— Какое отношение «Томкин Индастриз» имеет ко всему этому?
— Самое непосредственное, — ответил Нанги. — Это один из фронтов. На нее и на «Сато Интернэшнл» идет наступление параллельно с наступлением на тебя со стороны дорокудзая. — У Николаса все еще был сомневающийся вид, и поэтому Нанги прибавил: — Выслушай меня, прежде чем решить что-нибудь. — Николас кивнул.
Томи посмотрела в сторону двери. Несколько полицейских стояли достаточно близко, чтобы слышать их разговор.
— Давайте продолжим дискуссию в каком-нибудь другом месте, — предложила она.
В глубине дома, в личных покоях, куда не допускалась даже полиция, была одна Уми. Когда они все трое вошли, она поднялась с татами, чтобы оставить их одних продолжать этот трудный разговор, но Нанги остановил ее.
— Ты нужна здесь, — сказал он, и женщина покорно села на место.
— Еще до того, как на тебя напал дорокудзай, — сказал Нанги Николасу, когда они все сели на татами, — у Уми было предчувствие беды. Тьма спускалась на землю. Уми чувствовала приближение великой пустоты и зла, такого страшного, что была даже угроза устоям мира. Она слышала, как Женщина-Паук подавала голос из ночи. Чувствовала приближение льда. Американские индейцы хопи верят, что Женщина-Паук подает голос в годину бедствий. В их мифе о сотворении мира повествуется, что Женщина-Паук покрыла льдом Второй Мир — тот, который существовал до нынешнего, — чтобы покарать его грешных обитателей.
Томи слушала, как завороженная.
— Что это значит? — Уми повернула к ней свое прекрасное лицо, пояснила:
— Лютый враг Женщины-Паука активизируется, угрожая самой структуре жизни. Я слышу его шаги: они отдаются в моей душе, как удары колокола.
— Уми чувствует дорокудзая, — добавил Нанги. — Она чувствовала его тогда, она чувствует его сейчас. Видишь ли, Николас, все мифы, как ветви одного дерева, получают соки из одного корня. Я подозревал, что существует связь между нападением на тебя со стороны дорокудзая и нападением на «Сато» со стороны «Нами». Сделав тебя «Широ ниндзя» тебя обезвредили, лишили тебя возможности принять участие в предстоящей войне. Думаю, я был прав.
Именно в твое отсутствие Икуза напал на нас — на «Сато» и «Сфинкс». Он загнал меня в угол, но мне показалось, я нашел способ перехитрить его. Влившись в обанкротившуюся «Накано Индастриз», я считал, что умиротворяю «Нами» и сохраняю тебя как партнера. Но главной приманкой был научно-исследовательский отдел, на который я давно положил единственный глаз. Я считал, что получу его, слившись с «Накано». Однако просчитался.
Вчера я узнал, что «Накано», которую я получил, — пустой пузырь. Научно-исследовательский отдел был выведен из компании несколько недель назад и тайно переправлен в какую-то дочернюю компанию, владеющую каким-то завалящим оборудованием для переработки нефти. Эта компания не упоминалась в документах о слиянии. Я на нее не имею ни малейшего права.
— Очевидно, вся эта сделка была ловушкой, — сказал Николас.
Нанги кивнул:
— Я участвовал в военной операции, даже не подозревая об этом. Теперь я понял, почему Икуза проявлял такой интерес к «Накано». Это была вовсе не благотворительная помощь разоряющемуся предприятию. Икуза использовал «Накано» в качестве наживки, чтобы поймать нас, Николас-сан.
— Но у тебя контрольный пакет акций в «Накано», — возразил Николас.
— Ему грош цена, — печально признался Нанги. — Без научно-исследовательского отдела «Накано» в этом финансовом году будет иметь долгу минимум на четыреста миллионов иен. А поскольку и «Сато», и «Томкин» с ней тесно связаны, она и нас потащит на дно. Боюсь, если мы не найдем какого-либо выхода из сложившегося положения, я буду вынужден искать кого-нибудь, желавшего выкупить нас.
— Ты имеешь в виду группу «Нами»?
Нанги кивнул.
— Можно быть уверенным, эти акулы уже наготове, ждут не дождутся, как прийти к нам на помощь. Сделают с нами нечто аналогичное тому, что сделали с «Накано».
— Чепуха, — сказал Николас. — Ты можешь использовать активы «Томкин Индастриз». Мы можем организовать заем...
Но Нанги уже тряс головой.
— Неужели ты думаешь, что Икуза не предусмотрел этого? Министерство внешней торговли и промышленности с недавних пор запретило японским компаниям принимать займы от иностранных фирм и банков. Так оно думает застраховать национальные корпорации от захвата их иностранным капиталом. Если мы не предпримем чего-нибудь радикального, обе наши компании пойдут с молотка. А именно этого ждет Икуза. Ему нужна технология «Сфинкса». Ее Икуза мечтает перекупить в первую очередь. — Нанги тяжело вздохнул. — Извини, Николас-сан.
— Прошлое, — сказал Николас, — приносит пользу тем, кто извлекает из него уроки для настоящего.
— Ты прав, — Нанги низко склонил голову. Он был благодарен Николасу за то, что он его понял. Понял его, японца. — О настоящем мы должны теперь беспокоиться.
— Извините меня, Нанги-сан, — прервала его Томи, — но не пора ли вернуться к дорокудзаю?
— Ах да, дорокудзай, — согласился Нанги. — Мы узнали о нем кое-что за время твоего отсутствия, Николас. — И он рассказал об их вылазке в «Шелковый путь» и о том, что они нашли там: связующее звено между убийством танцовщицы Марико и д-ра Ханами. Сказал он также, что они подозревают, что дорокудзай шантажировал хирурга.
— Вы абсолютно правы, — сказал Николас и в свою очередь рассказал, что он узнал, насчет своей операции: что дорокудзай фактически отравил его мозг или, во всяком случае, его частичку.
— И кое-что еще, — продолжал Нанги. — Мы установили личность дорокудзая. Он...
В этот момент в комнату ворвался полицейский в форме. Он был так взволнован, что, не позаботясь о приличиях, сразу подошел к Томи и молча сунул ей в руки листок бумаги.
— Что там такое, сержант? — спросил Нанги.
— Он смылся, Нанги-сан! — в отчаянии воскликнула Томи.
— О ком вы говорите? — спросил Николас.
— О дорокудзае, — ответила Томи.
— Его зовут Сендзин Омукэ, — пояснил Нанги. — Он начальник отдела в полиции города Токио. Во всяком случае, был до сегодняшнего утра. Сегодня, он на работу не вышел. Что-то, о чем мы не знаем, произошло и...
— Этот тандзян — ПОЛИЦЕЙСКИЙ? — от удивления у Николаса глаза на лоб полезли.
— Да, — подтвердила Томи. — Он был моим шефом. Так что ему никакого труда не составило состряпать ту липу насчет планирующегося на вас покушения красных. — Она взмахнула в воздухе листком бумаги, что ей принес полицейский. — Теперь мы знаем, куда он исчез. Его видели, когда он поднимался на борт авиалайнера в Токийском международном аэропорту. Воспользовался фальшивым паспортом и служебным удостоверением. С его способностями это было сделать нетрудно.
— Куда направился Омукэ? — осведомился Нанги.
— В Штаты! — в голосе Томи прозвучала безнадежность. — В город Нью-Йорк!
Николас воскликнул:
— Жюстина!
* * *
Негодяй держал некий материальный предмет в руке и думал, что бы это такое могло быть. Он изучал его со смешанным выражением ужаса и интереса, с каким зоолог смотрел бы на ползущего по его руке скорпиона.
Он про себя называл предмет археологическим экспонатом, поскольку раскопал его, правда не в земле, а среди хлама на полу в соседней квартире. Кроме того, он обнаружил на нем засохшую кровь, темную, как вино, и частички ткани, предположительно костной, хотя Негодяй не был в этом уверен. Его сферой были компьютеры, а не анатомия. У него была мысль заглянуть в соседнюю квартиру еще той ночью, когда у него была Киллан, поскольку он слышал громкое ТРАХ! в стену, смежную с этой квартирой. Что-то такое странное, но в то же время удивительно знакомое. Он знал, что в ней никого не должно быть. Был слух, что какой-то мафиози купил ее для своей дочери и велел произвести там капитальный ремонт. Но погорел на чем-то, и в результате квартира так и осталась разоренной и незаселенной.
Киллан была в ванной и поэтому не слыхала звука. Негодяй решил ей ничего не говорить. А что сказать? Кроме того, ему требовалось самому решить, будет ли он предпринимать что-нибудь, дабы узнать, что означал этот странный звук ТРАХ! — будто арбуз разбился об асфальт, упав с большой высоты. Поутру ему приснился кошмар. Он не помнил его деталей, но суть помнил. Тот же самый звук ТРАХ! заставил его проснуться в холодном поту.
Пожалуй, именно благодаря этому сну он решил все-таки заглянуть в соседнюю квартиру. Но только днем, когда Киллан уйдет, и здание почти опустеет, и в нем будет тихо, как в христианской церкви.
Дверь была не заперта, что уже само по себе странно. Негодяй почувствовал себя героем фильма детективного жанра: девушка в черном муаровом платье приходила к нему в офис и просила выследить человека, который пытался убить ее. И вот он проследил этого человека до его «хазы». Тревожная музыка, шумовые эффекты. Он входит.
На голом цементном полу разбросаны куски штукатурки и дерева от панелей. Концы проволоки, непонятно от чего отсоединенные, непонятно к чему присоединенные, шли извиваясь, сверху. Пустые банки из-под краски, уже начинающие ржаветь. Вонь алебастровой пыли — и что-то еще. Если это фильм, подумал Негодяй, то эта сцена должна быть черно-белой.
Но в отличие от героя фильма, он очень боялся. Сердце билось так сильно, что, он казалось, этот стук слышно в коридоре. Он даже вернулся к двери, выглянул наружу. В пустом коридоре гулкая тишина. Не слышно даже жужжания лифта. Он был один со своими мыслями, перепуганный собственным воображением. Это мне наказание за то, что лучшие годы юности просвистел по кинотеатрам, подумал он.
Снова вернулся в пустующую квартиру, взглянул на стену, сквозь которую он слышал мокро-густой ТРАХ!, который преследовал его даже во сне, будто это был не звук, а какая-то гнусная личность.
Первое, на что он обратил внимание, было темное пятно, от которого расходились во все стороны трещины, как паучьи ноги. Это пятно представляло из себя вмятину, сделанную в панели. В ней он разглядел кровь, крохотные частицы костной ткани, кожи и прочего. Кого-то шмякнули в стену: ТРАХ! — прошлой ночью. Вот что он слышал: драку. Но почему здесь, в пустующей квартире?
У стены была навалена куча хлама, и Негодяй, хотя он и искал что-нибудь еще, относящееся к драке, так и не заметил бы крошечного магнитофона (как не заметил его Икуза), спрятанного Барахольщиком в пустой банке из-под краски, если бы не споткнулся о торчащую из стены доску два дюйма на четыре.
Доска ободрала ему кожу, и он, теряя равновесие, сшиб банку, которая перевернулась, — и оттуда вывалился предмет материальной культуры — крошечный магнитофон с ультра-чувствительной головкой микрофона, с помощью которого можно записывать разговоры, идущие за стенкой. Глядя на него, как зачарованный. Негодяй думал: за МОЕЙ стенкой. Он положил предмет в карман и выскользнул из комнаты. Но не прежде, чем выглянул в коридор, чтобы проверить, не идет ли кто.
Теперь, завладев этим артефактом. Негодяй был весь в сомнениях. Он знал, что он должен прослушать, что записано на пленке, но боялся. Его начальники в «Накано» инструктировали его, конечно, о том, что у них на работе имеется сложнейшая система безопасности. И говорили, что он не должен ни в коем случае забирать к себе домой его самую секретную работу — ИУТИР — где она не будет надежно защищена системой. Глядя на магнитофон, Негодяй чувствовал страстное желание зашвырнуть его подальше и забыть о нем. Это было бы самое лучшее. В конце концов, здесь, по-видимому, хранится улика против него: как он преступно нарушал все меры предосторожности. Что начальство подумает, если узнает об этом? Они там вообще свихнулись на этой секретности. Все талдычат: «Виновные в нарушении режима секретности будут сурово наказаны». Да, только одно из двух: либо работать, либо соблюдать разные режимы.
«Да, — подумал Негодяй, больше обеспокоенный собственной безопасностью, чем безопасностью „Накано“, — я, пожалуй, все-таки выброшу это свидетельство „преступной халатности“. Однако что-то, я быстро перешел с роли сыщика на роль преступника». Чувствуя к себе законное отвращение, он направился к дверям, решив как можно скорее избавиться от улики. Жаль, что любопытство заставило его пуститься на подвиги.
Тем не менее, эта решимость не помешала ему опять заколебаться: он не мог выбросить магнитофон, не узнав, что записано на пленке. А, черт с ним, подумал он, ставя палец на кнопку «пуск». Потом все-таки засомневался. Если эта пленка посвящена ему, то его квартира, наверное, и по сей час под наблюдением.
Сунув магнитофон в карман, он вышел из дома и мгновенно потерялся в смоге утреннего Токио. Он направился было в парк Уэно, но затем передумал. Если наблюдают за квартирой, то, значит, и за ним самим. Не годится прослушивать пленку на людях. Куда же податься? Он и сам не знал. Он был в состоянии, которое называется тихой паникой. Ни с того ни с сего кто-то его взял на мушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86