Перед нею был человек, доведенный мучениями почти до безумия.
Он тряс головой с мокрыми от пота волосами, как будто в отчаянии отрицая что-то. Он шумно дышал, мощная грудь вздымалась, и каждый вдох давался ему с трудом.
Вопреки всему, вопреки своему желанию ненавидеть его сердце Верити сжималось от жалости. Она не могла допустить, чтобы человеческое существо, даже заслуживающее презрения, страдало тай, как, очевидно, страдал герцог.
– Ваша светлость, – тихо позвала она, наклоняясь к нему и нерешительно касаясь его голого плеча. – Ваша светлость, вам снится плохой сон. Проснитесь.
Он резко отдернул плечо, как будто ее прикосновение обожгло его. Но по-прежнему крепко спал, оставаясь во власти своих кошмаров.
Она осторожно встряхнула его.
– Ваша светлость, проснитесь.
Он поднял руку, схватил ее за запястье, синие глаза широко раскрылись. Он удивленно посмотрел на нее затуманенным взором, как смотрел бы растерявшийся ребенок. И она неожиданно представила его маленьким мальчиком.
Но он со всей силой взрослого человека сжимал ее хрупкое запястье.
– Кто это? – прохрипел он, глядя на нее невидящим взглядом.
Она сомневалась, что он окончательно проснулся. Страшный сон все еще не выпускал его из своих когтей.
– Кайлмор, это я. – Она попыталась вырвать руку, проклиная собственную глупость, заставившую ее подойти так близко.
Неужели она ничему не научилась?
Казалось, он ее не слышал, потому что притянул к себе. Он заставил ее наклониться над ним, ее распушенные волосы упали на его обнаженную грудь.
– Кто это? – снова спросил он.
– Это Верити.
В комнате было тихо, слышалось лишь его тяжелое дыхание. Он нерешительно поднял руку и взял прядь ее волос. В этом жесте было что-то похожее на нежность.
– Черный шелк, – с удивлением, хрипло прошептал он. И затем более резко повторил: – Верити? Это ты?
– Мне больно, Кайлмор, – решительно сказала она, надеясь разогнать ядовитый туман в его голове.
Он взглянул на свою руку, с силой сжимавшую ее запястье.
– Прошу прощения. – И тут же отпустил ее.
Верити следовало бы воспользоваться этим и убежать в свою комнату, но она все не могла уйти.
Он приподнялся, опершись на подушки, и огляделся, словно не вполне понимая, где находится.
– Верити, – сказал он почти обычным голосом. – Что ты здесь делаешь?
Она потерла запястье.
– Вы кричали во сне. Я зашла посмотреть, все ли с вами в порядке.
– Просто дурной сон, – небрежно сказал он, но не смог ее обмануть.
Это был не просто дурной сон. Его ужасающие крики все еще звучали в ее ушах. И он плакал. Она никогда не думала, что жестокий герцог способен на слезы, но сейчас убедилась в сбивчивости своих мыслей.
– Иди спать, – сказал он так, словно отпускал слугу в своем великолепном лондонском доме. – Обещаю больше не нарушать твой покой.
Она не могла пропустить мимо ушей это разрешение.
С каждой секундой он снова становился самим собой. А обычный Кайлмор был опасен, это она знала по своему горькому опыту. Верити взяла свою свечу и потихоньку направилась к двери. Краем глаза она видела его, но старалась не замечать, как дрожат его руки, поправляющие волосы. Он не смотрел на нее.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – ответила она, наверное, ей лишь послышалась грустная нотка в его голосе.
На пороге Верити внезапно оглянулась и увидела безысходную скорбь на его прекрасном лице. Кайлмор, кажется, собирался просидеть так всю оставшуюся ночь.
Впервые раковина его самоуверенности дала трещину и приоткрылась, и Верити рассмотрела герцога лучше, чем когда-либо. Его лицо казалось изможденным, а чудные губы были плотно сжаты от боли.
Проклиная себя за невероятную глупость, Верити вернулась в комнату и остановилась около кровати.
– Принести вашей светлости что-нибудь? Бокал вина? Что-нибудь из кухни?
Он пристально смотрел на нее потухшими синими глазами, и она старалась не замечать в них одиночества, такого же горького, как и ее одиночество.
– Нет, – сказал он.
– Хорошо.
Но только она снова собралась уходить, он схватил ее за руку.
– Нет. Нет, останься. – Его голос прозвучал резко, превращая просьбу в приказ.
– Ваша светлость, я…
Должно быть, он понял по ее лицу, что она отказывается, потому что отпустил руку Верити и смотрел мимо, стараясь вернуть свое обычное высокомерие.
– Конечно, ты должна уйти.
Странно, но ее тронула его глупая гордость. Верити напомнила себе, что он замышлял погубить ее. Но в эту минуту было трудно думать о нем как о безжалостном могущественном герцоге Кайлморе. Он чем-то напоминал ей Бена, который, будучи мальчишкой, всегда спешил отказаться от утешения как раз тогда, когда больше всего в нем нуждался.
Но Кайлмор не был Беном. Он был человеком, который задумал сделать ее своей рабыней. Было бы безумием притворяться, что ночной, терзавшийся, тоскующий Кайлмор менее опасен, чем дневной Кайлмор. Может быть, даже намного опаснее. Он упорно смотрел вдаль, на тонких чертах его лица лежала печать аристократического презрения. Но вокруг глаз легли темные тени, и нервно подергивалась щека.
Верити поставила свечу на уродливый дубовый столик и забралась на кровать. Она знала, что пожалеет об этом. Но здравый смысл уже не управлял ее поступками.
– Верити?
Она не ответила, он подвинулся, освобождая ей место. Верити не хотела касаться его.
Однако она лежала достаточно близко, чтобы чувствовать манящее тепло его тела. Она ожидала, что Кайлмор притянет ее к себе и попытается овладеть ею, но он неподвижно лежал рядом с ней. Казалось, что каким-то образом установленные правила их отношений изменились.
Они долго лежали молча. Верити становилось все неуютнее и неспокойнее.
Как же должен понимать герцог ее сопротивление, если сейчас она добровольно пришла в его постель?
Это было ошибкой. Ужасной ошибкой.
– Мне надо идти, – неуверенно сказала она, поднимаясь.
– Нет.
Он приподнялся и прижал ее к своей груди. Сквозь шелк халата Верити чувствовала, как он дрожит. Понимая, что совершает одну из самых страшных ошибок в своей жизни, она повернулась и нежно обняла его.
– Спите, ваша светлость, – прошептала она. – Скоро утро. – Таким же тоном она успокаивала Бена и Марию, просыпавшихся по ночам от страха.
Она ждала насмешек или торжества. Ведь чего стоили ее заявления о ненависти к нему, если она лежит здесь, баюкая Кайлмора, как самое дорогое существо на всем свете?
Но герцог только прижал ее к себе и облегченно глубоко вздохнул. Под руками Верити постепенно теплело его похолодевшее тело, а дыхание становилось глубоким и ровным.
Герцог Кайлмор спал в ее объятиях.
* * *
Кайлмор не помнил, когда еще он спал таким сладким сном. Изменчивое северное солнце лилось в комнату сквозь небольшие, без занавесок окна. Было тепло. Было поздно. И в его постели нашла приют сама благоухающая женственность.
Вернее, она сама приютила его. Голова Кайлмора лежала на груди Верити, а ее руки обнимали его, словно защищая от всех бед. Забавно и немного грустно, но до сих пор никто не обнимал его так.
И еще забавнее было то, что он чувствовал себя так спокойно в объятиях человека, который смертельно ненавидел его.
Имея убедительные причины для ненависти. Неприятная мысль не могла обеспокоить Кайлмора. Он проснулся рядом с женщиной, которую желал сильнее всех. В буквальном смысле. Он был возбужден и готов. Но самое забавное заключалось в том, что Кайлмор не пытался найти облегчение, хотя оно, сонное и беззащитное, лежало рядом.
Он мог овладеть ею прежде, чем она проснется. Прежде чем установит какие-то барьеры. После вчерашнего буйства наслаждений эти барьеры оказались бы легко преодолимы. Так почему он не решался?
Может быть, потому, что она преодолела свой страх и отвращение и пришла помочь ему. Она пришла к нему по собственной воле и предложила утешение, когда он заслуживал лишь ненависти. Она видела его страдания и рисковала собой, чтобы облегчить их.
В общем, прошлая ночь была ночью откровения. Он вел себя как грубое животное, вынуждая Верити к ночному побегу. Он поймал ее и принудил уступить. Он хитрил, угрожал и запугивал. А наградой было впервые испытанное самое сильное чувственное наслаждение.
Но теперь ее благородство изменило все в их отношениях. Гнев, владевший им последние три месяца, в это утро не проявился. Жажда мести отступила.
Кайлмор больше не хотел наказывать Верити, но не мог отпустить ее. Она была его единственной надеждой обрести покой. И вчерашняя ночь убедительнее всего иного доказала, что он прав.
Верити была щитом от преследовавших его демонов. Значит, ее судьба решена. Она должна остаться с ним навсегда.
Солнце грело затылок Верити, безжалостно выдергивавшей сорняки, которыми заросли цветочные клумбы позади дома. Кейт Маклиш, жена Хэмиша, содержала в идеальном порядке огород, снабжавший овощами жителей дома, но у нее не оставалось времени на выращивание цветов. Верити накануне заметила запущенные клумбы, и в ней проснулась девушка с йоркширской фермы, скрывавшаяся в глубине души, зачесались руки от желания навести порядок.
Она целый день не видела Кайлмора. Когда она проснулась, его уже не было. Да и что бы она могла ему сказать?
Ее удивило, что он не тронул ее. Боже, она проспала всю ночь рядом с ним, как будто она хотела этого. Любой мужчина не упустил бы случая воспользоваться женщиной, так удачно оказавшейся под рукой.
В тысячный раз она ругала себя за глупость.
Что это ей взбрело в голову пойти к Кайлмору? Единственной надеждой противостоять ему было упорное сопротивление.
Она выжила и жила в благополучии как куртизанка потому, что слушалась своей головы, а не сердца. Ну и что, если это сердце, которым она пренебрегала, жалело герцога? Для нее герцог был ничем.
Но если герцог для нее ничего не значил, почему его слезы так глубоко ранили ее?
Какое-то прошлое горе мучило его. Какое-то прошлое горе, которое научило его прятать свои чувства под маской безжалостного аристократа, гордившегося своим безграничным самообладанием.
Верити была недовольна Кайлмором. Своим положением. И больше всего собой. Зачем ей вздумалось беспокоиться о нем? Все, что ей было нужно, – это освободиться от него, немедленно, полностью и навсегда.
Она старалась вырвать какой-то необычно упрямый корень.
Прошлой ночью Кайлмор доставил ей наслаждение, какого она еще не знала. Этого она ему никогда не простит.
Но еще хуже, он пробил брешь в ее сердце. Верити могла противиться силе и, может быть, могла победить. Но она была беззащитна перед страстью.
Она должна бежать отсюда, пока не совершила непоправимую глупость. Например, влюбиться в этого жестокого тирана, который уверен, что она принадлежит ему и телом, и душой. Будь он проклят.
Она с силой дернула сорняк, но тот не поддался.
– Потише, миледи! Вы можете покалечиться!
Она оторвалась от своих мрачных мыслей и, подняв глаза, увидела Хэмиша Маклиша, с беспокойством смотревшего на нее. В одежде горца он выглядел огромным, из-под килта выглядывали его голые ноги, прямые и сильные.
До него Верити охранял Ангус. Он пытался отвлечь ее от занятия, которое явно считал неподходящим для хозяйки дома. Верити притворилась, что не поняла его, и продолжала заниматься сорняками.
Она удивилась, увидев. Хэмиша. Он всегда старательно избегал ее, вероятно, потому, что был единственным из слуг, кто говорил по-английски.
– Доброе утро, мистер Маклиш.
Последнее время ангелы были совершенно глухи к ее мольбам. Но может быть, они все же услышали ее последнюю отчаянную мольбу о побеге.
– Доброе утро, миледи. – Он подошел ближе. – Земля здесь слишком каменистая для цветов. Моя Кейт уже отчаялась.
Верити встала и вытерла руки о выцветший передник, прикрывавший ее юбки.
– Мистер Маклиш, вы поможете мне? – Конечно, миледи. Хотя я давно не занимался садом, – с сильным акцентом сказал он.
Она покачала головой.
– Нет, вы неправильно меня поняли. – Она глубоко вдохнула, набираясь храбрости. – Я вижу, вы человек чести.
Он посмотрел ей прямо в глаза – поведение этих шотландских крестьян поразительно отличалось от льстивой услужливости их южных собратьев.
– Дай Бог мне всегда оставаться таким, миледи.
– Мужчиной, который не будет стоять в стороне, когда женщину похищают и оскорбляют.
Лицо Хэмиша окаменело.
– Вы хотите, чтобы я помог вам бежать, – спокойно сказал он.
Она шагнула к нему и умоляюще заговорила:
– Герцог Кайлмор украл меня, вырвал из семьи. Я здесь не по своей воле. Мое сердце хочет добродетельной жизни, а он заставляет меня быть его любовницей. Вы должны мне поверить. Как человек чести вы должны помочь мне.
Он покачал головой.
– Нет, миледи.
– Но вы должны помочь мне! – в отчаянии воскликнула она, хватая его за руку.
– Я буду служить его светлости до последнего дыхания. – В его голосе слышалось сожаление. – Я сочувствую вашим бедам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Он тряс головой с мокрыми от пота волосами, как будто в отчаянии отрицая что-то. Он шумно дышал, мощная грудь вздымалась, и каждый вдох давался ему с трудом.
Вопреки всему, вопреки своему желанию ненавидеть его сердце Верити сжималось от жалости. Она не могла допустить, чтобы человеческое существо, даже заслуживающее презрения, страдало тай, как, очевидно, страдал герцог.
– Ваша светлость, – тихо позвала она, наклоняясь к нему и нерешительно касаясь его голого плеча. – Ваша светлость, вам снится плохой сон. Проснитесь.
Он резко отдернул плечо, как будто ее прикосновение обожгло его. Но по-прежнему крепко спал, оставаясь во власти своих кошмаров.
Она осторожно встряхнула его.
– Ваша светлость, проснитесь.
Он поднял руку, схватил ее за запястье, синие глаза широко раскрылись. Он удивленно посмотрел на нее затуманенным взором, как смотрел бы растерявшийся ребенок. И она неожиданно представила его маленьким мальчиком.
Но он со всей силой взрослого человека сжимал ее хрупкое запястье.
– Кто это? – прохрипел он, глядя на нее невидящим взглядом.
Она сомневалась, что он окончательно проснулся. Страшный сон все еще не выпускал его из своих когтей.
– Кайлмор, это я. – Она попыталась вырвать руку, проклиная собственную глупость, заставившую ее подойти так близко.
Неужели она ничему не научилась?
Казалось, он ее не слышал, потому что притянул к себе. Он заставил ее наклониться над ним, ее распушенные волосы упали на его обнаженную грудь.
– Кто это? – снова спросил он.
– Это Верити.
В комнате было тихо, слышалось лишь его тяжелое дыхание. Он нерешительно поднял руку и взял прядь ее волос. В этом жесте было что-то похожее на нежность.
– Черный шелк, – с удивлением, хрипло прошептал он. И затем более резко повторил: – Верити? Это ты?
– Мне больно, Кайлмор, – решительно сказала она, надеясь разогнать ядовитый туман в его голове.
Он взглянул на свою руку, с силой сжимавшую ее запястье.
– Прошу прощения. – И тут же отпустил ее.
Верити следовало бы воспользоваться этим и убежать в свою комнату, но она все не могла уйти.
Он приподнялся, опершись на подушки, и огляделся, словно не вполне понимая, где находится.
– Верити, – сказал он почти обычным голосом. – Что ты здесь делаешь?
Она потерла запястье.
– Вы кричали во сне. Я зашла посмотреть, все ли с вами в порядке.
– Просто дурной сон, – небрежно сказал он, но не смог ее обмануть.
Это был не просто дурной сон. Его ужасающие крики все еще звучали в ее ушах. И он плакал. Она никогда не думала, что жестокий герцог способен на слезы, но сейчас убедилась в сбивчивости своих мыслей.
– Иди спать, – сказал он так, словно отпускал слугу в своем великолепном лондонском доме. – Обещаю больше не нарушать твой покой.
Она не могла пропустить мимо ушей это разрешение.
С каждой секундой он снова становился самим собой. А обычный Кайлмор был опасен, это она знала по своему горькому опыту. Верити взяла свою свечу и потихоньку направилась к двери. Краем глаза она видела его, но старалась не замечать, как дрожат его руки, поправляющие волосы. Он не смотрел на нее.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – ответила она, наверное, ей лишь послышалась грустная нотка в его голосе.
На пороге Верити внезапно оглянулась и увидела безысходную скорбь на его прекрасном лице. Кайлмор, кажется, собирался просидеть так всю оставшуюся ночь.
Впервые раковина его самоуверенности дала трещину и приоткрылась, и Верити рассмотрела герцога лучше, чем когда-либо. Его лицо казалось изможденным, а чудные губы были плотно сжаты от боли.
Проклиная себя за невероятную глупость, Верити вернулась в комнату и остановилась около кровати.
– Принести вашей светлости что-нибудь? Бокал вина? Что-нибудь из кухни?
Он пристально смотрел на нее потухшими синими глазами, и она старалась не замечать в них одиночества, такого же горького, как и ее одиночество.
– Нет, – сказал он.
– Хорошо.
Но только она снова собралась уходить, он схватил ее за руку.
– Нет. Нет, останься. – Его голос прозвучал резко, превращая просьбу в приказ.
– Ваша светлость, я…
Должно быть, он понял по ее лицу, что она отказывается, потому что отпустил руку Верити и смотрел мимо, стараясь вернуть свое обычное высокомерие.
– Конечно, ты должна уйти.
Странно, но ее тронула его глупая гордость. Верити напомнила себе, что он замышлял погубить ее. Но в эту минуту было трудно думать о нем как о безжалостном могущественном герцоге Кайлморе. Он чем-то напоминал ей Бена, который, будучи мальчишкой, всегда спешил отказаться от утешения как раз тогда, когда больше всего в нем нуждался.
Но Кайлмор не был Беном. Он был человеком, который задумал сделать ее своей рабыней. Было бы безумием притворяться, что ночной, терзавшийся, тоскующий Кайлмор менее опасен, чем дневной Кайлмор. Может быть, даже намного опаснее. Он упорно смотрел вдаль, на тонких чертах его лица лежала печать аристократического презрения. Но вокруг глаз легли темные тени, и нервно подергивалась щека.
Верити поставила свечу на уродливый дубовый столик и забралась на кровать. Она знала, что пожалеет об этом. Но здравый смысл уже не управлял ее поступками.
– Верити?
Она не ответила, он подвинулся, освобождая ей место. Верити не хотела касаться его.
Однако она лежала достаточно близко, чтобы чувствовать манящее тепло его тела. Она ожидала, что Кайлмор притянет ее к себе и попытается овладеть ею, но он неподвижно лежал рядом с ней. Казалось, что каким-то образом установленные правила их отношений изменились.
Они долго лежали молча. Верити становилось все неуютнее и неспокойнее.
Как же должен понимать герцог ее сопротивление, если сейчас она добровольно пришла в его постель?
Это было ошибкой. Ужасной ошибкой.
– Мне надо идти, – неуверенно сказала она, поднимаясь.
– Нет.
Он приподнялся и прижал ее к своей груди. Сквозь шелк халата Верити чувствовала, как он дрожит. Понимая, что совершает одну из самых страшных ошибок в своей жизни, она повернулась и нежно обняла его.
– Спите, ваша светлость, – прошептала она. – Скоро утро. – Таким же тоном она успокаивала Бена и Марию, просыпавшихся по ночам от страха.
Она ждала насмешек или торжества. Ведь чего стоили ее заявления о ненависти к нему, если она лежит здесь, баюкая Кайлмора, как самое дорогое существо на всем свете?
Но герцог только прижал ее к себе и облегченно глубоко вздохнул. Под руками Верити постепенно теплело его похолодевшее тело, а дыхание становилось глубоким и ровным.
Герцог Кайлмор спал в ее объятиях.
* * *
Кайлмор не помнил, когда еще он спал таким сладким сном. Изменчивое северное солнце лилось в комнату сквозь небольшие, без занавесок окна. Было тепло. Было поздно. И в его постели нашла приют сама благоухающая женственность.
Вернее, она сама приютила его. Голова Кайлмора лежала на груди Верити, а ее руки обнимали его, словно защищая от всех бед. Забавно и немного грустно, но до сих пор никто не обнимал его так.
И еще забавнее было то, что он чувствовал себя так спокойно в объятиях человека, который смертельно ненавидел его.
Имея убедительные причины для ненависти. Неприятная мысль не могла обеспокоить Кайлмора. Он проснулся рядом с женщиной, которую желал сильнее всех. В буквальном смысле. Он был возбужден и готов. Но самое забавное заключалось в том, что Кайлмор не пытался найти облегчение, хотя оно, сонное и беззащитное, лежало рядом.
Он мог овладеть ею прежде, чем она проснется. Прежде чем установит какие-то барьеры. После вчерашнего буйства наслаждений эти барьеры оказались бы легко преодолимы. Так почему он не решался?
Может быть, потому, что она преодолела свой страх и отвращение и пришла помочь ему. Она пришла к нему по собственной воле и предложила утешение, когда он заслуживал лишь ненависти. Она видела его страдания и рисковала собой, чтобы облегчить их.
В общем, прошлая ночь была ночью откровения. Он вел себя как грубое животное, вынуждая Верити к ночному побегу. Он поймал ее и принудил уступить. Он хитрил, угрожал и запугивал. А наградой было впервые испытанное самое сильное чувственное наслаждение.
Но теперь ее благородство изменило все в их отношениях. Гнев, владевший им последние три месяца, в это утро не проявился. Жажда мести отступила.
Кайлмор больше не хотел наказывать Верити, но не мог отпустить ее. Она была его единственной надеждой обрести покой. И вчерашняя ночь убедительнее всего иного доказала, что он прав.
Верити была щитом от преследовавших его демонов. Значит, ее судьба решена. Она должна остаться с ним навсегда.
Солнце грело затылок Верити, безжалостно выдергивавшей сорняки, которыми заросли цветочные клумбы позади дома. Кейт Маклиш, жена Хэмиша, содержала в идеальном порядке огород, снабжавший овощами жителей дома, но у нее не оставалось времени на выращивание цветов. Верити накануне заметила запущенные клумбы, и в ней проснулась девушка с йоркширской фермы, скрывавшаяся в глубине души, зачесались руки от желания навести порядок.
Она целый день не видела Кайлмора. Когда она проснулась, его уже не было. Да и что бы она могла ему сказать?
Ее удивило, что он не тронул ее. Боже, она проспала всю ночь рядом с ним, как будто она хотела этого. Любой мужчина не упустил бы случая воспользоваться женщиной, так удачно оказавшейся под рукой.
В тысячный раз она ругала себя за глупость.
Что это ей взбрело в голову пойти к Кайлмору? Единственной надеждой противостоять ему было упорное сопротивление.
Она выжила и жила в благополучии как куртизанка потому, что слушалась своей головы, а не сердца. Ну и что, если это сердце, которым она пренебрегала, жалело герцога? Для нее герцог был ничем.
Но если герцог для нее ничего не значил, почему его слезы так глубоко ранили ее?
Какое-то прошлое горе мучило его. Какое-то прошлое горе, которое научило его прятать свои чувства под маской безжалостного аристократа, гордившегося своим безграничным самообладанием.
Верити была недовольна Кайлмором. Своим положением. И больше всего собой. Зачем ей вздумалось беспокоиться о нем? Все, что ей было нужно, – это освободиться от него, немедленно, полностью и навсегда.
Она старалась вырвать какой-то необычно упрямый корень.
Прошлой ночью Кайлмор доставил ей наслаждение, какого она еще не знала. Этого она ему никогда не простит.
Но еще хуже, он пробил брешь в ее сердце. Верити могла противиться силе и, может быть, могла победить. Но она была беззащитна перед страстью.
Она должна бежать отсюда, пока не совершила непоправимую глупость. Например, влюбиться в этого жестокого тирана, который уверен, что она принадлежит ему и телом, и душой. Будь он проклят.
Она с силой дернула сорняк, но тот не поддался.
– Потише, миледи! Вы можете покалечиться!
Она оторвалась от своих мрачных мыслей и, подняв глаза, увидела Хэмиша Маклиша, с беспокойством смотревшего на нее. В одежде горца он выглядел огромным, из-под килта выглядывали его голые ноги, прямые и сильные.
До него Верити охранял Ангус. Он пытался отвлечь ее от занятия, которое явно считал неподходящим для хозяйки дома. Верити притворилась, что не поняла его, и продолжала заниматься сорняками.
Она удивилась, увидев. Хэмиша. Он всегда старательно избегал ее, вероятно, потому, что был единственным из слуг, кто говорил по-английски.
– Доброе утро, мистер Маклиш.
Последнее время ангелы были совершенно глухи к ее мольбам. Но может быть, они все же услышали ее последнюю отчаянную мольбу о побеге.
– Доброе утро, миледи. – Он подошел ближе. – Земля здесь слишком каменистая для цветов. Моя Кейт уже отчаялась.
Верити встала и вытерла руки о выцветший передник, прикрывавший ее юбки.
– Мистер Маклиш, вы поможете мне? – Конечно, миледи. Хотя я давно не занимался садом, – с сильным акцентом сказал он.
Она покачала головой.
– Нет, вы неправильно меня поняли. – Она глубоко вдохнула, набираясь храбрости. – Я вижу, вы человек чести.
Он посмотрел ей прямо в глаза – поведение этих шотландских крестьян поразительно отличалось от льстивой услужливости их южных собратьев.
– Дай Бог мне всегда оставаться таким, миледи.
– Мужчиной, который не будет стоять в стороне, когда женщину похищают и оскорбляют.
Лицо Хэмиша окаменело.
– Вы хотите, чтобы я помог вам бежать, – спокойно сказал он.
Она шагнула к нему и умоляюще заговорила:
– Герцог Кайлмор украл меня, вырвал из семьи. Я здесь не по своей воле. Мое сердце хочет добродетельной жизни, а он заставляет меня быть его любовницей. Вы должны мне поверить. Как человек чести вы должны помочь мне.
Он покачал головой.
– Нет, миледи.
– Но вы должны помочь мне! – в отчаянии воскликнула она, хватая его за руку.
– Я буду служить его светлости до последнего дыхания. – В его голосе слышалось сожаление. – Я сочувствую вашим бедам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42