«В чем здесь проблема, твою мать?»
«Сенатор, это вы вели машину?»
«Мать. Вел.» Он повернулся к помощнику. «Джерри? Объясни ему. Ради бога.»
Помощник немедленно вступил: «Я приношу извинения за все», гладко начал он. «Сенатор не очень хорошо себя чувствует. Просто мы вернулись из Токио вчера вечером. Временной лаг. Он не в себе. Он устал.» «Кто вел машину?», спросил я.
«Я вел», сказал помощник. «Абсолютная правда.»
Одна из девиц захихикала.
«Нет, вел не этот», закричал человек в халате с другой стороны машины.
«Вот это вел. А он не смог выбраться из машины и при этом не упасть.»
«Боже, трахнутый зоопарк!», пробормотал сенатор Роу, держась за голову. «Детектив», сказал помощник, «машину вел я и эти две женщины присягнут, что так и было.» Он махнул в сторону девушек в платьях для вечеринки, и со значением посмотрел на них.
«Это отъявленная ложь», сказал человек в купальном халате.
«Нет, это правда», возразил красивый в такседо, заговорив в первый раз. У него был загар и свободные повадки, словно он привык, чтобы его приказы исполнялись. Наверное, какой-то тип с Уолл-Стрита. Он не представился. «Машину вел я», сказал помощник.
«Все сплошное дерьмо», пробормотал Роу. «Хочу в отель.»
«Кто-нибудь пострадал?», спросил я.
«Никто не пострадал», сказал помощник. «Все в порядке.»
Я спросил патрульного позади меня: «Вы заполнили форму один-десять?»
Это рапорт об ущербе при дорожных происшествиях. «Она не нужна», сказал патрульный. «Всего одна машина и оценка ущерба невелика.» Форму надо заполнять только если ущерб превышает две сотни долларов. «Здесь только пять-одни, если вы захотите продолжать дело.» Я этого не хотел. Одна из истин, которым учат в специальной службе, это ОАС - отклик, адекватный ситуации. ОАС означает, что если дело связано с выборными лицами или знаменитостями, то их следует отпустить, если никто не настаивает на обвинении. На практике это означает, что задерживать никого нельзя.
Я сказал помощнику: «Вы получите имя и адрес владельца собственности, поэтому сможете уладить все связанное с поврежденной лужайкой.» «У него уже есть мое имя и адрес», сказал человек в халате. «Но я хочу знать, что же будет сделано.»
«Я сказал ему, что мы оплатим любой ущерб», сказал помощник. «Я заверил его, что мы обязательно это сделаем, но он, похоже…» «Черт побери, посмотрите: ее цветы подавлены. А у нее рак уха.»
«Минутку, сэр.» Я спросил помощника: «Кто теперь поведет машину?»
"Я", ответил помощник.
«Он», кивнув, согласился сенатор Роу. «Джерри. Поведет машину.»
Я сказал помощнику: «Хорошо. Я хочу, чтобы вы прошли анализ дыхания…»
«Да, конечно…»
«И я хочу посмотреть на ваши водительские права.»
«Конечно.»
Помощник дунул в трубочку и вручил мне свою водительскую лицензию. Она была из Техаса. Герролд Д. Хардин, тридцать четыре года. Адрес в Остине, штат Техас. Я записал все подробности и вернул лицензию. «Все в порядке, мистер Хардин. Я хочу передать сенатора под ваше попечительство.»
«Благодарю вас, лейтенант. Я это ценю.»
Человек в халате сказал: «Вы хотите позволить ему уйти?» «Минутку, сэр.» Я обратился к Хардину. «Я хочу, чтобы вы дали этому человеку свою визитную карточку и оставались с ним в контакте. Я ожидаю, что ущерб его собственности будет возмещен к его полному удовлетворению.» «Абсолютно. Конечно. Да.» Хардин полез в карман за визиткой. Он вытащил оттуда что-то белое, мелькнувшее в руке, словно платок. Он торопливо затолкал это обратно в карман, и обошел машину кругом, чтобы вручить карточку человеку в халате.
«Вы должны заменить все ее бегонии.»
«Прекрасно, сэр», сказал Хардин.
«Все абсолютно.»
«Да, конечно. Все прекрасно, сэр.»
Сенатор Роу откачнулся от переднего бампера, нетвердо стоя на ногах. «Трахнутые бегонии», сказал он. «Боже, что за поганая ночь. У вас есть жена?»
«Нет», ответил я.
«А у меня есть», сказал Роу. «Трахнутые бегонии. Твою мать.» «Сюда, сенатор», сказал Хардин. Он помог Роу забраться на пассажирское сидение. Девицы залезли назад по обе стороны от красивого типа с Уолл-Стрита. Хардин сел за руль и попросил у Роу ключи. Я оглянулся, посмотреть как черно-белые отваливают с обочины. Когда я повернулся обратно, Хардин опустил стекло и поднял на меня глаза. «Благодарю вас.» «Ведите осторожнее, мистер Хардин», ответил я.
Он съехал с лужайки, помяв еще одну клумбу.
«И ирисы», прокричал человек в халате, когда машина выезжала на дорогу.
Он взглянул на меня: «Говорю вам, вел-то другой и он был вдребезги пьян.» Я сказал: «Вот вам моя карточка. Если что-то пойдет не так, позвоните мне.»
Он взглянул на карточку, покачал головой и пошел в дом. Коннор и я вернулись в машину. Мы поехали вниз по склону холма. Коннор спросил: «Вы записали данные помощника?»
«Да», ответил я.
«Что было у него в кармане?»
«Я бы сказал, пара женских трусиков.»
«Я тоже», сказал Коннор.
* * *
Конечно, тут мы ничего не могли поделать. Лично я с удовольствием скрутил бы ублюдка, ткнул бы его мордой в машину и обыскал прямо здесь. Но мы оба понимали, что наши руки связаны: у нас не было легального повода обыскивать Хардина или задерживать его. Он был молодым человеком, ехавшим с двумя молодыми женщинами на заднем сидении, любая из которых могла быть без трусиков, и с пьяным сенатором Соединенных Штатов на переднем сидении. Единственное разумное - позволить им всем уйти.
Но оказалось, что весь вечер посвящен отпусканию людей на свободу.
Зазвонил телефон. Я нажал кнопку микрофона: «Лейтенант Смит.»
«Эй, приятель?» Это был Грэм. «Я здесь, в морге, и предположи, что? Какой-то японец жужжит, что должен принять участие во вскрытии. Хочет сидеть и наблюдать, если верить этому дерьму. Его всего перекосило, потому что мы уже начали вскрытие без него. И лабораторные анализы начали поступать. Выглядят неважно для Ниппон Сентрал. Можно утверждать, что наш хлыщ - японец. Ну, что, ты идешь сюда или как?»
Я взглянул на Коннора. Он кивнул.
«Мы едем немедленно», сказал я.
* * *
Самый быстрый путь в морг Центральной больницы округа лежал через приемный покой. Когда мы проходили его, на своей тележке весь в крови сидел какой-то черный, вопя в наркотической ярости: «Убить папу! Прикончить папу! Затрахать его!» Полдюжины санитаров пытались его уложить. У него были пулевые ранения в плечо и руку. Пол и стены приемного покоя были в пятнах крови. Пожилая уборщица ковыляла по холлу, вытирая его шваброй. В коридорах ждали черные и латинос. У некоторых на коленях сидели дети. Все отводили глаза от кровавой тряпки. Откуда-то дальше по коридору доносились еще крики. Мы вошли в лифт. Стало тихо.
Коннор сказал: «Каждые двадцать минут - убийство. Каждые семь минут - изнасилование. Каждые четыре часа - убийство ребенка. Никакая другая страна не мирится с подобным уровнем преступности.»
Двери открылись. По сравнению с приемным покоем подземные коридоры окружного морга были заметно спокойнее. Стоял сильный запах формальдегида. Мы подошли к столу, где тощий, угловатый служитель Харри Лондон склонился над какими-то бумагами, жуя сэндвич с ветчиной. Он не поднял взгляда. «Привет, парни.»
«Привет, Харри.»
«Зачем здесь? На вскрытие Остин?»
«Ага.»
«Начали примерно полчаса назад. Догадываюсь, что с ней большая спешка, а?»
«Как так?»
«Шеф вытащил из постели доктора Тима и приказал делать пронто. Давил на него чертовски сильно. Вы знаете, какой доктор Тим дотошный.» Служитель улыбнулся. «И вызвали также кучу людей из лаборатории. Кто когда слышал, чтобы среди ночи выпихнули целую смену? Я хочу сказать, во что им обойдутся сверхурочные?»
Я спросил: «А что насчет Грэма?»
«Он где-то здесь. Его преследует какой-то японский тип. Не отстает, как тень. И еще каждые полчаса этот японец, просит у меня разрешения воспользоваться телефоном и куда-то звонит. Говорит недолго по-японски. Потом возвращается раздражать Грэма. Говорит, что хочет видеть вскрытие и в это хочется верить. Давит и давит. Кстати, последний звонок японец сделал минут десять назад и вдруг в нем произошло большое изменение. Я был здесь за столом. И видел по его лицу. Он все повторял мойо мойо, словно не верил своим ушам. А потом умчался отсюда. Именно так: умчался.» «А где идет вскрытие?»
«Комната два.»
«Спасибо, Харри.»
* * *
«Закройте дверь.»
«Хай, Тим», сказал я, когда мы вошли в зал. Тим Ешимура, всем известный, как доктор Тим, склонился над столом из нержавеющей стали. Хотя было уже без двадцати два ночи, он как обычно выглядел безупречно. Все было на месте. Волосы аккуратно причесаны. Узел галстука превосходен. Авторучки выровнены в кармане запятнанного лабораторного халата. «Вы слышали меня?»
«Я закрываю ее, Тим.» Пневматический самозакрывающийся механизм двери, очевидно, не был достаточно быстр для доктора Тима. «Только потому, что я не хочу, чтобы это японец заглядывал сюда.»
«Он ушел, Тим.»
«О, в самом деле? Но он может вернуться. Невероятно настырный и меня раздражает. Японцы могут быть настоящей занозой в заднице!» Я сказал: «Забавно слышать такое от тебя, Тим.» «О, я не японец», серьезно сказал он. «Я - японо-американец, а значит в их глазах я - гайджин. Если я приеду в Японию, они станут относиться ко мне, как к любому другому иностранцу. Неважно, как я выгляжу - я родился в Торонто и это конец.» Он глянул через плечо. «Кто это с вами? Не Джон Коннор? Вечность не видел тебя, Джон.»
«Хай, Тим.» Мы с Коннором подошли к столу. Я увидел, что анатомирование продвинулось уже далеко, был сделан Y-образный надрез, первые органы удалены и аккуратно разложены на стальных подносах.
«Теперь, может быть, хоть кто-нибудь скажет мне, что за шумиха с этим делом?», спросил Тим. «Грэм такой взвинченный, что объяснять ничего не хочет. Он пошел в соседнюю лабораторию, посмотреть первые результаты. Но я все же хочу знать, почему меня вытащили из постели в такое время? Марк здесь, но, очевидно, для такого дела его нашли недостаточно опытным. И, конечно, ГП уехал из города на конференцию в Сан-Франциско. У него теперь новая девушка и его постоянно нет в городе. Поэтому вызвали меня. Уж не помню, когда в последний раз меня вызывали из постели.» «Неужели вы не можете вспомнить?», спросил я. Доктор Тим был дока во всех смыслах, включая память.
«Последний раз это было в январе три года назад. Но в тот раз надо было просто закрыть дыру. Большинство сотрудников слегло с гриппом и дела накапливались. В конечном счете однажды ночью у нас кончились боксы.. Пришлось складывать трупы на полу в мешках. Складывать штабелями. Что-то надо было делать. Запах стоял ужасный. Однако, нет, я не помню, чтобы меня вызывали просто потому, что дело политически напряженное.» Коннор сказал: «Мы вообще не представляем, почему оно напряженное.»
"Наверное, вам следует это разузнать. Потому что здесь масса давления. ГП позвонил мне из Сан-Франциско и все повторял: «Сделай немедленно, работай ночью, приступай сейчас же.» Я сказал: «Окей, Билли.» Тогда он сказал:
«Слушай, Тим. Сделай все правильно. Работай медленно, делай кучу снимков и тьму записей. Документируй каждый шаг. Снимай двумя камерами. Потому что у меня предчувствие, что всякий, кто имеет дело с этим случаем, может вляпаться в большую кучу дерьма.» Так и сказал. Естественно поинтересоваться, почему такой шум?"
Коннор спросил: «Во сколько он вам звонил?»
«Где-то в десять тридцать, одиннадцать.»
«ГП сказал, кто позвонил ему?»
«Нет. Но обычно звонят только два человека: шеф полиции или мэр.» Тим рассмотрел печень, разделил ее на доли и положил их на стальной поднос. Ассистент посверкал вспышкой над каждым фрагментом и отставил их в сторону.
«Итак, что же вы нашли?»
«Откровенно говоря, наиболее интересные находки пока внешние», сказал доктор Тим. «У нее густой макияж на шее для прикрытия следов многочисленных кровоподтеков. Синяки разного возраста. Даже без спектроскопической кривой для продуктов разложения гемоглобина на местах кровоподтеков, я все же могу сказать, что синяки эти разного возраста, вплоть до двух недель. Может, и старше. Согласуется с повторяющейся, хронической цервикальной травмой. Я считаю, тут нет вопросов: мы имеем случай сексуальной асфиксии.» «То есть, она - задыхалка?»
«Ага, именно так.»
Так говорила Келли. На сей раз Келли была права. «Это отклонение более присуще мужчинам, но определенно проявляется и в женщинах. Синдром заключается в том, что индивидуум сексуально возбуждается только при гипоксии, близкой к удушению. Такие индивидуумы просят своих сексуальных партнеров душить их, или надевать им на голову пластиковый пакет. Когда они одни, то иногда затягивают шнур вокруг шеи и душат себя во время мастурбации. Так как эффект требует, чтобы они задушили себя почти до точки отключения, то легко совершить ошибку и зайти слишком далеко. Так все время и бывает.»
«А в этом случае?»
Тим пожал плечами. «Что ж, она находится в состоянии, согласующемся с длительным синдромом сексуальной асфиксии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
«Сенатор, это вы вели машину?»
«Мать. Вел.» Он повернулся к помощнику. «Джерри? Объясни ему. Ради бога.»
Помощник немедленно вступил: «Я приношу извинения за все», гладко начал он. «Сенатор не очень хорошо себя чувствует. Просто мы вернулись из Токио вчера вечером. Временной лаг. Он не в себе. Он устал.» «Кто вел машину?», спросил я.
«Я вел», сказал помощник. «Абсолютная правда.»
Одна из девиц захихикала.
«Нет, вел не этот», закричал человек в халате с другой стороны машины.
«Вот это вел. А он не смог выбраться из машины и при этом не упасть.»
«Боже, трахнутый зоопарк!», пробормотал сенатор Роу, держась за голову. «Детектив», сказал помощник, «машину вел я и эти две женщины присягнут, что так и было.» Он махнул в сторону девушек в платьях для вечеринки, и со значением посмотрел на них.
«Это отъявленная ложь», сказал человек в купальном халате.
«Нет, это правда», возразил красивый в такседо, заговорив в первый раз. У него был загар и свободные повадки, словно он привык, чтобы его приказы исполнялись. Наверное, какой-то тип с Уолл-Стрита. Он не представился. «Машину вел я», сказал помощник.
«Все сплошное дерьмо», пробормотал Роу. «Хочу в отель.»
«Кто-нибудь пострадал?», спросил я.
«Никто не пострадал», сказал помощник. «Все в порядке.»
Я спросил патрульного позади меня: «Вы заполнили форму один-десять?»
Это рапорт об ущербе при дорожных происшествиях. «Она не нужна», сказал патрульный. «Всего одна машина и оценка ущерба невелика.» Форму надо заполнять только если ущерб превышает две сотни долларов. «Здесь только пять-одни, если вы захотите продолжать дело.» Я этого не хотел. Одна из истин, которым учат в специальной службе, это ОАС - отклик, адекватный ситуации. ОАС означает, что если дело связано с выборными лицами или знаменитостями, то их следует отпустить, если никто не настаивает на обвинении. На практике это означает, что задерживать никого нельзя.
Я сказал помощнику: «Вы получите имя и адрес владельца собственности, поэтому сможете уладить все связанное с поврежденной лужайкой.» «У него уже есть мое имя и адрес», сказал человек в халате. «Но я хочу знать, что же будет сделано.»
«Я сказал ему, что мы оплатим любой ущерб», сказал помощник. «Я заверил его, что мы обязательно это сделаем, но он, похоже…» «Черт побери, посмотрите: ее цветы подавлены. А у нее рак уха.»
«Минутку, сэр.» Я спросил помощника: «Кто теперь поведет машину?»
"Я", ответил помощник.
«Он», кивнув, согласился сенатор Роу. «Джерри. Поведет машину.»
Я сказал помощнику: «Хорошо. Я хочу, чтобы вы прошли анализ дыхания…»
«Да, конечно…»
«И я хочу посмотреть на ваши водительские права.»
«Конечно.»
Помощник дунул в трубочку и вручил мне свою водительскую лицензию. Она была из Техаса. Герролд Д. Хардин, тридцать четыре года. Адрес в Остине, штат Техас. Я записал все подробности и вернул лицензию. «Все в порядке, мистер Хардин. Я хочу передать сенатора под ваше попечительство.»
«Благодарю вас, лейтенант. Я это ценю.»
Человек в халате сказал: «Вы хотите позволить ему уйти?» «Минутку, сэр.» Я обратился к Хардину. «Я хочу, чтобы вы дали этому человеку свою визитную карточку и оставались с ним в контакте. Я ожидаю, что ущерб его собственности будет возмещен к его полному удовлетворению.» «Абсолютно. Конечно. Да.» Хардин полез в карман за визиткой. Он вытащил оттуда что-то белое, мелькнувшее в руке, словно платок. Он торопливо затолкал это обратно в карман, и обошел машину кругом, чтобы вручить карточку человеку в халате.
«Вы должны заменить все ее бегонии.»
«Прекрасно, сэр», сказал Хардин.
«Все абсолютно.»
«Да, конечно. Все прекрасно, сэр.»
Сенатор Роу откачнулся от переднего бампера, нетвердо стоя на ногах. «Трахнутые бегонии», сказал он. «Боже, что за поганая ночь. У вас есть жена?»
«Нет», ответил я.
«А у меня есть», сказал Роу. «Трахнутые бегонии. Твою мать.» «Сюда, сенатор», сказал Хардин. Он помог Роу забраться на пассажирское сидение. Девицы залезли назад по обе стороны от красивого типа с Уолл-Стрита. Хардин сел за руль и попросил у Роу ключи. Я оглянулся, посмотреть как черно-белые отваливают с обочины. Когда я повернулся обратно, Хардин опустил стекло и поднял на меня глаза. «Благодарю вас.» «Ведите осторожнее, мистер Хардин», ответил я.
Он съехал с лужайки, помяв еще одну клумбу.
«И ирисы», прокричал человек в халате, когда машина выезжала на дорогу.
Он взглянул на меня: «Говорю вам, вел-то другой и он был вдребезги пьян.» Я сказал: «Вот вам моя карточка. Если что-то пойдет не так, позвоните мне.»
Он взглянул на карточку, покачал головой и пошел в дом. Коннор и я вернулись в машину. Мы поехали вниз по склону холма. Коннор спросил: «Вы записали данные помощника?»
«Да», ответил я.
«Что было у него в кармане?»
«Я бы сказал, пара женских трусиков.»
«Я тоже», сказал Коннор.
* * *
Конечно, тут мы ничего не могли поделать. Лично я с удовольствием скрутил бы ублюдка, ткнул бы его мордой в машину и обыскал прямо здесь. Но мы оба понимали, что наши руки связаны: у нас не было легального повода обыскивать Хардина или задерживать его. Он был молодым человеком, ехавшим с двумя молодыми женщинами на заднем сидении, любая из которых могла быть без трусиков, и с пьяным сенатором Соединенных Штатов на переднем сидении. Единственное разумное - позволить им всем уйти.
Но оказалось, что весь вечер посвящен отпусканию людей на свободу.
Зазвонил телефон. Я нажал кнопку микрофона: «Лейтенант Смит.»
«Эй, приятель?» Это был Грэм. «Я здесь, в морге, и предположи, что? Какой-то японец жужжит, что должен принять участие во вскрытии. Хочет сидеть и наблюдать, если верить этому дерьму. Его всего перекосило, потому что мы уже начали вскрытие без него. И лабораторные анализы начали поступать. Выглядят неважно для Ниппон Сентрал. Можно утверждать, что наш хлыщ - японец. Ну, что, ты идешь сюда или как?»
Я взглянул на Коннора. Он кивнул.
«Мы едем немедленно», сказал я.
* * *
Самый быстрый путь в морг Центральной больницы округа лежал через приемный покой. Когда мы проходили его, на своей тележке весь в крови сидел какой-то черный, вопя в наркотической ярости: «Убить папу! Прикончить папу! Затрахать его!» Полдюжины санитаров пытались его уложить. У него были пулевые ранения в плечо и руку. Пол и стены приемного покоя были в пятнах крови. Пожилая уборщица ковыляла по холлу, вытирая его шваброй. В коридорах ждали черные и латинос. У некоторых на коленях сидели дети. Все отводили глаза от кровавой тряпки. Откуда-то дальше по коридору доносились еще крики. Мы вошли в лифт. Стало тихо.
Коннор сказал: «Каждые двадцать минут - убийство. Каждые семь минут - изнасилование. Каждые четыре часа - убийство ребенка. Никакая другая страна не мирится с подобным уровнем преступности.»
Двери открылись. По сравнению с приемным покоем подземные коридоры окружного морга были заметно спокойнее. Стоял сильный запах формальдегида. Мы подошли к столу, где тощий, угловатый служитель Харри Лондон склонился над какими-то бумагами, жуя сэндвич с ветчиной. Он не поднял взгляда. «Привет, парни.»
«Привет, Харри.»
«Зачем здесь? На вскрытие Остин?»
«Ага.»
«Начали примерно полчаса назад. Догадываюсь, что с ней большая спешка, а?»
«Как так?»
«Шеф вытащил из постели доктора Тима и приказал делать пронто. Давил на него чертовски сильно. Вы знаете, какой доктор Тим дотошный.» Служитель улыбнулся. «И вызвали также кучу людей из лаборатории. Кто когда слышал, чтобы среди ночи выпихнули целую смену? Я хочу сказать, во что им обойдутся сверхурочные?»
Я спросил: «А что насчет Грэма?»
«Он где-то здесь. Его преследует какой-то японский тип. Не отстает, как тень. И еще каждые полчаса этот японец, просит у меня разрешения воспользоваться телефоном и куда-то звонит. Говорит недолго по-японски. Потом возвращается раздражать Грэма. Говорит, что хочет видеть вскрытие и в это хочется верить. Давит и давит. Кстати, последний звонок японец сделал минут десять назад и вдруг в нем произошло большое изменение. Я был здесь за столом. И видел по его лицу. Он все повторял мойо мойо, словно не верил своим ушам. А потом умчался отсюда. Именно так: умчался.» «А где идет вскрытие?»
«Комната два.»
«Спасибо, Харри.»
* * *
«Закройте дверь.»
«Хай, Тим», сказал я, когда мы вошли в зал. Тим Ешимура, всем известный, как доктор Тим, склонился над столом из нержавеющей стали. Хотя было уже без двадцати два ночи, он как обычно выглядел безупречно. Все было на месте. Волосы аккуратно причесаны. Узел галстука превосходен. Авторучки выровнены в кармане запятнанного лабораторного халата. «Вы слышали меня?»
«Я закрываю ее, Тим.» Пневматический самозакрывающийся механизм двери, очевидно, не был достаточно быстр для доктора Тима. «Только потому, что я не хочу, чтобы это японец заглядывал сюда.»
«Он ушел, Тим.»
«О, в самом деле? Но он может вернуться. Невероятно настырный и меня раздражает. Японцы могут быть настоящей занозой в заднице!» Я сказал: «Забавно слышать такое от тебя, Тим.» «О, я не японец», серьезно сказал он. «Я - японо-американец, а значит в их глазах я - гайджин. Если я приеду в Японию, они станут относиться ко мне, как к любому другому иностранцу. Неважно, как я выгляжу - я родился в Торонто и это конец.» Он глянул через плечо. «Кто это с вами? Не Джон Коннор? Вечность не видел тебя, Джон.»
«Хай, Тим.» Мы с Коннором подошли к столу. Я увидел, что анатомирование продвинулось уже далеко, был сделан Y-образный надрез, первые органы удалены и аккуратно разложены на стальных подносах.
«Теперь, может быть, хоть кто-нибудь скажет мне, что за шумиха с этим делом?», спросил Тим. «Грэм такой взвинченный, что объяснять ничего не хочет. Он пошел в соседнюю лабораторию, посмотреть первые результаты. Но я все же хочу знать, почему меня вытащили из постели в такое время? Марк здесь, но, очевидно, для такого дела его нашли недостаточно опытным. И, конечно, ГП уехал из города на конференцию в Сан-Франциско. У него теперь новая девушка и его постоянно нет в городе. Поэтому вызвали меня. Уж не помню, когда в последний раз меня вызывали из постели.» «Неужели вы не можете вспомнить?», спросил я. Доктор Тим был дока во всех смыслах, включая память.
«Последний раз это было в январе три года назад. Но в тот раз надо было просто закрыть дыру. Большинство сотрудников слегло с гриппом и дела накапливались. В конечном счете однажды ночью у нас кончились боксы.. Пришлось складывать трупы на полу в мешках. Складывать штабелями. Что-то надо было делать. Запах стоял ужасный. Однако, нет, я не помню, чтобы меня вызывали просто потому, что дело политически напряженное.» Коннор сказал: «Мы вообще не представляем, почему оно напряженное.»
"Наверное, вам следует это разузнать. Потому что здесь масса давления. ГП позвонил мне из Сан-Франциско и все повторял: «Сделай немедленно, работай ночью, приступай сейчас же.» Я сказал: «Окей, Билли.» Тогда он сказал:
«Слушай, Тим. Сделай все правильно. Работай медленно, делай кучу снимков и тьму записей. Документируй каждый шаг. Снимай двумя камерами. Потому что у меня предчувствие, что всякий, кто имеет дело с этим случаем, может вляпаться в большую кучу дерьма.» Так и сказал. Естественно поинтересоваться, почему такой шум?"
Коннор спросил: «Во сколько он вам звонил?»
«Где-то в десять тридцать, одиннадцать.»
«ГП сказал, кто позвонил ему?»
«Нет. Но обычно звонят только два человека: шеф полиции или мэр.» Тим рассмотрел печень, разделил ее на доли и положил их на стальной поднос. Ассистент посверкал вспышкой над каждым фрагментом и отставил их в сторону.
«Итак, что же вы нашли?»
«Откровенно говоря, наиболее интересные находки пока внешние», сказал доктор Тим. «У нее густой макияж на шее для прикрытия следов многочисленных кровоподтеков. Синяки разного возраста. Даже без спектроскопической кривой для продуктов разложения гемоглобина на местах кровоподтеков, я все же могу сказать, что синяки эти разного возраста, вплоть до двух недель. Может, и старше. Согласуется с повторяющейся, хронической цервикальной травмой. Я считаю, тут нет вопросов: мы имеем случай сексуальной асфиксии.» «То есть, она - задыхалка?»
«Ага, именно так.»
Так говорила Келли. На сей раз Келли была права. «Это отклонение более присуще мужчинам, но определенно проявляется и в женщинах. Синдром заключается в том, что индивидуум сексуально возбуждается только при гипоксии, близкой к удушению. Такие индивидуумы просят своих сексуальных партнеров душить их, или надевать им на голову пластиковый пакет. Когда они одни, то иногда затягивают шнур вокруг шеи и душат себя во время мастурбации. Так как эффект требует, чтобы они задушили себя почти до точки отключения, то легко совершить ошибку и зайти слишком далеко. Так все время и бывает.»
«А в этом случае?»
Тим пожал плечами. «Что ж, она находится в состоянии, согласующемся с длительным синдромом сексуальной асфиксии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48