Он был тронут и горд за Жюстин.
— Послушай, мы ведь расстаемся ненадолго — не больше чем на месяц. Уверяю — тебе не придется искать меня на краю земли...
Ее лицо помрачнело.
— Ник, Япония и есть для меня край земли. Это чужая, абсолютно чужая страна. В Европе я тоже чувствую себя иностранкой, но там я могу хотя бы ориентироваться... Там я ощущаю хоть какую-то сопричастность... Япония же, как черный камень... Это пугает меня, понимаешь?
— Я наполовину азиат, — усмехнулся он. — Я тоже пугаю тебя?
— Да, раньше пугал... Но теперь все позади! — Ее руки обвили его упругую загорелую шею. — Ах, Ник, как было бы здорово, если бы ты не уезжал!
Николас крепко обнял Жюстин. Как бы ему хотелось сказать в эту минуту, что никуда он не поедет и никуда не отпустит ее от себя! Но это было бы ложью, поскольку менее чем через сутки он сядет в самолет, вылетающий в Токио. Кроме того, восточное воспитание сделало его личностью скрытной, направленной внутрь себя. Николас догадывался, что и его отец — человек стопроцентно западный — был таким же замкнутым и непроницаемым. И отец, и сын умели хранить свои секреты даже от тех женщин, которых любили самой искренней и преданной любовью...
Николас сделал глубокий вдох, почувствовав перепад давления и острый запах озона, от которого защекотало в носу.
“Боинг-747” медленно шел на снижение. Вот уже показались бледно-зеленые поля, расчерченные узкими ровными каналами. А вот и вершина Фудзи — величественная и нерушимая, она слепила глаза своей снежной шапкой, пылающей голубоватым огнем на беспощадном полуденном солнце. Николас зажмурился — вот он и дома...
А потом они попали в плотный увесистый слой смога, как саван нависший над промышленными окраинами столицы.
— Господи! — Сидевший рядом человек вытянул шею, чтобы лучше видеть происходящее за окном. — Надо было захватить с собою противогаз — у них тут смог почище, чем в Сан-Фернандо!
Его агрессивное морщинистое лицо почти прилипло к стеклу иллюминатора. Кривая усмешка застыла на узких губах.
“Он похож на римского полководца, — подумал Николас. — Интересно, каково ему было воевать на два фронта — с варварами на передовой и политическими противниками в тылу?”
Тем временем человек, сидевший рядом, откинулся на спинку кресла и раздраженно забарабанил пальцами по подлокотникам. В эту минуту он напоминал скорее фермера средней руки, нежели миллионера-промышленника, на которого работал Николас. За долгие годы безбедной жизни он, несомненно, привык к роскоши, но отсутствие хороших манер выдавало в нем человека невысокого происхождения. О нет, не в богатой, далеко не в богатой семье родился он, Рафаэль Томкин, человек, за убийство которого было заплачено Сайго. Николас предотвратил это убийство, хотя и был уверен, что именно Томкин отдал приказ уничтожить Лью Кроукера, его лучшего Друга.
Николас украдкой разглядывал “полководческий” профиль Томкина. Он знал, что американцы зачастую лишь кажутся сильными и уверенными в себе, а на самом деле для него не представляло большого труда обнаружить их слабые места. Томкин был скорее исключением из общего правила. Его “ва” отличалось колоссальной силой, характер — твердостью и решимостью. Однако Николаса это занимало постольку, поскольку он поклялся себе и “ками” своего погибшего друга раскусить сущность Томкина и, использовав все имеющиеся в запасе знания, медленно уничтожить его.
Он вспомнил, как поразила его — якобы случайная — смерть Кроукера в автокатастрофе неподалеку от Ки-Уэста. Кроукер поехал туда по собственной инициативе, напав на след, ведущий к разгадке убийства Анджелы Дидион — фотомодели, бывшей любовницы Томкина.
Неподдающаяся влиянию Запада, существующая и поныне в первозданном виде тактика Иэясу Токугавы, величайшего из сёгунов Японии, чья династия находилась у власти сотни лет, гласит: “Чтобы узнать своего врага, нужно сначала стать его другом. Когда ты станешь его другом — он будет беззащитен перед тобой. Тогда ты должен выбрать наиболее удобный способ его уничтожения...”
Николас поклялся отомстить за друга и год назад, несмотря на горячие протесты Жюстин, принял от Томкина предложение работать у него. Теперь он мог направить всю свою энергию на достижение желанной цели. Томкин ломал голову над слиянием одного из своих отделений с отделением “кобуна” “Сато петрокемиклз”. Любая сделка с японцами имеет свои сложности, а уж слияние двух компаний... Короче, Томкин понимал, что в одиночку ему не справиться. И кто мог быть более подходящей кандидатурой на роль помощника, как не Николас, родившийся и выросший в Стране восходящего солнца?
Колеса мягко ударились о бетон. Самолет пробежал еще километра полтора по взлетной полосе и замер. Пока пассажиры отстегивали ремни и разбирали багаж с полок, Николас наблюдал за Томкиным. Тот сильно изменился с того момента, когда Николас дал свою страшную клятву. Узнавая Томкина все ближе и ближе, день за днем добиваясь его доверия и дружбы, которыми этот человек одаривал не многих, Николас наконец уяснил, что представлял собой Томкин в действительности.
Это был далеко не монстр, каковым считали его дочери, Жюстин и Гелда. Поначалу Николас хотел даже поделиться своими соображениями на этот счет с Жюстин, но их разговоры неизбежно заканчивались ссорой, и в конце концов он прекратил доказывать ей, что отец ее по-своему любит. Слишком много обид и недоразумений пролегло между двумя этими людьми. Жюстин считала своего отца монстром.
“В одном лишь она оказалась права”, — подумал Николас, спускаясь по трапу. Хотя теперь ему с трудом верилось в то, что Томкин способен на убийство. Но ведь и взлететь так высоко, как взлетел Томкин по социальной лестнице, тоже невозможно, не запачкав крылышек в крови. Сломанные судьбы, банкротства, разрушенные браки — вот какими “тучками” должен был бы сопровождаться этот “полет”.
Томкин был умен и, конечно же, жесток. Иногда он вытворял такое, чего Николас не мог даже предвидеть. И все-таки... Все это никак не вязалось с олимпийским спокойствием убийцы, отнимающего жизнь. Искренняя, хотя и своеобразная любовь к дочерям исключала такую возможность.
И тем не менее Кроукер сумел установить, что именно Рафаэль Томкин отдал приказ своему телохранителю уничтожить Анджелу Дидион. Зачем? Что подтолкнуло его совершить это ужасное злодеяние? Николас не знал ответов на эти вопросы, однако все-таки стремился ответить на них прежде, чем решить — какой кары заслуживает этот могущественный неоднозначный человек. Он хотел знать правду и поэтому дал Томкину отсрочку. Долготерпение Николас впитал с молоком матери. Время виделось ему бурным, непрерывно изменяющим свое направление потоком, хранящим множество тайн, раскрыть которые возможно лишь в назначенный для этого момент. “Переходи вброд...” — как писал Мусаши.
Таким образом, Николас поставил для себя задачу вначале понять своего врага, исследовать каждый закоулок его сердца, проникая все глубже и глубже до тех пор, пока перед ним не откроется его истинная сущность. Только выяснение причин убийства сможет оправдать будущий поступок Николаса. Не раскусив Томкина до конца, он не имеет права ступать на кровавую стезю мести — чем он тогда будет лучше своего противника? Нет, Николас поступит иначе. В эту минуту ему почему-то вдруг вспомнился его двоюродный брат — Сайго, в свое время уничтоживший многих его друзей. Для сумасшедшего Сайго не существовало сомнений. Он научился убивать при помощи “каньакуна ниндзюцу”, а также наводящей ужас “кобудэры”. Но в какой-то момент те темные силы, которые он пытался приручить, восстали против него самого. Это и свело его с ума, ибо Сайго оказался слаб духом.
Николас глубоко вздохнул, отгоняя видения прошлого. Уже год, как Сайго был мертв, и, казалось бы, вместе с ним должны были умереть и воспоминания, но не тут-то было... Николас снова шагал по японской земле, и прошлое снова клубилось вокруг его сознания, словно призрак “ками”, что-то нашептывая ему, сковывая его внимание. Он вспоминал свою мать, полковника, свою тетку Итами, и — конечно же — Юко, печальную, обреченную Юко. Великолепная, она буквально свела его с ума тогда, на вечеринке “кэйрэцу”, где они впервые встретились. Он вспоминал трепетное тепло ее упругого бедра, прижавшегося к его бедру, в тот момент, когда они медленно танцевали в комнате, озаряемой мерцанием свечей, их вонзившиеся друг в друга глаза... Он не вспоминал свинцовый взгляд, которым сверлил их его двоюродный братец...
Юко погибла от рук Сайго, но ее “ками” часто посещал Николаса. И хотя тело его теперь целиком принадлежало Жюстин, душа все еще танцевала тот медленный танец с Юко, в каком-то особом мире, над которым не властна смерть.
Память — страшная вещь. Если бы мертвых можно было воскрешать, Николас воскресил бы Юко. Вот он опять на родной земле. Впервые за десять лет. Теперь он гораздо ближе к Юко, ко всему, что связано с ней... “Танцуй, Юко! Я крепко обнимаю тебя, и, пока не отпущу, ничего больше не случится с тобой!..”
— Добрый день, джентльмены! — Перед Николасом и Томкиным в церемониальном поклоне застыла молодая японка. — “Сато петрокемиклз” приветствует вас в Японии!
Чуть поодаль стоял молодой человек в добротном деловом костюме и черных очках. Он протянул руку, чтобы взять их багажные квитанции.
— Наш сотрудник позаботится о ваших вещах! — У японки была приятная улыбка. — Пожалуйста, следуйте за мной.
Николас слегка удивился тому, что их встретила женщина. Он ничего не сказал Томкину, хотя и понимал — такая встреча едва ли предвещала удачные переговоры. Как человек европейский Томкин, конечно же, не придавал этому значения — юное создание было так прелестно! — но любой японец оскорбился бы подобному приему. Ведь чем более высокопоставленный представитель компании встречает вас, тем значительнее ваш статус в ее глазах. Ну а женщины в Японии достаточно далеки от высших управленческих структур.
Они прошли через переполненные залы аэропорта, мимо шумных туристских групп, мимо суетливых молодоженов, отправляющихся в свадебное путешествие, мимо школьников, глазеющих на рослых гайдзинов, с трудом пробирающихся сквозь эту сутолоку...
Томкин был уже порядком раздражен, когда японка вывела их наконец на свет Божий и подвела к шикарному черному лимузину.
— Я мисс Ёсида, — сказала она, услужливо открывая дверцу, — административная помощница мистера Сато. Простите, что не представилась вам раньше, — хотелось как можно быстрее высвободить вас из этой толпы.
Николас мысленно улыбнулся ее неуклюжему английскому произношению, находя его даже трогательным. Японка вновь почтительно поклонилась, и он, машинально поклонившись в ответ, пробормотал расхожую любезность:
— Все о’кей, мисс Ёсида! Я и мистер Томкин благодарны вам за вашу предусмотрительность.
Все, что от нее требовалось, она выполняла безукоризненно, не задавая лишних вопросов. Это тоже являлось традицией, берущей начало еще со времен сёгуната Токугавы.
— Прошу вас, господа! Наш автомобиль к вашим услугам.
— Черт побери! Я предпочел бы сейчас несколько иные услуги, — прорычал Томкин, вползая в сверкающий лимузин. — Ну и полет! Отсидел себе все яйца.
Николас рассмеялся так, словно это была всего лишь невинная шутка, стараясь оградить мисс Ёсиду от неловкого положения. Она засмеялась в ответ нежным мелодичным смехом, столь не соответствующим ее строгому деловому костюму из натурального шелка, ирисовой блузке и темно-бордовому галстуку, выглядывающему из-под крошечного круглого воротничка. К лацкану ее пиджака был прикреплен лаковый, с позолотой, значок — феодальный герб “Сато петрокемиклз”. В маленьких ушках посверкивали изящные изумрудные серьги.
— Должно быть, приятно снова вернуться домой, Линнер-сан? — Его фамилию она произнесла как “Риннару”, давая понять Николасу, что знакома с его биографией.
Было бы дурным тоном реагировать на скрытый смысл фразы. Николас улыбнулся.
— Прошли годы, а мне кажется, что прошло лишь несколько мгновений...
Ёсида посмотрела в окно: в дверях багажного отделения показался юноша в черных очках с чемоданами гостей в руках... Вновь взглянув на Николаса, она произнесла тихо, почти интимно:
— Если захотите зажечь благовонные палочки, вам будет предоставлена машина.
Николас лишь пожал плечами. Он и в самом деле был удивлен тем, насколько хорошо мисс Ёсида осведомлена о нем. Только что — скрытым текстом — она сообщила ему не столько о том, что их компания предоставит в его распоряжение транспорт в случае, если он задумает посетить могилы родителей, сколько о том, что ей известен тот факт, что мать Николаса, Цзон, была наполовину китаянкой: зажигать палочки на надгробьях усопших родственников — китайский обычай, хотя ему следовали и некоторые японские буддисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
— Послушай, мы ведь расстаемся ненадолго — не больше чем на месяц. Уверяю — тебе не придется искать меня на краю земли...
Ее лицо помрачнело.
— Ник, Япония и есть для меня край земли. Это чужая, абсолютно чужая страна. В Европе я тоже чувствую себя иностранкой, но там я могу хотя бы ориентироваться... Там я ощущаю хоть какую-то сопричастность... Япония же, как черный камень... Это пугает меня, понимаешь?
— Я наполовину азиат, — усмехнулся он. — Я тоже пугаю тебя?
— Да, раньше пугал... Но теперь все позади! — Ее руки обвили его упругую загорелую шею. — Ах, Ник, как было бы здорово, если бы ты не уезжал!
Николас крепко обнял Жюстин. Как бы ему хотелось сказать в эту минуту, что никуда он не поедет и никуда не отпустит ее от себя! Но это было бы ложью, поскольку менее чем через сутки он сядет в самолет, вылетающий в Токио. Кроме того, восточное воспитание сделало его личностью скрытной, направленной внутрь себя. Николас догадывался, что и его отец — человек стопроцентно западный — был таким же замкнутым и непроницаемым. И отец, и сын умели хранить свои секреты даже от тех женщин, которых любили самой искренней и преданной любовью...
Николас сделал глубокий вдох, почувствовав перепад давления и острый запах озона, от которого защекотало в носу.
“Боинг-747” медленно шел на снижение. Вот уже показались бледно-зеленые поля, расчерченные узкими ровными каналами. А вот и вершина Фудзи — величественная и нерушимая, она слепила глаза своей снежной шапкой, пылающей голубоватым огнем на беспощадном полуденном солнце. Николас зажмурился — вот он и дома...
А потом они попали в плотный увесистый слой смога, как саван нависший над промышленными окраинами столицы.
— Господи! — Сидевший рядом человек вытянул шею, чтобы лучше видеть происходящее за окном. — Надо было захватить с собою противогаз — у них тут смог почище, чем в Сан-Фернандо!
Его агрессивное морщинистое лицо почти прилипло к стеклу иллюминатора. Кривая усмешка застыла на узких губах.
“Он похож на римского полководца, — подумал Николас. — Интересно, каково ему было воевать на два фронта — с варварами на передовой и политическими противниками в тылу?”
Тем временем человек, сидевший рядом, откинулся на спинку кресла и раздраженно забарабанил пальцами по подлокотникам. В эту минуту он напоминал скорее фермера средней руки, нежели миллионера-промышленника, на которого работал Николас. За долгие годы безбедной жизни он, несомненно, привык к роскоши, но отсутствие хороших манер выдавало в нем человека невысокого происхождения. О нет, не в богатой, далеко не в богатой семье родился он, Рафаэль Томкин, человек, за убийство которого было заплачено Сайго. Николас предотвратил это убийство, хотя и был уверен, что именно Томкин отдал приказ уничтожить Лью Кроукера, его лучшего Друга.
Николас украдкой разглядывал “полководческий” профиль Томкина. Он знал, что американцы зачастую лишь кажутся сильными и уверенными в себе, а на самом деле для него не представляло большого труда обнаружить их слабые места. Томкин был скорее исключением из общего правила. Его “ва” отличалось колоссальной силой, характер — твердостью и решимостью. Однако Николаса это занимало постольку, поскольку он поклялся себе и “ками” своего погибшего друга раскусить сущность Томкина и, использовав все имеющиеся в запасе знания, медленно уничтожить его.
Он вспомнил, как поразила его — якобы случайная — смерть Кроукера в автокатастрофе неподалеку от Ки-Уэста. Кроукер поехал туда по собственной инициативе, напав на след, ведущий к разгадке убийства Анджелы Дидион — фотомодели, бывшей любовницы Томкина.
Неподдающаяся влиянию Запада, существующая и поныне в первозданном виде тактика Иэясу Токугавы, величайшего из сёгунов Японии, чья династия находилась у власти сотни лет, гласит: “Чтобы узнать своего врага, нужно сначала стать его другом. Когда ты станешь его другом — он будет беззащитен перед тобой. Тогда ты должен выбрать наиболее удобный способ его уничтожения...”
Николас поклялся отомстить за друга и год назад, несмотря на горячие протесты Жюстин, принял от Томкина предложение работать у него. Теперь он мог направить всю свою энергию на достижение желанной цели. Томкин ломал голову над слиянием одного из своих отделений с отделением “кобуна” “Сато петрокемиклз”. Любая сделка с японцами имеет свои сложности, а уж слияние двух компаний... Короче, Томкин понимал, что в одиночку ему не справиться. И кто мог быть более подходящей кандидатурой на роль помощника, как не Николас, родившийся и выросший в Стране восходящего солнца?
Колеса мягко ударились о бетон. Самолет пробежал еще километра полтора по взлетной полосе и замер. Пока пассажиры отстегивали ремни и разбирали багаж с полок, Николас наблюдал за Томкиным. Тот сильно изменился с того момента, когда Николас дал свою страшную клятву. Узнавая Томкина все ближе и ближе, день за днем добиваясь его доверия и дружбы, которыми этот человек одаривал не многих, Николас наконец уяснил, что представлял собой Томкин в действительности.
Это был далеко не монстр, каковым считали его дочери, Жюстин и Гелда. Поначалу Николас хотел даже поделиться своими соображениями на этот счет с Жюстин, но их разговоры неизбежно заканчивались ссорой, и в конце концов он прекратил доказывать ей, что отец ее по-своему любит. Слишком много обид и недоразумений пролегло между двумя этими людьми. Жюстин считала своего отца монстром.
“В одном лишь она оказалась права”, — подумал Николас, спускаясь по трапу. Хотя теперь ему с трудом верилось в то, что Томкин способен на убийство. Но ведь и взлететь так высоко, как взлетел Томкин по социальной лестнице, тоже невозможно, не запачкав крылышек в крови. Сломанные судьбы, банкротства, разрушенные браки — вот какими “тучками” должен был бы сопровождаться этот “полет”.
Томкин был умен и, конечно же, жесток. Иногда он вытворял такое, чего Николас не мог даже предвидеть. И все-таки... Все это никак не вязалось с олимпийским спокойствием убийцы, отнимающего жизнь. Искренняя, хотя и своеобразная любовь к дочерям исключала такую возможность.
И тем не менее Кроукер сумел установить, что именно Рафаэль Томкин отдал приказ своему телохранителю уничтожить Анджелу Дидион. Зачем? Что подтолкнуло его совершить это ужасное злодеяние? Николас не знал ответов на эти вопросы, однако все-таки стремился ответить на них прежде, чем решить — какой кары заслуживает этот могущественный неоднозначный человек. Он хотел знать правду и поэтому дал Томкину отсрочку. Долготерпение Николас впитал с молоком матери. Время виделось ему бурным, непрерывно изменяющим свое направление потоком, хранящим множество тайн, раскрыть которые возможно лишь в назначенный для этого момент. “Переходи вброд...” — как писал Мусаши.
Таким образом, Николас поставил для себя задачу вначале понять своего врага, исследовать каждый закоулок его сердца, проникая все глубже и глубже до тех пор, пока перед ним не откроется его истинная сущность. Только выяснение причин убийства сможет оправдать будущий поступок Николаса. Не раскусив Томкина до конца, он не имеет права ступать на кровавую стезю мести — чем он тогда будет лучше своего противника? Нет, Николас поступит иначе. В эту минуту ему почему-то вдруг вспомнился его двоюродный брат — Сайго, в свое время уничтоживший многих его друзей. Для сумасшедшего Сайго не существовало сомнений. Он научился убивать при помощи “каньакуна ниндзюцу”, а также наводящей ужас “кобудэры”. Но в какой-то момент те темные силы, которые он пытался приручить, восстали против него самого. Это и свело его с ума, ибо Сайго оказался слаб духом.
Николас глубоко вздохнул, отгоняя видения прошлого. Уже год, как Сайго был мертв, и, казалось бы, вместе с ним должны были умереть и воспоминания, но не тут-то было... Николас снова шагал по японской земле, и прошлое снова клубилось вокруг его сознания, словно призрак “ками”, что-то нашептывая ему, сковывая его внимание. Он вспоминал свою мать, полковника, свою тетку Итами, и — конечно же — Юко, печальную, обреченную Юко. Великолепная, она буквально свела его с ума тогда, на вечеринке “кэйрэцу”, где они впервые встретились. Он вспоминал трепетное тепло ее упругого бедра, прижавшегося к его бедру, в тот момент, когда они медленно танцевали в комнате, озаряемой мерцанием свечей, их вонзившиеся друг в друга глаза... Он не вспоминал свинцовый взгляд, которым сверлил их его двоюродный братец...
Юко погибла от рук Сайго, но ее “ками” часто посещал Николаса. И хотя тело его теперь целиком принадлежало Жюстин, душа все еще танцевала тот медленный танец с Юко, в каком-то особом мире, над которым не властна смерть.
Память — страшная вещь. Если бы мертвых можно было воскрешать, Николас воскресил бы Юко. Вот он опять на родной земле. Впервые за десять лет. Теперь он гораздо ближе к Юко, ко всему, что связано с ней... “Танцуй, Юко! Я крепко обнимаю тебя, и, пока не отпущу, ничего больше не случится с тобой!..”
— Добрый день, джентльмены! — Перед Николасом и Томкиным в церемониальном поклоне застыла молодая японка. — “Сато петрокемиклз” приветствует вас в Японии!
Чуть поодаль стоял молодой человек в добротном деловом костюме и черных очках. Он протянул руку, чтобы взять их багажные квитанции.
— Наш сотрудник позаботится о ваших вещах! — У японки была приятная улыбка. — Пожалуйста, следуйте за мной.
Николас слегка удивился тому, что их встретила женщина. Он ничего не сказал Томкину, хотя и понимал — такая встреча едва ли предвещала удачные переговоры. Как человек европейский Томкин, конечно же, не придавал этому значения — юное создание было так прелестно! — но любой японец оскорбился бы подобному приему. Ведь чем более высокопоставленный представитель компании встречает вас, тем значительнее ваш статус в ее глазах. Ну а женщины в Японии достаточно далеки от высших управленческих структур.
Они прошли через переполненные залы аэропорта, мимо шумных туристских групп, мимо суетливых молодоженов, отправляющихся в свадебное путешествие, мимо школьников, глазеющих на рослых гайдзинов, с трудом пробирающихся сквозь эту сутолоку...
Томкин был уже порядком раздражен, когда японка вывела их наконец на свет Божий и подвела к шикарному черному лимузину.
— Я мисс Ёсида, — сказала она, услужливо открывая дверцу, — административная помощница мистера Сато. Простите, что не представилась вам раньше, — хотелось как можно быстрее высвободить вас из этой толпы.
Николас мысленно улыбнулся ее неуклюжему английскому произношению, находя его даже трогательным. Японка вновь почтительно поклонилась, и он, машинально поклонившись в ответ, пробормотал расхожую любезность:
— Все о’кей, мисс Ёсида! Я и мистер Томкин благодарны вам за вашу предусмотрительность.
Все, что от нее требовалось, она выполняла безукоризненно, не задавая лишних вопросов. Это тоже являлось традицией, берущей начало еще со времен сёгуната Токугавы.
— Прошу вас, господа! Наш автомобиль к вашим услугам.
— Черт побери! Я предпочел бы сейчас несколько иные услуги, — прорычал Томкин, вползая в сверкающий лимузин. — Ну и полет! Отсидел себе все яйца.
Николас рассмеялся так, словно это была всего лишь невинная шутка, стараясь оградить мисс Ёсиду от неловкого положения. Она засмеялась в ответ нежным мелодичным смехом, столь не соответствующим ее строгому деловому костюму из натурального шелка, ирисовой блузке и темно-бордовому галстуку, выглядывающему из-под крошечного круглого воротничка. К лацкану ее пиджака был прикреплен лаковый, с позолотой, значок — феодальный герб “Сато петрокемиклз”. В маленьких ушках посверкивали изящные изумрудные серьги.
— Должно быть, приятно снова вернуться домой, Линнер-сан? — Его фамилию она произнесла как “Риннару”, давая понять Николасу, что знакома с его биографией.
Было бы дурным тоном реагировать на скрытый смысл фразы. Николас улыбнулся.
— Прошли годы, а мне кажется, что прошло лишь несколько мгновений...
Ёсида посмотрела в окно: в дверях багажного отделения показался юноша в черных очках с чемоданами гостей в руках... Вновь взглянув на Николаса, она произнесла тихо, почти интимно:
— Если захотите зажечь благовонные палочки, вам будет предоставлена машина.
Николас лишь пожал плечами. Он и в самом деле был удивлен тем, насколько хорошо мисс Ёсида осведомлена о нем. Только что — скрытым текстом — она сообщила ему не столько о том, что их компания предоставит в его распоряжение транспорт в случае, если он задумает посетить могилы родителей, сколько о том, что ей известен тот факт, что мать Николаса, Цзон, была наполовину китаянкой: зажигать палочки на надгробьях усопших родственников — китайский обычай, хотя ему следовали и некоторые японские буддисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95