Спеша на автобусную остановку, Эдвард продолжал радоваться результату, так неожиданно свалившемуся ему на голову. Он не мог дождаться момента, когда расскажет Ким о том, что теория отравления, лежавшего в основе салемских припадков, получила новое подтверждение.
Не меньше, чем ходом реконструкции имения, Ким была взволнована неожиданным звонком отца. Ей было очень любопытно, зачем она так срочно ему понадобилась. Уверенная, что в этот час он еще не уехал в свой бостонский офис, она свернула на Марблхед.
Войдя в дом, она прошла прямо на кухню. Как Ким и ожидала, Джон сидел за столом, склонившись над чашкой кофе и кипой утренних газет. Это был крупный мужчина, который, по отзывам знавших его в прежние годы людей, учась в Гарварде, слыл неплохим спортсменом. Его голову венчала шапка густых волос, таких же темных и блестящих, как у Ким. Годы оставили в его шевелюре умеренную седину, которая придавала ему вид благородного отца семейства.
— Доброе утро, Кимми, — сказал он, не отрываясь от газеты.
Ким подошла к «эспрессо» и, налив себе кофе, добавила к нему взбитых сливок.
— Как ведет себя машина? — спросил он. Громко зашуршала бумага. Отец перевернул газетный лист. — Надеюсь, что ты, как я тебе советовал, регулярно проходишь техосмотр?
Ким не ответила. Она уже привыкла к тому, что отец обращается с ней как с маленькой девочкой, ей это не очень нравилось и вызывало глухое чувство протеста. Он вечно давал ей советы на тему «Как содержать в надлежащем порядке свою жизнь». Чем старше она становилась, тем больше крепло ее убеждение в том, что он не имеет права давать кому бы то ни было советы, в особенности учитывая, во что он превратил свою жизнь и свой собственный брак.
— Мне сказали, что ты вчера звонил мне, — проговорила она, устраиваясь с чашкой кофе в нише окна, выходящего на океан.
Джон отложил газету.
— Да, действительно, я звонил. Джойс передала мне, что ты стала интересоваться личностью Элизабет Стюарт и задала ей какие-то вопросы. Это меня несколько удивило, и я решил позвонить, чтобы узнать, почему ты решила расстроить свою мать таким экстравагантным способом.
— Я нисколько не хотела ее расстроить, — возразила Ким. — Я просто заинтересовалась личностью Элизабет и задала несколько вопросов, чтобы узнать основные факты ее биографии. Например, мне хочется знать, действительно ли Элизабет была повешена за колдовство или это просто слух и семейное предание.
— Она действительно была повешена, — ответил Джон. — В этом я могу тебя заверить. Могу тебя также заверить в том, что наша семья сделала все возможное, чтобы скрыть этот факт. Поэтому, думаю, тебе лучше оставить это дело в покое.
— Но зачем делать из этого такой секрет триста лет спустя после всех событий? — не сдавалась Ким. — В этом же нет никакого смысла.
— Нет никакой разницы — имеет это для тебя смысл или нет! — отрезал Джон. — Это было унижением тогда, остается унижением и сейчас.
— Отец, ты хочешь сказать, что тебя очень тревожит этот вопрос? — удивилась Ким. — Или ты хочешь сказать, что то давнее дело очень тебя унижает?
— Ну, не особенно, конечно, — вынужден был признать Джон. — Это больше беспокоит твою мать, что не должно тебя удивлять. Не лезь к ней с расспросами, ей и без этого проблем хватает.
Ким прикусила язык. В этой ситуации трудно было удержаться от того, чтобы не лягнуть, как следует отца. Вместо этого Ким сообщила, что она не только заинтересовалась Элизабет, но и прониклась к ней симпатией.
— На каком же основании? — раздраженно поинтересовался Джон.
— Я нашла ее портрет, спрятанный в самом дальнем углу дедушкиного винного погреба, — пояснила Ким. — Глядя на него, я убедилась, что она и в самом деле существовала. У нее даже глаза такого же цвета, как у меня. Потом я вспомнила, что с ней произошло в дальнейшем. Она определенно не заслужила участи быть повешенной. В такой ситуации трудно не проникнуться к человеку симпатией.
— Я знал об этом портрете, — признался Джон. — Скажи на милость, что ты делала в погребе?
— Ничего особенного, я просто осмотрела его. То, что я нашла портрет, — простое совпадение, потому что недавно я прочитала несколько книг о салемских процессах. То, что я узнала, только усилило мою симпатию к Элизабет. Через короткое время после этих судилищ судьи выражали сожаление и раскаяние. Даже тогда было ясно, что на смерть послали невинных людей.
— Не все были невинны, — заявил Джон.
— Мама утверждает то же самое. Что такого сделала Элизабет, что ты отказываешься считать ее невиновной?
— Теперь ты хочешь припереть к стенке меня. Я не знаю всех подробностей, но отец рассказывал мне, что Элизабет была причастна к колдовству.
— Как именно? — настаивала на своем Ким.
— Я уже сказал, что не знаю подробностей, моя юная леди, — начал злиться Джон. — Ты и так задаешь слишком много вопросов.
«А теперь ступай в свою комнату», — мысленно закончила Ким его фразу. Интересно, отец когда-нибудь поймет, что она уже давно повзрослела? Когда же он начнет вести себя с ней, как со взрослым человеком?
— Послушай меня, Кимми. — Голос его звучал умиротворяюще и по-отечески ласково. — В твоих же интересах не копаться в прошлом, особенно в том, что касается этого дела. Это копание приведет только к новым неприятностям.
— При всем моем к тебе уважении, папа, — проговорила Ким, — я хочу спросить, каким образом это знание может повредить моему благополучию?
Джон задохнулся от благородного негодования.
— Позволь уж, я скажу, что думаю по этому поводу, — продолжала Ким с нехарактерной для нее напористостью, — я верю, что причастность Элизабет к салемскому происшествию могла рассматриваться как унижение в те времена, когда все это случилось. Я могу поверить в то, что тогда это могло повредить делу, так как ее муж, Рональд, основал компанию «Маритим лимитед», которая обеспечивала поколения семьи Стюарт и продолжает делать это до сих пор. Но то, что причастность Элизабет до сих пор ложится пятном на нашу семью, абсурдно и оскорбительно для ее памяти. В конце концов, она наша прапрабабушка. Не будь ее, мы бы не сидели сейчас здесь. Один этот факт заставляет меня удивляться тому, что даже упоминание ее имени вызывает у вас такой негативный рефлекс. Это же смешно.
— Если ты не можешь понять это с высоты своего эгоистичного восприятия, — раздраженно произнес Джон, — то подумай хотя бы о матери. Эти события унижают Джойс, и не важно, по какой причине. Прими все как факт. Если ты хочешь найти свидетельства, оправдывающие Элизабет, ищи их, но не вмешивай в это дело мать.
Ким поднесла к губам остывший кофе и сделала глоток. Она сдалась. С отцом совершенно невозможно разговаривать. Подобные попытки почти всегда были бесплодны. С ним можно было иметь дело только в одном случае — когда беседа носила односторонний характер, если отец говорил, что надо делать и как именно. Очевидно, он по недоразумению путал обязанности отца и инструктора.
— Мама также рассказала мне, что ты решила переделать дом в имении, — добавил Джон, восприняв молчание Ким, как признак того, что она согласилась с его мнением об Элизабет и последует его советам. — Что именно ты решила там сделать?
Ким поведала отцу о своем решении обновить старый дом и жить в нем. Пока она рассказывала, Джон продолжал просматривать газеты. Когда дочь закончила, отец спросил, что она собирается делать с замком и его обстановкой.
— Я ничего не собираюсь менять в замке, — ответила Ким. — Во всяком случае, до возвращения Брайана.
— Хорошо. — Джон перевернул страницу «Уолл-стрит джорнэл».
— Кстати, о маме, где она? — спросила Ким.
— Наверху, — ответил Джон. — Она неважно себя чувствует и не хочет никого видеть.
Когда несколько минут спустя Ким покидала дом, она испытывала грустное, тревожное чувство — смесь жалости, гнева и отвращения. Садясь в машину, она говорила себе, что ненавидит брак своих родителей. Заводя мотор, она поклялась себе, что уж ее-то никогда не заманят в такую ловушку.
Ким выехала с подъездной дорожки и направилась в Салем. Во время поездки она напомнила себе, что, несмотря на отвращение к тем отношениям, которые были между ее родителями, она сама чуть было не повторила ту же ошибку. По этой-то причине она так бурно отреагировала на поездки Киннарда, который делал, что хотел, на словах высказывая желание связать с ней свою жизнь.
Внезапно Ким улыбнулась. Ее мрачные мысли рассеялись, когда она вспомнила о цветах, которые каждый день присылал ей Эдвард. С одной стороны, ее это смущало, с другой же — это было свидетельством его внимания и заботы. В одном она была совершенно твердо уверена: Эдвард никогда не будет бабником. В ее представлении бабником мог быть такой напористый и агрессивный тип, как ее отец, или, например, Киннард.
Как бы ни расстроил Ким разговор с отцом, он оказал на нее воздействие, противоположное тому, на которое отец рассчитывал: интерес Ким к личности Элизабет только возрос. Проезжая через городок Салем, Ким заехала на общественную стоянку.
Оставив машину, Ким пошла в институт «Пибоди-Эссекс», культурно-историческую ассоциацию, располагавшуюся в нескольких старых отремонтированных домах в центре города. Кроме многих других функций, институт служил хранилищем документов о Салеме и его пригородах, были среди этих документов и свидетельства о процессах.
Служительница на входе взяла с Ким плату за посещение и направила ее в библиотеку, до входа в которую надо было подняться всего на несколько ступенек. Ким поднялась по этим ступенькам и, открыв тяжелую филенчатую дверь, оказалась в библиотеке. Зал был оформлен в стиле начала девятнадцатого века: высокие потолки, лепные карнизы и стены, обитые темным деревом. В центральном зале сохранились мраморные камины, канделябры, темные дубовые столы и капитанские кресла. В зале стояла чуткая библиотечная тишина, и ощущался запах книжной пыли.
Дружелюбная библиотекарша по имени Грейс Михен сразу же пришла на помощь Ким. Грейс оказалась милой старушкой с седыми волосами и добрым лицом. В ответ на вопрос Ким она показала ей, как искать требовавшиеся той документы, касающиеся салемских процессов: обвинения, доносы, постановления об аресте, взятые под присягой показания, клятвы судей, протоколы предварительных слушаний, постановления о заключении под стражу и приговоры. Все это было аккуратно обозначено в каталогах, состоявших из старомодных карточек, разложенных по ящикам.
Ким была приятно удивлена обилием столь легкодоступного материала. Неудивительно, что о салемских процессах написано так много книг. Этот институт просто рай для исследователей.
Как только библиотекарь оставила Ким одну, та немедленно атаковала картотеку. Неимоверно волнуясь, она искала имя Элизабет Стюарт. Ким была уверена, что, так или иначе, оно должно быть где-то упомянуто. Но скоро ее постигло разочарование. В бумагах не было имени Элизабет Стюарт. Там даже не упоминалась фамилия Стюарт.
Вернувшись к столу библиотекаря, Ким прямо спросила женщину об Элизабет Стюарт.
— Это имя мне незнакомо, — ответила Грейс. — Вы знаете, каким образом она была причастна к процессам?
— Я уверена, что она была одной из обвиняемых, — ответила Ким. — По приговору она была повешена.
— Этого не могло быть, — без колебаний заявила Грейс. — Я специалист по документам, касающимся процессов. Я ни разу не встречала там имя Элизабет Стюарт. Она не проходила по делу даже как свидетельница. Этим вопросом занималось так много людей, что пропустить ее имя в списке из двадцати казненных было бы просто невозможно. Кто сказал вам, что она была в числе обвиняемых?
— Это слишком долгая история, — уклонилась от прямого ответа Ким.
— Очевидно, вам сказали неправду, — заверила Грейс. — Ошибки быть не могло.
— Понятно. — Ким не стала спорить. Она поблагодарила Грейс и вернулась к каталогу.
Оставив попытки найти то, что ее интересовало в документах о процессе, она обратила свое внимание на другой важный источник, хранившийся в институте: генеалогическую информацию о семьях графства Эссекс.
На этот раз Ким почерпнула массу сведений о Стюартах. Действительно, они занимали почти целиком каталожный ящик. Просматривая каталог, Ким убедилась, что существует два клана Стюартов: тот, из которого происходит она сама, и другой, имеющий более короткую историю.
Через полчаса Ким нашла краткое упоминание об Элизабет Стюарт. Она родилась четвертого мая 1665 года от Джеймса и Элайши Фланаган, а умерла девятнадцатого июля 1692 года. Причина смерти в справке не указана. Быстро произведя вычитание, Ким убедилась, что Элизабет умерла в возрасте двадцати семи лет!
Ким подняла голову и невидящим взглядом уставилась в окно. Она почувствовала, что ее спина покрылась мурашками. Ким было двадцать семь лет, и родилась она тоже в мае. Правда, не четвертого, а шестого, но все равно очень близко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64