Где-то рядом свистнула бесполезная стрела. На очередном развороте рука Шагалана внезапно распрямилась, и барокара потряс удар в голову. Воин пошатнулся, выронив гизарму, схватился за шлем. Товарищ поспешил ему на выручку. Шагалан сухо отвел выпад меча одним прутом, другой воткнул в темную пасть забрала. Обернулся к первому из самоуверенных поединщиков. Тот так и не пришел в себя, качался на месте, согнувшись. Удар по зашеине пресек его страдания.
Лишь теперь защитники ворот осознали, в каком переплете очутились. Из глубины поселка надвигался непонятный, однако, безусловно, могучий боец, легко расправившийся с парой противников и, может статься, растерзавший до того высланный по тревоге отряд. Вероятно, все купно они бы и отбились от этой напасти, но через стену упрямо лезли разбойники, да и створки начали осыпаться целыми досками. Высокий бородач в дорогих чешуйчатых латах, помешкав, выкрикнул что-то опять на своем лающем языке. Как ни растерялись его люди, но приказ исполнили четко, слаженно, не колеблясь: сразу четыре лучника с помоста повернулись к Шагалану, потянули из колчанов стрелы. Юноша уже близко, тут не промахнулся бы и новичок. Для полноты паскудства барокарам требовалось еще ударить залпом – от густого роя стрел не всегда и уклонишься… К счастью, команды на залп так и не прозвучало, каждый лучник вступал самостоятельно. Чуть приостановившись, Шагалан вскинул перед собой руку с опущенным вниз прутом. Коротким движением отбил одну стрелу, вторую, третью. Последнюю успел только пропустить, отдернув плечо. Изумленный ропот пробежал по рядам барокаров: подобных фокусов они, кажется, до сих пор не видывали.
Словно почуяв смятение врага, из-за частокола донесся стоголосый рев, ватажники устремились на очередной приступ. В дыры ворот полезли первые нетерпеливые копья. Закованный в железо бородач, осмотревшись, скомандовал вновь – барокары разом, как один, оставили свои посты и бросились прочь от ворот. Повстанцы победно взвыли, зато Шагалану отход совершенно не понравился. Пока брошенные защитниками створки лохматились в щепу взбесившимся тараном, юноша метнулся за латниками. Отбежав шагов на двадцать, те все так же согласованно развернулись, построились, сомкнули квадратные деревянные щиты. Молва утверждала, будто отнюдь не каждый из них служил в имперских войсках, однако тамошняя наука явно преподавалась и остальным. Настигавший разведчик совсем немного не успел, когда на пути вырос плотный еж из опущенных копий, гизарм, алебард и прочего смертоносного инвентаря. Барокары, не долго думая, изобразили тот самый пехотный порядок, что снискал им славу на полях Архипелага. Строй, об который обломало зубы не одно тяжелое рыцарское воинство. Строй, предрешивший исход битвы под Оронсом. Конечно, в этом забытом Богом поселке все получилось куда скромнее, но сохранялись неизменными принципы.
Юноша замер в шаге от колышущихся жал. Покосился по сторонам. В щель между створками ворот и прямо через тын уже лезли темные фигуры повстанцев, меркнущий без подкормок костер раскрашивал их зловеще багровыми бликами. Разведчик всмотрелся в чернеющие прорези шлемов перед собой. Неизвестно, таились ли в тех глазах смятение, страх или отчаяние, мрак прятал все, строй застыл скалой. Опустив прутья, Шагалан вздохнул.
– Никак еще желаете поратоборствовать, господа хорошие? – выкрикнул возможно громко, перекрывая вой ветра. – Только ведь эту битву вы проиграли. Разве нет? Охота здесь всем полечь или таки поговорим?
Стена щитов не шелохнулась.
– Чего теперь делать собираетесь, бедолаги? Стойкость похвальна, но сейчас вас просто расстреляют на месте… – Ширящимися ручьями на привратную площадку текли штурмующие, подбегали к юноше. – Никакая броня не спасет, рано или поздно любого зацепим. Что, так и будете упорствовать? Разумно ли народ злить, когда рядом ваши семьи и дети?
Повстанцы тоже что-то разгоряченно вопили врагам, хотя на копья лезть не торопились. Отчаявшись дождаться ответа, Шагалан и вправду принялся высматривать своих лучников. И тут строй ожил. То ли в том заключался план их командира, то ли слова чужого языка достигли наконец мозгов, но щиты все вдруг поднялись на ноги и, перестраиваясь на ходу, двинулись на толпу. Где-то тонко взвыл раненый ватажник, прочие поспешно расступались. Теперь барокары соорудили квадрат, ощетинившийся жалами на четыре стороны. И этот квадрат медленно, но неуклонно пополз к разбитым воротам. Откуда-то выскочил Джангес, гикнув, поддел чудовище багром, однако сам едва успел отпрыгнуть.
– Всем назад! – рявкнул Шагалан, забегая перед барокарам. – Не мешать им! Только стрелы, остальное за мной!
Расталкивая людей, вынырнул на пути строя. Похоже, враги крепко его запомнили, потому на мгновение замерли. Выкрик командира изнутри, стена оружия качнулась на юношу. Плечи ныли с прошлой схватки, но Шагалан опять рванул их, закручивая прутья. Быстро набрал обороты, смел сунувшиеся было к телу острия и тотчас перешел в атаку. Его гудящее оружие разодрало в клочья строгий ряд древков, устремилось глубже. Кажется, он шокировал всех. Умудренные боевым опытом барокары, пятясь, отпихивались от слепящего натиска. Несколько раз Шагалан уже добирался до живого, лишь добротные доспехи да окованные щиты выручали своих хозяев. Повстанцы же и вовсе оцепенели, разинув рты, забыв даже о приказе стрелять. Видя, что четверо его воинов не в состоянии сдержать страшного бойца, старший у барокаров скомандовал отступление. Строй, распугивая окружавших ватажников, покатился вспять к частоколу. Разведчик попробовал насесть на врагов сзади, однако его вновь встретили сомкнутые щиты. Достигнув тына, барокары по-прежнему слаженно развернулись в двойную шеренгу. Все тринадцать жал устремились на юношу разом. Словно рой разъяренных пчел кинулся ему и в лицо, и на грудь, и в ноги. Каждая готова была колоть, резать, цеплять, рубить, защищаемая многочисленными сестрами и, в свою очередь, прикрывая их. Неистово, до стона в сухожилиях разгоняя прутья, теперь Шагалан едва отбивался. Об отходе не помышлял, но и долго такое продолжаться не могло. Пытался вклиниться глубже в шипящий лес стали, и всякий раз его откидывало обратно…
Наверное, он так и не взял бы этот бастион, не приди в себя товарищи. Картина сражающегося в одиночку с толпой врагов юноши, конечно, завораживала, однако не составляло труда заметить, что порой помощь требуется даже героям. Самые смелые из повстанцев с разных сторон полезли в бой. Далеко вытянув копья, они вряд ли являлись серьезной угрозой, больше заботились, чтобы не угодить в жернова сечи. Вместе с тем кому-то надлежало отражать и подобные нападки, трем-четырем лезвиям пришлось бросить Шагалана. Потом через плечи ватажников ударили в упор лучники. Длинные охотничьи стрелы впивались в дерево щитов, мешали, понуждали отвлекаться на защиту, ранили. Редкие арбалетные болты и вовсе вынесли двоих. Ощутимо полегчало. Уже барокары еле сдерживали непрерывно атакующие прутья. Невозможно, но юноша еще сильнее взвинтил темп, отшиб сразу несколько жал, оголяя стену щитов, шагнул в ближайший. Снес противника с ног, завалил им другого, вступил внутрь строя и тут уж развернулся… Теперь по живому. Железная плоть взорвалась изнутри, увесистые прутья разили направо и налево. Путаясь в оказавшихся бесполезными древках и щитах, барокары тщились выхватить мечи, но вязли в телах соратников, что падали тряпичными куклами. Победно заревев, разом ударили повстанцы, и последние из защитников ворот нашли смерть на их копьях…
III
Тяжело дыша и пошатываясь, Шагалан вылез из жерла боя, выронил погнутые прутья, опустился рядом. Снега на земле здесь не было и в помине, его до крупинки вытоптали, выжгли своей ненавистью бойцы. Впрочем, луж крови тоже не обнаруживалось. Как в тумане колебались вокруг фигуры ликующих победителей. На юношу поглядывали с почтительным трепетом, но подходить не торопились.
– Знатный бой, брат! – Не сразу он разобрал, что над ним склонился Джангес. – И если б не ты, не видать нам этого поселка вовек. Часом, не ранен?
Шагалан медленно ощупал себя. Зацепили его дважды – пробили кольчугу на животе и полоснули по бедру.
– Надо же, – хрипло выговорил он. – Теперь, никак, вместе с Кабо хромать придется.
– Эй, там! Немедля перевязать! – гаркнул одноглазый, приподнявшись. – И воды принесите!
Пока возились с ранами, где-то в глубине поселка вспыхнул новый шум. Не успевшие разбрестись по завоеванным домам тотчас бросились туда.
– Идти сможешь? – Джангес подставил юноше плечо.
– Понадобится – и воевать смогу, – через силу улыбнулся тот.
– Еще живые остались, братья! – крикнул один из повстанцев, раздевавший побитых барокаров. – Завернулись, гады, в железо, будто раки, вот и убереглись. Ишь ты! У этого поганца шлем расплющило, а черепушка целехонька, очухается.
– Много таких? – вскинулся Джангес.
– Человека три-четыре будет. Что, прирезать сразу?
– А чего другого? Главное – доспехи снимите.
– Подождите, не трогайте! – оторвавшись от ледяной воды, закашлялся Шагалан. – Поговорю с ними… Прежде как-то не получилось.
Поддерживаемый одноглазым, он подошел к телам вплотную.
– Вон того, командира, возьмите в первую голову. Со всех снимите латы и уведите в какой-нибудь из домов. Да, и руки на всякий случай свяжите, они ребята отчаянные.
– На черта с ними валандаться? – заворчал кто-то из повстанцев. – Сами же, сволочи, не захотели миром сладиться. А сколько наших из-за того полегло? Вообще бы шкуру живьем…
– Большие потери? – негромко спросил Шагалан Джангеса.
– Немалые, – так же глухо отозвался одноглазый. – На частокол-то мы поначалу под мечи не лезли, зато перед воротами обстреляли сильно. Даже щиты не спасали. Если б атаман не скомандовал заткнуть лучникам глотки, а следом в атаку на стену не послал… пожалуй, всех бы перебили. Но и так… Человек десять погибло, раненых – вовсе без счета. И вот… Шурга…
– Что?
– Наповал. Из самострела, вроде твоих, какая-то тварь саданула. Стрела щит плетеный разворотила и грудь насквозь… А ведь у старика доспехи из лучших!.. Пока оттащили, он уже и не дышал.
Шагалан качнул головой.
– Жаль мужика. Разумный был ватажник… Но с местью все равно повременим.
– Уж не пощадить ли ты их намерился, брат?
– Как с ними поступить – Сегеша забота. Мне нужен единственно разговор.
– Да что эти подлюки способны полезного сказать?
– Еще не представляю. Считай, всего лишь хочу познакомиться поближе с таинственными чужаками. Вы-то бок о бок годами живете, а толком о них почти ничего не знаете, верно? Одними слухами питаетесь. А вероятного врага следует изучать в подробностях.
– А если откровенничать с тобой откажутся?
Со стороны поселка к ним, спотыкаясь, подбежал молодой повстанец. Задыхающийся и мычащий, начал тыкать пальцем в темноту, потом выжал из себя.
– Там… в сарае… нашли… там… парнишка…
Шагалан с Джангесом коротко переглянулись и, не сговариваясь, кинулись к домам. Повстанец семенил впереди, поминутно оборачиваясь, хотя дара речи так и не обрел.
Поселок клокотал. Так своевременно забушевавшая метель, похоже, сочла свою миссию выполненной и утихла, превратившись в мягкий снегопад. И сейчас под его пушистые хлопья из окон и дверей летело все: посуда, мебель, утварь, снедь, белье, барахло вперемешку с ценностями. Поселок грабился не просто энергично, но с каким-то неистовым остервенением. Тем остервенением, что, затмевая жадность, ясно свидетельствует о тяжести завоевания. По улочкам вихрился дух не столько разбоя, сколько мести, жажды разрушения, унижения врага. Висел надрывный женский и детский вой. С вещами на дорогу летели выломанные рамы, кое-где во мраке окон уже светились языки пламени. Немногие посмевшие воспротивиться победителям валялись, изрубленные, прямо на проходе. Здесь же размашисто били кого-то по морде, неподалеку драли в очередь заголенную бабу, не замечая под ногами ее ревущего, копошащегося малыша. Самые верные из псов остывали рядом со своими хозяевами, иные же, трусливо озираясь, спешили налакаться их дымящейся крови.
Шагалан шел по улочкам, хмуро наблюдая, как истекает жизнь из поселка, которому он вспорол брюхо. Раздал пару затрещин особо озверевшим ватажникам, но в корне ничего не пресекал. «Это вольная ватага, а не монастырь», – так, кажется, говаривал Сегеш. Приходилось иметь Дело с обычными людьми, полными пороков, страстей и заблуждений. Других не существовало.
– С-сюда… – Провожатый отворил какую-то низкую дверь.
С порога в нос ударил запах хлева и лежалого сена. После истерично голосящей улицы внутри было столь тихо, что почудилось, будто там никого нет. Однако в глубине тотчас блеснул огонь факела, перекрытый множеством спин. Перед прибывшими расступались в гробовом молчании, и Шагалан почувствовал – случилась беда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Лишь теперь защитники ворот осознали, в каком переплете очутились. Из глубины поселка надвигался непонятный, однако, безусловно, могучий боец, легко расправившийся с парой противников и, может статься, растерзавший до того высланный по тревоге отряд. Вероятно, все купно они бы и отбились от этой напасти, но через стену упрямо лезли разбойники, да и створки начали осыпаться целыми досками. Высокий бородач в дорогих чешуйчатых латах, помешкав, выкрикнул что-то опять на своем лающем языке. Как ни растерялись его люди, но приказ исполнили четко, слаженно, не колеблясь: сразу четыре лучника с помоста повернулись к Шагалану, потянули из колчанов стрелы. Юноша уже близко, тут не промахнулся бы и новичок. Для полноты паскудства барокарам требовалось еще ударить залпом – от густого роя стрел не всегда и уклонишься… К счастью, команды на залп так и не прозвучало, каждый лучник вступал самостоятельно. Чуть приостановившись, Шагалан вскинул перед собой руку с опущенным вниз прутом. Коротким движением отбил одну стрелу, вторую, третью. Последнюю успел только пропустить, отдернув плечо. Изумленный ропот пробежал по рядам барокаров: подобных фокусов они, кажется, до сих пор не видывали.
Словно почуяв смятение врага, из-за частокола донесся стоголосый рев, ватажники устремились на очередной приступ. В дыры ворот полезли первые нетерпеливые копья. Закованный в железо бородач, осмотревшись, скомандовал вновь – барокары разом, как один, оставили свои посты и бросились прочь от ворот. Повстанцы победно взвыли, зато Шагалану отход совершенно не понравился. Пока брошенные защитниками створки лохматились в щепу взбесившимся тараном, юноша метнулся за латниками. Отбежав шагов на двадцать, те все так же согласованно развернулись, построились, сомкнули квадратные деревянные щиты. Молва утверждала, будто отнюдь не каждый из них служил в имперских войсках, однако тамошняя наука явно преподавалась и остальным. Настигавший разведчик совсем немного не успел, когда на пути вырос плотный еж из опущенных копий, гизарм, алебард и прочего смертоносного инвентаря. Барокары, не долго думая, изобразили тот самый пехотный порядок, что снискал им славу на полях Архипелага. Строй, об который обломало зубы не одно тяжелое рыцарское воинство. Строй, предрешивший исход битвы под Оронсом. Конечно, в этом забытом Богом поселке все получилось куда скромнее, но сохранялись неизменными принципы.
Юноша замер в шаге от колышущихся жал. Покосился по сторонам. В щель между створками ворот и прямо через тын уже лезли темные фигуры повстанцев, меркнущий без подкормок костер раскрашивал их зловеще багровыми бликами. Разведчик всмотрелся в чернеющие прорези шлемов перед собой. Неизвестно, таились ли в тех глазах смятение, страх или отчаяние, мрак прятал все, строй застыл скалой. Опустив прутья, Шагалан вздохнул.
– Никак еще желаете поратоборствовать, господа хорошие? – выкрикнул возможно громко, перекрывая вой ветра. – Только ведь эту битву вы проиграли. Разве нет? Охота здесь всем полечь или таки поговорим?
Стена щитов не шелохнулась.
– Чего теперь делать собираетесь, бедолаги? Стойкость похвальна, но сейчас вас просто расстреляют на месте… – Ширящимися ручьями на привратную площадку текли штурмующие, подбегали к юноше. – Никакая броня не спасет, рано или поздно любого зацепим. Что, так и будете упорствовать? Разумно ли народ злить, когда рядом ваши семьи и дети?
Повстанцы тоже что-то разгоряченно вопили врагам, хотя на копья лезть не торопились. Отчаявшись дождаться ответа, Шагалан и вправду принялся высматривать своих лучников. И тут строй ожил. То ли в том заключался план их командира, то ли слова чужого языка достигли наконец мозгов, но щиты все вдруг поднялись на ноги и, перестраиваясь на ходу, двинулись на толпу. Где-то тонко взвыл раненый ватажник, прочие поспешно расступались. Теперь барокары соорудили квадрат, ощетинившийся жалами на четыре стороны. И этот квадрат медленно, но неуклонно пополз к разбитым воротам. Откуда-то выскочил Джангес, гикнув, поддел чудовище багром, однако сам едва успел отпрыгнуть.
– Всем назад! – рявкнул Шагалан, забегая перед барокарам. – Не мешать им! Только стрелы, остальное за мной!
Расталкивая людей, вынырнул на пути строя. Похоже, враги крепко его запомнили, потому на мгновение замерли. Выкрик командира изнутри, стена оружия качнулась на юношу. Плечи ныли с прошлой схватки, но Шагалан опять рванул их, закручивая прутья. Быстро набрал обороты, смел сунувшиеся было к телу острия и тотчас перешел в атаку. Его гудящее оружие разодрало в клочья строгий ряд древков, устремилось глубже. Кажется, он шокировал всех. Умудренные боевым опытом барокары, пятясь, отпихивались от слепящего натиска. Несколько раз Шагалан уже добирался до живого, лишь добротные доспехи да окованные щиты выручали своих хозяев. Повстанцы же и вовсе оцепенели, разинув рты, забыв даже о приказе стрелять. Видя, что четверо его воинов не в состоянии сдержать страшного бойца, старший у барокаров скомандовал отступление. Строй, распугивая окружавших ватажников, покатился вспять к частоколу. Разведчик попробовал насесть на врагов сзади, однако его вновь встретили сомкнутые щиты. Достигнув тына, барокары по-прежнему слаженно развернулись в двойную шеренгу. Все тринадцать жал устремились на юношу разом. Словно рой разъяренных пчел кинулся ему и в лицо, и на грудь, и в ноги. Каждая готова была колоть, резать, цеплять, рубить, защищаемая многочисленными сестрами и, в свою очередь, прикрывая их. Неистово, до стона в сухожилиях разгоняя прутья, теперь Шагалан едва отбивался. Об отходе не помышлял, но и долго такое продолжаться не могло. Пытался вклиниться глубже в шипящий лес стали, и всякий раз его откидывало обратно…
Наверное, он так и не взял бы этот бастион, не приди в себя товарищи. Картина сражающегося в одиночку с толпой врагов юноши, конечно, завораживала, однако не составляло труда заметить, что порой помощь требуется даже героям. Самые смелые из повстанцев с разных сторон полезли в бой. Далеко вытянув копья, они вряд ли являлись серьезной угрозой, больше заботились, чтобы не угодить в жернова сечи. Вместе с тем кому-то надлежало отражать и подобные нападки, трем-четырем лезвиям пришлось бросить Шагалана. Потом через плечи ватажников ударили в упор лучники. Длинные охотничьи стрелы впивались в дерево щитов, мешали, понуждали отвлекаться на защиту, ранили. Редкие арбалетные болты и вовсе вынесли двоих. Ощутимо полегчало. Уже барокары еле сдерживали непрерывно атакующие прутья. Невозможно, но юноша еще сильнее взвинтил темп, отшиб сразу несколько жал, оголяя стену щитов, шагнул в ближайший. Снес противника с ног, завалил им другого, вступил внутрь строя и тут уж развернулся… Теперь по живому. Железная плоть взорвалась изнутри, увесистые прутья разили направо и налево. Путаясь в оказавшихся бесполезными древках и щитах, барокары тщились выхватить мечи, но вязли в телах соратников, что падали тряпичными куклами. Победно заревев, разом ударили повстанцы, и последние из защитников ворот нашли смерть на их копьях…
III
Тяжело дыша и пошатываясь, Шагалан вылез из жерла боя, выронил погнутые прутья, опустился рядом. Снега на земле здесь не было и в помине, его до крупинки вытоптали, выжгли своей ненавистью бойцы. Впрочем, луж крови тоже не обнаруживалось. Как в тумане колебались вокруг фигуры ликующих победителей. На юношу поглядывали с почтительным трепетом, но подходить не торопились.
– Знатный бой, брат! – Не сразу он разобрал, что над ним склонился Джангес. – И если б не ты, не видать нам этого поселка вовек. Часом, не ранен?
Шагалан медленно ощупал себя. Зацепили его дважды – пробили кольчугу на животе и полоснули по бедру.
– Надо же, – хрипло выговорил он. – Теперь, никак, вместе с Кабо хромать придется.
– Эй, там! Немедля перевязать! – гаркнул одноглазый, приподнявшись. – И воды принесите!
Пока возились с ранами, где-то в глубине поселка вспыхнул новый шум. Не успевшие разбрестись по завоеванным домам тотчас бросились туда.
– Идти сможешь? – Джангес подставил юноше плечо.
– Понадобится – и воевать смогу, – через силу улыбнулся тот.
– Еще живые остались, братья! – крикнул один из повстанцев, раздевавший побитых барокаров. – Завернулись, гады, в железо, будто раки, вот и убереглись. Ишь ты! У этого поганца шлем расплющило, а черепушка целехонька, очухается.
– Много таких? – вскинулся Джангес.
– Человека три-четыре будет. Что, прирезать сразу?
– А чего другого? Главное – доспехи снимите.
– Подождите, не трогайте! – оторвавшись от ледяной воды, закашлялся Шагалан. – Поговорю с ними… Прежде как-то не получилось.
Поддерживаемый одноглазым, он подошел к телам вплотную.
– Вон того, командира, возьмите в первую голову. Со всех снимите латы и уведите в какой-нибудь из домов. Да, и руки на всякий случай свяжите, они ребята отчаянные.
– На черта с ними валандаться? – заворчал кто-то из повстанцев. – Сами же, сволочи, не захотели миром сладиться. А сколько наших из-за того полегло? Вообще бы шкуру живьем…
– Большие потери? – негромко спросил Шагалан Джангеса.
– Немалые, – так же глухо отозвался одноглазый. – На частокол-то мы поначалу под мечи не лезли, зато перед воротами обстреляли сильно. Даже щиты не спасали. Если б атаман не скомандовал заткнуть лучникам глотки, а следом в атаку на стену не послал… пожалуй, всех бы перебили. Но и так… Человек десять погибло, раненых – вовсе без счета. И вот… Шурга…
– Что?
– Наповал. Из самострела, вроде твоих, какая-то тварь саданула. Стрела щит плетеный разворотила и грудь насквозь… А ведь у старика доспехи из лучших!.. Пока оттащили, он уже и не дышал.
Шагалан качнул головой.
– Жаль мужика. Разумный был ватажник… Но с местью все равно повременим.
– Уж не пощадить ли ты их намерился, брат?
– Как с ними поступить – Сегеша забота. Мне нужен единственно разговор.
– Да что эти подлюки способны полезного сказать?
– Еще не представляю. Считай, всего лишь хочу познакомиться поближе с таинственными чужаками. Вы-то бок о бок годами живете, а толком о них почти ничего не знаете, верно? Одними слухами питаетесь. А вероятного врага следует изучать в подробностях.
– А если откровенничать с тобой откажутся?
Со стороны поселка к ним, спотыкаясь, подбежал молодой повстанец. Задыхающийся и мычащий, начал тыкать пальцем в темноту, потом выжал из себя.
– Там… в сарае… нашли… там… парнишка…
Шагалан с Джангесом коротко переглянулись и, не сговариваясь, кинулись к домам. Повстанец семенил впереди, поминутно оборачиваясь, хотя дара речи так и не обрел.
Поселок клокотал. Так своевременно забушевавшая метель, похоже, сочла свою миссию выполненной и утихла, превратившись в мягкий снегопад. И сейчас под его пушистые хлопья из окон и дверей летело все: посуда, мебель, утварь, снедь, белье, барахло вперемешку с ценностями. Поселок грабился не просто энергично, но с каким-то неистовым остервенением. Тем остервенением, что, затмевая жадность, ясно свидетельствует о тяжести завоевания. По улочкам вихрился дух не столько разбоя, сколько мести, жажды разрушения, унижения врага. Висел надрывный женский и детский вой. С вещами на дорогу летели выломанные рамы, кое-где во мраке окон уже светились языки пламени. Немногие посмевшие воспротивиться победителям валялись, изрубленные, прямо на проходе. Здесь же размашисто били кого-то по морде, неподалеку драли в очередь заголенную бабу, не замечая под ногами ее ревущего, копошащегося малыша. Самые верные из псов остывали рядом со своими хозяевами, иные же, трусливо озираясь, спешили налакаться их дымящейся крови.
Шагалан шел по улочкам, хмуро наблюдая, как истекает жизнь из поселка, которому он вспорол брюхо. Раздал пару затрещин особо озверевшим ватажникам, но в корне ничего не пресекал. «Это вольная ватага, а не монастырь», – так, кажется, говаривал Сегеш. Приходилось иметь Дело с обычными людьми, полными пороков, страстей и заблуждений. Других не существовало.
– С-сюда… – Провожатый отворил какую-то низкую дверь.
С порога в нос ударил запах хлева и лежалого сена. После истерично голосящей улицы внутри было столь тихо, что почудилось, будто там никого нет. Однако в глубине тотчас блеснул огонь факела, перекрытый множеством спин. Перед прибывшими расступались в гробовом молчании, и Шагалан почувствовал – случилась беда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46