Это было правдой? – Его глаза пылали на бледном лице, а на щеке подрагивал мускул.
– Это не имеет значения.
– Это было правдой?
– Да, это было правдой. Вы это знаете, – устало сказала Верити, не в силах солгать ему, хотя для них обоих было бы лучше, если бы она солгала.
– Ты по-прежнему хочешь меня. Скажи мне, Верити, я ошибаюсь?
Она наклонила голову, невозможно было вынести ту душевную муку, которую она видела в его глазах. Почему так трудно поступать правильно?
– Нет, вы не ошибаетесь, – прошептала она и предостерегающе подняла руку, когда он чуть не бросился к ней. – Но все намного сложнее, и дело не в наших чувствах. Вы – герцог. Я – куртизанка.
– Господи! У тебя было три любовника. У моей матери их бывает больше за одну неделю.
Верити печально покачала головой.
– Мои покровители платили за свое удовольствие. Весь свет знает это и осуждает меня.
– Но не я, – уверенно сказал он.
– Может быть. Но это вовсе не означает, что у нас есть будущее. Вы должны жениться и произвести на свет наследника, Кайлмор.
– Ты – единственная женщина, на которой я хочу жениться, – заговорил он торжественно. – Верити Эштон, не доставишь ли ты мне ни с чем не сравнимую радость, согласившись стать моей женой?
Она сдерживала вновь подступившие к глазам слезы.
– Вы оказываете мне слишком большую честь.
Он стоял, выпрямившись и странно неподвижно, как будто какое-нибудь неловкое движение могло вспугнуть ее.
– Если ты боишься, что я брошу тебя ради другой, то об этом не может быть и речи. – Волнуясь, Кайлмор продолжал: – Клянусь, mo cridhe, я желал тебя все время, с того самого момента, когда впервые увидел. Ты не можешь сомневаться в моем постоянстве.
Странно, но она не сомневалась.
Вопреки распутному образу жизни общества, в котором он вращался. Вопреки его привлекательности и многочисленным достоинствам.
Она считала, что его чувства к ней были сильнее физического влечения, каким бы мощным это физическое влечение ни было.
Но все равно этого было недостаточно.
Верити покачала головой.
– Я не могу выйти за вас замуж, Кайлмор. Наши дети будут изгоями. А вы станете в обществе парией.
– Общество может убираться к черту, – коротко ответил он.
– Это вы говорите сейчас. Но вы пожалеете, что дали свое имя такой женщине, как я. Я не вынесу, если это повредит вам. Нам лучше расстаться сейчас. – Ее голос перешел в рыдание, хотя она обещала себе не плакать. – Не настаивайте, прошу вас. Я говорила себе тысячу раз, что мы можем пренебречь миром и жить сами по себе. Но мы не можем! Мы не можем, Кайлмор. Все, чего я прошу, – не делайте положение труднее, чем оно уже есть.
Он был сильным, сдержанным, надменным. Бесконечно дорогим.
«Как я смогу перенести разлуку с ним? Но это – то, что я должна сделать ради него».
– Я отдам тебе весь мир, если ты останешься. – Он говорил тихо, но с глубоким чувством.
– Мне от вас ничего не нужно, – с грустью ответила она.
– Кроме свободы.
– Да, – сказала она, напрягаясь, как стальная струна.
– И я не могу ничего сказать, чтобы ты передумала? – в отчаянии прошептал он.
– Ничего, – подтвердила Верити дрогнувшим голосом. Затем, набравшись храбрости, посмотрела прямо в его лицо. – Не устраивайте мне торжественных проводов во дворе. Я… я не перенесу этого. Давайте покончим со всем здесь. Прощайте, ваша светлость.
Его глаза потемнели, когда он услышал свой титул. Но она и хотела напомнить ему о пропасти, разделявшей их, о пропасти, которую не могла преодолеть такая хрупкая вещь, как любовь.
Он кивнул, прощаясь.
Верити хватило смелости поцеловать его тогда, в Кенсингтоне. Сейчас она не могла поцеловать его. Если б она это сделала, то потеряла бы рассудок.
Верити с тоской посмотрела на него в последний раз.
«Прощайте, моя любовь».
– Прощай, Верити, – тихо сказал Кайлмор и отвернулся к окну, ему невыносимо было видеть, как она уходит.
Глава 24
– Верити, милая, ты не скажешь мне, что случилось? – осторожно спросил Бен, сидевший рядом с сестрой на мягком сиденье двухколесного экипажа.
Что случилось? Ничего особенного. Она влюбилась, вот и все.
Едва ли стоило поднимать из-за этого шум, думала она, глядя сухими глазами на леса, мимо которых проезжал наемный экипаж.
– Верити? – напомнил о себе брат.
Они находились в пути несколько часов, и все это время Бен воздерживался от расспросов. Но даже молчаливое терпение не было бесконечным.
– Я… я обещаю, что расскажу тебе все.
Ложь. Она никогда не смогла бы рассказать ему все, что произошло в скрытой от мира долине Шотландии. Верити повернулась к брату, который столько вынес ради нее:
– Но только не сейчас.
Умом Верити понимала: наступит день, когда она будет весело болтать, смеяться, есть и спать, когда она снова станет человеком, но ее тоскующее сердце еще не могло в это поверить.
– Скажи мне только одно. – Огромные руки Бена сжимали вожжи. – Он заставил тебя страдать?
– Да, – шепотом ответила она.
Верити неловко цеплялась за серый туман апатии, опустившийся на нее после расставания с возлюбленным, но края этого тумана с каждой минутой становились все прозрачнее.
– Видит Бог! – Бен резко остановил экипаж и посмотрел на нее. – Я предъявлю ему обвинения в первом же городе, до которого доедем. Я не посмотрю, что он – развратный герцог. Если он заставил тебя страдать, он заплатит за это.
Его гнев окончательно вывел Верити из оцепенения.
– Нет, ты не понимаешь, Бен. – И она вслух сказала правду, которую так долго отказывалась признать. – Я люблю его.
– Любишь? Что это еще за чушь…
Даже поглощенная своим горем Верити увидела, как изменилось выражение его лица, ярость сменилась раздраженным недоумением и неверием. Он так хорошо знал ее, брат, отказавшийся от собственных надежд и амбиций и поступившийся своей мужской гордостью, чтобы оберегать ее.
Он знал, чего будет стоить ей эта незваная любовь. И уже стоила.
– О, милая, мне так жаль.
Да, он действительно знал. Верити неуверенно улыбнулась ему.
– Мне тоже. Но чем меньше сказано, тем скорее исправлено.
Это была одна из любимых поговорок их матери.
– Да, милая, это правда. Я привезу тебя обратно в Уитби, и ты скоро забудешь все, что тебе пришлось пережить.
– Мы не сможем оставаться в Уитби. В городе все еще будут сплетничать о скандале с фальшивой миссис Саймондс.
Бен дернул вожжи, и лошади тронулись.
– В таком случае мы купим овечью ферму там, где никто не будет знать, кто ты такая. Мы заберем Марию из школы, и она будет жить вместе с нами. Не беспокойся, милая. Здоровый воздух Йоркшира вернет розы на твои щеки. Не так уж все плохо, когда тебя окружает семья.
– Да, Бен, – согласилась она, хотя не верила в это.
Верити пристально смотрела вперед и убеждала себя, что боль пройдет. Когда-нибудь. Когда она станет очень старой.
Когда она умрет.
Они ехали молча, Верити пыталась ни о чем не вспоминать. Воспоминания причиняли слишком сильную боль.
Но в ее памяти упорно всплывало лицо Кайлмора.
Бен вторгся в ее личный ад, бросив на колени скомканный белый носовой платок.
– Зачем это? – удивилась Верити.
– Ты плачешь, милая, – голосом, полным нежности, сказал он.
– Разве? – Она провела дрожащей рукой по заплаканному лицу.
Нет, она никогда не забудет. Даже когда поседеет от старости. Она не хотела забывать, как бы ни были мучительны эти воспоминания.
Верити молча вытерла лицо. Она отказалась от бесполезной борьбы с собой и начала перебирать в памяти каждую бесценную минуту последних недель.
Жестокость, насилие, печаль, сладость.
Всепоглощающая любовь.
Рядом с ней Бен, прищелкивая языком, подгонял лошадей.
– Что за черт?
Тихое ругательство Бена отвлекло Верити от горьких воспоминаний.
– Ох! – Двуколка резко остановилась, Верити ухватилась за плечо брата, лошади заржали и забили копытами.
– Кто-то перегородил дорогу, Верити, – пристально глядя вперед, сказал Бен.
– Перегородил дорогу? – растерянно повторила она.
Она не успела собраться с мыслями, как грубые руки схватили ее и вытащили из коляски. Верити закричала скорее от удивления, чем от страха, когда нападавшие швырнули ее на дорогу.
– Верити! – крикнул Бен, двое мужчин стащили его с места и бросили на землю рядом с нею.
– Не трогайте его, я сама пойду, – решительно сказала Верити.
Несмотря на грубое обращение, ее сердце переполняла радость. Это не было ограблением. Должно быть, приехал Кайлмор, чтобы отвезти ее обратно в долину.
Ее не волновало, что он поступает плохо. Теперь она будет с ним. Только это имело значение.
Верити подняла глаза на мощные фигуры мужчин, ожидая увидеть одного или двух Маклишей.
Но в слабеющем дневном свете не смогла разглядеть ни одного знакомого лица. Ее окружали совершенно чужие люди.
– Я убью ублюдка! – Пошатываясь, Бен выпрямился. – Я говорил тебе, чтобы ты не доверяла ему!
– Лежать! – Самый крупный из захвативших их мужчин поднял ногу, чтобы ударить Бена. – Свяжите его.
Верити ничего не понимала. Приказания отдавались на чисто английском языке. В Шотландии герцог всегда полагался на местных жителей.
– Кайлмор? – Верити была озадачена. – Я не буду сопротивляться. Вы же знаете.
Человек, отдававший приказания, грубо схватил ее руку.
– Заткнись, – прорычал он, заставляя Верити встать.
– Я сказала, я не буду сопротивляться.
Поднимаясь на ноги, она споткнулась.
Глупо бояться Кайлмора. Он никогда не обидит ее. Он поклялся в этом, и Верити поверила ему.
Но сердце забилось от ужасного предчувствия. Дрожа и наконец осознавая опасность, Верити посмотрела на пустынную дорогу. Она увидела только четырех мужчин, наемный экипаж, наспех сооруженную баррикаду из камней и веток и богатую карету с закрытыми дверцами, стоявшую неподалеку.
Бен все еще пытался вырваться, но, как и в Уитби, численное превосходство врага делало его сопротивление невозможным. Он отчаянно ругался, но эти дьяволы, удерживавшие его, не обращали на ругань внимания, они связали его и оставили поддеревьями на обочине.
Один из нападавших поспешил к карете, чтобы открыть дверцу, на которой был изображен знакомый фамильный герб Кинмерри – золотой орел. Когда из кареты вышла женщина, Верити, уже пришедшая в себя, нисколько не удивилась.
– Хорошая работа, Смитсон. – Герцогиня Кайлмор одарила ослепительной улыбкой огромного громилу, стоявшего около Верити.
– Рад услужить, ваша светлость, – ответил тот коротким поклоном. – Прикончить их? Это будет выглядеть как нападение разбойников.
– Нет! – ужаснулась Верити, начиная по-настоящему вырываться. – Бен ничего не сделал, чтобы так обращаться с ним!
– Тихо, шлюха. – Смитсон свободной рукой схватил Верити за горло и прижал ее спиною к своей грубой холстинной рубашке.
От затхлого запаха пота у Верити закружилась голова и невольно вырвался стон, но Смитсон сильнее сжал ее горло, и Верити замолкла.
Герцогиня остановила на ней холодный, леденящий взгляд. Верити задрожала от невообразимой ненависти, которую увидела в глубине ее синих глаз.
– Ты была занозой в моем теле с тех пор, как мой сын увидел тебя, – сказала герцогиня таким же безжалостным тоном, каким был и ее взгляд.
– Но я уезжаю от него. Вы знаете, я покидаю его. – Верити задыхалась.
Она безуспешно пыталась освободиться из рук Смитсона.
– Прекрати это, проклятая шлюха, – проворчал он. – Не дергайся, или я расправлюсь с тобой.
Он ослабил хватку, и темнота постепенно рассеялась перед ее глазами. Кровь прилила к шее, и боль усилилась.
Верити жадно глотала воздух, глядя на герцогиню. Смитсон был просто пугалом. Настоящая опасность стояла перед нею в виде этой красивой, прекрасно одетой женщины с глазами, подобными кусочкам льда. От страха у Верити кружилась голова, но она постаралась скрыть охватывавший ее ужас.
– Я больше никогда не увижусь с его светлостью, – почти прохрипела Верити.
Из-за боли в горле ей было трудно говорить.
Герцогиня недоверчиво подняла брови.
– Я знаю своего сына. Джастин так легко не смирится с тем, что его бросили. Каким посмешищем он себя выставил, когда ты уехала из Лондона. В обществе я просто не могла смотреть людям в глаза. – Ее голос звенел от праведного гнева. – Боюсь, ты вызвала мое недовольство, Сорайя. И должна заплатить за это.
Верити гордо подняла голову.
– Убейте меня, если вам это нужно, – тихо, дрожащим голосом сказала она.
Спасения не было. Верити видела, что в окаменевшей душе герцогини не нашлось жалости к непокорной содержанке. Однако ей надо попытаться спасти Бена.
– Мой брат не причинил вам зла. Пожалуйста, отпустите его, ваша светлость.
Герцогиня растянула губы в презрительной улыбке.
– О, как трогательно, моя дорогая. Не только твое смазливое личико довело моего сына до падения. Он всегда отличался сентиментальным восхищением храбростью.
– В герцоге нет никакой сентиментальности, – не подумав, возразила Верити.
Герцогиня шагнула вперед и с силой ударила Верити по лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Это не имеет значения.
– Это было правдой?
– Да, это было правдой. Вы это знаете, – устало сказала Верити, не в силах солгать ему, хотя для них обоих было бы лучше, если бы она солгала.
– Ты по-прежнему хочешь меня. Скажи мне, Верити, я ошибаюсь?
Она наклонила голову, невозможно было вынести ту душевную муку, которую она видела в его глазах. Почему так трудно поступать правильно?
– Нет, вы не ошибаетесь, – прошептала она и предостерегающе подняла руку, когда он чуть не бросился к ней. – Но все намного сложнее, и дело не в наших чувствах. Вы – герцог. Я – куртизанка.
– Господи! У тебя было три любовника. У моей матери их бывает больше за одну неделю.
Верити печально покачала головой.
– Мои покровители платили за свое удовольствие. Весь свет знает это и осуждает меня.
– Но не я, – уверенно сказал он.
– Может быть. Но это вовсе не означает, что у нас есть будущее. Вы должны жениться и произвести на свет наследника, Кайлмор.
– Ты – единственная женщина, на которой я хочу жениться, – заговорил он торжественно. – Верити Эштон, не доставишь ли ты мне ни с чем не сравнимую радость, согласившись стать моей женой?
Она сдерживала вновь подступившие к глазам слезы.
– Вы оказываете мне слишком большую честь.
Он стоял, выпрямившись и странно неподвижно, как будто какое-нибудь неловкое движение могло вспугнуть ее.
– Если ты боишься, что я брошу тебя ради другой, то об этом не может быть и речи. – Волнуясь, Кайлмор продолжал: – Клянусь, mo cridhe, я желал тебя все время, с того самого момента, когда впервые увидел. Ты не можешь сомневаться в моем постоянстве.
Странно, но она не сомневалась.
Вопреки распутному образу жизни общества, в котором он вращался. Вопреки его привлекательности и многочисленным достоинствам.
Она считала, что его чувства к ней были сильнее физического влечения, каким бы мощным это физическое влечение ни было.
Но все равно этого было недостаточно.
Верити покачала головой.
– Я не могу выйти за вас замуж, Кайлмор. Наши дети будут изгоями. А вы станете в обществе парией.
– Общество может убираться к черту, – коротко ответил он.
– Это вы говорите сейчас. Но вы пожалеете, что дали свое имя такой женщине, как я. Я не вынесу, если это повредит вам. Нам лучше расстаться сейчас. – Ее голос перешел в рыдание, хотя она обещала себе не плакать. – Не настаивайте, прошу вас. Я говорила себе тысячу раз, что мы можем пренебречь миром и жить сами по себе. Но мы не можем! Мы не можем, Кайлмор. Все, чего я прошу, – не делайте положение труднее, чем оно уже есть.
Он был сильным, сдержанным, надменным. Бесконечно дорогим.
«Как я смогу перенести разлуку с ним? Но это – то, что я должна сделать ради него».
– Я отдам тебе весь мир, если ты останешься. – Он говорил тихо, но с глубоким чувством.
– Мне от вас ничего не нужно, – с грустью ответила она.
– Кроме свободы.
– Да, – сказала она, напрягаясь, как стальная струна.
– И я не могу ничего сказать, чтобы ты передумала? – в отчаянии прошептал он.
– Ничего, – подтвердила Верити дрогнувшим голосом. Затем, набравшись храбрости, посмотрела прямо в его лицо. – Не устраивайте мне торжественных проводов во дворе. Я… я не перенесу этого. Давайте покончим со всем здесь. Прощайте, ваша светлость.
Его глаза потемнели, когда он услышал свой титул. Но она и хотела напомнить ему о пропасти, разделявшей их, о пропасти, которую не могла преодолеть такая хрупкая вещь, как любовь.
Он кивнул, прощаясь.
Верити хватило смелости поцеловать его тогда, в Кенсингтоне. Сейчас она не могла поцеловать его. Если б она это сделала, то потеряла бы рассудок.
Верити с тоской посмотрела на него в последний раз.
«Прощайте, моя любовь».
– Прощай, Верити, – тихо сказал Кайлмор и отвернулся к окну, ему невыносимо было видеть, как она уходит.
Глава 24
– Верити, милая, ты не скажешь мне, что случилось? – осторожно спросил Бен, сидевший рядом с сестрой на мягком сиденье двухколесного экипажа.
Что случилось? Ничего особенного. Она влюбилась, вот и все.
Едва ли стоило поднимать из-за этого шум, думала она, глядя сухими глазами на леса, мимо которых проезжал наемный экипаж.
– Верити? – напомнил о себе брат.
Они находились в пути несколько часов, и все это время Бен воздерживался от расспросов. Но даже молчаливое терпение не было бесконечным.
– Я… я обещаю, что расскажу тебе все.
Ложь. Она никогда не смогла бы рассказать ему все, что произошло в скрытой от мира долине Шотландии. Верити повернулась к брату, который столько вынес ради нее:
– Но только не сейчас.
Умом Верити понимала: наступит день, когда она будет весело болтать, смеяться, есть и спать, когда она снова станет человеком, но ее тоскующее сердце еще не могло в это поверить.
– Скажи мне только одно. – Огромные руки Бена сжимали вожжи. – Он заставил тебя страдать?
– Да, – шепотом ответила она.
Верити неловко цеплялась за серый туман апатии, опустившийся на нее после расставания с возлюбленным, но края этого тумана с каждой минутой становились все прозрачнее.
– Видит Бог! – Бен резко остановил экипаж и посмотрел на нее. – Я предъявлю ему обвинения в первом же городе, до которого доедем. Я не посмотрю, что он – развратный герцог. Если он заставил тебя страдать, он заплатит за это.
Его гнев окончательно вывел Верити из оцепенения.
– Нет, ты не понимаешь, Бен. – И она вслух сказала правду, которую так долго отказывалась признать. – Я люблю его.
– Любишь? Что это еще за чушь…
Даже поглощенная своим горем Верити увидела, как изменилось выражение его лица, ярость сменилась раздраженным недоумением и неверием. Он так хорошо знал ее, брат, отказавшийся от собственных надежд и амбиций и поступившийся своей мужской гордостью, чтобы оберегать ее.
Он знал, чего будет стоить ей эта незваная любовь. И уже стоила.
– О, милая, мне так жаль.
Да, он действительно знал. Верити неуверенно улыбнулась ему.
– Мне тоже. Но чем меньше сказано, тем скорее исправлено.
Это была одна из любимых поговорок их матери.
– Да, милая, это правда. Я привезу тебя обратно в Уитби, и ты скоро забудешь все, что тебе пришлось пережить.
– Мы не сможем оставаться в Уитби. В городе все еще будут сплетничать о скандале с фальшивой миссис Саймондс.
Бен дернул вожжи, и лошади тронулись.
– В таком случае мы купим овечью ферму там, где никто не будет знать, кто ты такая. Мы заберем Марию из школы, и она будет жить вместе с нами. Не беспокойся, милая. Здоровый воздух Йоркшира вернет розы на твои щеки. Не так уж все плохо, когда тебя окружает семья.
– Да, Бен, – согласилась она, хотя не верила в это.
Верити пристально смотрела вперед и убеждала себя, что боль пройдет. Когда-нибудь. Когда она станет очень старой.
Когда она умрет.
Они ехали молча, Верити пыталась ни о чем не вспоминать. Воспоминания причиняли слишком сильную боль.
Но в ее памяти упорно всплывало лицо Кайлмора.
Бен вторгся в ее личный ад, бросив на колени скомканный белый носовой платок.
– Зачем это? – удивилась Верити.
– Ты плачешь, милая, – голосом, полным нежности, сказал он.
– Разве? – Она провела дрожащей рукой по заплаканному лицу.
Нет, она никогда не забудет. Даже когда поседеет от старости. Она не хотела забывать, как бы ни были мучительны эти воспоминания.
Верити молча вытерла лицо. Она отказалась от бесполезной борьбы с собой и начала перебирать в памяти каждую бесценную минуту последних недель.
Жестокость, насилие, печаль, сладость.
Всепоглощающая любовь.
Рядом с ней Бен, прищелкивая языком, подгонял лошадей.
– Что за черт?
Тихое ругательство Бена отвлекло Верити от горьких воспоминаний.
– Ох! – Двуколка резко остановилась, Верити ухватилась за плечо брата, лошади заржали и забили копытами.
– Кто-то перегородил дорогу, Верити, – пристально глядя вперед, сказал Бен.
– Перегородил дорогу? – растерянно повторила она.
Она не успела собраться с мыслями, как грубые руки схватили ее и вытащили из коляски. Верити закричала скорее от удивления, чем от страха, когда нападавшие швырнули ее на дорогу.
– Верити! – крикнул Бен, двое мужчин стащили его с места и бросили на землю рядом с нею.
– Не трогайте его, я сама пойду, – решительно сказала Верити.
Несмотря на грубое обращение, ее сердце переполняла радость. Это не было ограблением. Должно быть, приехал Кайлмор, чтобы отвезти ее обратно в долину.
Ее не волновало, что он поступает плохо. Теперь она будет с ним. Только это имело значение.
Верити подняла глаза на мощные фигуры мужчин, ожидая увидеть одного или двух Маклишей.
Но в слабеющем дневном свете не смогла разглядеть ни одного знакомого лица. Ее окружали совершенно чужие люди.
– Я убью ублюдка! – Пошатываясь, Бен выпрямился. – Я говорил тебе, чтобы ты не доверяла ему!
– Лежать! – Самый крупный из захвативших их мужчин поднял ногу, чтобы ударить Бена. – Свяжите его.
Верити ничего не понимала. Приказания отдавались на чисто английском языке. В Шотландии герцог всегда полагался на местных жителей.
– Кайлмор? – Верити была озадачена. – Я не буду сопротивляться. Вы же знаете.
Человек, отдававший приказания, грубо схватил ее руку.
– Заткнись, – прорычал он, заставляя Верити встать.
– Я сказала, я не буду сопротивляться.
Поднимаясь на ноги, она споткнулась.
Глупо бояться Кайлмора. Он никогда не обидит ее. Он поклялся в этом, и Верити поверила ему.
Но сердце забилось от ужасного предчувствия. Дрожа и наконец осознавая опасность, Верити посмотрела на пустынную дорогу. Она увидела только четырех мужчин, наемный экипаж, наспех сооруженную баррикаду из камней и веток и богатую карету с закрытыми дверцами, стоявшую неподалеку.
Бен все еще пытался вырваться, но, как и в Уитби, численное превосходство врага делало его сопротивление невозможным. Он отчаянно ругался, но эти дьяволы, удерживавшие его, не обращали на ругань внимания, они связали его и оставили поддеревьями на обочине.
Один из нападавших поспешил к карете, чтобы открыть дверцу, на которой был изображен знакомый фамильный герб Кинмерри – золотой орел. Когда из кареты вышла женщина, Верити, уже пришедшая в себя, нисколько не удивилась.
– Хорошая работа, Смитсон. – Герцогиня Кайлмор одарила ослепительной улыбкой огромного громилу, стоявшего около Верити.
– Рад услужить, ваша светлость, – ответил тот коротким поклоном. – Прикончить их? Это будет выглядеть как нападение разбойников.
– Нет! – ужаснулась Верити, начиная по-настоящему вырываться. – Бен ничего не сделал, чтобы так обращаться с ним!
– Тихо, шлюха. – Смитсон свободной рукой схватил Верити за горло и прижал ее спиною к своей грубой холстинной рубашке.
От затхлого запаха пота у Верити закружилась голова и невольно вырвался стон, но Смитсон сильнее сжал ее горло, и Верити замолкла.
Герцогиня остановила на ней холодный, леденящий взгляд. Верити задрожала от невообразимой ненависти, которую увидела в глубине ее синих глаз.
– Ты была занозой в моем теле с тех пор, как мой сын увидел тебя, – сказала герцогиня таким же безжалостным тоном, каким был и ее взгляд.
– Но я уезжаю от него. Вы знаете, я покидаю его. – Верити задыхалась.
Она безуспешно пыталась освободиться из рук Смитсона.
– Прекрати это, проклятая шлюха, – проворчал он. – Не дергайся, или я расправлюсь с тобой.
Он ослабил хватку, и темнота постепенно рассеялась перед ее глазами. Кровь прилила к шее, и боль усилилась.
Верити жадно глотала воздух, глядя на герцогиню. Смитсон был просто пугалом. Настоящая опасность стояла перед нею в виде этой красивой, прекрасно одетой женщины с глазами, подобными кусочкам льда. От страха у Верити кружилась голова, но она постаралась скрыть охватывавший ее ужас.
– Я больше никогда не увижусь с его светлостью, – почти прохрипела Верити.
Из-за боли в горле ей было трудно говорить.
Герцогиня недоверчиво подняла брови.
– Я знаю своего сына. Джастин так легко не смирится с тем, что его бросили. Каким посмешищем он себя выставил, когда ты уехала из Лондона. В обществе я просто не могла смотреть людям в глаза. – Ее голос звенел от праведного гнева. – Боюсь, ты вызвала мое недовольство, Сорайя. И должна заплатить за это.
Верити гордо подняла голову.
– Убейте меня, если вам это нужно, – тихо, дрожащим голосом сказала она.
Спасения не было. Верити видела, что в окаменевшей душе герцогини не нашлось жалости к непокорной содержанке. Однако ей надо попытаться спасти Бена.
– Мой брат не причинил вам зла. Пожалуйста, отпустите его, ваша светлость.
Герцогиня растянула губы в презрительной улыбке.
– О, как трогательно, моя дорогая. Не только твое смазливое личико довело моего сына до падения. Он всегда отличался сентиментальным восхищением храбростью.
– В герцоге нет никакой сентиментальности, – не подумав, возразила Верити.
Герцогиня шагнула вперед и с силой ударила Верити по лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42