Слева от двери на голой
стене слабо мерцал оранжевый круг, но света явно не хватало. Стоит закрыть
дверь, как здесь воцарится непроглядная темень. Комната оказалась просто
пустой темной коробкой, предназначенной только для спанья. Эйрис
задрожала.
Она почувствовала, что Келовар наблюдает за ней, и резко обернулась.
Он не успел отвести взгляд, по которому нетрудно было догадаться о его
намерениях, однако в ее душе не шевельнулось ни желания, ни интереса, ни
даже тщеславия.
- Если ты боишься оставаться одна...
- В соседнем коридоре я видела еще одну закрытую дверь, - как можно
мягче проговорила Эйрис. - Я, пожалуй, отправлюсь туда.
Она приложила палец к дверному замку. Точно такая же комната. Сама не
зная зачем, Эйрис нажала на оранжевый круг. Комната наполнилась светом,
лившимся отовсюду и ниоткуда, с едва заметным золотистым отливом. От
неожиданности Эйрис вскрикнула. Еще одно опасливое движение, и свет погас.
Господи, это же лампа!
Опустившись на колени, Эйрис внимательно разглядывала необычный
светильник. Между ним и стеной не было ни малейшей щели, казалось, они -
одно целое. Круг совсем не нагрелся. Но что же поддерживало огонь? Где
пламя? Изумленная, завороженная, испуганная, она долго сидела перед
светильником и не сразу услышала стук в дверь.
В коридоре стоял Келовар, нагруженный яркими подушками.
- Это тебе.
- Мне?
- Ими торгуют внизу. Я купил их для тебя. Здесь нет ни бурнусов, ни
торговцев одеждой. Этот город - всего лишь участок леса, где среди кустов
и деревьев проложены дорожки. Кажется, возле северной стены есть поляна.
Ты можешь сшить себе одежду из этих подушек. В коридоре портной уже
назначает цены.
Он посмотрел на ее тунику. В первый раз Эйрис вспомнила о том, что
она разорвана на груди и кое-как заштопана. Келовар не отводил взгляда.
Эйрис забрала у него подушки и повернулась, чтобы сложить их на пол.
- Где ты порвала тунику?
- Зацепилась за что-то.
- Эйрис, - начал он, но она, услышав умоляющие нотки, успела жестом
остановить его.
Вдруг наступившую тишину прорезал женский крик. Снизу донеслись
испуганные вопли. Келовар развернулся и бросился к лестнице. После
секундного колебания Эйрис побежала за ним и в изумлении замерла на нижних
ступенях.
В зале на каждом столе появилось по четыре дымящиеся чаши, не больше
и не меньше, точно в центре. Женщина, стоявшая подле Эйрис, заметила ее
изумление.
- Крышки столов исчезли, - объяснила она таким слабым, дрожащим
голосом, что Эйрис пришлось наклониться, чтобы расслышать. - Так же, как
растворилась арка в Стене. Только что они были, потом какое-то мерцание -
и крышки просто растаяли, а на их место снизу поднялись другие, уже с
чашами.
- А кто так страшно кричал?
- Вон та толстуха перепугалась. Я думаю, в чашах еда. - Голос журчал
подобно тихому ручейку среди камней. - Смотри, Калид Т'Алира пробует.
В другом конце зала высокий курчавый человек в чине капитана выловил
что-то из чаши и положил в рот. С минуту он задумчиво жевал, потом кивнул
солдатам, толпившимся позади него.
- А вдруг это отравлено, - взвизгнула толстуха и, уже не в силах
остановиться, без конца повторяла: - Это может быть отравлено, это может
быть...
Капитан в два прыжка очутился рядом и зажал ей рот. Он не ударил ее,
а просто посмотрел прямо в глаза и что-то тихо сказал. Эйрис не смогла
разобрать его слов. Толстуха успокоилась, но отовсюду еще доносились
тревожные и испуганные голоса. Калид Т'Алира повернулся к ним.
- Делизийцы! Эта женщина просто струхнула. Подумайте: если бы геды
собирались убить нас, стали бы они так медлить? В чашах обычная еда. Я
попробовал - довольно вкусно. Если вы еще боитесь, тогда подождите и
понаблюдайте, как подействует на меня пища гедов. Вы хотите есть? Возьмите
чашу с собой и съешьте у себя в комнатах. Вы изумлены? Да посмотрите, геды
прислуживают нам, как рабы, которые остались за стенами этого города!
- Или кормят нас помоями, как скотину в стойле, - вставил Келовар. Он
пробрался к Эйрис, продолжая следить за Калидом с настороженностью,
причину которой Эйрис не могла понять. - Не ешь, Эйрис.
- А питаться будем воздухом? - ехидно спросила она.
- Дичью.
- Но, Келовар, даже если в Эр-Фроу и водится дичь, ее не хватит на
год.
Но спорить с ним было бесполезно.
- Надо только пробраться через посты, а там охоться сколько влезет. И
никаких помоев на обед.
Эйрис потянулась к ближайшему столу, осторожно выудила из чаши
какой-то коричневый кусок и понюхала. Что это такое, определить она не
смогла, с него стекал коричневый соус, тоже непонятного происхождения. Еда
почти не пахла. Женщина положила кусок в рот и не почувствовала вкуса. Но
стоило немного пожевать, как рот наполнился слюной, и Эйрис почувствовала
волчий аппетит. Она проглотила кусок и потянулась за следующим, не глядя
на Келовара, который сердито повернулся и направился к выходу.
Женщина с тихим голосом опустилась на колени подле нее.
- Ну как, вкусно?
- Еда как еда. - Эйрис произнесла эти слова резче, чем собиралась. -
Кто такой Калид Т'Алира? Это первое материнское имя, которое я здесь
слышу.
Женщина пропустила мимо ушей замечание о материнском имени.
- Он капитан - вернее, был капитаном городского Совета по охране
Делизии.
Эйрис перестала жевать.
- Не знаю, почему он здесь, - продолжала женщина, - но, кажется, всем
здесь заправляет. Я слышала, что это он приказал расставить посты. Меня
зовут Криджин, гранильщица.
- Эйрис, стеклодув, - она не назвала рода своей матери, а Криджин не
стала спрашивать.
- По вкусу это напоминает...
В проеме входной арки появился человек с дико выпученными глазами.
- Наступает Первоночь!
Все замерли. Повисла напряженная тишина, она напоминала хрупкое
стекло, готовое от малейшего толчка упасть и разбиться вдребезги. Эйрис
зажмурилась. Хватит. Хватит чудес. Довольно. Когда она открыла глаза, то
поняла, что паника, которую ненадолго остановил Калид Т'Алира, опять
охватила всех, и люди с удовольствием дают разрядку своим взвинченным
нервам. Крича, толкаясь, переругиваясь, они ринулись к выходам - взглянуть
на небо. Оно быстро темнело. Первоночь поглощала остаток Перводня, без
Темного Дня, без Последнего Света. Невозможнейшее, безумнейшее событие в
длинной цепи невозможных безумств сегодняшнего дня стало последней каплей.
Люди кричали, что это город смерти, в котором все они неминуемо погибнут,
что они уже мертвы. Кто-то протяжно запричитал, другой начал биться
головой о ствол дерева, снова и снова...
Неожиданно посреди этого кромешного ада снова возник Калид Т'Алира.
- Делизийцы! - закричал он, взобравшись на огромный растрескавшийся
валун. И, как ни странно, его услышали. Эйрис, которая пыталась пробраться
назад в здание, повернулась к нему. У этого человека оказался властный
голос, к его словам поневоле прислушивались. Он обвел взглядом
перепуганную толпу. - Делизийцы! - повторил он и сделал короткий рубящий
жест рукой, приказывая солдату, стоящему возле вопящей толстухи,
утихомирить ее. Через секунду истошный визг прекратился.
- Делизийцы!
Постепенно крик и гомон улеглись, и теперь Калид Т'Алира мог говорить
не повышая голоса.
- Итак, солнце заходит. Неужели вы никогда не видели этого раньше?
Может, это Последний свет, а может, и нет. Может, мы так и не узнаем, что
это, но геды обещали встретиться с нами в Доме Обучения, когда снова
настанет утро. До тех пор мы можем и подождать. Неужели приход ночи
причинит вам зло? Вы страдаете? Нет. Вернитесь в здание, иначе солдатам
придется применить насилие. Пусть их храбрость послужит вам примером!
Солдаты, которые только что выглядели отнюдь не браво, подтянулись.
Тех, кто все еще дрожал, кричал и показывал на темнеющее небо, постепенно
усмирили. Калид продолжал улещивать людей, постепенно понижая голос, пока
он не стал тихим и ровным, и теперь уже его интонации вселяли уверенность
в сердца делизийцев. Наконец люди потянулись обратно в здание.
Калид спрыгнул со скалы и шепотом что-то приказал солдату, который
сразу же побежал к другим строениям.
Эйрис вернулась в зал, чтобы найти Криджин, которую потеряла в толпе,
когда началась суматоха. Она увидела ее в углу. Криджин стояла, вцепившись
в руку невысокого человека в тунике торговца. С приходом ночи невидимые
лампы озарили комнату оранжевым светом, который, однако, был намного
слабее, чем в комнатах наверху.
Чаши с едой исчезли.
Эйрис прислонилась к стене. За последнее время ей довелось пережить
слишком много: житейские передряги, голод, страх, гнев, панику. И вдруг
все внезапно кончилось. Сейчас она напоминала стекло, слишком быстро
вынутое из печи - оно может внезапно пойти трещинами, и бывает, даже
опытный стеклодув не может предсказать, когда это случится. Вероятно,
такой надлом произошел и в ней. Скованная усталостью, Эйрис с трудом
поднялась по лестнице и заперлась в своей комнате. Удобно устроившись на
подушке, она попробовала укрыться другой, потом откинула ее: в комнате
было тепло. Скудный ужин не утолил голода, желудок сводило... Подумать
только, она преодолела вельд, стремясь достигнуть заветного города, а
оказалась в этом металлическом склепе! Она ощущала не облегчение, а
пустоту.
Эмбри...
Эйрис впилась ногтями в исцарапанную ладонь, но на этот раз
физическая боль не смогла заглушить боли душевной. Она нажала на оранжевый
круг, и комната погрузилась в темноту, хотя сам кружок продолжал тускло
светиться.
Эйрис не знала, сколько времени она пролежала в темноте. Она
чувствовала себя даже хуже, чем в первые часы изгнания, когда ее
поддерживала ненависть, хуже, чем в вельде, когда ее со всех сторон
подстерегала опасность. Теперь ее окружала пустота. И она, тоскуя о
дочери, лежала наедине с этой бездушной пустотой, пока не раздался стук в
дверь. На пороге стоял солдат. В руках он держал двух маленьких лори,
ощипанных и запеченных. Воздух наполнился ароматом костра и жареного мяса.
Келовар молча протянул Эйрис чашу гедов с аппетитной добычей. Другая его
рука свисала вдоль туловища, в глазах стояла отчаянная мольба. Эйрис
изучающе смотрела на рослого, сильного человека, в безвольной позе
застывшего перед ней. Каждый расслабленный мускул тренированного тела
выражал покорную незащищенность, потребность в утешении и ласке. Эйрис
всегда претил такой стиль поведения - даже у любовника на одну ночь.
Но сейчас это ее не остановило. От Келовара пахло свежим ночным
ветром и крепким мужским потом. Он был единственным живым существом в этой
серой железной клетке, единственным человеком на необитаемом острове.
Бездушный склеп забрал у Эйрис последние силы, и этой ночью она больше не
могла в одиночку бороться с неведомым. Она нажала на круг в стене и
впустила Келовара в комнату.
Оранжевый глаз на стене пристально вглядывался в беспросветную тьму.
10
У противоположной стены Эр-Фроу, в одной из комнат галереи,
специально отведенной для таких, как она, прислонившись к стене, сидела
проститутка. Девушка была одна, ее неприбранные черные волосы беспорядочно
рассыпались по узким плечам и едва заметной груди. Когда она наклонялась,
волосы темным потоком падали на пол.
СуСу внимательно оглядела свои ноги и пах, и ей показалось, что язвы
исчезли. Да, кожа стала чистой! Язвочки пропали, когда она проснулась
внутри Стены. Очень странно: они не могли затянуться за такой короткий
срок. И однако это произошло!
СуСу тихо всхлипнула. Ее мать тоже была проституткой; девочка выросла
на задворках квартала братьев-легионеров в Джеле и знала, что гнойные язвы
проституток никогда не вылечиваются, наоборот, они всегда увеличиваются и
твердеют. В один из циклов ее мать просто прогнали со двора, еще через два
цикла от нее потянуло зловонием гниющей плоти, мать корчилась от боли, а
на четвертый цикл умерла. СуСу сама отнесла ее тело к похоронной печи.
Завернув иссушенное тело в бурнус, она с трудом тащила его по улицам.
Острые камни мостовой разодрали бурнус в клочья, и мать отправилась на
Остров Мертвых с исполосованной спиной и в облаке жуткого смрада.
Как и все ее товарки, СуСу знала: гноящиеся язвы проституток никогда
не проходят. Ее язвы прошли.
Девушка принюхалась: семя последнего брата-легионера, ее собственный
запах - и все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
стене слабо мерцал оранжевый круг, но света явно не хватало. Стоит закрыть
дверь, как здесь воцарится непроглядная темень. Комната оказалась просто
пустой темной коробкой, предназначенной только для спанья. Эйрис
задрожала.
Она почувствовала, что Келовар наблюдает за ней, и резко обернулась.
Он не успел отвести взгляд, по которому нетрудно было догадаться о его
намерениях, однако в ее душе не шевельнулось ни желания, ни интереса, ни
даже тщеславия.
- Если ты боишься оставаться одна...
- В соседнем коридоре я видела еще одну закрытую дверь, - как можно
мягче проговорила Эйрис. - Я, пожалуй, отправлюсь туда.
Она приложила палец к дверному замку. Точно такая же комната. Сама не
зная зачем, Эйрис нажала на оранжевый круг. Комната наполнилась светом,
лившимся отовсюду и ниоткуда, с едва заметным золотистым отливом. От
неожиданности Эйрис вскрикнула. Еще одно опасливое движение, и свет погас.
Господи, это же лампа!
Опустившись на колени, Эйрис внимательно разглядывала необычный
светильник. Между ним и стеной не было ни малейшей щели, казалось, они -
одно целое. Круг совсем не нагрелся. Но что же поддерживало огонь? Где
пламя? Изумленная, завороженная, испуганная, она долго сидела перед
светильником и не сразу услышала стук в дверь.
В коридоре стоял Келовар, нагруженный яркими подушками.
- Это тебе.
- Мне?
- Ими торгуют внизу. Я купил их для тебя. Здесь нет ни бурнусов, ни
торговцев одеждой. Этот город - всего лишь участок леса, где среди кустов
и деревьев проложены дорожки. Кажется, возле северной стены есть поляна.
Ты можешь сшить себе одежду из этих подушек. В коридоре портной уже
назначает цены.
Он посмотрел на ее тунику. В первый раз Эйрис вспомнила о том, что
она разорвана на груди и кое-как заштопана. Келовар не отводил взгляда.
Эйрис забрала у него подушки и повернулась, чтобы сложить их на пол.
- Где ты порвала тунику?
- Зацепилась за что-то.
- Эйрис, - начал он, но она, услышав умоляющие нотки, успела жестом
остановить его.
Вдруг наступившую тишину прорезал женский крик. Снизу донеслись
испуганные вопли. Келовар развернулся и бросился к лестнице. После
секундного колебания Эйрис побежала за ним и в изумлении замерла на нижних
ступенях.
В зале на каждом столе появилось по четыре дымящиеся чаши, не больше
и не меньше, точно в центре. Женщина, стоявшая подле Эйрис, заметила ее
изумление.
- Крышки столов исчезли, - объяснила она таким слабым, дрожащим
голосом, что Эйрис пришлось наклониться, чтобы расслышать. - Так же, как
растворилась арка в Стене. Только что они были, потом какое-то мерцание -
и крышки просто растаяли, а на их место снизу поднялись другие, уже с
чашами.
- А кто так страшно кричал?
- Вон та толстуха перепугалась. Я думаю, в чашах еда. - Голос журчал
подобно тихому ручейку среди камней. - Смотри, Калид Т'Алира пробует.
В другом конце зала высокий курчавый человек в чине капитана выловил
что-то из чаши и положил в рот. С минуту он задумчиво жевал, потом кивнул
солдатам, толпившимся позади него.
- А вдруг это отравлено, - взвизгнула толстуха и, уже не в силах
остановиться, без конца повторяла: - Это может быть отравлено, это может
быть...
Капитан в два прыжка очутился рядом и зажал ей рот. Он не ударил ее,
а просто посмотрел прямо в глаза и что-то тихо сказал. Эйрис не смогла
разобрать его слов. Толстуха успокоилась, но отовсюду еще доносились
тревожные и испуганные голоса. Калид Т'Алира повернулся к ним.
- Делизийцы! Эта женщина просто струхнула. Подумайте: если бы геды
собирались убить нас, стали бы они так медлить? В чашах обычная еда. Я
попробовал - довольно вкусно. Если вы еще боитесь, тогда подождите и
понаблюдайте, как подействует на меня пища гедов. Вы хотите есть? Возьмите
чашу с собой и съешьте у себя в комнатах. Вы изумлены? Да посмотрите, геды
прислуживают нам, как рабы, которые остались за стенами этого города!
- Или кормят нас помоями, как скотину в стойле, - вставил Келовар. Он
пробрался к Эйрис, продолжая следить за Калидом с настороженностью,
причину которой Эйрис не могла понять. - Не ешь, Эйрис.
- А питаться будем воздухом? - ехидно спросила она.
- Дичью.
- Но, Келовар, даже если в Эр-Фроу и водится дичь, ее не хватит на
год.
Но спорить с ним было бесполезно.
- Надо только пробраться через посты, а там охоться сколько влезет. И
никаких помоев на обед.
Эйрис потянулась к ближайшему столу, осторожно выудила из чаши
какой-то коричневый кусок и понюхала. Что это такое, определить она не
смогла, с него стекал коричневый соус, тоже непонятного происхождения. Еда
почти не пахла. Женщина положила кусок в рот и не почувствовала вкуса. Но
стоило немного пожевать, как рот наполнился слюной, и Эйрис почувствовала
волчий аппетит. Она проглотила кусок и потянулась за следующим, не глядя
на Келовара, который сердито повернулся и направился к выходу.
Женщина с тихим голосом опустилась на колени подле нее.
- Ну как, вкусно?
- Еда как еда. - Эйрис произнесла эти слова резче, чем собиралась. -
Кто такой Калид Т'Алира? Это первое материнское имя, которое я здесь
слышу.
Женщина пропустила мимо ушей замечание о материнском имени.
- Он капитан - вернее, был капитаном городского Совета по охране
Делизии.
Эйрис перестала жевать.
- Не знаю, почему он здесь, - продолжала женщина, - но, кажется, всем
здесь заправляет. Я слышала, что это он приказал расставить посты. Меня
зовут Криджин, гранильщица.
- Эйрис, стеклодув, - она не назвала рода своей матери, а Криджин не
стала спрашивать.
- По вкусу это напоминает...
В проеме входной арки появился человек с дико выпученными глазами.
- Наступает Первоночь!
Все замерли. Повисла напряженная тишина, она напоминала хрупкое
стекло, готовое от малейшего толчка упасть и разбиться вдребезги. Эйрис
зажмурилась. Хватит. Хватит чудес. Довольно. Когда она открыла глаза, то
поняла, что паника, которую ненадолго остановил Калид Т'Алира, опять
охватила всех, и люди с удовольствием дают разрядку своим взвинченным
нервам. Крича, толкаясь, переругиваясь, они ринулись к выходам - взглянуть
на небо. Оно быстро темнело. Первоночь поглощала остаток Перводня, без
Темного Дня, без Последнего Света. Невозможнейшее, безумнейшее событие в
длинной цепи невозможных безумств сегодняшнего дня стало последней каплей.
Люди кричали, что это город смерти, в котором все они неминуемо погибнут,
что они уже мертвы. Кто-то протяжно запричитал, другой начал биться
головой о ствол дерева, снова и снова...
Неожиданно посреди этого кромешного ада снова возник Калид Т'Алира.
- Делизийцы! - закричал он, взобравшись на огромный растрескавшийся
валун. И, как ни странно, его услышали. Эйрис, которая пыталась пробраться
назад в здание, повернулась к нему. У этого человека оказался властный
голос, к его словам поневоле прислушивались. Он обвел взглядом
перепуганную толпу. - Делизийцы! - повторил он и сделал короткий рубящий
жест рукой, приказывая солдату, стоящему возле вопящей толстухи,
утихомирить ее. Через секунду истошный визг прекратился.
- Делизийцы!
Постепенно крик и гомон улеглись, и теперь Калид Т'Алира мог говорить
не повышая голоса.
- Итак, солнце заходит. Неужели вы никогда не видели этого раньше?
Может, это Последний свет, а может, и нет. Может, мы так и не узнаем, что
это, но геды обещали встретиться с нами в Доме Обучения, когда снова
настанет утро. До тех пор мы можем и подождать. Неужели приход ночи
причинит вам зло? Вы страдаете? Нет. Вернитесь в здание, иначе солдатам
придется применить насилие. Пусть их храбрость послужит вам примером!
Солдаты, которые только что выглядели отнюдь не браво, подтянулись.
Тех, кто все еще дрожал, кричал и показывал на темнеющее небо, постепенно
усмирили. Калид продолжал улещивать людей, постепенно понижая голос, пока
он не стал тихим и ровным, и теперь уже его интонации вселяли уверенность
в сердца делизийцев. Наконец люди потянулись обратно в здание.
Калид спрыгнул со скалы и шепотом что-то приказал солдату, который
сразу же побежал к другим строениям.
Эйрис вернулась в зал, чтобы найти Криджин, которую потеряла в толпе,
когда началась суматоха. Она увидела ее в углу. Криджин стояла, вцепившись
в руку невысокого человека в тунике торговца. С приходом ночи невидимые
лампы озарили комнату оранжевым светом, который, однако, был намного
слабее, чем в комнатах наверху.
Чаши с едой исчезли.
Эйрис прислонилась к стене. За последнее время ей довелось пережить
слишком много: житейские передряги, голод, страх, гнев, панику. И вдруг
все внезапно кончилось. Сейчас она напоминала стекло, слишком быстро
вынутое из печи - оно может внезапно пойти трещинами, и бывает, даже
опытный стеклодув не может предсказать, когда это случится. Вероятно,
такой надлом произошел и в ней. Скованная усталостью, Эйрис с трудом
поднялась по лестнице и заперлась в своей комнате. Удобно устроившись на
подушке, она попробовала укрыться другой, потом откинула ее: в комнате
было тепло. Скудный ужин не утолил голода, желудок сводило... Подумать
только, она преодолела вельд, стремясь достигнуть заветного города, а
оказалась в этом металлическом склепе! Она ощущала не облегчение, а
пустоту.
Эмбри...
Эйрис впилась ногтями в исцарапанную ладонь, но на этот раз
физическая боль не смогла заглушить боли душевной. Она нажала на оранжевый
круг, и комната погрузилась в темноту, хотя сам кружок продолжал тускло
светиться.
Эйрис не знала, сколько времени она пролежала в темноте. Она
чувствовала себя даже хуже, чем в первые часы изгнания, когда ее
поддерживала ненависть, хуже, чем в вельде, когда ее со всех сторон
подстерегала опасность. Теперь ее окружала пустота. И она, тоскуя о
дочери, лежала наедине с этой бездушной пустотой, пока не раздался стук в
дверь. На пороге стоял солдат. В руках он держал двух маленьких лори,
ощипанных и запеченных. Воздух наполнился ароматом костра и жареного мяса.
Келовар молча протянул Эйрис чашу гедов с аппетитной добычей. Другая его
рука свисала вдоль туловища, в глазах стояла отчаянная мольба. Эйрис
изучающе смотрела на рослого, сильного человека, в безвольной позе
застывшего перед ней. Каждый расслабленный мускул тренированного тела
выражал покорную незащищенность, потребность в утешении и ласке. Эйрис
всегда претил такой стиль поведения - даже у любовника на одну ночь.
Но сейчас это ее не остановило. От Келовара пахло свежим ночным
ветром и крепким мужским потом. Он был единственным живым существом в этой
серой железной клетке, единственным человеком на необитаемом острове.
Бездушный склеп забрал у Эйрис последние силы, и этой ночью она больше не
могла в одиночку бороться с неведомым. Она нажала на круг в стене и
впустила Келовара в комнату.
Оранжевый глаз на стене пристально вглядывался в беспросветную тьму.
10
У противоположной стены Эр-Фроу, в одной из комнат галереи,
специально отведенной для таких, как она, прислонившись к стене, сидела
проститутка. Девушка была одна, ее неприбранные черные волосы беспорядочно
рассыпались по узким плечам и едва заметной груди. Когда она наклонялась,
волосы темным потоком падали на пол.
СуСу внимательно оглядела свои ноги и пах, и ей показалось, что язвы
исчезли. Да, кожа стала чистой! Язвочки пропали, когда она проснулась
внутри Стены. Очень странно: они не могли затянуться за такой короткий
срок. И однако это произошло!
СуСу тихо всхлипнула. Ее мать тоже была проституткой; девочка выросла
на задворках квартала братьев-легионеров в Джеле и знала, что гнойные язвы
проституток никогда не вылечиваются, наоборот, они всегда увеличиваются и
твердеют. В один из циклов ее мать просто прогнали со двора, еще через два
цикла от нее потянуло зловонием гниющей плоти, мать корчилась от боли, а
на четвертый цикл умерла. СуСу сама отнесла ее тело к похоронной печи.
Завернув иссушенное тело в бурнус, она с трудом тащила его по улицам.
Острые камни мостовой разодрали бурнус в клочья, и мать отправилась на
Остров Мертвых с исполосованной спиной и в облаке жуткого смрада.
Как и все ее товарки, СуСу знала: гноящиеся язвы проституток никогда
не проходят. Ее язвы прошли.
Девушка принюхалась: семя последнего брата-легионера, ее собственный
запах - и все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56