«Что касается вирусной атаки на компьютер в „Сато“. Дал дискету с записью атаки Мики. Позвонить через два дня... Памятка для себя: звонил Мики. Пока никаких результатов. Говорит, структура вируса совсем незнакомая. Это плохо. Однако хорошо, что Мики интересно заняться этим делом и загнать сосунка в угол. Звонить ежедневно... Памятка для себя: Мики говорит, что вирус способен к мутациям, он поселяется на компьютерной программе, проникает в защитную систему и приспосабливается к ней... Памятка для себя: согласно Мики, вирус предназначен для разрушения компьютерных программ. Это своего рода звено в коммуникативной цепочке между защищенными файлами и теми, у кого на руках вирус. Час от часу не легче. Мики работает день и ночь, пытаясь разгадать этот механизм... Памятка для себя: я думаю, Мики уже находится близко к разгадке тайны вируса. Считает, что дискета, на которой записана атака на „Сато“, зафиксировала испытание вируса. Также очевидно, что вирус еще не доведен до совершенства. Говорит, что знает только одного парня — только одного — который способен сотворить нечто подобное: вирус, адаптирующийся к программе. Настоящий компьютерный гений. Работает в научно-исследовательском отделе „Накано“. Случайность? Вряд ли. Надо позвонить Нанги...»
Запись кончилась, но в воздухе, кажется, повисла невидимая энергия. Первая запись была сделана в тот день, когда Нанги встретился с ним в электронных джунглях Акихабары, последняя — за день до его исчезновения.
Нанги смотрел, не отрываясь, на крошечный магнитофон. Они находились в офисе Томи в здании полиции. Сама хозяйка офиса ходила взад-вперед в таком волнении, что Нанги, несмотря на его собственную озабоченность, заметил это:
— В чем дело?
Томи грустно усмехнулась.
— Ничего особенного, — ответила она, поджав губы, — но если сказанное Мики — правда, то найти того, кто создал этот супервирус, нам не составит особого труда. Я его знаю.
Нанги поднял голову. Томи перестала носиться по комнате, остановилась, подбоченясь.
— И не надо на меня так смотреть. Я даже знаю, как этот вирус называется: ИУТИР. Расшифровывается так: Искусственный Универсальный Тактический Интегрированный Разрушитель. По-моему, я ничего не напутала. Мой приятель описал его как адаптирующийся вирус. Он использует защитную систему компьютера для внедрения в программное обеспечение. Слово «адаптирующийся» повергло меня в шоковое состояние.
— Твой приятель создал этот ИУТИР? — переспросил Нанги. Его спокойный голос заставил Томи вздрогнуть. Она кивнула:
— Его имя Седзи Кикоко, но все называют его Негодяем. Работает в научно-исследовательском отделе «Накано». Я его сто лет знаю. Старый, проверенный друг. Я просто не верю, что он знает, для каких целей используется его программа.
— Должен знать, — возразил Нанги, глядя ей прямо в глаза. — Этот вирус — настолько новое слово в компьютерном деле, что только он один может оценить полностью диапазон его использования.
Томи кивнула, соглашаясь. Она тяжело опустилась в кресло, провела рукой по волосам. Какая-то пустота воцарилась в ее душе.
— Я должна поговорить с ним, выяснить...
— Рано, — прервал ее Нанги.
Томи навострила уши:
— Что у вас на уме?
— Я просто думаю, что мы оказались вплетены в такой крупномасштабный заговор, что пересечь его — вне нашей компетенции. — Он взглянул на нее. — Теперь я понимаю, что такое стоять между мишенью и стрелком. Николас был прав. По дороге в аэропорт он просветил меня на этот счет. Нас с ним не прихлопнули только благодаря нашему чистому везению. Операция тщательно спланирована заранее.
— О какой операции вы говорите?
Нанги уперся руками и подбородком в набалдашник своей трости.
— Я еще и сам не очень представляю, насколько широко раскинута сеть, — медленно произнес он, — и каковы конечные цели ловцов. Нечто аналогичное этому замечательному супервирусу. Как и консультант Барахольщика по компьютерному делу, Мики, я вижу структуру, но не очень уверен, что понимаю предназначение.
Он взглянул на часы, поднялся. Положил в карман магнитофончик.
— Пойдемте. Пора пожинать плоды нашей собственной операции.
Мадзуто Иши, вице-президент компании «Сато», ждал их в доме Нанги. Уми угостила его чаем и сладостями, удобно устроив в комнате, выстланной татами, которая обычно служила местом проведения секретных совещаний.
Одна из стен открывалась на веранду, отделанную лакированным деревом, откуда был выход во внутренний садик. Иши попивал чай и любовался азалиями и пионами. Когда в комнату вошли Нанги и Томи, он вскочил на ноги, отвесил низкий поклон. Поскольку Иши и Томи не знали друг друга, Нанги познакомил их с надлежащей торжественностью.
Вошла Уми и принесла еще чаю. Села рядом с Нанги. Наконец Нанги перешел к делу:
— Какие новости?
Иши улыбнулся, достал видеокассету из тонкого дипломата.
— Все здесь, Нанги-сан, — сказал он, подавая ее с поклоном. — Все вышло, как вы и предсказывали.
Нанги одобрительно крякнул, взял кассету, вставил ее в видеоприставку, стоящую сверху телевизора с большим экраном. С помощью дистанционного управления Нанги запустил кассету, опять усевшись рядом с Уми.
— Смотрите повнимательней, — предупредил он. Цветная таблица сменилась изображением. Томи сразу поняла, что это не любительская съемка, а работа профессионала. И мастера слежки.
Они сразу узнали Восточный сад императорского дворца. Затем в кадре появился Иши, а немного погодя — и Икуза. В нижней части кадра появились цифры: число, месяц, час и минуты, когда производилась съемка, — чтобы не возник вопрос, когда и с какой целью происходила встреча. Резким жестом Икуза сунул Иши толстый конверт. Иши открыл его и показал в сторону камеры толстую пачку иен. Оператор сразу же дал ближний план.
Двое мужчин поговорили немного, прогуливаясь по саду. Пленка не имела звуковой дорожки. Наконец Иши и Икуза расстались. Камера проводила Икузу до его машины, которая скоро тронулась и исчезла. Затем камера вернулась к Иши, проводила его до машины и осталась с ним.
Машина Иши остановилась где-то на узкой улочке. Иши посмотрел на часы. Скоро в кадре появилось новое лицо. Человек открыл дверцу машины Иши, залез внутрь. Крупным планом лицо человека: Хагава-Ловкач, известный букмекер, заправила игорного бизнеса, связанный с преступным миром. Хагава что-то сказал Иши. Тот без слов протянул ему конверт, тот же самый конверт, что Икуза передал Иши. Хагава открыл его, дважды пересчитал деньги, коротко кивнул, сунул деньги обратно в пакет, а пакет — в карман. Затем вылез из машины. Машина Иши уехала за пределы кадра. Конец.
— Господи Иисусе! — выдохнула Томи.
Нанги поклонился своему вице-президенту:
— Прекрасная работа, Иши-сан.
Крошечный человечек поклонился в ответ еще более низко.
— Спасибо, Нанги-сан. Целостность «Сато Интернэшнл» должна быть сохранена любым путем. Атака на корпорацию — личное оскорбление каждому ее служащему, принимающему интересы корпорации близко к сердцу. Я глубоко польщен вашим доверием. То, что удалось сделать мне, — пустяк по сравнению с тем, что предстоит сделать вам.
— Каждый индивидуум — часть сообщества, — откликнулся Нанги, очевидно польщенный словами Иши. — Вклад каждого, сделанный от чистого сердца, одинаково значим. Это — один из фундаментальных законов «Сато Интернэшнл».
— Каким образом вы смогли все это подстроить, Нанги-сан? — не смогла удержаться от вопроса Томи.
Нанги повернулся к ней с улыбкой:
— Эта была идея Николаса. Вы ведь хорошо знакомы с тактикой айкидо? Эта борьба по справедливости называется искусством концентрических кругов. Она использует инерцию противника против него самого, таща его на себя, вместо того чтобы делать более трудные вещи, отпихивая его от себя или отбрасывая в сторону. Мы использовали точно такую же тактику. Вместо того, чтобы отбивать атаки Икузы и переходить в контратаки, мы, наоборот, потянули его на себя, апеллируй к его жажде власти и злорадному чувству, разгорающемуся в нем при виде наших бед. — И он рассказал о том, каким образом Иши удалось войти в контакт с Икузой. — История Иши сразила его наповал, потому что он увидел в ней способ использовать Иши против нас. Как мы и подозревали, Икуза решил через Иши пронюхать о наших стратегических планах в борьбе против него. — Нанги опять улыбнулся. — И Иши-сан уважил его просьбу. А сейчас вы видели пленку, на которой Кузунда Икуза — высшей морали высший образец — передает через посредника пачку денег известному преступнику Хагаве-Ловкачу.
— Но ведь на самом деле это не так, — сказала Томи. — И Икуза очень быстро оправдается.
— Ничего быстрого у него не получится, — возразил Нанги. — Видите ли, на высокоморальных котурнах, на которые забрался Икуза, нет места для ошибок и слабостей. Ну, а как он сможет объяснить действия, запечатленные на пленке? Ведь правду он сказать тоже не может. А любая ложь выдаст его с головой. В этом случае — как и во многих других — объективная реальность не очень важна. Интерпретация ее людьми — вот что важно. Перед нами свидетельство предосудительного действия. То, что это есть иллюзия, в данном случае не суть важно. Поверьте мне, эта иллюзия породит весьма реальный скандал, от которого Икузе несдобровать.
* * *
Шизей отвезла Брэндинга к себе домой, потому что его дом наверняка был осажден репортерами.
— Я хочу, чтобы ты была со мной всегда, — провозгласил он. — После того, что случилось, я не хочу новых сюрпризов.
— Кок, — сказала она, — знаешь, в Японии есть школа, где обучают лгать глазами?
Он посмотрел на нее и начал раздеваться. — Надо принять душ, — сказал он. — У меня такое ощущение, словно я только что прилетел из Гонконга. И я хочу, чтобы и в ванной ты была со мной.
— Я не уйду от тебя. Кок. Можешь не беспокоиться.
Брэндинг уже разделся. Он скомкал свои вещи.
— Не знаю, куда их деть.
Шизей протянула руку.
— Дай их мне. Я их отнесу в чистку.
Брэндинг бросил вещи на кровать.
— Ты, я вижу, совсем не слушаешь, что я говорю?
В голосе у нее не было ничего: ни боли, ни, разумеется, жалости к себе, — и это подействовало на Брэндинга.
— Ты мне говорила про эту школу в Японии, — сказал он, направляясь в ванную.
— Мне идти с тобой? — спросила Шизей. Он остановился и стал смотреть, как она раздевается. Интересно, кто учит женщин этому? Уж точно не матери.
— Я почему-то думала, ты будешь бояться меня, — сказала она.
Брэндинг включил воду, и скоро ванная наполнилась паром. Стало неприятно жарко. Он распахнул дверь, а сам стал под душ. Шизей последовала за ним, предварительно закрыв дверь.
— Так что ты мне хотела рассказать про ту школу? — спросил Брэндинг. Было очень приятно стоять под струями горячей воды. Они смывали с него грязь и пот. Пот от страха. Боже, как он испугался, увидев труп Брислинга в багажнике! Но еще больше он испугался, когда его арестовали. Я не смог бы стать преступником, подумал Брэндинг. У меня бы для этого просто духу не хватило.
— Эта школа находится в сельской местности, — начала Шизей, намыливая его тело. — Все здания ее напоминают по архитектуре швейцарские шале, и вся атмосфера школы какая-то сказочная. Называется она «Кинзей но комо», что значит «Золотое облако». Все предприятия в Японии в свое название включают лозунг, который должен скандироваться с гордостью людьми, причастными к нему. Вот и школа эта к своему названию присоединяла лозунговые эпитеты «кийоки уцукушики кандзен» — «чистая, прекрасная, совершенная».
В «Золотом облаке» учились только девочки, но все преподаватели были мужчины. Это была своего рода школа актерского мастерства, если под актерством понимать не только игру на сцене. Ты помнишь, что означает слово «ката»? Оно означает незыблемые правила. Так вот, все в этой школе делалось в соответствии со строгими правилами: игра на сцене, еда, сон, омовение. Все.
Нас учили играть только мужские роли, по многим причинам. В основе этой идеи лежит убеждение великого артиста Йошидзавы Аямы — его биографию мы должны были зубрить наизусть — что цель театрального действа — воплощать идеал. И, говорил он, женщины, играя женщину, не могут воплотить его, механически подчеркивая отдельные женские атрибуты: губы, бедра, груди. Это акцентирование внешних черт разрушает внутреннюю структуру образа, поэтому только мужчина может создать на сцене женский идеал.
— Но, по-моему, это чепуха, — прокомментировал Брэндинг.
— Ты думаешь? — намыленные руки Шизей спускались все ниже и ниже по его спине. — Не так уж это и глупо, если вдуматься. Тебе разве не приходило в голову, что идеальное воплощение возможно только при условии его полнейшей искусственности? Чем ближе к естественности — тем дальше от идеала, который является, по существу, иллюзией, мастерски созданной большим художником.
Брэндинг повернулся к ней.
— И что, эта мысль справедлива также по отношению к женщинам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Запись кончилась, но в воздухе, кажется, повисла невидимая энергия. Первая запись была сделана в тот день, когда Нанги встретился с ним в электронных джунглях Акихабары, последняя — за день до его исчезновения.
Нанги смотрел, не отрываясь, на крошечный магнитофон. Они находились в офисе Томи в здании полиции. Сама хозяйка офиса ходила взад-вперед в таком волнении, что Нанги, несмотря на его собственную озабоченность, заметил это:
— В чем дело?
Томи грустно усмехнулась.
— Ничего особенного, — ответила она, поджав губы, — но если сказанное Мики — правда, то найти того, кто создал этот супервирус, нам не составит особого труда. Я его знаю.
Нанги поднял голову. Томи перестала носиться по комнате, остановилась, подбоченясь.
— И не надо на меня так смотреть. Я даже знаю, как этот вирус называется: ИУТИР. Расшифровывается так: Искусственный Универсальный Тактический Интегрированный Разрушитель. По-моему, я ничего не напутала. Мой приятель описал его как адаптирующийся вирус. Он использует защитную систему компьютера для внедрения в программное обеспечение. Слово «адаптирующийся» повергло меня в шоковое состояние.
— Твой приятель создал этот ИУТИР? — переспросил Нанги. Его спокойный голос заставил Томи вздрогнуть. Она кивнула:
— Его имя Седзи Кикоко, но все называют его Негодяем. Работает в научно-исследовательском отделе «Накано». Я его сто лет знаю. Старый, проверенный друг. Я просто не верю, что он знает, для каких целей используется его программа.
— Должен знать, — возразил Нанги, глядя ей прямо в глаза. — Этот вирус — настолько новое слово в компьютерном деле, что только он один может оценить полностью диапазон его использования.
Томи кивнула, соглашаясь. Она тяжело опустилась в кресло, провела рукой по волосам. Какая-то пустота воцарилась в ее душе.
— Я должна поговорить с ним, выяснить...
— Рано, — прервал ее Нанги.
Томи навострила уши:
— Что у вас на уме?
— Я просто думаю, что мы оказались вплетены в такой крупномасштабный заговор, что пересечь его — вне нашей компетенции. — Он взглянул на нее. — Теперь я понимаю, что такое стоять между мишенью и стрелком. Николас был прав. По дороге в аэропорт он просветил меня на этот счет. Нас с ним не прихлопнули только благодаря нашему чистому везению. Операция тщательно спланирована заранее.
— О какой операции вы говорите?
Нанги уперся руками и подбородком в набалдашник своей трости.
— Я еще и сам не очень представляю, насколько широко раскинута сеть, — медленно произнес он, — и каковы конечные цели ловцов. Нечто аналогичное этому замечательному супервирусу. Как и консультант Барахольщика по компьютерному делу, Мики, я вижу структуру, но не очень уверен, что понимаю предназначение.
Он взглянул на часы, поднялся. Положил в карман магнитофончик.
— Пойдемте. Пора пожинать плоды нашей собственной операции.
Мадзуто Иши, вице-президент компании «Сато», ждал их в доме Нанги. Уми угостила его чаем и сладостями, удобно устроив в комнате, выстланной татами, которая обычно служила местом проведения секретных совещаний.
Одна из стен открывалась на веранду, отделанную лакированным деревом, откуда был выход во внутренний садик. Иши попивал чай и любовался азалиями и пионами. Когда в комнату вошли Нанги и Томи, он вскочил на ноги, отвесил низкий поклон. Поскольку Иши и Томи не знали друг друга, Нанги познакомил их с надлежащей торжественностью.
Вошла Уми и принесла еще чаю. Села рядом с Нанги. Наконец Нанги перешел к делу:
— Какие новости?
Иши улыбнулся, достал видеокассету из тонкого дипломата.
— Все здесь, Нанги-сан, — сказал он, подавая ее с поклоном. — Все вышло, как вы и предсказывали.
Нанги одобрительно крякнул, взял кассету, вставил ее в видеоприставку, стоящую сверху телевизора с большим экраном. С помощью дистанционного управления Нанги запустил кассету, опять усевшись рядом с Уми.
— Смотрите повнимательней, — предупредил он. Цветная таблица сменилась изображением. Томи сразу поняла, что это не любительская съемка, а работа профессионала. И мастера слежки.
Они сразу узнали Восточный сад императорского дворца. Затем в кадре появился Иши, а немного погодя — и Икуза. В нижней части кадра появились цифры: число, месяц, час и минуты, когда производилась съемка, — чтобы не возник вопрос, когда и с какой целью происходила встреча. Резким жестом Икуза сунул Иши толстый конверт. Иши открыл его и показал в сторону камеры толстую пачку иен. Оператор сразу же дал ближний план.
Двое мужчин поговорили немного, прогуливаясь по саду. Пленка не имела звуковой дорожки. Наконец Иши и Икуза расстались. Камера проводила Икузу до его машины, которая скоро тронулась и исчезла. Затем камера вернулась к Иши, проводила его до машины и осталась с ним.
Машина Иши остановилась где-то на узкой улочке. Иши посмотрел на часы. Скоро в кадре появилось новое лицо. Человек открыл дверцу машины Иши, залез внутрь. Крупным планом лицо человека: Хагава-Ловкач, известный букмекер, заправила игорного бизнеса, связанный с преступным миром. Хагава что-то сказал Иши. Тот без слов протянул ему конверт, тот же самый конверт, что Икуза передал Иши. Хагава открыл его, дважды пересчитал деньги, коротко кивнул, сунул деньги обратно в пакет, а пакет — в карман. Затем вылез из машины. Машина Иши уехала за пределы кадра. Конец.
— Господи Иисусе! — выдохнула Томи.
Нанги поклонился своему вице-президенту:
— Прекрасная работа, Иши-сан.
Крошечный человечек поклонился в ответ еще более низко.
— Спасибо, Нанги-сан. Целостность «Сато Интернэшнл» должна быть сохранена любым путем. Атака на корпорацию — личное оскорбление каждому ее служащему, принимающему интересы корпорации близко к сердцу. Я глубоко польщен вашим доверием. То, что удалось сделать мне, — пустяк по сравнению с тем, что предстоит сделать вам.
— Каждый индивидуум — часть сообщества, — откликнулся Нанги, очевидно польщенный словами Иши. — Вклад каждого, сделанный от чистого сердца, одинаково значим. Это — один из фундаментальных законов «Сато Интернэшнл».
— Каким образом вы смогли все это подстроить, Нанги-сан? — не смогла удержаться от вопроса Томи.
Нанги повернулся к ней с улыбкой:
— Эта была идея Николаса. Вы ведь хорошо знакомы с тактикой айкидо? Эта борьба по справедливости называется искусством концентрических кругов. Она использует инерцию противника против него самого, таща его на себя, вместо того чтобы делать более трудные вещи, отпихивая его от себя или отбрасывая в сторону. Мы использовали точно такую же тактику. Вместо того, чтобы отбивать атаки Икузы и переходить в контратаки, мы, наоборот, потянули его на себя, апеллируй к его жажде власти и злорадному чувству, разгорающемуся в нем при виде наших бед. — И он рассказал о том, каким образом Иши удалось войти в контакт с Икузой. — История Иши сразила его наповал, потому что он увидел в ней способ использовать Иши против нас. Как мы и подозревали, Икуза решил через Иши пронюхать о наших стратегических планах в борьбе против него. — Нанги опять улыбнулся. — И Иши-сан уважил его просьбу. А сейчас вы видели пленку, на которой Кузунда Икуза — высшей морали высший образец — передает через посредника пачку денег известному преступнику Хагаве-Ловкачу.
— Но ведь на самом деле это не так, — сказала Томи. — И Икуза очень быстро оправдается.
— Ничего быстрого у него не получится, — возразил Нанги. — Видите ли, на высокоморальных котурнах, на которые забрался Икуза, нет места для ошибок и слабостей. Ну, а как он сможет объяснить действия, запечатленные на пленке? Ведь правду он сказать тоже не может. А любая ложь выдаст его с головой. В этом случае — как и во многих других — объективная реальность не очень важна. Интерпретация ее людьми — вот что важно. Перед нами свидетельство предосудительного действия. То, что это есть иллюзия, в данном случае не суть важно. Поверьте мне, эта иллюзия породит весьма реальный скандал, от которого Икузе несдобровать.
* * *
Шизей отвезла Брэндинга к себе домой, потому что его дом наверняка был осажден репортерами.
— Я хочу, чтобы ты была со мной всегда, — провозгласил он. — После того, что случилось, я не хочу новых сюрпризов.
— Кок, — сказала она, — знаешь, в Японии есть школа, где обучают лгать глазами?
Он посмотрел на нее и начал раздеваться. — Надо принять душ, — сказал он. — У меня такое ощущение, словно я только что прилетел из Гонконга. И я хочу, чтобы и в ванной ты была со мной.
— Я не уйду от тебя. Кок. Можешь не беспокоиться.
Брэндинг уже разделся. Он скомкал свои вещи.
— Не знаю, куда их деть.
Шизей протянула руку.
— Дай их мне. Я их отнесу в чистку.
Брэндинг бросил вещи на кровать.
— Ты, я вижу, совсем не слушаешь, что я говорю?
В голосе у нее не было ничего: ни боли, ни, разумеется, жалости к себе, — и это подействовало на Брэндинга.
— Ты мне говорила про эту школу в Японии, — сказал он, направляясь в ванную.
— Мне идти с тобой? — спросила Шизей. Он остановился и стал смотреть, как она раздевается. Интересно, кто учит женщин этому? Уж точно не матери.
— Я почему-то думала, ты будешь бояться меня, — сказала она.
Брэндинг включил воду, и скоро ванная наполнилась паром. Стало неприятно жарко. Он распахнул дверь, а сам стал под душ. Шизей последовала за ним, предварительно закрыв дверь.
— Так что ты мне хотела рассказать про ту школу? — спросил Брэндинг. Было очень приятно стоять под струями горячей воды. Они смывали с него грязь и пот. Пот от страха. Боже, как он испугался, увидев труп Брислинга в багажнике! Но еще больше он испугался, когда его арестовали. Я не смог бы стать преступником, подумал Брэндинг. У меня бы для этого просто духу не хватило.
— Эта школа находится в сельской местности, — начала Шизей, намыливая его тело. — Все здания ее напоминают по архитектуре швейцарские шале, и вся атмосфера школы какая-то сказочная. Называется она «Кинзей но комо», что значит «Золотое облако». Все предприятия в Японии в свое название включают лозунг, который должен скандироваться с гордостью людьми, причастными к нему. Вот и школа эта к своему названию присоединяла лозунговые эпитеты «кийоки уцукушики кандзен» — «чистая, прекрасная, совершенная».
В «Золотом облаке» учились только девочки, но все преподаватели были мужчины. Это была своего рода школа актерского мастерства, если под актерством понимать не только игру на сцене. Ты помнишь, что означает слово «ката»? Оно означает незыблемые правила. Так вот, все в этой школе делалось в соответствии со строгими правилами: игра на сцене, еда, сон, омовение. Все.
Нас учили играть только мужские роли, по многим причинам. В основе этой идеи лежит убеждение великого артиста Йошидзавы Аямы — его биографию мы должны были зубрить наизусть — что цель театрального действа — воплощать идеал. И, говорил он, женщины, играя женщину, не могут воплотить его, механически подчеркивая отдельные женские атрибуты: губы, бедра, груди. Это акцентирование внешних черт разрушает внутреннюю структуру образа, поэтому только мужчина может создать на сцене женский идеал.
— Но, по-моему, это чепуха, — прокомментировал Брэндинг.
— Ты думаешь? — намыленные руки Шизей спускались все ниже и ниже по его спине. — Не так уж это и глупо, если вдуматься. Тебе разве не приходило в голову, что идеальное воплощение возможно только при условии его полнейшей искусственности? Чем ближе к естественности — тем дальше от идеала, который является, по существу, иллюзией, мастерски созданной большим художником.
Брэндинг повернулся к ней.
— И что, эта мысль справедлива также по отношению к женщинам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86