Еще одна игра между ней и ее сыном, междоусобная борьба за власть, от которой король в итоге устал, как и от много другого. Отряд охотников на ведьм распался, сам Ле Балафр лишился милости короля, что сыграло на руку Екатерине.
Симон Аристид был умен, беспощаден и неподкупен – опасное сочетание для каждого человека, не говори уже об охотнике на ведьм. Королева обрадовалась, когда Аристид ушел в тень. О нем ничего не было слышно, пока несколько лет назад не стали приходить эти донесения. Но Генрих игнорировал их, даже не распечатывал.
Екатерина читала их и сохранила только из любопытства, не более того. Всегда полезно знать о замыслах врагов… Но теперь она сняла черную ленточку и стала просматривать донесения с особенным интересом.
От боли в голове зрение ухудшилось. Приходилось сильно щуриться и держать письма почти на расстоянии вытянутой руки, чтобы разглядеть буквы. К счастью, охотник на ведьм писал крупным, разборчивым почерком. В первом рапорте не было ничего особенно тревожного, только озабоченность Аристида появлением нового тайного общества.
«Вовлечение в это общество происходит наиболее гнусным способом: путем принесения в жертву младенцев, здоровых новорожденных мальчиков…»
Впервые прочитав эти строки, Екатерина посчитали, что это лишь выходки нескольких умалишенных женщин, хотя пришлось признать, что сердце у нее сжалось. Какой глупый, бессмысленный акт уничтожения здоровых мальчиков. Она сжала губы, задумавшись, что мог означать мальчик для такого жертвоприношения.
Если бы ее сын мог произвести наследника, можно было бы усмирить недовольство в стране, обеспечить будущее его трона. Но если Генрих ложился в постель, с женщиной, то реже всего это была его жена, и акт совокупления так изнурял короля, что ему приходилось проводить в постели несколько дней.
«Что это за француз? – Именно это чаще всего обсуждалось шепотом. – Совершенно никакой силы истинного француза, скорее никчемный итальянец, как его мать» .
Неудивительно, что все чаще католики возлагали надежды на герцога де Гиза, а гугеноты поддерживали энергичного Генриха, короля Наварры.
Екатерина вздохнула, размышляя, в чем она согрешила, если наказана такими слабыми сыновьями. Ей не надо было ни о чем беспокоиться. Но, родив четверых мальчиков, которые дожили до совершеннолетия, она уже пережила троих из них.
Если Генриху суждено было умереть молодым, не оставив наследника, что станет с ней? Эту неприятную мысль она упрятала подальше, внимательно вчитываясь в другое донесение. Послания Аристида королю становились все более напряженными.
«…Я прошу Ваше Величество предпринять некоторые меры по этому делу и помочь мне в моих расследованиях. Ряды этого общества растут, его сила крепнет. Ведьмы бродят по стране, сея смерть и разорение на своем пути. Какова их конечная цель, я не знаю. Но теперь у меня есть имя их предводительницы. Она называет себя Серебряной розой и все настойчивее заявляет о своем присутствии» .
Екатерина пристальнее всмотрелась в последние строки, но в них не оказалось ничего, кроме еще одной мольбы к королю обратиться к решению этого непростого дела. Это был последний рапорт Аристида, присланный более полугода назад.
Отчаялся ли Аристид, наконец, найти поддержку у короля или охотник на ведьм прекратил преследования? Вряд ли. Екатерина старательно складывала донесения, морщась от боли в суставах. Аристид был настоящим охотником, жестоким и непреклонным.
Екатерина разглядела эти качества в Ле Балафре, когда он был совсем мальчиком, под началом у охотника на ведьм Вашеля ле Виза. В отличие от его хозяина Симона трудно было обмануть. Екатерина использовала ле Виза в своих сражениях с мудрыми женщинами острова Фэр. Магистр никогда не подозревал, что королева тоже могла быть колдуньей, пока не стало слишком поздно, пи молодой Симон это понял сразу. Он не просто подозревал ее, он знал это. И умный перспективный юноша вырос в грозного мужчину. Он уже совершил то, на что, как думала Екатерина, не был способен: победил мудрых женщин острова Фэр, заставив покинуть его саму Хозяйку острова. Да, по-настоящему опасный человек и такой, кого Екатерина держала бы на приличном расстоянии от себя. Но появление тайного ордена Серебряной розы, оставляло королеве мало выбора.
Подойдя к двери своего кабинета, она послала одного из своих пажей отыскать Амбруаза Готье – самого мерного и надежного члена ее личной охраны.
– Найдите Симона Аристида и приведите этого отвратительного охотника на ведьм ко мне, – приказала она, а для ясности добавила тихо: – Живым.
ГЛАВА 7
Симон присел на корточки, убрав траву с могильного камня. Он помедлил, чтобы вытереть пот, затекший под глазную повязку. Солнце висело над горизонтом, словно не желало расставаться со своей властью над выжженной землей. Воздух был тяжелым и неподвижным даже здесь, на вершине холма в долине Луары. Простиравшаяся внизу местность выглядела обильной и процветающей, но засуха выжгла траву и виноградники.
Симона тревожила не жара, а необычайная ясность дня. Солнце палило нещадно, или, возможно, ему это только казалось от непривычки. Он испугался, что превратился в существо ночи в той же степени, как и преследовавшие его женщины.
С того дня как он появился на острове Фэр, чтобы встретиться с Мири Шене, он путешествовал уже почти две недели, но нисколько не винил ее за отказ помочь ему. Он учитывал их непростое прошлое, поэтому и не ждал никакого другого ответа, но глубина разочарования его поразила.
И все же он сдержал свое обещание – уехал, оставив ее в покое. Он не сомневался, что она рада его уходу, особенно после того, как он грубо обнял и поцеловал ее. Какой дьявол овладел им? Он думал об этом долгими днями, так и не найдя вразумительного ответа.
Возможно, это случилось потому, что у него очень давно не было женщины, или потому, что он устал от одиночества и отчаяния, или потому, что тропинка за ее домом была темна и шла гроза, а Мири была такая теплая, светлая и нежная. Несмотря на случившееся с ним помрачение, оно уже почти забылось. Он больше никогда не увидится с Мири. От этой мысли у него стало грустно на сердце, что было очень глупо. Они не виделись многие годы, но всегда была возможность, что…
Нет, он полный идиот. У них с Мири никогда не существовало никакой надежды. Охотник на ведьм завел себе женщину среди ведьм! Надо было забыть ее, продумать, что делать дальше.
Когда он старательно очищал могилу от травы, его сознание было смутным и тягостным, как никогда. В голову не приходило ни одной стоящей мысли и никаких приемов действия. С момента посещения острова Фэр он потерял след Серебряной розы и ее агентов мрака.
Конечно, оставалось только ждать, когда ведьмы его найдут. Удивительно, что они этого еще не сделали. Возможно, Серебряная роза пока не ведала о гибели последней убийцы. Однако когда она узнает, она подошлет еще кого-нибудь, чтобы убить его. Но у Симона уже не хватало сил оберегать себя или продолжать охоту за этой дьяволицей.
Все донесения Аристида королю о Серебряной розе и ее тайном обществе остались без ответа. И Мири почти не поверила ему. Симон не понимал, почему он пытался бороться с этим злом в одиночку, когда никому не было до итого дела.
Ответ на этот вопрос оказался у него под руками.
Симон очистил грязь с могильного камня и прочел простое слово, которое он вырезал на камне, немного криво и неуклюже:
«Лука» .
При воспоминании о младенце, который стал первой жертвой Серебряной розы, у Симона сжались губы. Он нашел мальчика неподалеку от этого места в холодную зимнюю ночь около года назад, когда весь остальной мир праздновал память о рождении в хлеву другого мальчика.
Лука так и не узнал ласки и тепла материнских рук. Его мать оставила его замерзать на вершине холма. Симон слышал от других, что смерть от обморожения приятна. Несчастный просто впадал в сон, испытывая тепло во всем теле. Он надеялся, что Лука чувствовал именно это.
К горлу подступил комок, от которого мужчине стало тяжело и тревожно. Он насмотрелся на смерть и жестокость, на безжалостное убийство невинных, таких же беспомощных, как этот младенец, и считал, что стал абсолютно бесчувственным, неспособным на сострадание. Симон не понимал, почему смерть Луки и других найденных им младенцев так сильно его затронула. Он сокрушался по каждому из них, словно они были его собственными сыновьями, детьми, которые могли родиться у него.
Эти дети могли быть его собственными, если бы жизнь сложилась так, как у его деда и прадеда. Простая, добропорядочная жизнь в маленькой деревушке, в аккуратном домике. Он бы честно работал в поле, у него была бы любящая жена ему на радость и крепкие сыновья и дочери – утешение на старости лет.
Симон удивился, каким сентиментальным он стал. Возможно, сказывались годы, привычка оглядываться назад, а не смотреть вперед. Но, похоже, впереди ничего не было – только мрак и холод могилы, даже не обозначенной, как у Луки.
Внимательно рассмотрев надпись на могиле, он вспомнил, что говорил его старый хозяин ле Виз о некрещеных младенцах, подобных Луке, которые обречены на вечное скитание, лишены радостей рая.
Он не знал, насколько верит в это и вообще во что-либо. Он давно не был в церкви, забыл, когда молился Богу. Осеняя себя крестом, он почувствовал, как трудно ему это сделать, как застыли его неуклюжие пальцы. Сложив молитвенно руки, он не знал даже, за кого теперь молился – за ребенка или за себя, – бормоча слова, которые не желали звучать, мысли были так же тяжелы, как камень на могиле Луки.
За спиной зашумела трава. Он встал на колени, склонил голову и почувствовал на плече чью-то руку.
– Симон…
Голос был осторожный, как и прикосновение, но сердце Симона чуть не выскочило из груди. Он вскочил, крутанулся, схватив за руку того, кто подкрался. Нож его уже был занесен для удара, когда раздался крик:
– Нет, Симон, не надо!
От удивления Симон замер, затаив дыхание.
– Это… это я, Мири, – заикаясь, произнесла девушка, уклоняясь от ножа.
Симон медленно выдохнул, опустил нож, прислушиваясь к голосу. Как только он разглядел ее в лучах заходящего солнца, слова стали лишними.
Он узнал бы Мири где бы то ни было, несмотря на то что, она была одета в мужской крестьянский наряд. Ее длинные белокурые волосы были туго заплетены и уложены вокруг головы. Большая широкополая фетровая шляпа свалилась с головы, когда он схватил ее за руки, или она просто держала ее в руке, неслышно подкрадываясь сзади.
Он не сознавал, как сильно схватил ее, пока она не напомнила.
– Симон, пожалуйста, мне больно.
Он отпустил ее и убрал нож. Наконец-то обретя голос, хрипло потребовал:
– Мири, какого… какого черта ты здесь делаешь?
Она потерла покрасневшую руку, очень спокойно для женщины, которой только что угрожали охотничьим кинжалом. Не отвечая, она прошла мимо Симона, посмотрев на могильный камень.
– Кто такой Лука? Это имя апостола. – Мири искоса посмотрела на него пронизывающим взглядом. – Не думаю, что в этой могиле покоится кто-то из апостолов, Симон.
Симону не понравилось, что он покраснел и смутился, когда Мири застала его здесь в такой сокровенный момент.
– Это… это могила одного из брошенных младенцев, о которых я тебе говорил, – смущенно произнес он.
– Почему он похоронен здесь один? Так далеко от деревни?
Симон стиснул зубы:
– Потому что проклятый священник не позволил Луке лежать в освященной земле. Он не был крещен и к тому же он сын женщины, связанной с дьяволом Мне ничего не оставалось, как похоронить его здесь и…
– Его похоронил ты? – прервала его Мири, сделав большие глаза.
Симон почувствовал, что покраснел еще больше.
– А кто еще? Даже его собственные бабка и дед боялись прикоснуться к нему. Так что же мне оставалось делать? Бросить его маленькое тельце на растерзание диким зверям?
– Нет, конечно, нет. – Мири положила руку ему на рукав. – Ты все правильно сделал для него, Симон. Земля – его мать. Какой бы холодной она ни была, как бы ни был жесток мир над ней, она приняла Луку в свои нежные объятия.
Симона всегда настораживали языческие высказывания Мири. Похоже, она это почувствовала, потому что добавила:
– Извини, я не обидела твоих католических чувств?
– Нет. – Вообще-то образ, нарисованный Мири, был необычайно приятный. Ему понравилась мысль о том, что он не закопал Луку в холодную бесчувственную землю, но вернул его в материнские объятия. Несомненно, земля для него была лучшей матерью, чем та, которая его родила.
Симон удивился сам себе, признавшись:
– Я теперь плохой католик. Уже много лет не был на службе.
– Но этого малыша ты назвал в честь апостола.
– Подумал, ему будет лучше называться именем одного из святых. Может быть, это будет неким оправданием его, если законы рая действительно такие суровые. – Мужчина стал переминаться с ноги на ногу, чувствуя себя глупо, объясняясь перед ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Симон Аристид был умен, беспощаден и неподкупен – опасное сочетание для каждого человека, не говори уже об охотнике на ведьм. Королева обрадовалась, когда Аристид ушел в тень. О нем ничего не было слышно, пока несколько лет назад не стали приходить эти донесения. Но Генрих игнорировал их, даже не распечатывал.
Екатерина читала их и сохранила только из любопытства, не более того. Всегда полезно знать о замыслах врагов… Но теперь она сняла черную ленточку и стала просматривать донесения с особенным интересом.
От боли в голове зрение ухудшилось. Приходилось сильно щуриться и держать письма почти на расстоянии вытянутой руки, чтобы разглядеть буквы. К счастью, охотник на ведьм писал крупным, разборчивым почерком. В первом рапорте не было ничего особенно тревожного, только озабоченность Аристида появлением нового тайного общества.
«Вовлечение в это общество происходит наиболее гнусным способом: путем принесения в жертву младенцев, здоровых новорожденных мальчиков…»
Впервые прочитав эти строки, Екатерина посчитали, что это лишь выходки нескольких умалишенных женщин, хотя пришлось признать, что сердце у нее сжалось. Какой глупый, бессмысленный акт уничтожения здоровых мальчиков. Она сжала губы, задумавшись, что мог означать мальчик для такого жертвоприношения.
Если бы ее сын мог произвести наследника, можно было бы усмирить недовольство в стране, обеспечить будущее его трона. Но если Генрих ложился в постель, с женщиной, то реже всего это была его жена, и акт совокупления так изнурял короля, что ему приходилось проводить в постели несколько дней.
«Что это за француз? – Именно это чаще всего обсуждалось шепотом. – Совершенно никакой силы истинного француза, скорее никчемный итальянец, как его мать» .
Неудивительно, что все чаще католики возлагали надежды на герцога де Гиза, а гугеноты поддерживали энергичного Генриха, короля Наварры.
Екатерина вздохнула, размышляя, в чем она согрешила, если наказана такими слабыми сыновьями. Ей не надо было ни о чем беспокоиться. Но, родив четверых мальчиков, которые дожили до совершеннолетия, она уже пережила троих из них.
Если Генриху суждено было умереть молодым, не оставив наследника, что станет с ней? Эту неприятную мысль она упрятала подальше, внимательно вчитываясь в другое донесение. Послания Аристида королю становились все более напряженными.
«…Я прошу Ваше Величество предпринять некоторые меры по этому делу и помочь мне в моих расследованиях. Ряды этого общества растут, его сила крепнет. Ведьмы бродят по стране, сея смерть и разорение на своем пути. Какова их конечная цель, я не знаю. Но теперь у меня есть имя их предводительницы. Она называет себя Серебряной розой и все настойчивее заявляет о своем присутствии» .
Екатерина пристальнее всмотрелась в последние строки, но в них не оказалось ничего, кроме еще одной мольбы к королю обратиться к решению этого непростого дела. Это был последний рапорт Аристида, присланный более полугода назад.
Отчаялся ли Аристид, наконец, найти поддержку у короля или охотник на ведьм прекратил преследования? Вряд ли. Екатерина старательно складывала донесения, морщась от боли в суставах. Аристид был настоящим охотником, жестоким и непреклонным.
Екатерина разглядела эти качества в Ле Балафре, когда он был совсем мальчиком, под началом у охотника на ведьм Вашеля ле Виза. В отличие от его хозяина Симона трудно было обмануть. Екатерина использовала ле Виза в своих сражениях с мудрыми женщинами острова Фэр. Магистр никогда не подозревал, что королева тоже могла быть колдуньей, пока не стало слишком поздно, пи молодой Симон это понял сразу. Он не просто подозревал ее, он знал это. И умный перспективный юноша вырос в грозного мужчину. Он уже совершил то, на что, как думала Екатерина, не был способен: победил мудрых женщин острова Фэр, заставив покинуть его саму Хозяйку острова. Да, по-настоящему опасный человек и такой, кого Екатерина держала бы на приличном расстоянии от себя. Но появление тайного ордена Серебряной розы, оставляло королеве мало выбора.
Подойдя к двери своего кабинета, она послала одного из своих пажей отыскать Амбруаза Готье – самого мерного и надежного члена ее личной охраны.
– Найдите Симона Аристида и приведите этого отвратительного охотника на ведьм ко мне, – приказала она, а для ясности добавила тихо: – Живым.
ГЛАВА 7
Симон присел на корточки, убрав траву с могильного камня. Он помедлил, чтобы вытереть пот, затекший под глазную повязку. Солнце висело над горизонтом, словно не желало расставаться со своей властью над выжженной землей. Воздух был тяжелым и неподвижным даже здесь, на вершине холма в долине Луары. Простиравшаяся внизу местность выглядела обильной и процветающей, но засуха выжгла траву и виноградники.
Симона тревожила не жара, а необычайная ясность дня. Солнце палило нещадно, или, возможно, ему это только казалось от непривычки. Он испугался, что превратился в существо ночи в той же степени, как и преследовавшие его женщины.
С того дня как он появился на острове Фэр, чтобы встретиться с Мири Шене, он путешествовал уже почти две недели, но нисколько не винил ее за отказ помочь ему. Он учитывал их непростое прошлое, поэтому и не ждал никакого другого ответа, но глубина разочарования его поразила.
И все же он сдержал свое обещание – уехал, оставив ее в покое. Он не сомневался, что она рада его уходу, особенно после того, как он грубо обнял и поцеловал ее. Какой дьявол овладел им? Он думал об этом долгими днями, так и не найдя вразумительного ответа.
Возможно, это случилось потому, что у него очень давно не было женщины, или потому, что он устал от одиночества и отчаяния, или потому, что тропинка за ее домом была темна и шла гроза, а Мири была такая теплая, светлая и нежная. Несмотря на случившееся с ним помрачение, оно уже почти забылось. Он больше никогда не увидится с Мири. От этой мысли у него стало грустно на сердце, что было очень глупо. Они не виделись многие годы, но всегда была возможность, что…
Нет, он полный идиот. У них с Мири никогда не существовало никакой надежды. Охотник на ведьм завел себе женщину среди ведьм! Надо было забыть ее, продумать, что делать дальше.
Когда он старательно очищал могилу от травы, его сознание было смутным и тягостным, как никогда. В голову не приходило ни одной стоящей мысли и никаких приемов действия. С момента посещения острова Фэр он потерял след Серебряной розы и ее агентов мрака.
Конечно, оставалось только ждать, когда ведьмы его найдут. Удивительно, что они этого еще не сделали. Возможно, Серебряная роза пока не ведала о гибели последней убийцы. Однако когда она узнает, она подошлет еще кого-нибудь, чтобы убить его. Но у Симона уже не хватало сил оберегать себя или продолжать охоту за этой дьяволицей.
Все донесения Аристида королю о Серебряной розе и ее тайном обществе остались без ответа. И Мири почти не поверила ему. Симон не понимал, почему он пытался бороться с этим злом в одиночку, когда никому не было до итого дела.
Ответ на этот вопрос оказался у него под руками.
Симон очистил грязь с могильного камня и прочел простое слово, которое он вырезал на камне, немного криво и неуклюже:
«Лука» .
При воспоминании о младенце, который стал первой жертвой Серебряной розы, у Симона сжались губы. Он нашел мальчика неподалеку от этого места в холодную зимнюю ночь около года назад, когда весь остальной мир праздновал память о рождении в хлеву другого мальчика.
Лука так и не узнал ласки и тепла материнских рук. Его мать оставила его замерзать на вершине холма. Симон слышал от других, что смерть от обморожения приятна. Несчастный просто впадал в сон, испытывая тепло во всем теле. Он надеялся, что Лука чувствовал именно это.
К горлу подступил комок, от которого мужчине стало тяжело и тревожно. Он насмотрелся на смерть и жестокость, на безжалостное убийство невинных, таких же беспомощных, как этот младенец, и считал, что стал абсолютно бесчувственным, неспособным на сострадание. Симон не понимал, почему смерть Луки и других найденных им младенцев так сильно его затронула. Он сокрушался по каждому из них, словно они были его собственными сыновьями, детьми, которые могли родиться у него.
Эти дети могли быть его собственными, если бы жизнь сложилась так, как у его деда и прадеда. Простая, добропорядочная жизнь в маленькой деревушке, в аккуратном домике. Он бы честно работал в поле, у него была бы любящая жена ему на радость и крепкие сыновья и дочери – утешение на старости лет.
Симон удивился, каким сентиментальным он стал. Возможно, сказывались годы, привычка оглядываться назад, а не смотреть вперед. Но, похоже, впереди ничего не было – только мрак и холод могилы, даже не обозначенной, как у Луки.
Внимательно рассмотрев надпись на могиле, он вспомнил, что говорил его старый хозяин ле Виз о некрещеных младенцах, подобных Луке, которые обречены на вечное скитание, лишены радостей рая.
Он не знал, насколько верит в это и вообще во что-либо. Он давно не был в церкви, забыл, когда молился Богу. Осеняя себя крестом, он почувствовал, как трудно ему это сделать, как застыли его неуклюжие пальцы. Сложив молитвенно руки, он не знал даже, за кого теперь молился – за ребенка или за себя, – бормоча слова, которые не желали звучать, мысли были так же тяжелы, как камень на могиле Луки.
За спиной зашумела трава. Он встал на колени, склонил голову и почувствовал на плече чью-то руку.
– Симон…
Голос был осторожный, как и прикосновение, но сердце Симона чуть не выскочило из груди. Он вскочил, крутанулся, схватив за руку того, кто подкрался. Нож его уже был занесен для удара, когда раздался крик:
– Нет, Симон, не надо!
От удивления Симон замер, затаив дыхание.
– Это… это я, Мири, – заикаясь, произнесла девушка, уклоняясь от ножа.
Симон медленно выдохнул, опустил нож, прислушиваясь к голосу. Как только он разглядел ее в лучах заходящего солнца, слова стали лишними.
Он узнал бы Мири где бы то ни было, несмотря на то что, она была одета в мужской крестьянский наряд. Ее длинные белокурые волосы были туго заплетены и уложены вокруг головы. Большая широкополая фетровая шляпа свалилась с головы, когда он схватил ее за руки, или она просто держала ее в руке, неслышно подкрадываясь сзади.
Он не сознавал, как сильно схватил ее, пока она не напомнила.
– Симон, пожалуйста, мне больно.
Он отпустил ее и убрал нож. Наконец-то обретя голос, хрипло потребовал:
– Мири, какого… какого черта ты здесь делаешь?
Она потерла покрасневшую руку, очень спокойно для женщины, которой только что угрожали охотничьим кинжалом. Не отвечая, она прошла мимо Симона, посмотрев на могильный камень.
– Кто такой Лука? Это имя апостола. – Мири искоса посмотрела на него пронизывающим взглядом. – Не думаю, что в этой могиле покоится кто-то из апостолов, Симон.
Симону не понравилось, что он покраснел и смутился, когда Мири застала его здесь в такой сокровенный момент.
– Это… это могила одного из брошенных младенцев, о которых я тебе говорил, – смущенно произнес он.
– Почему он похоронен здесь один? Так далеко от деревни?
Симон стиснул зубы:
– Потому что проклятый священник не позволил Луке лежать в освященной земле. Он не был крещен и к тому же он сын женщины, связанной с дьяволом Мне ничего не оставалось, как похоронить его здесь и…
– Его похоронил ты? – прервала его Мири, сделав большие глаза.
Симон почувствовал, что покраснел еще больше.
– А кто еще? Даже его собственные бабка и дед боялись прикоснуться к нему. Так что же мне оставалось делать? Бросить его маленькое тельце на растерзание диким зверям?
– Нет, конечно, нет. – Мири положила руку ему на рукав. – Ты все правильно сделал для него, Симон. Земля – его мать. Какой бы холодной она ни была, как бы ни был жесток мир над ней, она приняла Луку в свои нежные объятия.
Симона всегда настораживали языческие высказывания Мири. Похоже, она это почувствовала, потому что добавила:
– Извини, я не обидела твоих католических чувств?
– Нет. – Вообще-то образ, нарисованный Мири, был необычайно приятный. Ему понравилась мысль о том, что он не закопал Луку в холодную бесчувственную землю, но вернул его в материнские объятия. Несомненно, земля для него была лучшей матерью, чем та, которая его родила.
Симон удивился сам себе, признавшись:
– Я теперь плохой католик. Уже много лет не был на службе.
– Но этого малыша ты назвал в честь апостола.
– Подумал, ему будет лучше называться именем одного из святых. Может быть, это будет неким оправданием его, если законы рая действительно такие суровые. – Мужчина стал переминаться с ноги на ногу, чувствуя себя глупо, объясняясь перед ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53