Однажды утром, когда его ученица спала после ночных занятий, он тихонько выскользнул из дома и отдался удовольствиям “мира цветов и ив”. Но хотя блаженство волнами разливалось по телу, хотя услуги, оказанные ему, были великолепны, хотя он дважды извергал семя, когда был с таю, теперь он понимал, что ощущения эти слишком мелки, и пока на поверхности бушевала буря, в глубине царили неподвижность и безмолвие.
Нет, он не мог сказать, что не получил удовольствие от посещения “поля счастья”. Он видел и тучи, и дождь, но все же дух его не находил успокоения. И хотя плоть его пресытилась, душа еще испытывала неудовлетворенность.
Сунь Сюнь размышлял об этом, когда возвращался домой, поворачивал ключ в замке и входил в свое святилище. А тут он сразу же осознал природу охватившего его возбуждения. Шагая по безмолвным комнатам, он увидел ложе своей ученицы. Фусума, как обычно, были приоткрыты, и он остановился, чтобы проверить, спит ли Акико. Да, она спала, ее лицо было обращено к нему. Акико лежала навзничь, ножка торчала из-под покрывала, а вторая была соблазнительно согнута в колене, будто девочка даже во сне готовилась к прыжку. Пожирая ее глазами, Сунь Сюнь вдруг почувствовал, как чувства, будто сверкающий клинок, полоснули его по сердцу.
Какой же загадочной сущностью может обладать столь юная женщина, если она так действует на него? Он не мог ответить на этот вопрос, поскольку ответ свел бы на нет его убежденность в полезности многолетнего опыта — самой привычной ему доселе категории.
И когда Сунь Сюнь опустился на колени за порогом ее комнаты, умилившись безмятежностью сна Акико, он ощутил какую-то дрожь в самом низу живота, нечто вроде приливной волны, про которую говорят ныряльщики за моллюсками, хотя в озере ее быть не должно.
Вот и с Сунь Сюнем теперь происходило нечто подобное. Он вытянул шею, пристально всматриваясь в ее сонное лицо, желая проверить свои чувства. Ему казалось, что через разделявшую их узкую пропасть протянулась какая-то ниточка, которая ласкала его, свербила внутри. Он не то чтобы считал это невозможным, он достаточно знал о “дзяхо”, чтобы понять механизм такого явления. Но чтобы это исходило от создания, вроде его маленького вояки? С какой стати? Ведь у нее не было никакой подготовки.
И тем не менее он не сомневался в том, что именно творится у него внутри. Китаец огляделся. День кончался. Длинные тени протянулись по дому, и свет быстро тускнел. Опускалась ночь.
И тут совсем рядом зашевелилась Акико, вытянула обе ноги, подняла руки над головой, потянулась всем телом, будто большая кошка. Ее веки затрепетали, приоткрылись, глаза были устремлены на него, словно во сне она наблюдала за ним из-под сомкнутых ресниц.
— Иди сюда, — пробормотала она развязным тоном.
Сунь Сюнь не шелохнулся, не вымолвил ни слова, ее веки задрожали, и он почувствовал, как зуд внизу живота усиливается, ползет еще ниже, к основанию члена. Яички затрепетали, словно чья-то нежная рука взяла его за основание пениса, который начал твердеть и увеличиваться.
“Нет!” — прокричал какой-то голос у него в голове, но выбора не оставалось. Словно мечтатель, погруженный в воду, Сунь Сюнь лениво переплыл через порог ее комнаты и почувствовал, как поднимаются ее руки; будто умащенные змеи, скользнули они по его мускулистым плечам. Длинные пальцы ласкали его затылок.
Сунь Сюнь уже не чуял ни рук, ни ног своих. Он ощущал только блаженство, разливающееся по чреслам. Она распахнула его кимоно величественным жестом фокусника, и ее левая рука начала круговыми движениями поглаживать его грудь, живот, соски. Ее глаза, еще затуманенные сном, а может быть, и не только сном, смотрели на него снизу вверх, зрачки стали такими широкими, что радужная оболочка исчезла вовсе. Губы чувственно набухли и чуть приоткрылись, и он почувствовал сладкий аромат ее дыхания.
Какая-то часть его естества не хотела видеть ее обнаженной. Но другая часть, та, которая воспринимала возбуждение, не потерпела бы отказа. Он медленно и нежно распахнул ее хлопковое кимоно, и лоснящееся тело дюйм за дюймом открылось его глазам, сначала — те участки, которые он уже видел; они дразнили его своей близостью к прелестям Акико, мысли о которых уже распалили его.
Потом, когда его взору открылось все, он затаил дыхание, глядя, как сначала одна, а потом вторая грудь Акико появляются из тени, отбрасываемой кимоно. На свету они как бы набухали. Их венчали соски, окруженные ореолом, темным, как наступившая ночь.
Сунь Сюнь тихо вскрикнул, благоговейно склонив голову. Акико зажмурилась от восторга, когда почувствовала, как его губы смыкаются сначала вокруг одного соска, потом вокруг другого. Она ласкала его затылок, применив опыт, приобретенный в фуядзё во время долгих ночных наблюдений и ставший теперь ее опытом. Впервые открывшееся ей знание помогло Акико нащупать чувствительные точки; ее пальчики пробегали по ним, проникая в самые глубины, наитие позволяло держать их в постоянном жгучем возбуждении или, наоборот, успокаивать, приводя в состояние эйфорического оцепенения.
Но этого ей было мало. Акико не могла больше терпеть, и ее правая рука, змеей извиваясь между их телами, нащупала осязаемое воплощение ее последних сновидений, пришедших перед пробуждением, когда она ощутила чье-то присутствие, а потом поняла, что рядом с ней Сунь Сюнь, и уловила эманации страсти, исходящие от него. Она потянулась к нему, когда разум ее еще пребывал в сумеречном состоянии, и теперь, на грани бодрствования, понесла свои грезы сквозь разделяющую их бесконечность.
Теперь она держала в руке то, к чему уже прикасалась мысленно. Она держала в сложенной чашечкой ладони его тяжелую мошонку, а ее пальцы тем временем нежно ощупывали мягкую кожу промежности.
Сунь Сюнь, который был заворожен безукоризненной симметрией ее грудей, внезапно ощутил это нежное вторжение ее пальцев и подумал, что вот-вот умрет от блаженства. Она подбиралась к святая святых его естества, и у него учащался пульс. Он чувствовал себя необыкновенно тяжелым и неуклюжим, этаким человеческим существом, засунутым в мохнатое тело крупного медведя. Его сознание больше не работало как нужно; все эти хрустальные коридоры, которые столь успешно вели его сквозь лабиринты логики, рухнули. Он ощущал себя подхваченным некой силой, не постижимой его уму.
Он непроизвольно застонал, когда вершимое Акико поразительное таинство еще больше распалило его страсть. Тихо зарычав, он сорвал одежду и с нее, и с себя. Развернув ее на футоне, он прижал свои мозолистые ладони к бедрам девушки и медленно повел их вверх, ощущая невероятно нежную плоть. Донельзя неторопливо он развел ее ноги, с обожанием взглянул на влажные лепестки цветка, открывшегося его взору.
Мускусный аромат заставил его ноздри затрепетать. Он почувствовал, как член набухает в ее руках, как расширяется венчик, готовый выбросить сперму. Казалось, Акико была наделена природным даром вызывать такое возбуждение, что даже воздух становился терпким и вязким, как мед.
Он мог коснуться губами ее высокого мягкого бугорка. Сунь Сюнь никогда прежде не желал этого так страстно. Все его естество замерло в предвкушении этих мгновений. Волоски, которые едва начали появляться, росли только на самой середине бугорка Венеры, а по бокам он был гладкий, как у младенца. От этого пыл Сунь Сюня еще больше усилился, потому что перед ним была одновременно и женщина, и девочка. Отбросив колебания, он раздвинул большими пальцами блестящие губки влагалища.
Когда Акико ощутила горячий твердый кончик его языка, тычущегося в лоно, она приподнялась на бедрах, изогнулась дугой и закричала что-то нечленораздельное от восторга. Она испытала такое ощущение, будто солнце упало с небес и жмется к ее промежности. Потом она сделала открытие: если она будет делать с ним то же самое, удовольствие возрастает десятикратно.
Она слегка подалась вверх, изогнула длинную шею и коснулась губами его промежности под мошонкой. Она почувствовала крупную дрожь его члена, когда сделала так, и в ее горле зародился низкий вибрирующий рык. Акико все плотнее прижималась к Сунь Сюню, чтобы передать ему свои ощущения.
Его нос и язык скользили по ее гладкой плоти. Сунь Сюнь был ошеломлен остротой экстаза, который он испытывал. Ощущение было такое, словно таю в карюкай и не опустошала его только что два раза. Казалось, он не занимался любовью уже долгие годы.
Его язык исследовал ее от венца бутона до стебля и опять двигался обратно, словно не распробовав вкус. И вскоре он почувствовал содрогание ее сильных мышц на внутренней стороне бедер. Сунь Сюнь лихорадочно ласкал ее лоно, расширившееся и дрожащее в сладостном подчинении. Он слышал, как она хрипит и тяжело дышит под ним, ощущал нежное прикосновение ее твердых сосков к своему животу, когда она неистово терлась о него.
Ему хотелось подарить Акико первый настоящий оргазм, но он не знал, как долго сможет выдержать. Она не прикасалась к головке его напряженного члена, и тем не менее он знал, что даже без прикосновений скоро переполнится и изойдет. Каким-то уголком сознания он с восхищением воспринимал ее искусство и продолжал возбуждать Акико. И вот по ее телу прошла судорога, мышцы, как горные хребты, натянули кожу, бедра широко раздвинулись, ягодицы стали твердыми, как камни. Он почувствовал, как она задрожала, кончая.
А потом вдруг Сунь Сюнь почувствовал, как она тихонько выскальзывает из-под него, а сам он переворачивается на спину. Вытаращив глаза, он смотрел, как Акико садится на него верхом и вводит в себя самый кончик его члена. Он вскрикнул и непроизвольно оторвал бедра от футона, когда почувствовал, что первое соприкосновение вот-вот сокрушит его, будто удар током.
Ее бедра совершали возвратно-поступательные движения в таком ритме, что у Сунь Сюня захватило дух. Она ласкала головку его члена, сначала спереди и сзади, потом с боков. Акико скользнула чуть ниже, и он схватил ее за талию. Она сидела на нем и давила, помогая прорвать тоненькую преграду, поставленную природой.
А потом, подобно взрыву пушечного ядра, он проник внутрь, его член до основания вошел в нее снизу вверх. Он почувствовал, как раскрывшиеся губы влагалища упираются в его мошонку, а потом Акико развернулась и начала ласкать его пальцами, требуя продолжения:
Акико прижалась к нему, стала тереться сосками о его плоть, чуть ощерив маленькие белые зубки, потом принялась елозить бедрами по его ногам; напряжение уже нельзя было унять, его можно было только разрядить. Сунь Сюнь скрипнул зубами, на шее его, будто стальные тросы, набухали жилы. Он непрерывно мычал, войдя в нее до конца, но глаза его были открыты и устремлены на ее лицо, нависшее над ним. Он хотел дождаться ее оргазма.
И вот она снова задрожала, на сей раз это были мощные изнуряющие толчки; ее лоно, будто ножны, хранящие клинок, раскалилось и затрепетало. Он почувствовал, что как бы плавится; все его силы, вся энергия стекли по напряженным мышцам бедер куда-то к пояснице, будто ртуть наполнила семенники. Она ласкала его ладонью, требуя продолжения, лоно с трепетом сжимало набухший член, и тут Сунь Сюнь почувствовал несколько мощных толчков, его окутало несказанно прекрасное тепло и охватило страстное желание проникнуть в Акико глубже, чем он когда-либо проникал в любую другую женщину.
А потом она закричала, и ее бедра обмякли, но продолжали ласково тереться о него; ее сладкое дыхание, к которому примешивался и его мускусный запах, овевало лицо Сунь Сюня, ее влажные распущенные волосы лежали на его глазах, будто мягкая вуаль. Ее подбрюшье и живот тяжело колыхались, мышцы сотрясались в судороге, и он почувствовал, как шелковистые пальчики вцепились в его плоть, лаская ее по-новому, но с такой нежностью, что он, будто по волшебству, ощутил, как возвращается пошедший было на убыль оргазм, как возбуждение опять нарастает в нем, будто он был женщиной, полностью переродившись для новой формы наслаждения, одной из тех, которые были неведомы ему прежде.
Какая-то внутренняя сила Акико — та же самая, которая протянулась к нему ниточкой и приласкала, когда девочка спала, — теперь приподняла их, и они вместе пережили ее оргазм, слившись в своего рода пляске духа; прежде Сунь Сюнь испытывал такое лишь в поединках самого высокого уровня, когда речь шла о жизни и смерти, и шансы на то и другое были примерно равны.
Дрожа, как листок в бурю, Сунь Сюнь пропустил сквозь свое тело всю чудодейственную силу Акико, и они вместе взлетели на крыльях блаженства. Новое возбуждение охватило его, и Сунь Сюнь выстрелил в Акико остатками своего семени.
* * *
Воспоминания о том вечере не померкли и спустя годы. И вот она снова предстала перед ним, теперь уже превратившаяся в настоящую женщину, и с поклоном сказала:
— Сэнсэй, я хотела бы постигнуть еще одну науку.
Сунь Сюнь почувствовал спазм в желудке и холодок в сердце, поскольку едва ли не с первых дней знал, что этот миг настанет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95