На лице его, словно изображение на проявляемой фотографии, снова проступило старое застенчивое выражение, которое так притянуло ее к нему после их первой встречи.
Ей не потребовалось много времени, чтобы сбросить напряжение, и чем дальше к югу она продвигалась, тем лучше себя чувствовала. Погода располагала к благодушию. Стояло теплое бабье лето. С неба особенным пронзительным осенним светом сияло солнце. Деревья по сторонам шоссе были одеты в прихотливо раскрашенную листву. Небо ослепительно синело, как огромный океан.
По воскресеньям в городе нетрудно найти место для парковки, и Ким поставила машину, чуть ли не напротив дома Киннарда на Реверс-стрит. Она очень нервничала, нажимая кнопку звонка, но Киннард моментально рассеял ее опасения. Он сразу помог ей перенести вещи в комнату для гостей, которую, надо сказать, убрал на совесть.
Киннард повел Ким на познавательную пешеходную экскурсию по Бостону, и она на несколько благословенных часов забыла об «Омни», «ультра» и Элизабет. В Норт-Энде они пообедали, после того, как выпили по эспрессо в итальянском кафе.
В промежутке они заскочили в подвальчик Филенс за покупками. Оба оказались опытными покупателями и старыми завсегдатаями этого заведения. Ким в течение нескольких минут, удивляясь себе, приобрела прекрасную юбку, сшитую в мастерской Сакса на Пятой авеню.
Из магазина они отправились в бостонские сады и гуляли там, наслаждаясь видом деревьев, одетых в великолепные осенние одежды. Некоторое время они посидели на скамейке около пруда, наблюдая, как по водной глади скользят прогулочные лодки, сделанные в форме лебедей.
— Вероятно, мне не стоит этого говорить, но вид у тебя очень усталый, — произнес Киннард.
— Это неудивительно, — откликнулась Ким. — Я очень плохо сплю. Жизнь в Салеме мало напоминает идиллию.
— Ты хочешь мне что-то рассказать? — спросил Киннард.
— Не сейчас, — ответила Ким. — Так много всего произошло, что я не знаю, с чего начать.
— Я очень рад, что ты приехала ко мне, — заверил Киннард.
— Я хочу, чтобы ты понял, ночевать я буду в комнате для гостей, — быстро проговорила Ким.
— Эй, расслабься. — Киннард поднял руки, словно для самозащиты. — Я все понимаю, ты забыла, что мы друзья?
— Прости. Я не хотела тебя обидеть. Но знаешь, я сегодня впервые за несколько последних недель по-настоящему расслабилась. — Она горячо пожала Киннарду руку. — Спасибо тебе за дружбу.
Выйдя из парка, они прошлись по Ньюбери-стрит, разглядывая витрины. Потом Ким решила заняться своим любимым бостонским времяпрепровождением. Они зашли в книжный магазин Уотерстоуна и стали рыться в книгах. Ким купила роман Дика Фрэнсиса в бумажной обложке, а Киннард приобрел путеводитель по Сицилии, сообщив, что давно мечтает там побывать.
Вечером они забрели в индийский ресторан и устроили себе роскошный ужин. Единственной проблемой оказалось то, что в ресторане не подавали спиртного. Но они решили, что острые блюда лучше всего запивать пивом, предпочтительно холодным.
Из ресторана они вернулись на Бикон-Хилл. Сидя на диване в доме Киннарда, выпили по бокалу холодного белого вина. Ким почувствовала, что у нее слипаются глаза.
Она настояла, чтобы они вернулись домой пораньше, так как собиралась завтра встать на рассвете, чтобы не опоздать на работу. Скользнув под хрустящие прохладные простыни, она подумала, что сегодня ей совершенно не нужен ксанакс. Это было последнее, о чем она успела подумать. Через секунду Ким провалилась в глубокий освежающий сон.
19
Понедельник, 3 октября 1994 года
Ким успела почти начисто забыть, как тяжело выдержать нормальный рабочий день в отделении интенсивной терапии. Девушка поняла, что за время отпуска она как морально, так и физически совершенно вышла из должной формы. Но когда день подходил к концу, была вынуждена признать, что все-таки такой интенсивный труд — это непонятное непосвященным наслаждение: бодрящий вызов, чувство удовлетворенности тем, что ты можешь помочь людям в крайне тяжелой для них ситуации, небывалое ощущение товарищества среди людей, занятых одним важным делом.
В отделении несколько раз появлялся Киннард — он привозил больных после хирургических операций. Всякий раз Ким старалась оказаться возле его больного. Она еще раз поблагодарила его за крепкий сон, какого не помнила уже в течение нескольких недель. Он заверил, что будет рад предоставить ей комнату, когда ей будет нужно, хоть сегодня, тем более что эту ночь он дежурит и проведет ее в госпитале.
Ким бы с удовольствием осталась у него. После вынужденной изоляции в имении она наслаждалась пребыванием в Бостоне, ее обуяла страшная ностальгия по тем временам, когда она жила здесь. Но она прекрасно понимала, что вечером ей надо будет вернуться в Салем. У нее уже не осталось иллюзий, что рядом будет Эдвард, но она все еще чувствовала себя обязанной находиться в коттедже.
После окончания смены Ким направилась на угол Чарльз-стрит и Кембридж-стрит, спустилась в метро и села на красную линию в направлении Гарвард-сквер. Поезда в это время ходили часто, и уже через двадцать минут Ким шла по Массачусетс-авеню к зданию юридического факультета Гарвардского университета.
От быстрой ходьбы она разгорячилась и вспотела. Стоял второй жаркий день бабьего лета. В отличие от первого погода была пасмурная. Ни ветерка, над городом висел колпак удушающего зноя. Не осень, а настоящее лето. Синоптики даже обещали грозы на ближайшие дни.
У первого проходящего мимо студента Ким узнала, как пройти на юридический факультет, и без труда нашла нужное здание. Войдя внутрь, она испытала истинное облегчение. Кондиционеры работали отлично.
Первый же человек, которого она встретила, любезно показал ей дорогу к кабинету Элен Арнольд. Ким назвала свое имя секретарю и стала ждать. Не успела она сесть, как из кабинета вышла высокая, стройная и необычайно привлекательная чернокожая женщина и жестом пригласила Ким войти.
— Меня зовут Элен Арнольд, и у меня есть для вас приятная новость, — энергично сообщила ей женщина. Она провела Ким в кабинет и пригласила сесть.
Ким была поражена наружностью хозяйки кабинета. Она не ожидала, что библиотекарь юридического факультета может так выглядеть. На голове Элен высилась весьма экстравагантная прическа, очень яркое, невероятно пестрое шелковое платье было схвачено у пояса золотой цепью.
— Сегодня рано утром я разговаривала с мисс Стерберг, между прочим, это чудесная женщина, и она рассказала мне о вашем интересе к делу Рейчел Бингхем.
Ким едва успела кивнуть, Элен говорила со скоростью станкового пулемета.
— Вы нашли этот предмет? — спросила Ким, с трудом дождавшись паузы в монологе Элен.
— И да, и нет, — ответила та. Она одарила Ким очаровательной теплой улыбкой. — Хорошая новость состоит в том, что я подтвердила предположение Кэтрин Стерберг: интересующий вас предмет пережил пожар 1764 года. В этом я абсолютно уверена. Запомните эти слова. Совершенно очевидно, что этот предмет хранился в покоях одного из преподавателей, который жил в городе, а не в Гарвард-Холле. Разве это не приятная новость?
— Я очень рада, — сказала Ким. — Нет, в самом деле, я очень взволнована тем, что этот предмет не погиб в огне. Но ваш ответ на мой вопрос прозвучал двойственно. Почему вы сказали: «И да, и нет»?
— Я имела в виду, что, хотя мне не удалось найти саму книгу, я нашла упоминание о том факте, что этот предмет был передан юридическому факультету для помещения его в библиотеку правовой литературы. Я также узнала, что возникли какие-то проблемы с тем, как именно классифицировать данный предмет, хотя из принесенного вами письма Инкриса Матера следует, что он имел какое-то отношение к Закону церкви. Между прочим, я считаю это письмо сказочной находкой и очень ценю ваше предложение подарить его Гарварду. Очень благородно с вашей стороны.
— Это самое меньшее, чем я могу отплатить за все те хлопоты, которые я вам причинила, — проговорила Ким. — Но что можно сказать о «произведении» Рейчел Бингхем? Кто-нибудь знает, что это такое?
— Такой человек есть, — ответила Элен. — Я покопалась в своих источниках и узнала, что это «произведение» было передано из библиотеки права на богословский факультет в тысяча восемьсот двадцать пятом году, сразу после того, как был построен Дивинити-Холл. Не знаю, зачем была осуществлена такая передача, может быть, это было связано с трудностями при составлении каталогов здесь, на юридическом факультете.
— Господи! — воскликнула Ким. — Какое путешествие совершила эта многострадальная книга.
— Я позвонила своей коллеге из библиотеки богословского факультета. Надеюсь, вы не против.
— Конечно, нет, — обрадовалась Ким. Она была очень довольна, что Элен взяла на себя инициативу.
— Имя моей коллеги — Гертруда Хавермайер, — сообщила Элен. — Это настоящая боевая секира, но у нее очень доброе сердце. Она обещала, что займется этим делом.
Элен вырвала из блокнота листок бумаги и написала на нем имя Гертруды и номер ее телефона. Потом достала из ящика стола карту гарвардского кампуса и очертила кружком здание богословского факультета.
Через несколько минут Ким уже шла по кампусу в нужном направлении. Она прошла мимо физической лаборатории, обогнула здание музея и вышла на Дивинити-авеню. Оттуда было рукой подать до места, где обитала грозная Гертруда Хавермайер.
— Так вот та причина, по которой я потратила весь сегодняшний день впустую, — произнесла Гертруда, когда Ким представилась. Она стояла за своим столом напротив Ким, воинственно уперев руки в бока. Как и предупреждала Элен Арнольд, Гертруда Хавермайер обладала суровым, бескомпромиссным характером. С другой стороны, ее внешность « опровергала ее внешнюю браваду. Это была маленькая седовласая женщина, смотревшая на Ким сквозь трифокальные очки в проволочной оправе добрыми глазами.
— Мне очень жаль, что я побеспокоила вас, — виновато проговорила Ким.
— Как только мне позвонила Элен Арнольд, у меня не было уже ни минуты на мою основную работу, — пожаловалась Гертруда. — Этот вопрос отнял несколько часов.
— Я от души надеюсь, что ваши усилия не пропали даром, — робко заметила Ким.
— В старом журнале движения книг за тот период я нашла расписку, — продолжала Гертруда. — Итак, Элен оказалась права. «Произведение» Рейчел Бингхем действительно было передано с юридического факультета и прибыло сюда, на богословский факультет. Но на этом все везение кончилось, потому что я не смогла найти никаких упоминаний об этой книге ни в компьютере, ни в старом картотечном каталоге, ни в еще более старом картотечном каталоге, который мы храним в подвале.
У Ким упало сердце.
— Мне очень жаль, что вы потратили так много сил и ничего не нашли.
— Ну, положим, я на этом не успокоилась, — возразила Гертруда. — Я никогда не опускаю руки до последней возможности. Если уж я за что-нибудь берусь, то вцепляюсь в это дело мертвой хваткой. Так что я решила просмотреть старый рукописный каталог, который заполнялся еще при первичной организации библиотеки. Это дело страшно трудоемкое и могло бы выбить из колеи кого угодно, но только не меня. Но по чистой случайности, я просто не знаю, чем еще можно это объяснить, разве только моим упрямством, я нашла другое упоминание об этом предмете. Я до сих пор не могу понять, каким образом получилось так, что он не попал в главный библиотечный указатель.
Ким воспрянула. Следуя за паровым катком логики Гертруды, Ким чувствовала себя в полной эмоциональной безопасности. Она словно ехала за катком на мотороллере. Это было легко и приятно.
— Так этот предмет здесь? — спросила она.
— О святые небеса! Конечно, нет! — воскликнула Гертруда возмущенно. — Если бы он был здесь, его обязательно внесли бы в компьютерный каталог. У нас тут порядки, как на военном корабле. Нет, в той справке, которую мне удалось раскопать, указано, что предмет был отослан на медицинский факультет в тысяча восемьсот двадцать шестом году, пробыв здесь всего около года. Очевидно, никто не знал, где надо хранить подобный материал. Все это очень таинственно, потому что нигде не написано, что, собственно, он собой представляет.
— Боже мой, — простонала Ким. Она была расстроена. — Сколько поисков этой книги, или что это еще может быть, и все впустую. Начинает напоминать какую-то злую шутку судьбы.
— Перестаньте хныкать, — осадила ее Гертруда. — Я за вас постаралась на славу. Я даже позвонила в Каунтвейскую медицинскую библиотеку и поговорила с Джоном Модцэвиеном. Он заведует там отделом редких книг и рукописей. Я рассказала ему вашу историю, и он обещал заняться этим делом.
Поблагодарив Гертруду, Ким вернулась на Гарвард-сквер и, сев на красной линии в поезд, поехала в Бостон.
Был час пик. Мест не было, ей пришлось стоять всю дорогу. Когда поезд прогрохотал по Лонгфелло-бридж, Ким начала всерьез подумывать о том, чтобы бросить свои разыскания, касающиеся дела Элизабет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Ей не потребовалось много времени, чтобы сбросить напряжение, и чем дальше к югу она продвигалась, тем лучше себя чувствовала. Погода располагала к благодушию. Стояло теплое бабье лето. С неба особенным пронзительным осенним светом сияло солнце. Деревья по сторонам шоссе были одеты в прихотливо раскрашенную листву. Небо ослепительно синело, как огромный океан.
По воскресеньям в городе нетрудно найти место для парковки, и Ким поставила машину, чуть ли не напротив дома Киннарда на Реверс-стрит. Она очень нервничала, нажимая кнопку звонка, но Киннард моментально рассеял ее опасения. Он сразу помог ей перенести вещи в комнату для гостей, которую, надо сказать, убрал на совесть.
Киннард повел Ким на познавательную пешеходную экскурсию по Бостону, и она на несколько благословенных часов забыла об «Омни», «ультра» и Элизабет. В Норт-Энде они пообедали, после того, как выпили по эспрессо в итальянском кафе.
В промежутке они заскочили в подвальчик Филенс за покупками. Оба оказались опытными покупателями и старыми завсегдатаями этого заведения. Ким в течение нескольких минут, удивляясь себе, приобрела прекрасную юбку, сшитую в мастерской Сакса на Пятой авеню.
Из магазина они отправились в бостонские сады и гуляли там, наслаждаясь видом деревьев, одетых в великолепные осенние одежды. Некоторое время они посидели на скамейке около пруда, наблюдая, как по водной глади скользят прогулочные лодки, сделанные в форме лебедей.
— Вероятно, мне не стоит этого говорить, но вид у тебя очень усталый, — произнес Киннард.
— Это неудивительно, — откликнулась Ким. — Я очень плохо сплю. Жизнь в Салеме мало напоминает идиллию.
— Ты хочешь мне что-то рассказать? — спросил Киннард.
— Не сейчас, — ответила Ким. — Так много всего произошло, что я не знаю, с чего начать.
— Я очень рад, что ты приехала ко мне, — заверил Киннард.
— Я хочу, чтобы ты понял, ночевать я буду в комнате для гостей, — быстро проговорила Ким.
— Эй, расслабься. — Киннард поднял руки, словно для самозащиты. — Я все понимаю, ты забыла, что мы друзья?
— Прости. Я не хотела тебя обидеть. Но знаешь, я сегодня впервые за несколько последних недель по-настоящему расслабилась. — Она горячо пожала Киннарду руку. — Спасибо тебе за дружбу.
Выйдя из парка, они прошлись по Ньюбери-стрит, разглядывая витрины. Потом Ким решила заняться своим любимым бостонским времяпрепровождением. Они зашли в книжный магазин Уотерстоуна и стали рыться в книгах. Ким купила роман Дика Фрэнсиса в бумажной обложке, а Киннард приобрел путеводитель по Сицилии, сообщив, что давно мечтает там побывать.
Вечером они забрели в индийский ресторан и устроили себе роскошный ужин. Единственной проблемой оказалось то, что в ресторане не подавали спиртного. Но они решили, что острые блюда лучше всего запивать пивом, предпочтительно холодным.
Из ресторана они вернулись на Бикон-Хилл. Сидя на диване в доме Киннарда, выпили по бокалу холодного белого вина. Ким почувствовала, что у нее слипаются глаза.
Она настояла, чтобы они вернулись домой пораньше, так как собиралась завтра встать на рассвете, чтобы не опоздать на работу. Скользнув под хрустящие прохладные простыни, она подумала, что сегодня ей совершенно не нужен ксанакс. Это было последнее, о чем она успела подумать. Через секунду Ким провалилась в глубокий освежающий сон.
19
Понедельник, 3 октября 1994 года
Ким успела почти начисто забыть, как тяжело выдержать нормальный рабочий день в отделении интенсивной терапии. Девушка поняла, что за время отпуска она как морально, так и физически совершенно вышла из должной формы. Но когда день подходил к концу, была вынуждена признать, что все-таки такой интенсивный труд — это непонятное непосвященным наслаждение: бодрящий вызов, чувство удовлетворенности тем, что ты можешь помочь людям в крайне тяжелой для них ситуации, небывалое ощущение товарищества среди людей, занятых одним важным делом.
В отделении несколько раз появлялся Киннард — он привозил больных после хирургических операций. Всякий раз Ким старалась оказаться возле его больного. Она еще раз поблагодарила его за крепкий сон, какого не помнила уже в течение нескольких недель. Он заверил, что будет рад предоставить ей комнату, когда ей будет нужно, хоть сегодня, тем более что эту ночь он дежурит и проведет ее в госпитале.
Ким бы с удовольствием осталась у него. После вынужденной изоляции в имении она наслаждалась пребыванием в Бостоне, ее обуяла страшная ностальгия по тем временам, когда она жила здесь. Но она прекрасно понимала, что вечером ей надо будет вернуться в Салем. У нее уже не осталось иллюзий, что рядом будет Эдвард, но она все еще чувствовала себя обязанной находиться в коттедже.
После окончания смены Ким направилась на угол Чарльз-стрит и Кембридж-стрит, спустилась в метро и села на красную линию в направлении Гарвард-сквер. Поезда в это время ходили часто, и уже через двадцать минут Ким шла по Массачусетс-авеню к зданию юридического факультета Гарвардского университета.
От быстрой ходьбы она разгорячилась и вспотела. Стоял второй жаркий день бабьего лета. В отличие от первого погода была пасмурная. Ни ветерка, над городом висел колпак удушающего зноя. Не осень, а настоящее лето. Синоптики даже обещали грозы на ближайшие дни.
У первого проходящего мимо студента Ким узнала, как пройти на юридический факультет, и без труда нашла нужное здание. Войдя внутрь, она испытала истинное облегчение. Кондиционеры работали отлично.
Первый же человек, которого она встретила, любезно показал ей дорогу к кабинету Элен Арнольд. Ким назвала свое имя секретарю и стала ждать. Не успела она сесть, как из кабинета вышла высокая, стройная и необычайно привлекательная чернокожая женщина и жестом пригласила Ким войти.
— Меня зовут Элен Арнольд, и у меня есть для вас приятная новость, — энергично сообщила ей женщина. Она провела Ким в кабинет и пригласила сесть.
Ким была поражена наружностью хозяйки кабинета. Она не ожидала, что библиотекарь юридического факультета может так выглядеть. На голове Элен высилась весьма экстравагантная прическа, очень яркое, невероятно пестрое шелковое платье было схвачено у пояса золотой цепью.
— Сегодня рано утром я разговаривала с мисс Стерберг, между прочим, это чудесная женщина, и она рассказала мне о вашем интересе к делу Рейчел Бингхем.
Ким едва успела кивнуть, Элен говорила со скоростью станкового пулемета.
— Вы нашли этот предмет? — спросила Ким, с трудом дождавшись паузы в монологе Элен.
— И да, и нет, — ответила та. Она одарила Ким очаровательной теплой улыбкой. — Хорошая новость состоит в том, что я подтвердила предположение Кэтрин Стерберг: интересующий вас предмет пережил пожар 1764 года. В этом я абсолютно уверена. Запомните эти слова. Совершенно очевидно, что этот предмет хранился в покоях одного из преподавателей, который жил в городе, а не в Гарвард-Холле. Разве это не приятная новость?
— Я очень рада, — сказала Ким. — Нет, в самом деле, я очень взволнована тем, что этот предмет не погиб в огне. Но ваш ответ на мой вопрос прозвучал двойственно. Почему вы сказали: «И да, и нет»?
— Я имела в виду, что, хотя мне не удалось найти саму книгу, я нашла упоминание о том факте, что этот предмет был передан юридическому факультету для помещения его в библиотеку правовой литературы. Я также узнала, что возникли какие-то проблемы с тем, как именно классифицировать данный предмет, хотя из принесенного вами письма Инкриса Матера следует, что он имел какое-то отношение к Закону церкви. Между прочим, я считаю это письмо сказочной находкой и очень ценю ваше предложение подарить его Гарварду. Очень благородно с вашей стороны.
— Это самое меньшее, чем я могу отплатить за все те хлопоты, которые я вам причинила, — проговорила Ким. — Но что можно сказать о «произведении» Рейчел Бингхем? Кто-нибудь знает, что это такое?
— Такой человек есть, — ответила Элен. — Я покопалась в своих источниках и узнала, что это «произведение» было передано из библиотеки права на богословский факультет в тысяча восемьсот двадцать пятом году, сразу после того, как был построен Дивинити-Холл. Не знаю, зачем была осуществлена такая передача, может быть, это было связано с трудностями при составлении каталогов здесь, на юридическом факультете.
— Господи! — воскликнула Ким. — Какое путешествие совершила эта многострадальная книга.
— Я позвонила своей коллеге из библиотеки богословского факультета. Надеюсь, вы не против.
— Конечно, нет, — обрадовалась Ким. Она была очень довольна, что Элен взяла на себя инициативу.
— Имя моей коллеги — Гертруда Хавермайер, — сообщила Элен. — Это настоящая боевая секира, но у нее очень доброе сердце. Она обещала, что займется этим делом.
Элен вырвала из блокнота листок бумаги и написала на нем имя Гертруды и номер ее телефона. Потом достала из ящика стола карту гарвардского кампуса и очертила кружком здание богословского факультета.
Через несколько минут Ким уже шла по кампусу в нужном направлении. Она прошла мимо физической лаборатории, обогнула здание музея и вышла на Дивинити-авеню. Оттуда было рукой подать до места, где обитала грозная Гертруда Хавермайер.
— Так вот та причина, по которой я потратила весь сегодняшний день впустую, — произнесла Гертруда, когда Ким представилась. Она стояла за своим столом напротив Ким, воинственно уперев руки в бока. Как и предупреждала Элен Арнольд, Гертруда Хавермайер обладала суровым, бескомпромиссным характером. С другой стороны, ее внешность « опровергала ее внешнюю браваду. Это была маленькая седовласая женщина, смотревшая на Ким сквозь трифокальные очки в проволочной оправе добрыми глазами.
— Мне очень жаль, что я побеспокоила вас, — виновато проговорила Ким.
— Как только мне позвонила Элен Арнольд, у меня не было уже ни минуты на мою основную работу, — пожаловалась Гертруда. — Этот вопрос отнял несколько часов.
— Я от души надеюсь, что ваши усилия не пропали даром, — робко заметила Ким.
— В старом журнале движения книг за тот период я нашла расписку, — продолжала Гертруда. — Итак, Элен оказалась права. «Произведение» Рейчел Бингхем действительно было передано с юридического факультета и прибыло сюда, на богословский факультет. Но на этом все везение кончилось, потому что я не смогла найти никаких упоминаний об этой книге ни в компьютере, ни в старом картотечном каталоге, ни в еще более старом картотечном каталоге, который мы храним в подвале.
У Ким упало сердце.
— Мне очень жаль, что вы потратили так много сил и ничего не нашли.
— Ну, положим, я на этом не успокоилась, — возразила Гертруда. — Я никогда не опускаю руки до последней возможности. Если уж я за что-нибудь берусь, то вцепляюсь в это дело мертвой хваткой. Так что я решила просмотреть старый рукописный каталог, который заполнялся еще при первичной организации библиотеки. Это дело страшно трудоемкое и могло бы выбить из колеи кого угодно, но только не меня. Но по чистой случайности, я просто не знаю, чем еще можно это объяснить, разве только моим упрямством, я нашла другое упоминание об этом предмете. Я до сих пор не могу понять, каким образом получилось так, что он не попал в главный библиотечный указатель.
Ким воспрянула. Следуя за паровым катком логики Гертруды, Ким чувствовала себя в полной эмоциональной безопасности. Она словно ехала за катком на мотороллере. Это было легко и приятно.
— Так этот предмет здесь? — спросила она.
— О святые небеса! Конечно, нет! — воскликнула Гертруда возмущенно. — Если бы он был здесь, его обязательно внесли бы в компьютерный каталог. У нас тут порядки, как на военном корабле. Нет, в той справке, которую мне удалось раскопать, указано, что предмет был отослан на медицинский факультет в тысяча восемьсот двадцать шестом году, пробыв здесь всего около года. Очевидно, никто не знал, где надо хранить подобный материал. Все это очень таинственно, потому что нигде не написано, что, собственно, он собой представляет.
— Боже мой, — простонала Ким. Она была расстроена. — Сколько поисков этой книги, или что это еще может быть, и все впустую. Начинает напоминать какую-то злую шутку судьбы.
— Перестаньте хныкать, — осадила ее Гертруда. — Я за вас постаралась на славу. Я даже позвонила в Каунтвейскую медицинскую библиотеку и поговорила с Джоном Модцэвиеном. Он заведует там отделом редких книг и рукописей. Я рассказала ему вашу историю, и он обещал заняться этим делом.
Поблагодарив Гертруду, Ким вернулась на Гарвард-сквер и, сев на красной линии в поезд, поехала в Бостон.
Был час пик. Мест не было, ей пришлось стоять всю дорогу. Когда поезд прогрохотал по Лонгфелло-бридж, Ким начала всерьез подумывать о том, чтобы бросить свои разыскания, касающиеся дела Элизабет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64