Не хочу, чтобы она страдала.
– Она и не будет страдать, – крикнула Мири. – Но я так просто не сдамся. Ты должен хотя бы дать мне шанс победить эту отраву.
– Что ты собираешься делать? Что ты знаешь о ядах?
– Только то, что узнала у Ренара. – Мири заметила, как Симон сразу насторожился при упоминании этого имени. Она упрямо подняла подбородок. – Благодаря своей бабушке Ренар отлично разбирается в ядах, но он использует свои знания в благих целях, разрабатывая противоядия, и он научил меня…
– Мне безразлично, чему он тебя учил. Если думаешь, что я позволю и дальше мучить мою Элли колдовской черной магией…
– Какая же это черная магия, если я могу ее спасти? – возмутилась Мири. – Но мне потребуется использовать ведьмин кинжал.
Лицо Симона побагровело от ярости. Он вышел из стойла, подбоченясь и грозно уставившись на нее.
– Проклятие, женщина. Не могу даже представить, чтобы ты предложила такое. Мало того, что она получила один удар, а ты предлагаешь использовать это дьявольское оружие, чтобы…
– Это никакое не дьявольское оружие и не ведьмин кинжал, – сердито произнесла Мири. – Это всего лишь шприц, и я могу воспользоваться им, чтобы ввести противоядие в кровь Элли.
Симон раздраженно фыркнул:
– Хочешь, чтобы я поверил, будто для лечения молено использовать то же, что и для убийства?
– Да! – Мири грозно наступала на него, пока не уперлась в его широкую грудь. – О Симон, знаю, что ле Виз учил тебя остерегаться и бояться древних знаний, всего, что он считал черной магией. Но ты сам видел, как одно и то же можно использовать и во зло, и во благо, в зависимости от того, кто этим пользуется. Одним и тем же топором можно отрубить человеку голову и рубить дрова для костра, чтобы спасти семью от холода. То, что ты называешь ведьминым кинжалом, тоже можно использовать по-разному. Неужели ты думаешь, что я смогу применить его во зло?
– Конечно нет. Но… – Он уставился на нее нахмурившись, и в его взгляде мелькнуло сомнение. – Даже если я разрешу тебе попытаться использовать… это противоядие Ренара, где ты собираешься его приготовить? У меня тут нет ничего, колдовского.
Мири прикусила губу, не решаясь сказать, но выбора не было.
– Вообще-то у тебя все есть. У Эсмеи есть кладовка за прачечной.
– Что?! – Симон открыл рот от удивления и осознания, что его предали. – После того как я спас эту женщину от расправы за колдовство, привел ее сюда, она занималась колдовством прямо у меня под носом?
– Не колдовством, Симон, всего лишь целительством, которым мудрые женщины занимаются уже сотни лет, несмотря на невежественные предрассудки и жестокость мужчин вроде твоего покойного хозяина. Эсмея использовала древние знания, чтобы твои люди были здоровы, а земля процветала. Ты не задумывался, как твои сады и поля выжили, когда вокруг все выгорело от засухи?
– Да, но я думал… – Он провел рукой по волосам. – Черт, не знаю, что я думал. Но если Эсмея использовала… белую магию, то это совсем другое. Ренар занимался другим.
– Речь не о Ренаре, а обо мне. Умоляю тебя, верь мне, как никогда прежде. По крайней мере, дай мне шанс спасти Элли.
Он оглянулся на Элли, разрываемый надеждой и недоверием, которое ле Виз воспитывал в нем многие годы. Он снова посмотрел на Мири, и взгляд его смягчился.
– Хорошо. Что я должен делать?
– Оставайся с Элли. Продолжай обтирать ее губкой, разговаривай с ней, следи, чтобы она не нервничала и сильно не напрягалась. – Мири серьезно посмотрела на него. – Обещай, что не сделаешь ничего безрассудного, пока я не вернусь.
Симон неохотно кивнул:
– А если твое противоядие не подействует? Если ее страдания будут невыносимыми?
– Тогда можешь делать то, что должен. – Мири пожала его руку, тихо добавив: – И я помогу тебе попрощаться.
Мартин пробирался через пустую кухню. Голова его все еще болела от удара ведьмы. Никто так не любил хорошей драки, как он. Он не допускал мысли, что у его Лунной девы могли быть какие-либо недостатки… Но даже если Мири была в чем-то несовершенна, то это лишь ее неприятие любой конфронтации, вечное стремление все уладить мирными средствами.
Но иногда такое просто невозможно. Нет ничего лучше небольшой взбучки, чтобы заставить кровь мужчины вскипеть. Однако возбуждение от дуэли или кулачной драки с другим мужчиной не имело ничего общего с тем, когда приходилось сражаться с огромной сумасшедшей женщиной. Мартин любил женщин мягких и женственных, вышивающих красивый платок, чтобы подарить его восторженному поклоннику, элегантно отрезающих ножницами нить, но не размахивающих ножом, чтобы перерезать кому-нибудь горло.
Его бесило, что его удалось застать врасплох. Если бы не Симон Аристид, сейчас во дворе с грязью смешалась бы его кровь, а возможно, и Мири тоже. Теперь он в долгу у Аристида, и ситуация эта ему не нравилась.
Не только долг перед охотником на ведьм тяжело обременял его, ему не давало покоя то, что Аристид сказал, когда набросился на Кэрол Моро:
«Кто эта Серебряная роза? Это Кассандра Лассель?» Касс Лассель. Мартин поежился, но не от промокшей одежды. Изо всех сил он пытался забыть это имя и никогда больше его не слышать. Колдунья и сумасшедшая, она пыталась зачем-то соблазнить Николя Реми, заставить его сделать ей ребенка. Реми был для Мартина всем – братом, наставником и начальником. Мартин готов был сделать для своего героя все что угодно, и в ту ночь, когда Мартин отправился в «Шваль нуар» вместо Реми, он неосторожно…
Несмотря на мокрую одежду, по спине Мартина потек пот, когда он вспомнил, как был заперт в душной гостиничной комнате наедине с ведьмой, пытаясь хорошенько ее напоить, чтобы украсть колдовской амулет, с помощью которого она угрожала жизни его капитана. Мартин не представлял, что мрачные прелести колдуньи могли подействовать на него самого.
Ведьма протянула вперед руку, пока не коснулась его груди, и ощупала его. Когда Мартин понял, в каком направлении развивались ее мысли, у него волосы на голове встали дыбом.
– Ты неистовый? – прозвучал ее пьяный голос. – Говорил кто-то про то, какой ты горячий, крепкий? – Мартин задохнулся и попятился от нее.
– У меня привычка немного преувеличивать.
– Ты, кажется, достаточно крепок, чтобы стать отцом моего ребенка.
– Я скорее одинокий волк. Совсем не гожусь в отцы.
– Кому до этого есть дело? Если ты хороший самец.
Не успел он остановить ее, рука колдуньи скользнула ему между ногами, и его жезл восстал с неизбежной силой. Его ноздрей коснулся странный опьяняющий аромат ее духов, затуманивая его сознание. Несмотря на то, что где-то в глубине его сознания возник протест, медово-сладкий яд губ колдуньи разрушил остатки его сознания. С яростным ревом он бросился на нее, срывая одежду…
Мартин содрогнулся, отогнав от себя остальные воспоминания. Он не слышал о ведьме многие годы. Что заставило Аристида подозревать, что Кассандра связана с Серебряной розой? Что бы ни вызывало его подозрений, Мартину хотелось ошибиться. Но если колдунья снова появилась во Франции, ему надо было срочно это знать и остерегаться любой встречи с ней.
Аристида расспрашивать не стоило. Охотник на ведьм отказался бы отвечать на любые его вопросы, к тому же теперь он был слишком сильно расстроен здоровьем своей лошади, чтобы думать о чем-либо другом. Несмотря на неприязнь к Аристиду, Мартин не мог не испытывать сострадания к нему.
Он до конца не понимал, насколько человек привязан к своей лошади. Мартину нравился его теперешний конь. Большой серый скакун был именно таким, какой нужен был Мартину, достаточно резвым, чтобы носить его из конца в конец страны.
Но частенько после успешного дела он предпочитал удирать на своих двоих. Еще мальчиком в Париже он особенно не был привязан к лошадям, разве что старался не попадаться им на пути, проклиная их, когда они почти топтали его или обливали уличной грязью. В бытность уличным вором он воровал многое, но лошадей среди его добычи не было никогда. Лошади слишком большие, чтобы спрятать их. Ловко сидеть в седле он выучился у Николя Реми и Мири.
Не умел он и ухаживать за животными, но даже он видел, что с лошадью Симона что-то неладно. Спасти животное могла только Мири. Обычный инстинкт Мартина подсказал бы ему оставаться рядом с девушкой, но в этой ситуации он ничем не мог помочь. Однако ревность не позволяла ему оставить ее в обществе охотника на ведьм.
Он выругался. Ему было трудно называть этого негодяя Аристидом… даже после того, как этот ублюдок имел наглость спасти его жизнь. После стольких лет трудно было избавиться от подозрений, злости и ревности, которые вызывал в нем Симон. Но Мартин был занят и другими мыслями. Мучительно знать о том, что Кассандра Лассель снова появилась – единственный человек, способный встревожить его сердце.
Но, прежде всего следовало прихорошиться, потому что ему предстояло очаровать молодую девушку.
Кэрол Моро сидела в спальне мадам Паскаль, располагавшейся рядом с кухней. Мадам Паскаль скрылась вместе с Мири где-то в прачечной, увлеченно обсуждая какие-то снадобья, которые они собирались составить для лошади. Похоже, что их не будет какое-то время.
Мартин осторожно подкрался к двери спальни. Теперь он чувствовал себя самим собой, одетый в чистый камзол и короткие штаны с чулками, с волосами, зачесанными назад и убранными в пучок. Если бы не было дождя, он бы даже нарвал цветов в саду мадам Паскаль.
Он тихонько постучал, надеясь застать мадемуазель Моро спящей. Он знал, что мадам Паскаль напоила ее успокоительным. Но, возможно, даже отвар старушки не смог утешить испуганную девушку.
Тихий голос позволил ему войти. Мартин со скрипом отворил дверь и заглянул внутрь. Девушка лежала в постели мадам Паскаль, и, хотя кровать была небольшая, Кэрол казалась в ней маленькой, словно ребенок. Ее веснушки четко проступили на бледном личике.
В других обстоятельствах это могла быть весьма привлекательная штучка. Но темные тени под голубыми глазами, выражение обреченности сильно подействовали на рыцарские чувства Мартина.
При виде его она широко раскрыла глаза. Очевидно, ожидала мадам Паскаль. Тихонько ахнув, она села в постели, натянув одеяло до подбородка.
– Пожалуйста, мадемуазель, не пугайтесь, – поспешил успокоить ее Мартин, подкрепив свои добрые намерения улыбкой. – Просто хотел увидеть, что с вами все в порядке.
Глаза Кэрол наполнились слезами.
– Значит, вы на меня не сердитесь, месье?
– Почему я должен на вас сердиться?
– Потому что я пыталась вас убить.
Мартин небрежно взмахнул рукой:
– Ах, не думайте об этом, дитя. Должен признаться, что я часто вызываю такое желание у прекрасного пола, хотя и не всегда. – К его ужасу, по щекам Кэрол покатились две огромные слезы. – Нет-нет, моя крошка, умоляю, не плачьте.
Мартин не выносил вида женских слез, особенно такой печальной маленькой барышни, как эта. Он достал дорогой батистовый носовой платок и предложил его ей.
Кэрол взяла платок и вытерла глаза.
– Благодарю. Не люблю плакать при людях, но, кажется, в последнее время я делаю это слишком часто.
– Совершенно вас понимаю после всего, что вам пришлось перенести.
– Значит, вы не презираете меня за то, что я была с этими злыми женщинами? Я… я не хотела идти с ними, честное слово, не хотела. – Она всхлипнула. – Разве что хотела совсем немного. Я… я думала, что мне удастся убежать, но прежде я набралась храбрости избавиться от этого охотника на ведьм. Ради Мэгги, вы понимаете?
Мартин ничего не понял, но одобрительно кивнул.
– Когда мы вошли во двор, пошел дождь. И мы не знали… мы приняли вас за охотника на ведьм.
Гордость Мартина страдала нередко, но быть принятым за охотника на ведьм! Это слишком. Он возмущенно выпрямился и воскликнул:
– Мадемуазель, вы поражаете меня. Неужели я выгляжу как этот дьявол?
– Нет. По крайней мере не теперь, когда я вас ясно вижу.
У нее дрогнули ресницы, когда она взглянула на него с женским восхищением.
– Тогда я постараюсь вас простить, – сказал Мартин. – Как же я могу поступить иначе с такой очаровательной юной особой? Теперь я вижу, почему ваш сын такой прелестный.
Она встрепенулась в постели, зардевшись.
– Вы видели моего маленького Жана Батиста?
– Очаровательное дитя, мадемуазель. Видел его, когда был на острове Фэр в поисках Мири.
– Как он выглядел? Как он вам показался? С ним все в порядке?
– А что ему остается делать? Он словно принц в окружении восторженных женщин. О нем наилучшим образом заботятся все ваши подруги на острове Фэр.
Лицо девушки омрачилось.
– Месье, у меня нет друзей.
– Уверяю, есть. Мадемуазель Мири – одна из них. – Он поклонился. – И Мартин Ле Луп еще один ваш друг.
Она склонила голову набок, разглядывая его.
– Это вы, месье?
– Совершенно точно, моя малышка.
Мартин поднес руку девушки к своим губам. От слабой улыбки у нее обозначились ямочки на щеках, но лицо снова помрачнело, и ее пальцы обхватили его руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Она и не будет страдать, – крикнула Мири. – Но я так просто не сдамся. Ты должен хотя бы дать мне шанс победить эту отраву.
– Что ты собираешься делать? Что ты знаешь о ядах?
– Только то, что узнала у Ренара. – Мири заметила, как Симон сразу насторожился при упоминании этого имени. Она упрямо подняла подбородок. – Благодаря своей бабушке Ренар отлично разбирается в ядах, но он использует свои знания в благих целях, разрабатывая противоядия, и он научил меня…
– Мне безразлично, чему он тебя учил. Если думаешь, что я позволю и дальше мучить мою Элли колдовской черной магией…
– Какая же это черная магия, если я могу ее спасти? – возмутилась Мири. – Но мне потребуется использовать ведьмин кинжал.
Лицо Симона побагровело от ярости. Он вышел из стойла, подбоченясь и грозно уставившись на нее.
– Проклятие, женщина. Не могу даже представить, чтобы ты предложила такое. Мало того, что она получила один удар, а ты предлагаешь использовать это дьявольское оружие, чтобы…
– Это никакое не дьявольское оружие и не ведьмин кинжал, – сердито произнесла Мири. – Это всего лишь шприц, и я могу воспользоваться им, чтобы ввести противоядие в кровь Элли.
Симон раздраженно фыркнул:
– Хочешь, чтобы я поверил, будто для лечения молено использовать то же, что и для убийства?
– Да! – Мири грозно наступала на него, пока не уперлась в его широкую грудь. – О Симон, знаю, что ле Виз учил тебя остерегаться и бояться древних знаний, всего, что он считал черной магией. Но ты сам видел, как одно и то же можно использовать и во зло, и во благо, в зависимости от того, кто этим пользуется. Одним и тем же топором можно отрубить человеку голову и рубить дрова для костра, чтобы спасти семью от холода. То, что ты называешь ведьминым кинжалом, тоже можно использовать по-разному. Неужели ты думаешь, что я смогу применить его во зло?
– Конечно нет. Но… – Он уставился на нее нахмурившись, и в его взгляде мелькнуло сомнение. – Даже если я разрешу тебе попытаться использовать… это противоядие Ренара, где ты собираешься его приготовить? У меня тут нет ничего, колдовского.
Мири прикусила губу, не решаясь сказать, но выбора не было.
– Вообще-то у тебя все есть. У Эсмеи есть кладовка за прачечной.
– Что?! – Симон открыл рот от удивления и осознания, что его предали. – После того как я спас эту женщину от расправы за колдовство, привел ее сюда, она занималась колдовством прямо у меня под носом?
– Не колдовством, Симон, всего лишь целительством, которым мудрые женщины занимаются уже сотни лет, несмотря на невежественные предрассудки и жестокость мужчин вроде твоего покойного хозяина. Эсмея использовала древние знания, чтобы твои люди были здоровы, а земля процветала. Ты не задумывался, как твои сады и поля выжили, когда вокруг все выгорело от засухи?
– Да, но я думал… – Он провел рукой по волосам. – Черт, не знаю, что я думал. Но если Эсмея использовала… белую магию, то это совсем другое. Ренар занимался другим.
– Речь не о Ренаре, а обо мне. Умоляю тебя, верь мне, как никогда прежде. По крайней мере, дай мне шанс спасти Элли.
Он оглянулся на Элли, разрываемый надеждой и недоверием, которое ле Виз воспитывал в нем многие годы. Он снова посмотрел на Мири, и взгляд его смягчился.
– Хорошо. Что я должен делать?
– Оставайся с Элли. Продолжай обтирать ее губкой, разговаривай с ней, следи, чтобы она не нервничала и сильно не напрягалась. – Мири серьезно посмотрела на него. – Обещай, что не сделаешь ничего безрассудного, пока я не вернусь.
Симон неохотно кивнул:
– А если твое противоядие не подействует? Если ее страдания будут невыносимыми?
– Тогда можешь делать то, что должен. – Мири пожала его руку, тихо добавив: – И я помогу тебе попрощаться.
Мартин пробирался через пустую кухню. Голова его все еще болела от удара ведьмы. Никто так не любил хорошей драки, как он. Он не допускал мысли, что у его Лунной девы могли быть какие-либо недостатки… Но даже если Мири была в чем-то несовершенна, то это лишь ее неприятие любой конфронтации, вечное стремление все уладить мирными средствами.
Но иногда такое просто невозможно. Нет ничего лучше небольшой взбучки, чтобы заставить кровь мужчины вскипеть. Однако возбуждение от дуэли или кулачной драки с другим мужчиной не имело ничего общего с тем, когда приходилось сражаться с огромной сумасшедшей женщиной. Мартин любил женщин мягких и женственных, вышивающих красивый платок, чтобы подарить его восторженному поклоннику, элегантно отрезающих ножницами нить, но не размахивающих ножом, чтобы перерезать кому-нибудь горло.
Его бесило, что его удалось застать врасплох. Если бы не Симон Аристид, сейчас во дворе с грязью смешалась бы его кровь, а возможно, и Мири тоже. Теперь он в долгу у Аристида, и ситуация эта ему не нравилась.
Не только долг перед охотником на ведьм тяжело обременял его, ему не давало покоя то, что Аристид сказал, когда набросился на Кэрол Моро:
«Кто эта Серебряная роза? Это Кассандра Лассель?» Касс Лассель. Мартин поежился, но не от промокшей одежды. Изо всех сил он пытался забыть это имя и никогда больше его не слышать. Колдунья и сумасшедшая, она пыталась зачем-то соблазнить Николя Реми, заставить его сделать ей ребенка. Реми был для Мартина всем – братом, наставником и начальником. Мартин готов был сделать для своего героя все что угодно, и в ту ночь, когда Мартин отправился в «Шваль нуар» вместо Реми, он неосторожно…
Несмотря на мокрую одежду, по спине Мартина потек пот, когда он вспомнил, как был заперт в душной гостиничной комнате наедине с ведьмой, пытаясь хорошенько ее напоить, чтобы украсть колдовской амулет, с помощью которого она угрожала жизни его капитана. Мартин не представлял, что мрачные прелести колдуньи могли подействовать на него самого.
Ведьма протянула вперед руку, пока не коснулась его груди, и ощупала его. Когда Мартин понял, в каком направлении развивались ее мысли, у него волосы на голове встали дыбом.
– Ты неистовый? – прозвучал ее пьяный голос. – Говорил кто-то про то, какой ты горячий, крепкий? – Мартин задохнулся и попятился от нее.
– У меня привычка немного преувеличивать.
– Ты, кажется, достаточно крепок, чтобы стать отцом моего ребенка.
– Я скорее одинокий волк. Совсем не гожусь в отцы.
– Кому до этого есть дело? Если ты хороший самец.
Не успел он остановить ее, рука колдуньи скользнула ему между ногами, и его жезл восстал с неизбежной силой. Его ноздрей коснулся странный опьяняющий аромат ее духов, затуманивая его сознание. Несмотря на то, что где-то в глубине его сознания возник протест, медово-сладкий яд губ колдуньи разрушил остатки его сознания. С яростным ревом он бросился на нее, срывая одежду…
Мартин содрогнулся, отогнав от себя остальные воспоминания. Он не слышал о ведьме многие годы. Что заставило Аристида подозревать, что Кассандра связана с Серебряной розой? Что бы ни вызывало его подозрений, Мартину хотелось ошибиться. Но если колдунья снова появилась во Франции, ему надо было срочно это знать и остерегаться любой встречи с ней.
Аристида расспрашивать не стоило. Охотник на ведьм отказался бы отвечать на любые его вопросы, к тому же теперь он был слишком сильно расстроен здоровьем своей лошади, чтобы думать о чем-либо другом. Несмотря на неприязнь к Аристиду, Мартин не мог не испытывать сострадания к нему.
Он до конца не понимал, насколько человек привязан к своей лошади. Мартину нравился его теперешний конь. Большой серый скакун был именно таким, какой нужен был Мартину, достаточно резвым, чтобы носить его из конца в конец страны.
Но частенько после успешного дела он предпочитал удирать на своих двоих. Еще мальчиком в Париже он особенно не был привязан к лошадям, разве что старался не попадаться им на пути, проклиная их, когда они почти топтали его или обливали уличной грязью. В бытность уличным вором он воровал многое, но лошадей среди его добычи не было никогда. Лошади слишком большие, чтобы спрятать их. Ловко сидеть в седле он выучился у Николя Реми и Мири.
Не умел он и ухаживать за животными, но даже он видел, что с лошадью Симона что-то неладно. Спасти животное могла только Мири. Обычный инстинкт Мартина подсказал бы ему оставаться рядом с девушкой, но в этой ситуации он ничем не мог помочь. Однако ревность не позволяла ему оставить ее в обществе охотника на ведьм.
Он выругался. Ему было трудно называть этого негодяя Аристидом… даже после того, как этот ублюдок имел наглость спасти его жизнь. После стольких лет трудно было избавиться от подозрений, злости и ревности, которые вызывал в нем Симон. Но Мартин был занят и другими мыслями. Мучительно знать о том, что Кассандра Лассель снова появилась – единственный человек, способный встревожить его сердце.
Но, прежде всего следовало прихорошиться, потому что ему предстояло очаровать молодую девушку.
Кэрол Моро сидела в спальне мадам Паскаль, располагавшейся рядом с кухней. Мадам Паскаль скрылась вместе с Мири где-то в прачечной, увлеченно обсуждая какие-то снадобья, которые они собирались составить для лошади. Похоже, что их не будет какое-то время.
Мартин осторожно подкрался к двери спальни. Теперь он чувствовал себя самим собой, одетый в чистый камзол и короткие штаны с чулками, с волосами, зачесанными назад и убранными в пучок. Если бы не было дождя, он бы даже нарвал цветов в саду мадам Паскаль.
Он тихонько постучал, надеясь застать мадемуазель Моро спящей. Он знал, что мадам Паскаль напоила ее успокоительным. Но, возможно, даже отвар старушки не смог утешить испуганную девушку.
Тихий голос позволил ему войти. Мартин со скрипом отворил дверь и заглянул внутрь. Девушка лежала в постели мадам Паскаль, и, хотя кровать была небольшая, Кэрол казалась в ней маленькой, словно ребенок. Ее веснушки четко проступили на бледном личике.
В других обстоятельствах это могла быть весьма привлекательная штучка. Но темные тени под голубыми глазами, выражение обреченности сильно подействовали на рыцарские чувства Мартина.
При виде его она широко раскрыла глаза. Очевидно, ожидала мадам Паскаль. Тихонько ахнув, она села в постели, натянув одеяло до подбородка.
– Пожалуйста, мадемуазель, не пугайтесь, – поспешил успокоить ее Мартин, подкрепив свои добрые намерения улыбкой. – Просто хотел увидеть, что с вами все в порядке.
Глаза Кэрол наполнились слезами.
– Значит, вы на меня не сердитесь, месье?
– Почему я должен на вас сердиться?
– Потому что я пыталась вас убить.
Мартин небрежно взмахнул рукой:
– Ах, не думайте об этом, дитя. Должен признаться, что я часто вызываю такое желание у прекрасного пола, хотя и не всегда. – К его ужасу, по щекам Кэрол покатились две огромные слезы. – Нет-нет, моя крошка, умоляю, не плачьте.
Мартин не выносил вида женских слез, особенно такой печальной маленькой барышни, как эта. Он достал дорогой батистовый носовой платок и предложил его ей.
Кэрол взяла платок и вытерла глаза.
– Благодарю. Не люблю плакать при людях, но, кажется, в последнее время я делаю это слишком часто.
– Совершенно вас понимаю после всего, что вам пришлось перенести.
– Значит, вы не презираете меня за то, что я была с этими злыми женщинами? Я… я не хотела идти с ними, честное слово, не хотела. – Она всхлипнула. – Разве что хотела совсем немного. Я… я думала, что мне удастся убежать, но прежде я набралась храбрости избавиться от этого охотника на ведьм. Ради Мэгги, вы понимаете?
Мартин ничего не понял, но одобрительно кивнул.
– Когда мы вошли во двор, пошел дождь. И мы не знали… мы приняли вас за охотника на ведьм.
Гордость Мартина страдала нередко, но быть принятым за охотника на ведьм! Это слишком. Он возмущенно выпрямился и воскликнул:
– Мадемуазель, вы поражаете меня. Неужели я выгляжу как этот дьявол?
– Нет. По крайней мере не теперь, когда я вас ясно вижу.
У нее дрогнули ресницы, когда она взглянула на него с женским восхищением.
– Тогда я постараюсь вас простить, – сказал Мартин. – Как же я могу поступить иначе с такой очаровательной юной особой? Теперь я вижу, почему ваш сын такой прелестный.
Она встрепенулась в постели, зардевшись.
– Вы видели моего маленького Жана Батиста?
– Очаровательное дитя, мадемуазель. Видел его, когда был на острове Фэр в поисках Мири.
– Как он выглядел? Как он вам показался? С ним все в порядке?
– А что ему остается делать? Он словно принц в окружении восторженных женщин. О нем наилучшим образом заботятся все ваши подруги на острове Фэр.
Лицо девушки омрачилось.
– Месье, у меня нет друзей.
– Уверяю, есть. Мадемуазель Мири – одна из них. – Он поклонился. – И Мартин Ле Луп еще один ваш друг.
Она склонила голову набок, разглядывая его.
– Это вы, месье?
– Совершенно точно, моя малышка.
Мартин поднес руку девушки к своим губам. От слабой улыбки у нее обозначились ямочки на щеках, но лицо снова помрачнело, и ее пальцы обхватили его руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53