Она использовала особые духи, которые составила специально, чтобы соблазнить безымянного злодея, вторгшегося в ее спальню. Даже после всех этих лет она представления не имела, кто это был. Все, что она помнила, это сладкий голос и фраза, что он считает себя одиноким волком.
Потом она так была занята своей дочерью и большими надеждами на нее, что стремлению отомстить пришлось подождать. В настоящее время она не могла позволить себе этого удовольствия. Но когда-нибудь она выследит Габриэль и ее Бича и заставит заплатить за крушение своих надежд. Что же касается одинокого волка, она сделает все, чтобы обречь его на смертельные муки, которые не способен выдержать обычный человек. Он будет валяться у ее ног, умоляя о смерти, пока она не…
Тихий шум за дверью спальни отвлек ее от горьких мыслей. Не успела она отозваться, как дверь скрипнула и кто-то вошел. Не было надобности спрашивать, кто это. Ей слишком хорошо был знаком зловонный запах служанки.
Финетта тихонько подошла к окну, где стояла Касс.
– Госпожа, – произнесла она тихим голосом. – Прибыл посыльный. От вашей шпионки в доме королевы известие.
– Приму ее у себя в башне, – ответила Кассандра.
Она достала из корсета сверток пергамента.
– После того как проводишь меня туда, подбери двоих из нашего ордена, особенно искусных в составлении снадобий. Думаю, Одиль и Иолетту. Пускай займутся миазмой и защитной мазью немедленно.
Финетта стремительно выхватила пергамент из ее рук.
– Думаете, Мегера действительно сумела правильно перевести состав миазмы? Можем ли мы доверять ребенку?
– Конечно можем. Она моя дочь и делает то, что я приказываю.
Кассандра прикусила язык, не желая открывать даже Финетте, что начала терять контроль над Мегерой.
Дверь комнаты в башне со скрипом распахнулась. Касс услышала шуршание юбок и знакомый вздох, когда Нанет вошла в комнату.
– Приветствую вас, моя госпожа, уважаемая мать нашей Серебряной розы. – Девушка приготовилась приложиться к руке Кассандры, но та сразу ее отогнала.
– Не стоит увлекаться всеми этими формальностями. Скажи-ка лучше то, что я хочу услышать.
– Хорошие новости, госпожа. Встреча, которую вы ждали, должна состояться. Король Франции, Темная Королева, герцог де Гиз – все соберутся в Лувре через несколько дней. Мы сможем уничтожить их всех сразу.
Касс нахмурилась. Это лишало ее возможности составить и испытать миазму.
– Но есть одна проблема.
Кассандра вцепилась в посох. Ей не хотелось слышать ни о каких проблемах.
– Какого черта теперь?
– Это охотник на ведьм. Ле Балафр все еще жив, и, что еще хуже, он теперь работает вместе с Темной Королевой, чтобы уничтожить вас.
Кассандра прислонилась к стене, вдруг почувствовав усталость.
– Значит, Агата Феррер не смогла. У этого человека жизней больше, чем у кошки. Как это возможно? Неужели никто не избавит меня от этого дьявола?
– Я могла бы, – вызвалась Нанет. – Я даже знаю, где он. Союз между охотником на ведьм и Темной Королевой очень непростой. Она следит за ним. Джилиан сообщила мне, что она выследила охотника на ведьм у него дома.
– У него есть дом? – удивилась Касс. – Почему этого никто не знал раньше?
– Потому что он очень умен, госпожа. Но он вернулся домой, и это недалеко отсюда.
– Пусть кто-нибудь займется им, и никаких ошибок на этот раз. Надо послать самых лучших людей и, возможно, разработать тактику. Кто бы ни охотился на него, должен быть готов положить на это свою жизнь и верить, что Серебряная роза воскресит его.
– Позвольте мне, госпожа, – взмолилась Нанет. – Молю вас удостоить меня этой великой чести.
Кассандре хотелось, чтобы энтузиазм девушки соответствовал ее росту.
– Можешь идти, но понадобится также женщина недюжинной силы. Урсула подойдет больше всего. Она будет просто жаждать крови этого человека, когда узнает об Агате Феррер. Та была ее кузиной.
– Урсула жаждет крови многих мужчин, – хихикнула Нанет. – Это ее любимый напиток.
Кассандра забарабанила пальцами по подоконнику. Мысль пришла в ее голову мгновенно, и губы ее искривились в улыбке.
– Мы пошлем еще одну. Новенькую по имени Кэрол Моро.
– Простите, госпожа, – проговорила Нанет. – Считаете, разумно посылать на такое важное задание кого-то непроверенного?
– Серебряная роза высокого мнения о мадемуазель Моро.
«Слишком высокого мнения» , – мрачно подумала Касс. Это прекрасная возможность проверить лояльность Моро. И если она погибнет, то смерть ее будет героическая во славу Серебряной розы, что тоже очень хорошо. Нескольких тихих слов на ухо Урсулы вполне хватит, чтобы это организовать.
ГЛАВА 17
Завтрак оказался весьма напряженным. Мири ковыряла еду, чувствуя себя как в западне между двумя мужчинами за столом. Мартин согнулся над своей тарелкой, с аппетитом поедая завтрак, но Симон тоже едва дотронулся до еды. Он хранил мрачное молчание. В это утро он не был холоден и безразличен, но выглядел усталым и печальным. Мадам Паскаль прислуживала, но потом ушла, чтобы заняться утренними делами, оставив троих в одиночестве. Мири старалась снять напряжение, болтая с усиленной веселостью.
– Наконец-то наступит облегчение от этой засухи.
– Почему ты так уверена, моя любовь? – удивился Мартин.
– Лягушки рассказали, когда я сидела у пруда прошлой ночью.
Мартин чуть не подавился. Он предостерегающе ей улыбнулся, ясно намекая: осторожнее в словах, когда рядом охотник на ведьм.
Но Симон совершенно удивил его, согласившись с Мири.
– Я тоже слышал.
Мартин выругался, словно они оба сговорились посмеяться над ним.
– Когда лягушки квакают, значит, точно будет дождь. Ты разве об этом не знаешь? – спросил Симон.
Мартин пожал плечами:
– В Париже, чтобы узнать, идет ли дождь, надо просто высунуть руку из окна.
Снова наступило молчание. Симон перестал притворяться, что завтракает, оттолкнув тарелку в сторону. Несмотря на все свои старания не встречаться с Мири взглядом, он посмотрел на нее, и ей показалось, что она увидела скрытое желание, схожее с ее собственным.
Когда она сидела одна у пруда, то почувствовала, что Симон смотрит на нее из темноты, и надеялась, что он подойдет, чтобы они могли загладить размолвку, возникшую между ними. Она гадала, смог бы он это сделать, если бы не Мартин. Ей было стыдно за себя, потому что она хотела, чтобы ее дорогой, преданный друг оказался где-нибудь далеко-далеко.
Вздохнув, девушка снова попыталась нарушить молчание:
– У пруда было так замечательно и покойно вчера ночью. Кажется, я начинаю обретать прежнюю способность общения с природой, которую, как мне казалось, я потеряла на острове Фэр.
– Боже мой, Мири, не говори, что ты снова ласкала деревья, – пошутил Мартин.
К его удивлению, Симон заступился за нее:
– Когда я был молод, я делал нечто подобное. Растянувшись на земле, думал, что чувствую пульс земли. Но потом не мог делать это в течение многих лет.
– Может быть, не сильно старался. Опустись немного глубже, футов на шесть, месье Циклоп.
– Мартин! – упрекнула его Мири.
Симон сморщился от обиды и встал.
– Не волнуйся. Меня и хуже обзывали. Простите, мне надо работать.
Он вышел из комнаты и поднялся по лестнице. Мири сердилась на Мартина:
– Догадываюсь, что ты Симона не любишь. Но ты у него в гостях.
– Это просто шутка. Я часто шучу.
– Но прежде ты не был так жесток.
– Я прежде так не ревновал. – Она ничего не ответила, и он добавил: – Теперь твоя очередь, Мири. Следующей фразой должно стать: «Мой дорогой Мартин, у тебя нет повода для ревности» .
– Это не представление, Мартин.
– Если бы это было представление, то скорее фарс, чем трагедия, – проворчал Мартин. – С тех пор как я сюда приехал, его защищаешь не только ты, но и вся его челядь старается расхвалить мне добродетели Аристида. Какой великий, добрый человек их хозяин, такой справедливый и правильный, щедрый для бедных, защитник вдов и сирот, спаситель беременных коров. Похоже, что из злого Ле Балафра он чудесным образом превратился в святого Симона. Как бы у него голова не закружилась.
Мири устало вздохнула:
– Хотелось бы, чтобы ты понял Симона. Ты даже не представляешь, сколько ему пришлось перенести. Какая у него была жизнь.
– А как насчет моей жизни, Мири? Несмотря на то, что я не жалуюсь, мое детство тоже было не праздник. Незаконнорожденный ребенок, брошенный матерью, не имевший ни малейшего понятия, кто был мой отец. Вырос на улицах Парижа, выжил благодаря воровству и мошенничеству. У него была семья хотя бы до одиннадцати лет.
– Это верно, но тебе повезло встретить в жизни Николя Реми. Муж моей сестры – хороший, благородный человек. Симона спас полусумасшедший охотник на ведьм. Одно только то, что он выжил, – хорошая проверка его характера.
Мартин заерзал на стуле, сильно обиженный.
– Прекрасно! Если в мужчинах тебя восхищает именно это, то я мог бы… мог бы научиться принимать роды у коров.
Неожиданно для себя Мири рассмеялась, представив Волка, обожавшего красивые камзолы и белье из тонкого кружевного полотна, лежащим в грязи и крови в хлеву.
– Я смог бы, – настаивал тот обиженным голосом. – Уже кое о чем подумал. Тебе кажется, что я никогда тебя не слушаю и не знаю, какая ты. Я знаю. Просто я вырос в нищете и поднялся высоко, поэтому мне хочется дать моей возлюбленной самые прекрасные платья, и драгоценности, и красивый дом. Но если хочешь, чтобы я жил в деревенском доме на острове Фэр, я сделаю это не задумываясь.
– О Мартин. – Она потянулась через стол и коснулась его руки. – Тебе все ужасно надоест уже через две недели.
– Нет, не надоест, – не сдавался он. – Не надоест, потому что я буду с тобой.
Мири только грустно улыбнулась и покачала головой. Она знала этого человека гораздо лучше, чем он себя.
– Больше всего я жалею о том, что случилось в тот день, когда я сняла кулон. Боюсь, что я потеряла друга.
Он нежно улыбнулся ей, взяв за руку и едва коснувшись ее губами.
– Нет, он все еще здесь. Что бы ни случилось, Мири, обещаю тебе: я твой вечный друг.
Удаляясь по лестнице в крепость своей спальни, Симон услышал тихий смех Мири, в ответ на какую-то шутку Ле Лупа. Этот человек был полон очарования, умел заставить окружавших его людей улыбаться и смеяться, а не бежать в страхе. Когда-то и Симон был таким.
Несмотря на враждебность, проявленную сразу после приезда, Мартин уже успел успокоить его людей, добился ласковых улыбок от мадам Паскаль, заставил смеяться даже сурового старого Жака. Ему пришлось потрудиться, чтобы заслужить прощение у Ива, и не ради того, чтобы ублажить Мири или манипулировать мальчиком. Во всех широких жестах Мартина была искренняя доброта в отношении Ива. Симон мог бы полюбить его за это, если бы Мартин не смотрел так; на Мири, не называл бы ее своей любовью и всякими ласковыми словами, которые просто сыпались с его языка. Симон этого никогда не умел.
Он взглянул в зеркало над рукомойником, безнадежно разыскивая хотя бы намек на красивого, беззаботного юношу, каким был когда-то. На него смотрела усталая, злобная физиономия человека, чье лицо было изуродовано так же, как и его душа.
В этой комнате, как ни в какой другой, к Симону приходили мечты, которые он никогда не признавал до этого момента, надежды, которые он вложил в стены дома, когда строил его.
Комната и кровать были слишком велики для одинокого человека, они кричали о присутствии женщины, жены, которую он мог бы обнимать в холодные зимние ночи, где бы она могла уютно примоститься у окна, вышивая и мечтая. Место рядом с кроватью отлично подошло бы для детской кроватки…
Но здесь уже стояло нечто наполненное горькими воспоминаниями о его прошлом – сундук, который он редко открывал. Здесь хранились все записи, дневники и журналы, которые он старательно вел, когда самонадеянно верил, что охота на ведьм чрезвычайно важна. Он перестал вести журналы много лет назад, когда захотел позабыть, не вспоминать те суды, свидетелем которых был.
Дневники изобиловали злобными записями жестокого и злого человека. Он стыдился, что был таким, и боялся стать им снова. Сундук казался ему ларцом Пандоры, мирового зла, к которому он когда-то принадлежал. Но теперь в сундуке можно было найти необходимые ему ответы, поэтому оставалось лишь открыть его.
Симон поднял крышку и начал рыться в многолетних мрачных воспоминаниях, в делах, которые он вел. В голову пришла мысль о том, сколько еще ошибок он совершил помимо нападения на остров Фэр.
Многие записи более раннего периода были утрачены в огне гостиницы «Шартр». Позднее он пытался восстановить их, полагаясь только на свою память. Он просматривал журналы, пока не нашел тот, где говорилось о последних днях в гостинице «Шартр». Раскрыв журнал, он начал читать с большим стыдом, потому что в те дни был далек от справедливости. Записи были мрачные, полные горечи, мстительности в отношении к Ренару, злости к Мири за то, что она вселяла в него слабость, вины за предательство ее доверия и попыток оправдать себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Потом она так была занята своей дочерью и большими надеждами на нее, что стремлению отомстить пришлось подождать. В настоящее время она не могла позволить себе этого удовольствия. Но когда-нибудь она выследит Габриэль и ее Бича и заставит заплатить за крушение своих надежд. Что же касается одинокого волка, она сделает все, чтобы обречь его на смертельные муки, которые не способен выдержать обычный человек. Он будет валяться у ее ног, умоляя о смерти, пока она не…
Тихий шум за дверью спальни отвлек ее от горьких мыслей. Не успела она отозваться, как дверь скрипнула и кто-то вошел. Не было надобности спрашивать, кто это. Ей слишком хорошо был знаком зловонный запах служанки.
Финетта тихонько подошла к окну, где стояла Касс.
– Госпожа, – произнесла она тихим голосом. – Прибыл посыльный. От вашей шпионки в доме королевы известие.
– Приму ее у себя в башне, – ответила Кассандра.
Она достала из корсета сверток пергамента.
– После того как проводишь меня туда, подбери двоих из нашего ордена, особенно искусных в составлении снадобий. Думаю, Одиль и Иолетту. Пускай займутся миазмой и защитной мазью немедленно.
Финетта стремительно выхватила пергамент из ее рук.
– Думаете, Мегера действительно сумела правильно перевести состав миазмы? Можем ли мы доверять ребенку?
– Конечно можем. Она моя дочь и делает то, что я приказываю.
Кассандра прикусила язык, не желая открывать даже Финетте, что начала терять контроль над Мегерой.
Дверь комнаты в башне со скрипом распахнулась. Касс услышала шуршание юбок и знакомый вздох, когда Нанет вошла в комнату.
– Приветствую вас, моя госпожа, уважаемая мать нашей Серебряной розы. – Девушка приготовилась приложиться к руке Кассандры, но та сразу ее отогнала.
– Не стоит увлекаться всеми этими формальностями. Скажи-ка лучше то, что я хочу услышать.
– Хорошие новости, госпожа. Встреча, которую вы ждали, должна состояться. Король Франции, Темная Королева, герцог де Гиз – все соберутся в Лувре через несколько дней. Мы сможем уничтожить их всех сразу.
Касс нахмурилась. Это лишало ее возможности составить и испытать миазму.
– Но есть одна проблема.
Кассандра вцепилась в посох. Ей не хотелось слышать ни о каких проблемах.
– Какого черта теперь?
– Это охотник на ведьм. Ле Балафр все еще жив, и, что еще хуже, он теперь работает вместе с Темной Королевой, чтобы уничтожить вас.
Кассандра прислонилась к стене, вдруг почувствовав усталость.
– Значит, Агата Феррер не смогла. У этого человека жизней больше, чем у кошки. Как это возможно? Неужели никто не избавит меня от этого дьявола?
– Я могла бы, – вызвалась Нанет. – Я даже знаю, где он. Союз между охотником на ведьм и Темной Королевой очень непростой. Она следит за ним. Джилиан сообщила мне, что она выследила охотника на ведьм у него дома.
– У него есть дом? – удивилась Касс. – Почему этого никто не знал раньше?
– Потому что он очень умен, госпожа. Но он вернулся домой, и это недалеко отсюда.
– Пусть кто-нибудь займется им, и никаких ошибок на этот раз. Надо послать самых лучших людей и, возможно, разработать тактику. Кто бы ни охотился на него, должен быть готов положить на это свою жизнь и верить, что Серебряная роза воскресит его.
– Позвольте мне, госпожа, – взмолилась Нанет. – Молю вас удостоить меня этой великой чести.
Кассандре хотелось, чтобы энтузиазм девушки соответствовал ее росту.
– Можешь идти, но понадобится также женщина недюжинной силы. Урсула подойдет больше всего. Она будет просто жаждать крови этого человека, когда узнает об Агате Феррер. Та была ее кузиной.
– Урсула жаждет крови многих мужчин, – хихикнула Нанет. – Это ее любимый напиток.
Кассандра забарабанила пальцами по подоконнику. Мысль пришла в ее голову мгновенно, и губы ее искривились в улыбке.
– Мы пошлем еще одну. Новенькую по имени Кэрол Моро.
– Простите, госпожа, – проговорила Нанет. – Считаете, разумно посылать на такое важное задание кого-то непроверенного?
– Серебряная роза высокого мнения о мадемуазель Моро.
«Слишком высокого мнения» , – мрачно подумала Касс. Это прекрасная возможность проверить лояльность Моро. И если она погибнет, то смерть ее будет героическая во славу Серебряной розы, что тоже очень хорошо. Нескольких тихих слов на ухо Урсулы вполне хватит, чтобы это организовать.
ГЛАВА 17
Завтрак оказался весьма напряженным. Мири ковыряла еду, чувствуя себя как в западне между двумя мужчинами за столом. Мартин согнулся над своей тарелкой, с аппетитом поедая завтрак, но Симон тоже едва дотронулся до еды. Он хранил мрачное молчание. В это утро он не был холоден и безразличен, но выглядел усталым и печальным. Мадам Паскаль прислуживала, но потом ушла, чтобы заняться утренними делами, оставив троих в одиночестве. Мири старалась снять напряжение, болтая с усиленной веселостью.
– Наконец-то наступит облегчение от этой засухи.
– Почему ты так уверена, моя любовь? – удивился Мартин.
– Лягушки рассказали, когда я сидела у пруда прошлой ночью.
Мартин чуть не подавился. Он предостерегающе ей улыбнулся, ясно намекая: осторожнее в словах, когда рядом охотник на ведьм.
Но Симон совершенно удивил его, согласившись с Мири.
– Я тоже слышал.
Мартин выругался, словно они оба сговорились посмеяться над ним.
– Когда лягушки квакают, значит, точно будет дождь. Ты разве об этом не знаешь? – спросил Симон.
Мартин пожал плечами:
– В Париже, чтобы узнать, идет ли дождь, надо просто высунуть руку из окна.
Снова наступило молчание. Симон перестал притворяться, что завтракает, оттолкнув тарелку в сторону. Несмотря на все свои старания не встречаться с Мири взглядом, он посмотрел на нее, и ей показалось, что она увидела скрытое желание, схожее с ее собственным.
Когда она сидела одна у пруда, то почувствовала, что Симон смотрит на нее из темноты, и надеялась, что он подойдет, чтобы они могли загладить размолвку, возникшую между ними. Она гадала, смог бы он это сделать, если бы не Мартин. Ей было стыдно за себя, потому что она хотела, чтобы ее дорогой, преданный друг оказался где-нибудь далеко-далеко.
Вздохнув, девушка снова попыталась нарушить молчание:
– У пруда было так замечательно и покойно вчера ночью. Кажется, я начинаю обретать прежнюю способность общения с природой, которую, как мне казалось, я потеряла на острове Фэр.
– Боже мой, Мири, не говори, что ты снова ласкала деревья, – пошутил Мартин.
К его удивлению, Симон заступился за нее:
– Когда я был молод, я делал нечто подобное. Растянувшись на земле, думал, что чувствую пульс земли. Но потом не мог делать это в течение многих лет.
– Может быть, не сильно старался. Опустись немного глубже, футов на шесть, месье Циклоп.
– Мартин! – упрекнула его Мири.
Симон сморщился от обиды и встал.
– Не волнуйся. Меня и хуже обзывали. Простите, мне надо работать.
Он вышел из комнаты и поднялся по лестнице. Мири сердилась на Мартина:
– Догадываюсь, что ты Симона не любишь. Но ты у него в гостях.
– Это просто шутка. Я часто шучу.
– Но прежде ты не был так жесток.
– Я прежде так не ревновал. – Она ничего не ответила, и он добавил: – Теперь твоя очередь, Мири. Следующей фразой должно стать: «Мой дорогой Мартин, у тебя нет повода для ревности» .
– Это не представление, Мартин.
– Если бы это было представление, то скорее фарс, чем трагедия, – проворчал Мартин. – С тех пор как я сюда приехал, его защищаешь не только ты, но и вся его челядь старается расхвалить мне добродетели Аристида. Какой великий, добрый человек их хозяин, такой справедливый и правильный, щедрый для бедных, защитник вдов и сирот, спаситель беременных коров. Похоже, что из злого Ле Балафра он чудесным образом превратился в святого Симона. Как бы у него голова не закружилась.
Мири устало вздохнула:
– Хотелось бы, чтобы ты понял Симона. Ты даже не представляешь, сколько ему пришлось перенести. Какая у него была жизнь.
– А как насчет моей жизни, Мири? Несмотря на то, что я не жалуюсь, мое детство тоже было не праздник. Незаконнорожденный ребенок, брошенный матерью, не имевший ни малейшего понятия, кто был мой отец. Вырос на улицах Парижа, выжил благодаря воровству и мошенничеству. У него была семья хотя бы до одиннадцати лет.
– Это верно, но тебе повезло встретить в жизни Николя Реми. Муж моей сестры – хороший, благородный человек. Симона спас полусумасшедший охотник на ведьм. Одно только то, что он выжил, – хорошая проверка его характера.
Мартин заерзал на стуле, сильно обиженный.
– Прекрасно! Если в мужчинах тебя восхищает именно это, то я мог бы… мог бы научиться принимать роды у коров.
Неожиданно для себя Мири рассмеялась, представив Волка, обожавшего красивые камзолы и белье из тонкого кружевного полотна, лежащим в грязи и крови в хлеву.
– Я смог бы, – настаивал тот обиженным голосом. – Уже кое о чем подумал. Тебе кажется, что я никогда тебя не слушаю и не знаю, какая ты. Я знаю. Просто я вырос в нищете и поднялся высоко, поэтому мне хочется дать моей возлюбленной самые прекрасные платья, и драгоценности, и красивый дом. Но если хочешь, чтобы я жил в деревенском доме на острове Фэр, я сделаю это не задумываясь.
– О Мартин. – Она потянулась через стол и коснулась его руки. – Тебе все ужасно надоест уже через две недели.
– Нет, не надоест, – не сдавался он. – Не надоест, потому что я буду с тобой.
Мири только грустно улыбнулась и покачала головой. Она знала этого человека гораздо лучше, чем он себя.
– Больше всего я жалею о том, что случилось в тот день, когда я сняла кулон. Боюсь, что я потеряла друга.
Он нежно улыбнулся ей, взяв за руку и едва коснувшись ее губами.
– Нет, он все еще здесь. Что бы ни случилось, Мири, обещаю тебе: я твой вечный друг.
Удаляясь по лестнице в крепость своей спальни, Симон услышал тихий смех Мири, в ответ на какую-то шутку Ле Лупа. Этот человек был полон очарования, умел заставить окружавших его людей улыбаться и смеяться, а не бежать в страхе. Когда-то и Симон был таким.
Несмотря на враждебность, проявленную сразу после приезда, Мартин уже успел успокоить его людей, добился ласковых улыбок от мадам Паскаль, заставил смеяться даже сурового старого Жака. Ему пришлось потрудиться, чтобы заслужить прощение у Ива, и не ради того, чтобы ублажить Мири или манипулировать мальчиком. Во всех широких жестах Мартина была искренняя доброта в отношении Ива. Симон мог бы полюбить его за это, если бы Мартин не смотрел так; на Мири, не называл бы ее своей любовью и всякими ласковыми словами, которые просто сыпались с его языка. Симон этого никогда не умел.
Он взглянул в зеркало над рукомойником, безнадежно разыскивая хотя бы намек на красивого, беззаботного юношу, каким был когда-то. На него смотрела усталая, злобная физиономия человека, чье лицо было изуродовано так же, как и его душа.
В этой комнате, как ни в какой другой, к Симону приходили мечты, которые он никогда не признавал до этого момента, надежды, которые он вложил в стены дома, когда строил его.
Комната и кровать были слишком велики для одинокого человека, они кричали о присутствии женщины, жены, которую он мог бы обнимать в холодные зимние ночи, где бы она могла уютно примоститься у окна, вышивая и мечтая. Место рядом с кроватью отлично подошло бы для детской кроватки…
Но здесь уже стояло нечто наполненное горькими воспоминаниями о его прошлом – сундук, который он редко открывал. Здесь хранились все записи, дневники и журналы, которые он старательно вел, когда самонадеянно верил, что охота на ведьм чрезвычайно важна. Он перестал вести журналы много лет назад, когда захотел позабыть, не вспоминать те суды, свидетелем которых был.
Дневники изобиловали злобными записями жестокого и злого человека. Он стыдился, что был таким, и боялся стать им снова. Сундук казался ему ларцом Пандоры, мирового зла, к которому он когда-то принадлежал. Но теперь в сундуке можно было найти необходимые ему ответы, поэтому оставалось лишь открыть его.
Симон поднял крышку и начал рыться в многолетних мрачных воспоминаниях, в делах, которые он вел. В голову пришла мысль о том, сколько еще ошибок он совершил помимо нападения на остров Фэр.
Многие записи более раннего периода были утрачены в огне гостиницы «Шартр». Позднее он пытался восстановить их, полагаясь только на свою память. Он просматривал журналы, пока не нашел тот, где говорилось о последних днях в гостинице «Шартр». Раскрыв журнал, он начал читать с большим стыдом, потому что в те дни был далек от справедливости. Записи были мрачные, полные горечи, мстительности в отношении к Ренару, злости к Мири за то, что она вселяла в него слабость, вины за предательство ее доверия и попыток оправдать себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53