то или кою-то опасался, и в трезвом состоянии категорически
отказывался разговаривать с любым чужаком. Однако он был почти не в силах
устоять перед дармовой выпивкой, а напившись, бывало, пускался в
воспоминания и свистящим шепотом описывал некоторые фантастические истории
из своей, жизни. Впрочем, из подобных бесед с ним можно было вынести лишь
самый минимум заслуживающей внимания информации, поскольку все его истории
сильно смахивали на бред душевнобольного, изобилующий загадочными и
обрывочными намеками на невероятные чудеса и ужасы, которые могли быть
порождены лишь его собственной нездоровой фантазией. Ему никто не верил, и к
тому же местным жителям очень не нравилось то, что в сильном подпитии он
часто разговаривает с чужаками, а потому появляться с ним на людях и, тем
более, в присутствии посторонних пускаться в какие-то расспросы было
довольно небезопасно. Возможно, именно от него и пошли все эти дичайшие
слухи и кривотолки,. которые вот уже много лет смущали окружавший Иннсмаут
люд.
Отдельные "пришлые"обитатели юрода время от времени также бросали
разрозненные, малопонятные и двусмысленные фразы аналогичного содержания,
словно намекая на то, что на самом деле знают куда больше, чем говорят, а
потому было вполне вероятно, что между рассказами старого Зэдока и
уродливыми аборигенами Иннсмаута существовала какая-то вполне реальная
связь. Остальные жители города никогда не выходили из дому с наступлением
темноты просто потому, что "так было принято", а кроме того, здешние улицы
были настолько грязными и запущенными, что едва ли какому-то нормальному
человеку пришла бы в голову мысль бродить по ним в ночное время.
Что же до производственной активности, то следовало прямо признать, что
то количество рыбы, с которой возвращались рыбаки, было просто
поразительным, хотя самим им это с каждым годом приносило все меньше и
меньше выгоды, поскольку цены продолжали падать и нарастала конкуренция.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17