Поэтому не подведи меня, Мегера.
– Да, моя госпожа, – повторила Мэг.
Она села за стол, уставившись в книгу и подперев подбородок рукой. Только после того как дверь закрылась и она убедилась, что мать ее не услышит, она осмелилась медленно произнести:
– Но мое имя Мэг.
ГЛАВА 14
Когда они свернули с главной дороги и направились через лес, Симон придержал Элли после быстрого галопа и пустил ее шагом. Узенькая тропинка была непроходима зимой, а после проливного дождя колеса повозок вязли в густой грязи.
Засуха сделала дорогу пригодной, и деревенские телеги оставили на ней глубокие борозды. Но здесь хотя бы деревья давали тень, спасая от полуденного палящего солнца.
Элли немного вспотела, но галоп мало сказался на ее выносливости и скорости. Симону приходилось сдерживать ее, чтобы она не шла слишком быстро, иначе Мири никогда бы не поспела за ними. Хотя Самсон был более крепкий, чем Элли, огромный мерин давно бы глотал пыль, если бы Симон дал Элли волю, и это тревожило мужчину.
Когда они утром собирались в путь у дома Мейтланов, он предложил Мири обменяться лошадьми. Элли могла капризничать с другими, но позволила бы ей оседлать ее. Однако девушка категорически отказалась.
– Нет. Элли огорчится и будет ревновать, если увидит, что ты на другом коне. Даже если я попытаюсь ей объяснить, она все равно будет думать, что огорчила тебя, будет бояться, что сделала что-то не так.
Но чувства кобылы интересовали Симона не так сильно, как безопасность Мири. Если придется встретиться с какой-нибудь опасностью на дороге, ему хотелось быть уверенным, что Мири сможет уйти, особенно если будет погоня. Почти сразу после того, как они покинули дом Мейтланов, он заметил, что его подозрения предыдущей ночи были обоснованными.
За ними действительно следили трое всадников, едва заметные на дороге позади них, иногда пропадавшие за горизонтом, но всегда появлявшиеся снова. Казалось, что трио исчезло, когда они остановились отдохнуть в последней деревне. Но, как только они выехали на дорогу, Симон заметил знакомые силуэты позади, которые никогда не приближались, но и не отставали от них, настойчиво преследуя. И теперь он не сомневался, что за ними следят.
Эти трое не агенты Серебряной розы, это было очевидно. Они шли за ними днем, и все трое были мужчинами. Устав от игры в кошки-мышки, Симон подал Мири сигнал, и они перешли на быстрый галоп. Он достаточно хорошо знал эту местность, и у них была возможность оторваться от преследователей, погоняв их по холмам, полям, через речку, а потом свернув на узкую тропинку в густом лесу.
Заставив Мири ехать впереди, Симон углубился в чащу леса и немного отстал. Развернувшись в седле, он посмотрел назад. Ничего не было слышно, кроме стука копыт Элли и Самсона, легкого шума ветерка в кронах деревьев и дроби дятла на дереве.
Симон увидел только тихую лесную тропинку. На какое-то время им удалось оторваться от преследователей, но он не хотел радоваться слишком рано, подозревая, что люди следят за ними. Наконец Симон разглядел первого всадника и узнал его. Если он не ошибался, его преследователи знали, куда он направляется. С этого леса начинались скромные владения, подаренные ему королем.
Мири придержала Самсона, пока их не догнал Симон. Тропинка была достаточно широкой, чтобы они могли ехать рядом, и ее колено касалось его ноги. Устало глядя на него из-под шляпы, она спросила:
– Думаешь, мы оторвались от них?
– Пока да, но ненадолго. Если это те люди, о ком я думаю, они представляют, где я живу. Темная Королева отлично знает обо всех владениях, подаренных мне ее сыном.
– Стало быть, ты думаешь, что они работают на Екатерину?
– Кажется, я узнал Амбруаза Готье. Вполне закономерно, что Темная Королева следит за мной. Надо было этого ожидать. – Симон устало добавил: – Ее величество не особенно доверчива.
Мири похлопала Самсона по горячей шее.
– Что мы собираемся сделать, Симон? Если удастся отыскать, где прячется Серебряная роза, мы приведем людей Екатерины прямо к «Книге теней».
– Не беспокойся. Постараюсь отделаться от Готье до того, как это случится. Мы почти доехали. Мой дом всего в миле за этим лесом.
Симон пришпорил лошадь, Мири сделала то же самое, и они молча поехали среди деревьев. Ситуация была немного неловкая, после того как они проснулись в объятиях друг друга, таких теплых и нежных, будто стали любовниками. Мири покраснела, отодвинувшись от него, а он замолчал, словно юный мальчик после первой ночи с девушкой. Ему было бы легче, если бы они действительно стали близки в ту ночь.
Тем не менее он никогда не чувствовал себя более обнаженным и ранимым, чем в то утро, хотя и сильно устал. Успокоив Мири после ее кошмарного сна, он еще долго лежал не сомкнув глаз.
Выехав из леса, Симон и Мири продолжили путь по тропинке, которая теперь вилась через открытое поле в сторону дома, уютно расположенного на вершине невысокого холма. Симон построил дом сам. Это было скромное двухэтажное сооружение из серого камня, единственным украшением которого были граненые окна, сверкавшие на полуденном солнце.
Симон почти год не был дома. Но когда они подъехали ближе, Элли навострила уши. Завидев пастбище, где она резвилась жеребенком, кобыла радостно потянула поводья.
– Тпру, потише, девочка, – сказал Симон решительно, но ласково, придержав ее.
Прищурившись от солнца, он осмотрел свои владения. Дом окружали несколько ухоженных хозяйственных построек, конюшня, курятник, прачечная, амбар для зерна, навес для плуга. Небогатый урожай пшеницы уже был собран. Но двор выглядел ухоженным, и воды в пруду было достаточно.
Симон посмотрел на Мири, поднявшуюся в стременах и вытянувшую шею, чтобы оглядеться вокруг. Прошлой ночью решение привести ее в свой дом показалось ему простым. Здесь, на ферме, он хранил журналы, дневники, которые могли помочь найти ключ к поиску Серебряной розы. Но теперь он почувствовал себя странно, словно обнажил еще одну скрытую сторону своей души.
– Значит… значит, это твой дом? – удивленно спросила девушка.
Симон никогда не думал о ферме так, никогда не называл это место домом, по крайней мере, пока не заговорил об этом с Мири.
– Мой дом, – медленно повторил он, будто слово это было непривычно для его языка. – Да, полагаю, так и есть.
Мири сдвинула шляпу на затылок, широко открыв глаза от удивления. Симон не понял, радоваться ему или обижаться.
– А что ты ожидала? Что я живу в каком-нибудь темном подземелье, окруженный орудиями пыток?
– Я вообще не думала, что у тебя есть дом. В первую ночь ты говорил о том, что пытался где-то осесть, но у меня сложилось впечатление, что ты оставил надежду. Ты сказал, что считаешь себя неприкаянным.
– Так и есть, но мне нужно где-то хранить свои документы, одежду и книги. Становлюсь слишком старым, чтобы жить тем, что могу унести с собой в седле. Но здесь я не был с тех пор, как Серебряная роза начала покушаться на мою жизнь. Не хочу подвергать опасности людей, которые тут живут. Не стал бы рисковать и теперь, если бы не потребовалось просмотреть записи. У меня отличный управляющий, и все идет гладко, так что мое присутствие здесь не обязательно.
Его объяснения вызвали знакомую складочку на лбу Мири. Когда они медленно спускались в долину, она вертела головой из стороны в сторону. Симон пытался представить, какой ей показалась ферма. Вряд ли она могла произвести большое впечатление на женщину, которая выросла в прекрасном особняке среди красот острова Фэр, с его дивными лесами и восхитительными берегами.
Несомненно, ферма не шла ни в какое сравнение с тем, что ждет ее, если она выйдет замуж за Мартина Ле Лупа. По словам Мири, ее великолепный Волк занимал высокое положение при дворе короля Наварры, который вовсе не был похож на извращенца короля Франции, которому Симон служил с большой неохотой.
Генрих Наваррский был проницательным и отважным, с невероятной жаждой жизни, похожий на самого Ле Лупа. У них с Мири, возможно, будут роскошные апартаменты в королевском дворце. Возможно, Мартин получит собственные владения, гораздо более впечатляющие, чем скромный дом Симона. Это не имеет никакого значения, убеждал себя Симон, не собирается же он стать соперником Ле Лупа. Тем не менее, он с нетерпением ждал реакции Мири.
– Земля простирается от того леса, где мы были, до тех холмов вдали. – Симон сделал широкий жест рукой. – Там, за холмом, маленькая деревня, и некоторые крестьяне из тех домов помогают убирать пшеницу и яблоки осенью. Поле граничит с ручьем и частью леса, где козы могут свободно пастись. Есть еще небольшая отара овец, несколько свиней и…
Симон замолчал, снова поняв, что слишком много говорит. У него появилась жалкая привычка вести себя так в присутствии Мири.
– Вот и все, – закончил он, опустив руку на поводья. – Всего лишь маленькая ферма. Ничего особенного.
Мири посмотрела на него, поудобнее усевшись в седле.
– Симон, это же замечательно, – сказала она, и ее улыбка расцвела внутри него.
Ему пришлось сделать усилие, чтобы не улыбнуться в ответ ей, и еще большее усилие, чтобы не поцеловать ее в сладкие губы. Как этой женщине удавалось выглядеть такой привлекательной с растрепанными волосами, в пыльной шляпе и бесформенной рубахе и штанах? Но ее прекрасное лицо светилось, а в серебристо-голубых глазах отражались ажурные облака.
Симон попытался представить Мири во дворце, в центре придворной жизни, затянутую в корсет, в фижмах, дорогих шелках и драгоценностях, а ее волосы лунного сияния упрятанными под модный чепец. Но у него ничего не получилось. Выходило нечто похожее на пойманную лесную фею, спрятанную в стеклянном кувшине, потускневшую, с поникшими крылышками.
Гораздо легче было представить ее здесь, на своей ферме, скачущей по полям или плещущейся в пруду с распущенными по плечам волосами, гуляющей в лугах с искрящимися от смеха глазами и с новорожденным ягненком на руках, который доверчиво упирается ей в подбородок.
Глупое и бессмысленное видение. Только потому, что за последние несколько дней неравенство между ними, как казалось, исчезло, это ничего не меняло. Неравенство снова возникнет с достаточной остротой, если семья Мири узнает, что она с ним, и пошлет кого-нибудь за ней. Или когда он настигнет Серебряную розу и ее орден и ему придется судить их за колдовство.
Он сделает все возможное, чтобы сдержать обещание в отношении девушки Моро, и передаст ее на попечение Мири. Он не сомневался, что после этого она долго не задержится с ним. Как бы сильно Мири ни осуждала Серебряную розу, ее доброе сердце никогда не сможет выдержать суда над ней и казни.
Она заберет Кэрол и вернется на остров Фэр. Он никогда больше не увидит Мири, и так должно быть, так лучше для них обоих. У них не было будущего, их прошлое омрачено мучительными воспоминаниями, в которых слишком много сожалений. У них было только настоящее. Хотя Симона мучило опустошительное ощущение утраты, он постарался избавиться от него, решив не портить той радости, которую видел в глазах Мири, когда она осматривала его ферму.
Когда они подъехали к конюшне, он указал ей на огород за домом. Девушка кивнула, взгляд ее был прикован к Симону. Не успела она подумать, что узнала его, как он снова удивил ее.
Она не знала, как понимать его слова о том, что он собирается отвести ее домой. Это могло быть какое-нибудь жилище над торговой лавкой или комната в гостинице, которую он снимал, но совершенно не такое процветающее обширное хозяйство.
Ей казалось, что он одинокий странник, который не мог назвать своим ни одно место на земле. Несмотря на то? что эта ферма принадлежала ему, он продолжал утверждать, что не имеет никакого отношения к ней. Но к этому замечательному дому не имел отношения только Ле Балафр, охотник на ведьм, с его зловещей повязкой на глазу, устрашающим черным облачением и беспокойным взглядом. Симону Аристиду все это было вполне свойственно, подумала Мири, если бы только он позволил себе.
Когда из конюшни вышли старый конюх и молодой помощник, чтобы заняться их лошадьми, Мири не заметила на их лицах особого раболепия перед Симоном. Они вели себя уважительно, приветствуя Симона с возвращением домой. Отчужденность чувствовалась со стороны Симона, когда он слез с лошади. Он не был груб или недружелюбен, отвечая на приветствия мужчин, просто сдержан и замкнут, отгородившись от них своей невидимой стеной.
Но эта стена никак не отпугнула молодого юношу, работавшего в саду. Завидев Симона, он уронил мотыгу и с громким возгласом помчался через конюшенный двор в сопровождении черно-белой собаки. Юноша был большой и нескладный, с копной светлых волос, круглым румяным лицом и оттопыренными ушами. На бегу он размахивал своими длинными большими руками, радостно крича:
– Господин Симон! Господин Симон! Вы вернулись.
Он мчался к Симону так быстро, что, казалось, мог сбить его с ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53