Несмотря на содержание ритуального диалога, Сато знал, что это он привязан к ней навсегда, телом и душой, а не она к нему.
Некоторое время они стояли на коленях друг перед другом. Свои сильные руки Сато держал ладонями вверх, маленькие ладошки Акико легко лежали на них. Они испытывали друг друга, их взгляды встретились. Сато, созерцая карму, сведшую их вместе, почувствовал, как душа Акико поднимается раскрашенным воздушным змеем над крышами домов и шелестящими вершинами деревьев.
— О чем ты думаешь?
Вопрос озадачил Сато. Может, он был вызван неожиданным шорохом в тишине, где бились только их сердца? Из глубины его души выплыл тайный страх того, что каким-то непостижимым образом ее воля проникает в его сознание, оказывая парализующее действие. В этот короткий миг дрожь пробежала по его мышцам, вдоль выгнутой спины, и Сато настороженно посмотрел на Акико как на чужую.
Она улыбнулась, обнажив ровные белые зубы.
— Ты такой серьезный сегодня. — Она рассмеялась, зайчик света заплясал на ее шее.
Сато не ответил; взглянув на его гранитное лицо, Акико начала подниматься.
— Я буду... — Но его пальцы сжали ее запястье, останавливая. Затрепетав как две птицы, губы ее приоткрылись. — Сато-сан...
Медленно он усадил ее снова на колени, затем сам приподнялся. Ткань кимоно натянулась и затрещала, когда его плечи напряглись под ней.
— Этот вечер особенный, — сказал он низким голосом. — Он останется единственным в нашей жизни. — Он помолчал, будто собираясь с мыслями. — Наша свадьба уже так скоро... Я не увижу тебя до субботы, когда наши жизни наконец свяжет Будда Амида. — Его взгляд скользил по ее лицу. — Неужели это ничего не значит для тебя?
— Я только об этом и думала весь день.
— Тогда останься. — Пальцы его разжались, и рука Акико, освободившись, упала на колено. Ее гладкие лакированные ногти словно слились воедино, когда она скрестила пальцы. — В эту самую необычную из ночей отошли прочь свой подарок.
На ее лице, совершенном, как фарфоровая маска, не отразилось ничего из того, что она чувствовала. Ее грудь тихо подымалась и опускалась. Ее глаза оставались такими же спокойными, незамутненными, как горное озеро.
Сато смутился.
— Ты же знаешь, что я желаю только тебя. Акико откинула голову, будто он ударил ее.
— Ты ненавидишь мой подарок! Ты ненавидел все подарки, что я привозила тебе с...
— Нет! — Дрожа, Сато забился в ловушке, в которую сам попал.
— Я оскорбила тебя в своем стремлении угодить. — Акико заломила руки, как маленькая обиженная девочка. Сато подался вперед.
— Я любил все твои подарки, я дорожил тем чувством, с которым ты их преподносила. — Он снова овладел своим голосом. — Твои подарки — большая честь для меня... — Он отвел глаза. — Я знаю, что ты никогда... не была с мужчиной... и так понять мои желания, — он глубоко вздохнул, — принести мне радость...
Голова ее склонилась:
— Это мой долг. Я...
Но его рука снова метнулась, накрывая ее руку.
— Но сегодня мы должны слиться воедино. Увидев тебя, я...
— Как скажешь... — Она вскинула голову. — А что тогда с нашей брачной ночью? Мы будем издеваться над традициями? Предадим их? Ты этого хочешь?
Сато почувствовал, как ее ногти впиваются в его напрягшуюся руку, и понял, что она права. Он боролся со своим желанием овладеть ею. Голова его качнулась на толстой шее, и сухие губы прошептали:
— Я хочу твой подарок.
* * *
Акико стояла у нага-хибати, обжигаемая его жаром. Она почти не обращала внимания на свои руки, готовившие соба — лапшу из темной гречневой муки, разводившие соевый соус в небольших фарфоровых чашках, накладывающие зеленую редьку и нарезанный огурец в глубокую тарелку.
Приготовленную соба раскладывали крошечными порциями на прямоугольные черные лаковые подносы. Обычно Акико пользовалась прислугой, как и Сато, но сегодня стряпня составляла часть ее подарка, и вечером слуги не были допущены в эту часть дома.
Акико сервировала блюдо и добавила немного подогретого сакэ. Она наблюдала за тем, как Сато и Ёко разговаривали приглушенными голосами. Акико хорошо подготовила девушку. Ёко знала, чего ожидать и чего ожидали от нее.
Акико поднялась и бесшумно подошла к краю фусума. На минуту ее тонкая рука задержалась на легкой деревянной раме. Звук их голосов обдал ее горячей волной, прежде чем она задвинула за собой бумажную дверь.
Но она не ушла из дома. Вместо этого она свернула налево и вошла в крошечную — в два татами — комнатку. Осторожно прикрыв фусума, заскользила коленями по соломенным циновкам, пока не добралась до сёдзи, смежных той комнате, в которой оставались Сато и Ёко.
Перегородка состояла из множества длинных и узких декоративных планок, приятных для глаз. Не так давно, с тех пор как она стала бывать у Сато, Акико незаметно расшатала одну из планок, и та теперь легко убиралась.
Через эту щель она наблюдала за Сато и Ёко. Они уже закончили соба, сакэ оставалось совсем немного. Они сидели очень близко друг от друга. Усаживаясь на своем наблюдательном посту, Акико приготовилась к тому, что должно было произойти.
Сато сидел спиной к ней, ей было видно, как двинулась его рука к кимоно Ёко — Акико знала, что не стоит преподносить Сато девушку в западном костюме, — и оно мягко соскользнуло вниз, обнажая белое плечо.
Акико затаила дыхание, увидев, как заиграло обнажившееся тело девушки. Глаза Сато были прикованы к груди Ёко, серо-коричневое кимоно лежало на татами, все еще прикрывая ее бедра. Тут Сато наклонил голову, и Ёко откинулась назад. Ее пальцы начали ласкать его уши, пока язык его нежно скользил по ее соскам.
Акико обхватила руками свою грудь с набухшими сосками, почувствовав, как в ней просыпается таинственное пламя. Во рту у нее пересохло, и ей захотелось глотнуть сакэ, чтобы погасить жажду.
Она почти уступила Сато сегодня. Это поразило ее как гром среди ясного неба. Было довольно легко держать его на расстоянии вытянутой руки все эти долгие недели, ей было отвратительно вожделение, туманившее его взгляд. Но сегодня все было иначе.
Ёко уже была полностью обнажена. Открытый рот Сато облизывал и посасывал ее плоть так яростно, что Акико почувствовала, как она сама распаляется, напрягаясь, будто это с ней занимался любовью Сато.
Почему? Что изменилось? Акико анализировала свое сознание, как учил ее Сунь Сюнь давным-давно: “Раздели свою память на четыре части, затем подели их на восемь, затем — на шестнадцать, и так далее. Постепенно, — говорил он ей, — ты обнаружишь деталь, которую искала, потому что твои чувства — самые сильные рецепторы. Они регистрируют все; это только твое сознание отфильтровывает лишь то, что считает важным. Ты должна усвоить урок — сложнейший из уроков, — а именно: твое сознание часто делает неправильный выбор”.
И теперь, когда ее глазам представали эротические картины, разворачивающиеся прямо перед щелью в сёдзи, Акико начала делить на четверти свою память, прекрасно регистрирующую и чужие, и ее собственные эмоции.
Сегодня, как и в предыдущие вечера, она грамотно расставила ловушку для Сато с тем, чтобы ускользнуть от его притязаний. Ее уже наполнил было восторг от того разочарования, которое испытал он из-за нее. И вдруг это чувство умерло. Почему?
Первобытный пульс рока, исполненный ярости, агрессии и вожделения, горячил ее кровь как алкоголь; воздух был синим от дыма, фигуры танцующих напоминали храмовых монахов, зажигающих ритуальные светильники в память по умершим. Ей казалось, что она преследовала тигра, движущегося мягкими прыжками. Это притягивало и пугало ее. Потому что она проследила свои вырвавшиеся сексуальные чувства до того момента, когда кружила голодным шакалом вокруг Николаса Линнера. Его образ, вновь вызванный в лабиринтах экзотического “Дзян-Дзяна” заставил ее сердце бешено колотиться. Снова задрожали мускулы на внутренней стороне бедер, и она ощутила могучее желание подойти к нему.
Опять, как тогда в ночном клубе, ее пальцы дотронулись до вспыхнувшей щеки, будто бы для того, чтобы убедиться, что она на месте. Но это состояние длилось недолго. Непонятная самой себе, она должна была бы в первую очередь подружиться с собой. Ей никогда не удавалось сделать это... раньше. Перед лицом следующего рождения она поклялась себе, что постарается. Но сначала — завершить дело, касающееся Николаса Линнера. О да! Касающееся его...
Глаза Акико широко раскрылись. Сато и Ёко слились в единое целое. Складки кимоно обвивали их двигающиеся тела подобно морским волнам, накатывающимся на берег, скрывая и обнажая одновременно.
Их порывистое дыхание долетало до нее, подобно крику чаек, притягивая, приглашая стать третьей, все сильнее распаляя ее желание.
Она увидела упругий член Сато — сильную, багровую плоть, вздрагивающую под поглаживающими движениями девушки, прикрывшей глаза от удовольствия. Мягкие груди Ёко расплющивались о твердые ладони Сато. Его голова опускалась все ниже и ниже, пока наконец раскрытыми губами он не коснулся внутренней стороны горячих девичьих бедер.
Бессознательно Акико подалась вперед и буквально задохнулась, увидев, как язык Сато заиграл, лаская Ёко. Струйка горячего пота скользнула змейкой по спине и впиталась в кимоно отметиной вожделения. Ее ладони плавными движениями коснулись разведенных бедер.
Теперь вместо кончиков своих пальцев Акико ощущала ласкающий язык Сато, совершающий сводящие с ума движения по влажным бедрам Ёко: его руки двигались под ее коленями, поднимая ноги.
Бедра Ёко, бедра Акико. Не было различия в ощущении прикосновений. То, что с ней сделали, не испортило шелковистой кожи. Но она понимала: если Сато увидит скрытое там, на внутренней стороне, он может отменить свадьбу, а этого она не могла допустить. После... что ж, тогда у него не будет иного выбора, кроме как принять ее такой. Губы Сато двинулись выше, к черным завиткам, покрывающим высокий лобок Ёко. Акико увидела, как ноги девушки задрожали от возбуждения и приближающегося оргазма. Сато погрузился во влажную жаркую плоть, и Ёко откинулась головой назад, тонкие жилки на шее напряглись, губы раскрылись, обнажая зубы. Ноги ее непроизвольно дрожали.
И, пока Акико наблюдала за этим, умелые пальцы ее раскрывали ее собственные складки нежными круговыми движениями, синхронными с движениями головы Сато. Она чувствовала его, но этого было недостаточно, ей нужно было больше. Возбуждение омывало ее подобно каплям дождя. Она молила о вихре, цунами, который бы поднял ее ввысь и бросил в объятия экстаза.
Но он не приходил, и она стала сильнее нажимать пальцами, углубляясь в мягкие складки, раздвигая их, сильнее нажимая на клитор.
Сато поднял голову. Грудь его вздымалась, как у быка. Его мощное мужское тело нависло над хрупкой женственной Ёко, загораживая ее от рассеянного света, отбрасывая тень, которая казалась каким-то странным гримом на ее лице.
Она тянула его выше, пока ей не осталось ничего другого, как выгнуться вверх и бросить свое тело на его, резко оторвав свои бедра от футона: дыхание вырывалось из нее громко и торопливо, груди ее дрожали от переполняющих ее чувств.
Как желала Акико ощутить то же самое: прилив, зарождающийся вдали, бушующий, врывающийся в нее из необъятных глубин моря, накрывающий ее покрывалом ночи, стирая все мысли, всю боль, все воспоминания — мгновенным потоком вибрирующего удовлетворения.
Сато опускался навстречу яростным движениям Ёко, прикосновения их бедер пылали жаром. Горячий пот Сато капал, стекая по содрогающемуся телу девушки.
Она начала вскрикивать, обхватив его руками, тянула его на себя, так что Акико показалось, что еще чуть-чуть — и он раздавит ее своей массой. Ритмичные выдохи участились, движения их тел стали резкими.
Ёко выплескивала свое возбуждение сильными длинными стонами, лицо ее напряглось. Руками она сжимала мускулистые ягодицы Сато, заставляя его погружаться в нее еще глубже.
— Кончаю, кончаю... — кричал срывающийся голос Ёко. Акико страстно желала этого, этого освобождения от сжимающего ее напряжения, стянувшего бедра и живот. Ее мышцы одеревенели, их терзала рычащая боль, как всегда в такие моменты. Она закусила нижнюю губу, чтобы сдержать крик. Сердце ее стучало, угрожая сорваться с места и взорваться в сдавленном горле.
— Пожалуйста, — простонала она про себя, — пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...
Хотя сначала она чувствовала сильнее, чем когда-либо, хотя и подумала, что, может быть, на этот раз к ней придет долгожданное освобождение, эта ночь оказалась такой же, как и все остальные. Она слышала звериный рык Сато, когда он выстрелил горячим огнем в сжавшуюся глубину Ёко.
Это было слишком для Акико, и она упала навзничь, ударившись плечом о пол. Глаза ее закатились; в какой-то миг она услышала шум ветра и усомнилась в его реальности. Боль и чудовищное желание перенесли ее на черную равнину. Она услышала слова Сунь Сюня:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Некоторое время они стояли на коленях друг перед другом. Свои сильные руки Сато держал ладонями вверх, маленькие ладошки Акико легко лежали на них. Они испытывали друг друга, их взгляды встретились. Сато, созерцая карму, сведшую их вместе, почувствовал, как душа Акико поднимается раскрашенным воздушным змеем над крышами домов и шелестящими вершинами деревьев.
— О чем ты думаешь?
Вопрос озадачил Сато. Может, он был вызван неожиданным шорохом в тишине, где бились только их сердца? Из глубины его души выплыл тайный страх того, что каким-то непостижимым образом ее воля проникает в его сознание, оказывая парализующее действие. В этот короткий миг дрожь пробежала по его мышцам, вдоль выгнутой спины, и Сато настороженно посмотрел на Акико как на чужую.
Она улыбнулась, обнажив ровные белые зубы.
— Ты такой серьезный сегодня. — Она рассмеялась, зайчик света заплясал на ее шее.
Сато не ответил; взглянув на его гранитное лицо, Акико начала подниматься.
— Я буду... — Но его пальцы сжали ее запястье, останавливая. Затрепетав как две птицы, губы ее приоткрылись. — Сато-сан...
Медленно он усадил ее снова на колени, затем сам приподнялся. Ткань кимоно натянулась и затрещала, когда его плечи напряглись под ней.
— Этот вечер особенный, — сказал он низким голосом. — Он останется единственным в нашей жизни. — Он помолчал, будто собираясь с мыслями. — Наша свадьба уже так скоро... Я не увижу тебя до субботы, когда наши жизни наконец свяжет Будда Амида. — Его взгляд скользил по ее лицу. — Неужели это ничего не значит для тебя?
— Я только об этом и думала весь день.
— Тогда останься. — Пальцы его разжались, и рука Акико, освободившись, упала на колено. Ее гладкие лакированные ногти словно слились воедино, когда она скрестила пальцы. — В эту самую необычную из ночей отошли прочь свой подарок.
На ее лице, совершенном, как фарфоровая маска, не отразилось ничего из того, что она чувствовала. Ее грудь тихо подымалась и опускалась. Ее глаза оставались такими же спокойными, незамутненными, как горное озеро.
Сато смутился.
— Ты же знаешь, что я желаю только тебя. Акико откинула голову, будто он ударил ее.
— Ты ненавидишь мой подарок! Ты ненавидел все подарки, что я привозила тебе с...
— Нет! — Дрожа, Сато забился в ловушке, в которую сам попал.
— Я оскорбила тебя в своем стремлении угодить. — Акико заломила руки, как маленькая обиженная девочка. Сато подался вперед.
— Я любил все твои подарки, я дорожил тем чувством, с которым ты их преподносила. — Он снова овладел своим голосом. — Твои подарки — большая честь для меня... — Он отвел глаза. — Я знаю, что ты никогда... не была с мужчиной... и так понять мои желания, — он глубоко вздохнул, — принести мне радость...
Голова ее склонилась:
— Это мой долг. Я...
Но его рука снова метнулась, накрывая ее руку.
— Но сегодня мы должны слиться воедино. Увидев тебя, я...
— Как скажешь... — Она вскинула голову. — А что тогда с нашей брачной ночью? Мы будем издеваться над традициями? Предадим их? Ты этого хочешь?
Сато почувствовал, как ее ногти впиваются в его напрягшуюся руку, и понял, что она права. Он боролся со своим желанием овладеть ею. Голова его качнулась на толстой шее, и сухие губы прошептали:
— Я хочу твой подарок.
* * *
Акико стояла у нага-хибати, обжигаемая его жаром. Она почти не обращала внимания на свои руки, готовившие соба — лапшу из темной гречневой муки, разводившие соевый соус в небольших фарфоровых чашках, накладывающие зеленую редьку и нарезанный огурец в глубокую тарелку.
Приготовленную соба раскладывали крошечными порциями на прямоугольные черные лаковые подносы. Обычно Акико пользовалась прислугой, как и Сато, но сегодня стряпня составляла часть ее подарка, и вечером слуги не были допущены в эту часть дома.
Акико сервировала блюдо и добавила немного подогретого сакэ. Она наблюдала за тем, как Сато и Ёко разговаривали приглушенными голосами. Акико хорошо подготовила девушку. Ёко знала, чего ожидать и чего ожидали от нее.
Акико поднялась и бесшумно подошла к краю фусума. На минуту ее тонкая рука задержалась на легкой деревянной раме. Звук их голосов обдал ее горячей волной, прежде чем она задвинула за собой бумажную дверь.
Но она не ушла из дома. Вместо этого она свернула налево и вошла в крошечную — в два татами — комнатку. Осторожно прикрыв фусума, заскользила коленями по соломенным циновкам, пока не добралась до сёдзи, смежных той комнате, в которой оставались Сато и Ёко.
Перегородка состояла из множества длинных и узких декоративных планок, приятных для глаз. Не так давно, с тех пор как она стала бывать у Сато, Акико незаметно расшатала одну из планок, и та теперь легко убиралась.
Через эту щель она наблюдала за Сато и Ёко. Они уже закончили соба, сакэ оставалось совсем немного. Они сидели очень близко друг от друга. Усаживаясь на своем наблюдательном посту, Акико приготовилась к тому, что должно было произойти.
Сато сидел спиной к ней, ей было видно, как двинулась его рука к кимоно Ёко — Акико знала, что не стоит преподносить Сато девушку в западном костюме, — и оно мягко соскользнуло вниз, обнажая белое плечо.
Акико затаила дыхание, увидев, как заиграло обнажившееся тело девушки. Глаза Сато были прикованы к груди Ёко, серо-коричневое кимоно лежало на татами, все еще прикрывая ее бедра. Тут Сато наклонил голову, и Ёко откинулась назад. Ее пальцы начали ласкать его уши, пока язык его нежно скользил по ее соскам.
Акико обхватила руками свою грудь с набухшими сосками, почувствовав, как в ней просыпается таинственное пламя. Во рту у нее пересохло, и ей захотелось глотнуть сакэ, чтобы погасить жажду.
Она почти уступила Сато сегодня. Это поразило ее как гром среди ясного неба. Было довольно легко держать его на расстоянии вытянутой руки все эти долгие недели, ей было отвратительно вожделение, туманившее его взгляд. Но сегодня все было иначе.
Ёко уже была полностью обнажена. Открытый рот Сато облизывал и посасывал ее плоть так яростно, что Акико почувствовала, как она сама распаляется, напрягаясь, будто это с ней занимался любовью Сато.
Почему? Что изменилось? Акико анализировала свое сознание, как учил ее Сунь Сюнь давным-давно: “Раздели свою память на четыре части, затем подели их на восемь, затем — на шестнадцать, и так далее. Постепенно, — говорил он ей, — ты обнаружишь деталь, которую искала, потому что твои чувства — самые сильные рецепторы. Они регистрируют все; это только твое сознание отфильтровывает лишь то, что считает важным. Ты должна усвоить урок — сложнейший из уроков, — а именно: твое сознание часто делает неправильный выбор”.
И теперь, когда ее глазам представали эротические картины, разворачивающиеся прямо перед щелью в сёдзи, Акико начала делить на четверти свою память, прекрасно регистрирующую и чужие, и ее собственные эмоции.
Сегодня, как и в предыдущие вечера, она грамотно расставила ловушку для Сато с тем, чтобы ускользнуть от его притязаний. Ее уже наполнил было восторг от того разочарования, которое испытал он из-за нее. И вдруг это чувство умерло. Почему?
Первобытный пульс рока, исполненный ярости, агрессии и вожделения, горячил ее кровь как алкоголь; воздух был синим от дыма, фигуры танцующих напоминали храмовых монахов, зажигающих ритуальные светильники в память по умершим. Ей казалось, что она преследовала тигра, движущегося мягкими прыжками. Это притягивало и пугало ее. Потому что она проследила свои вырвавшиеся сексуальные чувства до того момента, когда кружила голодным шакалом вокруг Николаса Линнера. Его образ, вновь вызванный в лабиринтах экзотического “Дзян-Дзяна” заставил ее сердце бешено колотиться. Снова задрожали мускулы на внутренней стороне бедер, и она ощутила могучее желание подойти к нему.
Опять, как тогда в ночном клубе, ее пальцы дотронулись до вспыхнувшей щеки, будто бы для того, чтобы убедиться, что она на месте. Но это состояние длилось недолго. Непонятная самой себе, она должна была бы в первую очередь подружиться с собой. Ей никогда не удавалось сделать это... раньше. Перед лицом следующего рождения она поклялась себе, что постарается. Но сначала — завершить дело, касающееся Николаса Линнера. О да! Касающееся его...
Глаза Акико широко раскрылись. Сато и Ёко слились в единое целое. Складки кимоно обвивали их двигающиеся тела подобно морским волнам, накатывающимся на берег, скрывая и обнажая одновременно.
Их порывистое дыхание долетало до нее, подобно крику чаек, притягивая, приглашая стать третьей, все сильнее распаляя ее желание.
Она увидела упругий член Сато — сильную, багровую плоть, вздрагивающую под поглаживающими движениями девушки, прикрывшей глаза от удовольствия. Мягкие груди Ёко расплющивались о твердые ладони Сато. Его голова опускалась все ниже и ниже, пока наконец раскрытыми губами он не коснулся внутренней стороны горячих девичьих бедер.
Бессознательно Акико подалась вперед и буквально задохнулась, увидев, как язык Сато заиграл, лаская Ёко. Струйка горячего пота скользнула змейкой по спине и впиталась в кимоно отметиной вожделения. Ее ладони плавными движениями коснулись разведенных бедер.
Теперь вместо кончиков своих пальцев Акико ощущала ласкающий язык Сато, совершающий сводящие с ума движения по влажным бедрам Ёко: его руки двигались под ее коленями, поднимая ноги.
Бедра Ёко, бедра Акико. Не было различия в ощущении прикосновений. То, что с ней сделали, не испортило шелковистой кожи. Но она понимала: если Сато увидит скрытое там, на внутренней стороне, он может отменить свадьбу, а этого она не могла допустить. После... что ж, тогда у него не будет иного выбора, кроме как принять ее такой. Губы Сато двинулись выше, к черным завиткам, покрывающим высокий лобок Ёко. Акико увидела, как ноги девушки задрожали от возбуждения и приближающегося оргазма. Сато погрузился во влажную жаркую плоть, и Ёко откинулась головой назад, тонкие жилки на шее напряглись, губы раскрылись, обнажая зубы. Ноги ее непроизвольно дрожали.
И, пока Акико наблюдала за этим, умелые пальцы ее раскрывали ее собственные складки нежными круговыми движениями, синхронными с движениями головы Сато. Она чувствовала его, но этого было недостаточно, ей нужно было больше. Возбуждение омывало ее подобно каплям дождя. Она молила о вихре, цунами, который бы поднял ее ввысь и бросил в объятия экстаза.
Но он не приходил, и она стала сильнее нажимать пальцами, углубляясь в мягкие складки, раздвигая их, сильнее нажимая на клитор.
Сато поднял голову. Грудь его вздымалась, как у быка. Его мощное мужское тело нависло над хрупкой женственной Ёко, загораживая ее от рассеянного света, отбрасывая тень, которая казалась каким-то странным гримом на ее лице.
Она тянула его выше, пока ей не осталось ничего другого, как выгнуться вверх и бросить свое тело на его, резко оторвав свои бедра от футона: дыхание вырывалось из нее громко и торопливо, груди ее дрожали от переполняющих ее чувств.
Как желала Акико ощутить то же самое: прилив, зарождающийся вдали, бушующий, врывающийся в нее из необъятных глубин моря, накрывающий ее покрывалом ночи, стирая все мысли, всю боль, все воспоминания — мгновенным потоком вибрирующего удовлетворения.
Сато опускался навстречу яростным движениям Ёко, прикосновения их бедер пылали жаром. Горячий пот Сато капал, стекая по содрогающемуся телу девушки.
Она начала вскрикивать, обхватив его руками, тянула его на себя, так что Акико показалось, что еще чуть-чуть — и он раздавит ее своей массой. Ритмичные выдохи участились, движения их тел стали резкими.
Ёко выплескивала свое возбуждение сильными длинными стонами, лицо ее напряглось. Руками она сжимала мускулистые ягодицы Сато, заставляя его погружаться в нее еще глубже.
— Кончаю, кончаю... — кричал срывающийся голос Ёко. Акико страстно желала этого, этого освобождения от сжимающего ее напряжения, стянувшего бедра и живот. Ее мышцы одеревенели, их терзала рычащая боль, как всегда в такие моменты. Она закусила нижнюю губу, чтобы сдержать крик. Сердце ее стучало, угрожая сорваться с места и взорваться в сдавленном горле.
— Пожалуйста, — простонала она про себя, — пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...
Хотя сначала она чувствовала сильнее, чем когда-либо, хотя и подумала, что, может быть, на этот раз к ней придет долгожданное освобождение, эта ночь оказалась такой же, как и все остальные. Она слышала звериный рык Сато, когда он выстрелил горячим огнем в сжавшуюся глубину Ёко.
Это было слишком для Акико, и она упала навзничь, ударившись плечом о пол. Глаза ее закатились; в какой-то миг она услышала шум ветра и усомнилась в его реальности. Боль и чудовищное желание перенесли ее на черную равнину. Она услышала слова Сунь Сюня:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95