Она почувствовала, что у нее дрожат колени, и вплотную
сдвинула ноги, пока никто не заметил ее слабости.
- В нем немного вещества и много силы и энергии, - отозвался гед.
Джехан нахмурилась. О чем он говорит? "Сила" - это когда горожан
заставляют делать, что положено, а "энергия" - способность без устали
тренироваться много часов.
- Скажи нам... - заговорил Дахар, но его голос сорвался, и пришлось
начать снова: - Скажи нам, что это значит.
Гед в абсолютном молчании долго рассматривал Дахара. Он внимательно
оглядел его, делизийку-стеклодува, потом остальных. Толстуха в углу
обхватила колени руками и сжалась в комок. Глаза пострадавшей были
по-прежнему закрыты. Остальные со страхом смотрели на геда. Постепенно
испуг на некоторых лицах сменился обидой. Только огромный белый дикарь
оставался безразличным ко всему и неподвижным, словно высеченным из камня.
Гед снова обратил лицо к Дахару и начал вещать о силе и энергии, о
каких-то штучках в воздухе, которые никому не дано разглядеть, но из
которых получается разный воздух для разных звезд; о воздухе гедов, и о
воздухе людей, и о воздухе гедов внутри врофа. Дахар жадно ловил каждое
слово, его некрасивое лицо стало настороженным, как морда кридога,
завидевшего огонь. Он весь подался вперед и вырос в глазах Джехан, ибо,
несмотря ни на что, оказывал чудищу почтительное уважение. А гед продолжал
заунывно бормотать, он все говорил и говорил.
И так каждый день? Воздух людей, воздух гедов - что за ерунда! Воздух
есть воздух. Но, может быть, потом, когда они приступят к изучению оружия,
станет интереснее? А до тех пор...
Джехан повернулась к сестре-легионеру, сидевшей рядом. Та
расслабилась, тревога покинула ее, уступив место вялости. Джехан
почувствовала нежность к рыжеволосой девушке. И делизийцы, и джелийцы
убрали оружие и прислонились к стенам. Только Дахар, которого положение
обязывало соблюдать приличия, изображал заинтересованность. Дахар и
делизийка-стеклодув. Она сидела с широко раскрытыми глазами, на виске у
нее пульсировала голубая жилка. Джехан нахмурилась и пожала плечами. Она
давно уже поняла, что эта женщина - сумасшедшая. Потом ее взгляд
остановился на трехглазом чудище, чей мир вращался вокруг другой звезды.
Она позволила волнам его речи катиться мимо сознания и запаслась
терпением.

13
Эйрис опустилась на колени перед светящимся оранжевым кругом в своей
комнате. В одной руке она держала стеклянный цилиндрик, в другой - белую
тряпочку. В углу лениво растянулся на подушках Келовар. Его обнаженное
тело блестело - он только что вернулся из бани, расположенной позади зала,
и смотрел на Эйрис из-под полуприкрытых век. Они уже пробыли в Эр-Фроу
пять циклов, хотя, сказать по правде, это были всего только дни.
- Ложись, Эйрис, уже поздно.
- Да, сейчас.
- Ты делаешь это уже в пятый раз.
- Знаю. Я... - она не договорила. На ее лбу пролегла глубокая
складка, а глаза расширились и наполнились влагой. Она потерла шелком
стекло и поднесла цилиндрик к полу. Кусочки сухих листьев рванулись вверх
и прилипли к стеклу. Эйрис нервно рассмеялась.
- Эйрис...
- Вроф, - сказала она и снова засмеялась прерывистым дребезжащим
смехом, который вдруг окончился всхлипыванием. - Отсюда - во вроф. Та же
"сила". Та же.
- Ты пойдешь наконец спать? - недовольно спросил Келовар. Эйрис
услышала в его голосе раздражение и посмотрела ему в глаза.
- Фокусы. Игрушки и фокусы, - проворчал солдат.
- Нет. Нет, Келовар, неужели ты не понимаешь, как все это интересно?
Они многому научат нас...
- Иллюзионисты. Им нельзя доверять. Если бы мы целыми днями
занимались подобными пустяками, то и сами придумали бы не хуже.
Эйрис взглянула на триболо в углу и мягко проговорила:
- Но ведь мы не придумали, правда? Никто в Кендасте не изобрел
триболо.
Келовар протестующе вскинул широкую ладонь.
- Они чужаки, Эйрис, не забывай об этом. Такие же чужаки для нас, как
и джелийцы. - Он смягчился и добавил примирительно: - Конечно, тебе
интересны все эти разговоры об "обучении созиданию" - это естественно. Ты
стеклодув, а не солдат. Но все равно не доверяй им.
- Делизия не враждует с гедами, - осторожно заметила Эйрис.
- Я говорил не о вражде, - оборвал ее Келовар.
- Нет. Но, Келовар... - она пересекла комнату, опустилась на ложе и
торопливо заговорила: - Геды учат, что весь мир состоит из подвижных
соединяющихся и распадающихся частичек вещества и энергии - весь мир,
Келовар...
Его раздражение улеглось, он улыбнулся:
- Тебя это поражает, да? - Он ласково взял ее руку и принялся чертить
пальцем круги у нее на ладони.
- Келовар, как ты думаешь, это правда? Ты считаешь, что рассказы о
веществе и энергии - ложь?
- Я не могу утверждать наверняка.
- Но все-таки?
- Может быть, правда, а может, и нет. Это не важно.
- Как не важно? Геды рассказывают нам о том, как устроена наша
планета.
Он поднес ее руку ко рту и нежно куснул за палец, напоминая о прошлой
ночи, когда они были вместе.
- Я рад, что тебя забавляют их фокусы и игрушки. Не хочу, чтобы ты
скучала. Но наша с тобой главная задача - извлечь из всех этих пустяков
какую-нибудь пользу.
Эйрис отдернула руку. Келовар взглянул на свою подругу с удивлением.
Она внимательно вглядывалась в его лицо, освещенное оранжевым светом.
Похоже, он искренне недоумевал, действительно считая россказни гедов
придуманными исключительно для забавы и не собираясь оскорблять ее. Но в
его глазах таился тщательно скрываемый страх, нечто такое, что заставило
его внезапно нахмуриться. И еще увидела на его руке зеленый кружок - в
Доме Обучения Келовар занимался в другом зале.
- Скажи, - спросила она, - разве у вас на занятиях не говорили о
веществе и силе, о том, из чего, как утверждают геды, сделана Кома?
- Они говорили об этом. - Он все еще хмурился.
- Повтори, что они сказали.
- Зачем?
- Прошу тебя. Пожалуйста.
- Какую-то чепуху. Меня интересует только оружие - это действительно
важно.
- Ну, пожалуйста, расскажи.
- Нет.
- Прошу тебя.
Келовар поднялся и короткими сердитыми рывками стал натягивать штаны
и рубашку. Одевшись, он направился к двери. Слегка наклонив голову, Эйрис
неподвижно стояла на коленях среди ярких подушек. Она догадалась, что он
просто не понял объяснений и теперь не мог их воспроизвести.
Взявшись за дверную ручку, Келовар обернулся.
- Эйрис...
Она подняла глаза. Он стоял так же, как в первую ночь, когда пришел к
ней в комнату: руки безвольно опущены, беззащитное лицо выражало
покорность и желание.
- Эйрис... Я не хочу уходить.
Она ничего не ответила.
- Я хочу остаться здесь, с тобой. Если, конечно, ты позволишь. - Его
голос звучал так нежно и умоляюще, что у нее вдруг сжалось сердце. Она
чувствовала какую-то фальшь, и все же ее друг был искренен. Смутившись,
она ничего не ответила. Келовар принял ее молчание за согласие и нажал на
оранжевый круг. В наступившей темноте она почувствовала, как его руки
обвили ее, он зарылся лицом в тяжелые пряди ее волос.
- Ты позволишь мне остаться, солнышко?
- Да, - равнодушно проговорила Эйрис. Он быстро стянул с нее тунику и
потянулся к поясу. От него пахло проточной водой и баней. В темноте
отчетливо слышалось дыхание: его - тяжелое и учащенное - и ее - спокойное,
не затронутое страстью.
Оранжевый свет от горящего круга на стене не позволял разглядеть
детали. Келовар теснее прижался к подруге, а она смотрела на невидимый во
мраке потолок, сделанный из крохотных частиц, удерживаемых силой, которая
подчинялась гедам и лежала в основе целого мира.

В доме, отведенном для сестер-легионеров, лежала Джехан. Ее рука
покоилась на груди другой сестры, Талот. Оранжевый круг на стене в комнате
Талот давал достаточно света, чтобы Джехан могла различить ее выступающие
груди, резкие очертания которых смягчались упавшими на них длинными рыжими
локонами. Поигрывая одной прядью, Джехан поднесла ее ко рту и начала
рассеянно теребить губами.
- Когда тебе в караул, Талот?
- Во вторую смену. А тебе?
- В третью. Нам надо поспать. С тобой было хорошо, Талот.
- С тобой тоже. Зачем ты жуешь мои волосы?
Улыбнувшись, Джехан лениво потянулась. По телу разливались теплота и
истома. С Талот действительно было хорошо.
- Не знаю, дурная привычка.
- Ты всегда жуешь волосы своих возлюбленных?
- Обычно свои собственные, но твои просто прекрасны, Талот.
Необыкновенные.
- Ты имеешь в виду цвет? - настороженно уточнила Талот, и Джехан
опять вспомнила о том, что рыжими чаще всего бывают делизийки. У джелиек
волосы черные. На этом сходство Талот с делизийками кончалось. Она
превосходила Джехан на тренировках, которые уже начала проводить
командующая. На занятиях с гедом быстро соображала, какие из новых
сведений действительно интересны, а какие не стоят внимания, в постели
оказалась лучшей любовницей из всех, с кем раньше спала Джехан, хотя она
не спешила ей в этом признаться. В общем, Талот - лучшее, что Джехан нашла
в Эр-Фроу, сестра-легионер до мозга костей, и ничего не изменилось бы,
окажись она даже зеленоволосой.
- Мне нравится этот цвет, - отозвалась Джехан. - Очень нравится. -
Она крепче обняла Талот, но, к ее удивлению, скованность и настороженность
подруги только усилились.
- Ты мне нравишься, - прошептала Джехан, но Талот ничего не ответила.
- Скажи, у тебя есть возлюбленная?
- Нет! - в шепоте подруги прозвучало смятение.
Джехан нахмурилась. Но она никогда не останавливалась на полпути.
- Мне хотелось бы делить с тобой комнату, чтобы ты могла открывать
замок на моей двери. Будем вместе проводить время, свободное от караула.
Талот отодвинулась, и рука Джехан соскользнула с ее груди.
Рыжеволосая девушка лежала, упорно рассматривая потолок. В тусклом
оранжевом свете Джехан едва различала нежную линию ее щеки.
- Если не хочешь, так и скажи, - ровным голосом проговорила Джехан.
- Я хочу. Ты мне нравишься больше, чем любая из сестер-легионеров, с
которыми я бывала прежде.
- Тогда какого черта...
- Но сначала я хочу тебе кое в чем признаться.
Талот замолчала. Джехан ждала, изумление постепенно уступало место
злости. Какого дьявола...
Талот перекатилась на живот подальше от Джехан. Мучительно подбирая
слова, она заговорила:
- Я хочу рассказать тебе кое-что, и тогда тебе, может быть, захочется
выбрать другую сестру, чтобы... чтобы разделить с ней комнату. Но после
того, как ты все узнаешь, прошу тебя помалкивать, хотя бы из воинской
солидарности. Согласна?
- Согласна, - буркнуло Джехан.
- Я... я не целомудренна, Джехан. Я делила ложе с мужчиной. Это
произошло еще до того, как меня взяли в легион, тогда мною занимались
только наставники, но все же... я согрешила.
- И ты пошла на это, зная о своем будущем сестры-легионера?
- Да. - После секундного молчания Талот раздраженно добавила: - Но
ребенка-то не было.
- Но мог быть! - воскликнула Джехан с отвращением. - И ты никогда не
смогла бы стать сестрой-легионером. Тебе пришлось бы стать
матерью-легионером, у которой даже нет боевого опыта, - бездельницей! Как
ты могла настолько забыть о дисциплине?
Талот долго не отвечала и снова заговорила, уже без раздражения:
- Я знаю, что я совершила, и не хочу оправдываться. Я предпочла
мужчину своей воинской чести. Ты хочешь уйти из моей комнаты?
Джехан села, сцепив руки на коленях. Новость потрясла ее, она
старалась не глядеть на Талот. С какой безответственной легкостью она
забыла о клинке чести! Теперь эта женщина достойна только презрения. У нее
был выбор: либо остаться целомудренной сестрой-легионером, либо стать
матерью-легионером, которая предпочитает детей сражениям. Но, как правило,
матерями-легионерами становились только старухи, те, которым было уже за
тридцать, потому что их реакции замедлялись и естественно, что они
выбирали детей. Возможно, это лучшее, что они могли сделать. Но Талот была
молода! Своим поступком она продемонстрировала отсутствие дисциплины,
глупость, мягкотелость... Она заслуживает презрения. И все же Талот
нравилась Джехан. Почему? Джехан не могла разобраться в своих чувствах.
Она испытывала замешательство, а замешательство всегда вызывало в ней
гнев.
- Твоя наставница знала об этом?
- Я призналась ей. Позже.
- По крайней мере хоть в этом ты была честна.
- Да.
- И как она поступила?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56