Бедная Танжина…
Шагалан посмотрел на музыканта, чуть смягчил тон.
– Не совсем верно, брат. Хотя, полагаю, уже этого тебе хватит, чтобы перестать сожалеть о той стародавней неудаче Маурома. Ты ведь привык купаться в эмоциях и не сумеешь отказаться от них. Лучше все останется, как есть. – Он опустил музыканту руку на плечо. – И нас прими такими, какие мы есть. Буря не разразится. Что же до почивших сегодня… Как сказал один мудрый человек, то были славные воины. Им посчастливилось сделать то, что следовало. Даст бог, у нас получится не хуже.
Конники вернулись часа через полтора. Запыленные, усталые, но довольные. Сам Кабо подъехал на взмыленном коне к друзьям, весьма ловко соскочил наземь. Прихрамывая, прошел вдоль круга, на миг соприкасаясь пальцами и взглядами с каждым. Шагалан подождал, пока он осознает новое положение вещей, затем поманил жестом.
– Гнали до самого города, брат, – понял Кабо. – Хоть и нелепо, когда три сотни человек удирают от двух десятков. Нелепо и страшновато.
– Мелонги не пытались огрызаться?
– Нет. Поначалу еще сохраняли какой-то порядок, часть ватажников, сунувшихся было наперерез, просто затоптали. Но далее паника всех до костей проняла. Под городом уже и снаряжение сбрасывали, и сапоги – лишь бы скорее до стен добежать, шкуру спасти.
– Много порубили?
– До сотни, пожалуй. У самых ворот отпустили.
– И крепкие ворота? – осведомился Шагалан.
Хромец скривился пренебрежительно.
– Да что ты, брат?! Это же не Галага, так, чуть больше деревни. Соответственно, и ворота точно с купеческого двора. О штурме никак мыслишь?
– А ты думаешь, сами сдадутся?
– Сегодня способны и сдаться, страху мы на них нагнали от души. Завтра… Если остынут, очухаются, то могут и упереться. Возьмем, разумеется, городишко, однако будет жарко.
– Вот потому отправимся сегодня, – кивнул Шагалан. – Прямо сейчас. Сколько у Джангеса лошадей?
– С последними потерями – десятка полтора. Но учти, брат, все утомленные, едва ли не загнанные.
– Ничего, не на скачки, чай. Доковыляют потихоньку.
К изумлению ватажников, бойцы вправду начали готовиться в дорогу. Джангес без пререканий спешил свой отряд, хоть и покачал с сомнением головой. Измученных, окровавленных ребят подсадили в седла, снабдили, кто, чем мог на первое время. Некоторые украдкой шептали молитвы, то ли призывая удачу для грозных незнакомцев, то ли защищаясь от их странной, пугающей мощи. Перед самым отъездом Шагалан имел еще один короткий разговор с предводителями повстанцев. Им надлежало разобраться со следами страшной битвы, похоронить павших, позаботиться о раненых. Дальше…
– Дальше посмотрим, куда податься, – заключил Сегеш. – Меняется, братья, с вашим появлением житье, и нам, позволит Создатель, удастся что-то изменить. Может, за вами пойдем, варваров недобитых отлавливать. Может, по домам, по семьям разбредемся, грамоте принца доверившись. А нет – леса для нас завсегда открыты, так ведь?
Дневной жар уже понемногу спадал, когда бойцы тронулись в путь. Теперь их было только девять, жидкая цепочка, вытянувшаяся по долине, – не то жалкая кучка бродяг, не то острые осколки могучей армии. Ехали молча, шагом. Для каждого нашлась подменная лошадь, но такой темп терпела и одна. Отдыхали на ходу, скрупулезно копя силы на случай очередного боя. Кто-то ухитрялся дремать, привязанный к седлу Ронфрен тихо мычал, тряс время от времени головой. Кабо расположился впереди, выбирая дорогу. Шагалан с Рокошем замыкали колонну.
– Чего не угомонишься, брат? – спросил разведчик. – Все вертишься, высматриваешь. Неужели не устал? Опасность мы вам и так приметим.
– Да я не врага выискиваю, – поколебавшись, сознался Рокош. – Понимаешь… всю жизнь стремился сюда, в Гердонез. И сам рвался, и учителя постоянно направляли. Когда-то птицам из-за пролива завидовал, тучи с севера часами разглядывал, до малейшей черточки изучал. – Шагалан кивнул, поскольку мог бы похвастаться тем же. – Так мы и познавали родину, издали, по рассказам да младенческим воспоминаниям. А вот теперь наконец прибыли наяву.
– И встреча оказалась неласковой?
– Бог с ней, со встречей. На войну ехали, соображали, что ждет. Только смотрю я сейчас по сторонам и… теряюсь. Вроде и разницы никакой. Те же долины, леса, небо, море. Погода такая же, весна вокруг. Чувствую иное, а ухватить не получается! Может, в воздухе что?
– Дышится по-другому? – хмыкнул Шагалан. – Просто это наша с тобой родина, брат. Особых зримых отличий ты не найдешь, не ищи; край даже суровее, коль к полуночи ближе. Зато здесь память наша живет, детство, родные, предки. Через ту память именно к этому краю мы и привязаны. Навек.
С полпути вывернули на проезжий тракт. Ныне он абсолютно вымер, будто все сущее до последней пичуги укрылось от внезапной напасти. Над далекими крышами Сегерхерда опускалось солнце, постепенно напитываясь от земли кровавым соком. Зловещий знак, впрочем, так и не оправдался: дощатые ворота были заперты, над ними колыхалось множество голов, однако ни единой стрелы к пришельцам не вылетело. Ребята еще пуще замедлили шаг, приблизились вплотную, остановились в суровом молчании. Вид они, вероятно, и впрямь имели пугающий, а катящаяся впереди молва довершила дело. Стоило Арашану двинуть коня, как загремели засовы, и створки покорно распахнулись.
Городок принял отряд точно настоящих завоевателей. Все торопливо гнули спины, прятали глаза, а больше – прятались сами. Всадники проехали узкой, непросыхающе грязной улочкой к центру. Пока остальные толпились у кособокого домика, заменявшего ратушу, Шагалан с Кабо обшарили городок. Благо осилить это оказалось несложно. Везде только чумазые лица, боязливые улыбки, осторожные шепотки. Мелонги сгинули без следа. Вернувшись к ратуше, разведчики обнаружили, что их друзья уже вовсю там хозяйничают. Лошадей расседлали и определили в конюшню, нескольких писцов выдворили взашей, а сами взялись устраивать ночлег на полу, натаскивая туда соломы и тряпья. У крыльца Рокош допрашивал градоначальника,– бледного, сухого старика. С его слов, варвары задержались в Сегерхерде ненадолго, затем, едва усмирив панику, спешно тронулись колонной на запад. Жителям ничего объяснять не соизволили, да тем хватило и увиденного.
– Поймите и нас, милостивые господа! – Градоначальник то вспоминал о своем положении, то вновь сваливался на плаксивый тон. – Утром мимо проходит огромная имперская армия, в полном вооружении, при всех регалиях. От века здесь полчищ таких не знали, хранил Всеблагой Творец. Как шум-то послышался, я сразу и смекнул, что брань великая началась. Ворота велел запереть, караулы выставил. Не для войны, конечно, чтоб ребятишек да дураков любопытных оградить. Дальше… мелонги прибежали. Совсем мало, крохи от давешней армии, разбитые и напуганные. Гнали их всего несколько верховых, так солдаты даже не помышляли о защите, лишь о спасении.
– И ты их впустил? – усмехнулся Рокош.
На лбу старика блеснул холодный пот, однако он нашел мужество ответить.
– А как же, милостивцы? Имперцы вихрем мчались, сзади страх имели громадный и впереди снесли бы любую преграду. Мы ж не ратники, все равно бы не устояли. Ведь стены-то им наши позарез нужны, учинили бы бойню, аспиды! Пришлось открывать.
– Зато нам запертые ворота приготовили, так?
– Боже сохрани! – Старик всплеснул руками столь отчаянно, что развеял последние сомнения в искренности. – Мелонги, правда, кинули, чтобы мы, дескать, никого не впускали, да только с тем и отбыли. Ни единого солдата из своего обмочившегося воинства не оставили, стражников забрали. Оттого с оружием вас встречать мы и не мыслили, поверьте! А ворота… так со страху. Когда могучую имперскую армию в пыль перемалывают… поневоле забоишься. Уж простите чурбанов деревенских, господа. И позвольте поинтересоваться… полки-то ваши тоже сюда… к нам подтянутся?
Юноши переглянулись.
– Никаких иных полков, папаша! – Рокош похлопал градоначальника по плечу. – Вот этот наш отряд твоих мелонгов и разбил. Многих при том потеряли, но и сейчас сил для подвигов довольно. Смекаешь? Стало быть, гордись редкими гостями и слушай распоряжения: ворота обратно на засов, караулы обратно на стены. Пока ребята от трудов геройских отдыхают, чтобы ни одна собака к городу не приблизилась. Проверим. На грабежи-погромы ни задора, ни времени, позаботьтесь обо всем сами: лошадей привести в порядок, людям кормежка, одежду выстирать и высушить… короче, разберешься. Целая ночь у тебя в запасе, папаша, действуй. Услужите – завтра поутру дальше двинемся безо всякого для вас лишнего волнения.
Градоначальник, несмотря на бурливший в нем страх, ситуацию осознал вполне. В сжатые сроки измученные бойцы получили и тюфяки, и обильный, по местным меркам, стол. На трапезу, впрочем, отвлеклись единицы, большинство при первой же возможности рухнули, засыпая на лету. Пришедшие женщины собрали кое-какую сброшенную одежду, но беспокоить ребят не посмели. Пугая сердитыми взглядами прачек, Кабо обрабатывал многочисленные раны прямо у спящих, которые со стоном выныривали из забытья лишь от особо острой боли.
Довелось тем не менее горожанам убедиться и в обманчивости этого расслабления. Уже в глубокой темноте со стен сообщили о приближающемся войске. По тревоге вскочили все как один, полуодетые, смутно соображающие, но, .бесспорно, готовые к бою. Очнулся даже граф Ронфрен, гремя, завозился со своими латами. Схватив оружие, кинулись к воротам. Стычка, к счастью, не состоялась – быстро обнаружилось, что возглавляет подошедший отряд Опринья. По словам старого солдата, атаман Сегеш поручил ему отобрать самых преданных повстанцев из тех, кого война еще занимала сильнее легкой добычи. В итоге три десятка человек отправились к Сегерхерду, невзирая на сумерки.
– Чаяли новую баталию здесь застать, – объяснил Опринья в воротах, – помочь спешили. Хвала Творцу, вижу, сладились вы без крови.
Шагалан покосился на трясущегося рядом градоначальника, затем на ухмыляющиеся в отсветах факелов физиономии ватажников.
– Город сдался без боя, брат. А потому и разграблению не подлежит. Спасибо за желание помочь, но чем вы сейчас намерены тут заняться?
– Неужели вы оставите нас ночевать за стенами, друзья? – развел руками Опринья. – Если уж не случилось сражаться, мы хотя бы охраним ваш покой. Выспались бы, не вздрагивая от каждого шороха. Мыслимо ли доверять этим трусливым лавочникам?
– Он прав, брат, – шепнул Кабо Шагалану. – Ребятам нужен отдых, они с ног валятся. А ватажники послужили бы надежной защитой от возможных выходок жителей.
– Каких таких выходок ты ожидаешь от этих запуганных всем творящимся людей?
– И трусость подчас толкает на безумные поступки. Нападение же на спящих бойцов способно кому-то показаться не столь уж безумным.
– Допустим, – проворчал Шагалан. – Допустим, ватажники защитят нас от горожан, дадут отоспаться. Но кто защитит тогда горожан от ватажников?.. Ладно, братья. – Он повернулся к Опринье: – Входите в город, ночуйте здесь. Теперь на вас ложится охрана стен… и нашего лагеря. Только одно условие, удальцы, – без разбоя, насилия или чего подобного.
Восторжествовавшие повстанцы ощутимо приуныли.
– Кто-то из нас постоянно будет на улицах, – добавил разведчик. – Если заметим какое бесчинство… не взыщите. И прежняя дружба в счет не пойдет. Всем ясно или растолковывать?
Вопреки опасениям, остаток ночи прошел спокойно. Впрочем, поутру градоначальник пожаловался-таки на беспорядки: драка, разнесшая кабак и пару голов, три кражи, две обиженные женщины… Шагалан лишь снисходительно отмахнулся от этого скромного списка, а старик и не настаивал.
Нельзя сказать, что ребята полностью оправились от пережитого, но откровенно уже никто не шатался. Они получили свежее белье, обильную еду и отдохнувших лошадей. Война могла продолжаться. Покинув стены Сегерхерда, маленький отряд вновь выехал на тракт. Дальнейший путь под заморосившим дождем занял три дня и потребовал серьезных усилий как от бойцов, так и от их лошадей. Набранные где попало, загнанные животные не всегда выдерживали, – не имейся подмены, бойцы рисковали бы закончить поход пешком. Со стороны вооруженных людей сложностей, напротив, не возникло.
Гердонез закипал прямо на глазах, преображаясь едва ли не с каждым часом. Пикеты, столь щедро усыпавшие дороги, исчезли совершенно. Вместо них там и сям в изобилии шныряли какие-то хмурые группы из подозрительных личностей – разбойники, стражники, бродяги, крестьяне перемешались в причудливую кашу. Никто никому не доверял, любой опасался всякого, а тот регулярно подтверждал справедливость подобного отношения. Власть, успевшая понемногу стать привычной, закачалась. Монолитные имперские стены нежданно-негаданно пошли трещинами, и из них полезла разнообразная, иногда неприглядная публика. Ночной горизонт теперь расцвечивали отблески множества пожаров, днем они напоминали о себе столбами густого дыма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Шагалан посмотрел на музыканта, чуть смягчил тон.
– Не совсем верно, брат. Хотя, полагаю, уже этого тебе хватит, чтобы перестать сожалеть о той стародавней неудаче Маурома. Ты ведь привык купаться в эмоциях и не сумеешь отказаться от них. Лучше все останется, как есть. – Он опустил музыканту руку на плечо. – И нас прими такими, какие мы есть. Буря не разразится. Что же до почивших сегодня… Как сказал один мудрый человек, то были славные воины. Им посчастливилось сделать то, что следовало. Даст бог, у нас получится не хуже.
Конники вернулись часа через полтора. Запыленные, усталые, но довольные. Сам Кабо подъехал на взмыленном коне к друзьям, весьма ловко соскочил наземь. Прихрамывая, прошел вдоль круга, на миг соприкасаясь пальцами и взглядами с каждым. Шагалан подождал, пока он осознает новое положение вещей, затем поманил жестом.
– Гнали до самого города, брат, – понял Кабо. – Хоть и нелепо, когда три сотни человек удирают от двух десятков. Нелепо и страшновато.
– Мелонги не пытались огрызаться?
– Нет. Поначалу еще сохраняли какой-то порядок, часть ватажников, сунувшихся было наперерез, просто затоптали. Но далее паника всех до костей проняла. Под городом уже и снаряжение сбрасывали, и сапоги – лишь бы скорее до стен добежать, шкуру спасти.
– Много порубили?
– До сотни, пожалуй. У самых ворот отпустили.
– И крепкие ворота? – осведомился Шагалан.
Хромец скривился пренебрежительно.
– Да что ты, брат?! Это же не Галага, так, чуть больше деревни. Соответственно, и ворота точно с купеческого двора. О штурме никак мыслишь?
– А ты думаешь, сами сдадутся?
– Сегодня способны и сдаться, страху мы на них нагнали от души. Завтра… Если остынут, очухаются, то могут и упереться. Возьмем, разумеется, городишко, однако будет жарко.
– Вот потому отправимся сегодня, – кивнул Шагалан. – Прямо сейчас. Сколько у Джангеса лошадей?
– С последними потерями – десятка полтора. Но учти, брат, все утомленные, едва ли не загнанные.
– Ничего, не на скачки, чай. Доковыляют потихоньку.
К изумлению ватажников, бойцы вправду начали готовиться в дорогу. Джангес без пререканий спешил свой отряд, хоть и покачал с сомнением головой. Измученных, окровавленных ребят подсадили в седла, снабдили, кто, чем мог на первое время. Некоторые украдкой шептали молитвы, то ли призывая удачу для грозных незнакомцев, то ли защищаясь от их странной, пугающей мощи. Перед самым отъездом Шагалан имел еще один короткий разговор с предводителями повстанцев. Им надлежало разобраться со следами страшной битвы, похоронить павших, позаботиться о раненых. Дальше…
– Дальше посмотрим, куда податься, – заключил Сегеш. – Меняется, братья, с вашим появлением житье, и нам, позволит Создатель, удастся что-то изменить. Может, за вами пойдем, варваров недобитых отлавливать. Может, по домам, по семьям разбредемся, грамоте принца доверившись. А нет – леса для нас завсегда открыты, так ведь?
Дневной жар уже понемногу спадал, когда бойцы тронулись в путь. Теперь их было только девять, жидкая цепочка, вытянувшаяся по долине, – не то жалкая кучка бродяг, не то острые осколки могучей армии. Ехали молча, шагом. Для каждого нашлась подменная лошадь, но такой темп терпела и одна. Отдыхали на ходу, скрупулезно копя силы на случай очередного боя. Кто-то ухитрялся дремать, привязанный к седлу Ронфрен тихо мычал, тряс время от времени головой. Кабо расположился впереди, выбирая дорогу. Шагалан с Рокошем замыкали колонну.
– Чего не угомонишься, брат? – спросил разведчик. – Все вертишься, высматриваешь. Неужели не устал? Опасность мы вам и так приметим.
– Да я не врага выискиваю, – поколебавшись, сознался Рокош. – Понимаешь… всю жизнь стремился сюда, в Гердонез. И сам рвался, и учителя постоянно направляли. Когда-то птицам из-за пролива завидовал, тучи с севера часами разглядывал, до малейшей черточки изучал. – Шагалан кивнул, поскольку мог бы похвастаться тем же. – Так мы и познавали родину, издали, по рассказам да младенческим воспоминаниям. А вот теперь наконец прибыли наяву.
– И встреча оказалась неласковой?
– Бог с ней, со встречей. На войну ехали, соображали, что ждет. Только смотрю я сейчас по сторонам и… теряюсь. Вроде и разницы никакой. Те же долины, леса, небо, море. Погода такая же, весна вокруг. Чувствую иное, а ухватить не получается! Может, в воздухе что?
– Дышится по-другому? – хмыкнул Шагалан. – Просто это наша с тобой родина, брат. Особых зримых отличий ты не найдешь, не ищи; край даже суровее, коль к полуночи ближе. Зато здесь память наша живет, детство, родные, предки. Через ту память именно к этому краю мы и привязаны. Навек.
С полпути вывернули на проезжий тракт. Ныне он абсолютно вымер, будто все сущее до последней пичуги укрылось от внезапной напасти. Над далекими крышами Сегерхерда опускалось солнце, постепенно напитываясь от земли кровавым соком. Зловещий знак, впрочем, так и не оправдался: дощатые ворота были заперты, над ними колыхалось множество голов, однако ни единой стрелы к пришельцам не вылетело. Ребята еще пуще замедлили шаг, приблизились вплотную, остановились в суровом молчании. Вид они, вероятно, и впрямь имели пугающий, а катящаяся впереди молва довершила дело. Стоило Арашану двинуть коня, как загремели засовы, и створки покорно распахнулись.
Городок принял отряд точно настоящих завоевателей. Все торопливо гнули спины, прятали глаза, а больше – прятались сами. Всадники проехали узкой, непросыхающе грязной улочкой к центру. Пока остальные толпились у кособокого домика, заменявшего ратушу, Шагалан с Кабо обшарили городок. Благо осилить это оказалось несложно. Везде только чумазые лица, боязливые улыбки, осторожные шепотки. Мелонги сгинули без следа. Вернувшись к ратуше, разведчики обнаружили, что их друзья уже вовсю там хозяйничают. Лошадей расседлали и определили в конюшню, нескольких писцов выдворили взашей, а сами взялись устраивать ночлег на полу, натаскивая туда соломы и тряпья. У крыльца Рокош допрашивал градоначальника,– бледного, сухого старика. С его слов, варвары задержались в Сегерхерде ненадолго, затем, едва усмирив панику, спешно тронулись колонной на запад. Жителям ничего объяснять не соизволили, да тем хватило и увиденного.
– Поймите и нас, милостивые господа! – Градоначальник то вспоминал о своем положении, то вновь сваливался на плаксивый тон. – Утром мимо проходит огромная имперская армия, в полном вооружении, при всех регалиях. От века здесь полчищ таких не знали, хранил Всеблагой Творец. Как шум-то послышался, я сразу и смекнул, что брань великая началась. Ворота велел запереть, караулы выставил. Не для войны, конечно, чтоб ребятишек да дураков любопытных оградить. Дальше… мелонги прибежали. Совсем мало, крохи от давешней армии, разбитые и напуганные. Гнали их всего несколько верховых, так солдаты даже не помышляли о защите, лишь о спасении.
– И ты их впустил? – усмехнулся Рокош.
На лбу старика блеснул холодный пот, однако он нашел мужество ответить.
– А как же, милостивцы? Имперцы вихрем мчались, сзади страх имели громадный и впереди снесли бы любую преграду. Мы ж не ратники, все равно бы не устояли. Ведь стены-то им наши позарез нужны, учинили бы бойню, аспиды! Пришлось открывать.
– Зато нам запертые ворота приготовили, так?
– Боже сохрани! – Старик всплеснул руками столь отчаянно, что развеял последние сомнения в искренности. – Мелонги, правда, кинули, чтобы мы, дескать, никого не впускали, да только с тем и отбыли. Ни единого солдата из своего обмочившегося воинства не оставили, стражников забрали. Оттого с оружием вас встречать мы и не мыслили, поверьте! А ворота… так со страху. Когда могучую имперскую армию в пыль перемалывают… поневоле забоишься. Уж простите чурбанов деревенских, господа. И позвольте поинтересоваться… полки-то ваши тоже сюда… к нам подтянутся?
Юноши переглянулись.
– Никаких иных полков, папаша! – Рокош похлопал градоначальника по плечу. – Вот этот наш отряд твоих мелонгов и разбил. Многих при том потеряли, но и сейчас сил для подвигов довольно. Смекаешь? Стало быть, гордись редкими гостями и слушай распоряжения: ворота обратно на засов, караулы обратно на стены. Пока ребята от трудов геройских отдыхают, чтобы ни одна собака к городу не приблизилась. Проверим. На грабежи-погромы ни задора, ни времени, позаботьтесь обо всем сами: лошадей привести в порядок, людям кормежка, одежду выстирать и высушить… короче, разберешься. Целая ночь у тебя в запасе, папаша, действуй. Услужите – завтра поутру дальше двинемся безо всякого для вас лишнего волнения.
Градоначальник, несмотря на бурливший в нем страх, ситуацию осознал вполне. В сжатые сроки измученные бойцы получили и тюфяки, и обильный, по местным меркам, стол. На трапезу, впрочем, отвлеклись единицы, большинство при первой же возможности рухнули, засыпая на лету. Пришедшие женщины собрали кое-какую сброшенную одежду, но беспокоить ребят не посмели. Пугая сердитыми взглядами прачек, Кабо обрабатывал многочисленные раны прямо у спящих, которые со стоном выныривали из забытья лишь от особо острой боли.
Довелось тем не менее горожанам убедиться и в обманчивости этого расслабления. Уже в глубокой темноте со стен сообщили о приближающемся войске. По тревоге вскочили все как один, полуодетые, смутно соображающие, но, .бесспорно, готовые к бою. Очнулся даже граф Ронфрен, гремя, завозился со своими латами. Схватив оружие, кинулись к воротам. Стычка, к счастью, не состоялась – быстро обнаружилось, что возглавляет подошедший отряд Опринья. По словам старого солдата, атаман Сегеш поручил ему отобрать самых преданных повстанцев из тех, кого война еще занимала сильнее легкой добычи. В итоге три десятка человек отправились к Сегерхерду, невзирая на сумерки.
– Чаяли новую баталию здесь застать, – объяснил Опринья в воротах, – помочь спешили. Хвала Творцу, вижу, сладились вы без крови.
Шагалан покосился на трясущегося рядом градоначальника, затем на ухмыляющиеся в отсветах факелов физиономии ватажников.
– Город сдался без боя, брат. А потому и разграблению не подлежит. Спасибо за желание помочь, но чем вы сейчас намерены тут заняться?
– Неужели вы оставите нас ночевать за стенами, друзья? – развел руками Опринья. – Если уж не случилось сражаться, мы хотя бы охраним ваш покой. Выспались бы, не вздрагивая от каждого шороха. Мыслимо ли доверять этим трусливым лавочникам?
– Он прав, брат, – шепнул Кабо Шагалану. – Ребятам нужен отдых, они с ног валятся. А ватажники послужили бы надежной защитой от возможных выходок жителей.
– Каких таких выходок ты ожидаешь от этих запуганных всем творящимся людей?
– И трусость подчас толкает на безумные поступки. Нападение же на спящих бойцов способно кому-то показаться не столь уж безумным.
– Допустим, – проворчал Шагалан. – Допустим, ватажники защитят нас от горожан, дадут отоспаться. Но кто защитит тогда горожан от ватажников?.. Ладно, братья. – Он повернулся к Опринье: – Входите в город, ночуйте здесь. Теперь на вас ложится охрана стен… и нашего лагеря. Только одно условие, удальцы, – без разбоя, насилия или чего подобного.
Восторжествовавшие повстанцы ощутимо приуныли.
– Кто-то из нас постоянно будет на улицах, – добавил разведчик. – Если заметим какое бесчинство… не взыщите. И прежняя дружба в счет не пойдет. Всем ясно или растолковывать?
Вопреки опасениям, остаток ночи прошел спокойно. Впрочем, поутру градоначальник пожаловался-таки на беспорядки: драка, разнесшая кабак и пару голов, три кражи, две обиженные женщины… Шагалан лишь снисходительно отмахнулся от этого скромного списка, а старик и не настаивал.
Нельзя сказать, что ребята полностью оправились от пережитого, но откровенно уже никто не шатался. Они получили свежее белье, обильную еду и отдохнувших лошадей. Война могла продолжаться. Покинув стены Сегерхерда, маленький отряд вновь выехал на тракт. Дальнейший путь под заморосившим дождем занял три дня и потребовал серьезных усилий как от бойцов, так и от их лошадей. Набранные где попало, загнанные животные не всегда выдерживали, – не имейся подмены, бойцы рисковали бы закончить поход пешком. Со стороны вооруженных людей сложностей, напротив, не возникло.
Гердонез закипал прямо на глазах, преображаясь едва ли не с каждым часом. Пикеты, столь щедро усыпавшие дороги, исчезли совершенно. Вместо них там и сям в изобилии шныряли какие-то хмурые группы из подозрительных личностей – разбойники, стражники, бродяги, крестьяне перемешались в причудливую кашу. Никто никому не доверял, любой опасался всякого, а тот регулярно подтверждал справедливость подобного отношения. Власть, успевшая понемногу стать привычной, закачалась. Монолитные имперские стены нежданно-негаданно пошли трещинами, и из них полезла разнообразная, иногда неприглядная публика. Ночной горизонт теперь расцвечивали отблески множества пожаров, днем они напоминали о себе столбами густого дыма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46