Все стояли и смотрели на бушующее пламя. Дом был деревянный, как и все другие дома в восточной части Лонг-Айленда, и пламя пожирало его со страшной скоростью.
— Что случилось? — спросил кто-то. — Из-за чего возник пожар?
— Не знаю? — ответил Николас. Но он, конечно же, знал. Он носом чуял дорокудзая, Сендзина Омукэ, который и поджег дом. Но зачем? Чтобы убить их? Таким обезличенным способом? Вряд ли. Тогда зачем? Препоручивши свое сознание «гецумей но мичи», позволив ему свободно скользить от ассоциации к ассоциации, он скоро получил ответ. Изумруды! По реакции Николаса Сендзин мог судить о том, не спрятаны ли они внутри дома? Жюстина стояла рядом с ним, склонив голову на его плечо, и вздрагивала. Он обнял ее. — О Ник! — тихо сказала она. — Не могу этому поверить. Ничего уже не осталось!
Подъезжали пожарные машины, пожарные суетились, разматывая шланги, присоединяя их к источникам воды, начиная поливать пожарище сразу с нескольких сторон. Они самоотверженно боролись с огнем, но все было напрасно. Огонь с жадностью пожирал остатки дома, не обращая никакого внимания на водяные струи. Его ярость сконцентрировалась в середине здания и совершенно вышла из-под контроля.
— Осторожнее! — крикнул один из пожарников, видя, как центральные балки, переломившись, рухнули внутрь, вызвав целый шквал искр и пепла, взметнувшийся ввысь. Толпа охала и ахала, будто наблюдала фейерверк в честь Четвертого июля.
— Поберегись! Здесь опасная зона!
Николас грустно смотрел на частичку своего прошлого, пожираемого пламенем. Жюстина права, подумал он, ничего уже не осталось.
* * *
Детектив Эйлбемарл открыл дверь камеры предварительного заключения, отступил в сторону.
— Вы свободны, сенатор. Искренне сожалею, что пришлось причинить вам некоторые неудобства. Что поделаешь? Работа такая. Иногда бывает весьма неприятной. Как, например, сейчас.
Коттон Брэндинг молча посмотрел на полицейского. Встал, набросил на плечи смокинг. Рукава закатаны по локоть, галстук и кушак, полагающиеся к смокингу, засунуты в карман. Он вышел из камеры и осведомился: — Не будете ли вы так любезны объяснить, что за чертовщина происходит?
Шизей, которая до этого стояла в затененном коридоре полицейского участка, вышла на свет. Эйлбемарл провел ее сюда через боковой вход, потому что парадное крыльцо и прилегающая к участку улица были ярко освещены поспешно сооруженными юпитерами телесъемки, забиты репортерами, требующими свежей информации о Брэндинге.
— Твой приятель Хау умер, Кок, — объяснила Шизей. — Застрелился сегодня вечером.
— Что?
— Очевидно, Хау не давал покоя твой успех, — продолжала Шизей, — и он решил предпринять что-нибудь радикальное. В подпитии он подрался с Дэвидом Брислингом и прибил его насмерть. И вот ему пришла в голову фантазия взвалить на тебя это преступление.
— Великий Боже!
— Вполне логичная версия, — подвел итог Эйлбемарл, провожая их по коридору. — Вам надо подписать несколько бумаг, сенатор, и вы сможете забрать свои личные вещи. — Он повернулся к Брэндингу лицом. — Если хотите пригласить на этот торжественный акт кого-нибудь из своих друзей из средств массовой информации, то не стесняйтесь, будьте моими гостями. Там их целый букет собрался на крыльце. Не знаю, как вы захотите с ними поступить, но, если вы предпочтете проскользнуть незамеченным, то и это можно устроить.
Брэндинг кивнул:
— Это очень любезно с вашей стороны, лейтенант.
Они покончили со всеми положенными формальностями в кабинете Эйлбемарла.
— Он не очень шикарный, — скромно сказал детектив, — но все-таки личный.
— После камеры, — заметил Брэндинг, — он мне кажется чертовски уютным.
Эйлбемарл оставил их на минуту, чтобы подшить к делу подписанные Брэндингом бумаги и принести его вещи.
Оставшись одни, Брэндинг и Шизей посмотрели друг на друга.
— Я все время здесь думал только о тебе, — признался он. — И ненавидел тебя всеми силами души.
Шизей спокойно встретила его взгляд:
— Значит ли это, что теперь ты думаешь иначе?
— Можно подумать, тебе до этого есть дело! — с горечью воскликнул Брэндинг. — Ты держала меня за полного дурака!
— Неужели ты действительно так думаешь?
— Пожалуйста, не надо! Не отпирайся. Я прекрасно все понимаю!
Тут Брэндинг заметил, что Эйлбемарл вернулся и стоит в дверях. Воцарилось неловкое молчание.
Детектив сочувственно оглядел их.
— Немного поцапались? — Он присел на угол стола. — Но мое дело сторона, верно? — Он распечатал большой конверт из бурой манильской бумаги и передал его Брэндингу: — Проверьте, все ли на месте.
— Все, — коротко бросил Брэндинг, рассовывая по карманам бумажник, записную книжку, ключи и прочие предметы, на полицейском жаргоне называемые «личными вещами».
— Подпишите здесь. — Затем Эйлбемарл кивнул, давая понять, что официальная часть закончена. — Я вот что хотел сказать вам, сенатор. Вы, конечно, вольны воспринять мои слова, как вам заблагорассудится. Это ваше дело. Но не могу умолчать, что эта девушка — крепкий орешек. Не знаю, какие у вас с ней отношения, да и знать не хочу. Может, уже слишком много воды утекло... — Он пожал плечами. — Но все равно, я хочу, чтобы вы знали. Она, как львица, боролась за ваше освобождение, не боясь даже себя подставить под мои выстрелы.
Он положил листок, подписанный Брэндингом, в ящик стола.
— Что там ни говори, а это что-то значит, когда люди себя не жалеют. Во всяком случае, мне так кажется. — Он улыбнулся: — А там кто знает?
Он слез со стола.
— До свидания, сенатор, и всего вам доброго. — В дверях он обернулся: — Пользуйтесь моим кабинетом пока. Я выйду к этим индейцам, что собрались снаружи, и объясню им, что и как. А потом вернусь, если нужна моя помощь. Пользуйтесь телефоном, если надо. В город мы звоним через девятку. А в общем, поступайте, как считаете нужным. Работа с прессой — это ваше амплуа. Оставшись опять одни, Шизей и Брэндинг долго смотрели друг на друга. Наконец, поняв, что ему ей нечего сказать, она взяла со стола свою сумочку.
— Подожди, — попросил Брэндинг, — не уходи.
— Ты уже говорил такие слова однажды, — напомнила Шизей. — И сам видишь, что из этого получилось.
— А что именно? — осведомился Брэндинг. Не дождавшись ответа, он взялся за телефон. Первым делом, полистав свою записную книжку, он связался со всеми своими друзьями из средств массовой информации — на работе и дома. Многие из них были уже здесь, перед зданием полиции, и поддерживали связь со своими редакциями по телефону. Эти люди работали без отпусков, новости для них — что зелье для наркомана. Они жить без них не могли.
Через сорок пять минут он обзвонил кого надо. Осталось поговорить с пресс-секретарем, дать ей соответствующие указания.
— Я проведу полномасштабную пресс-конференцию завтра. Нет, не утром. Я уже дал предварительное заявление — пока с них хватит. Займемся шоковой терапией. Ага. Давно пора. Начнем в С-14. — Он имел в виду свое секретное «укрытие» в самом здании Капитолия. — Установим там камеры и напустим побольше интиму. Ну, ты знаешь, что я имею в виду. Фотографии крупным планом не помешают. И подробный комментарии. Я рассмотрю это дело со всех сторон, поставлю точки над всеми I. Это окажет на публику такое же воздействие, как неудачное покушение на Рейгана: когда в него стреляли, но он выжил. Если хорошенько расписать, что пытался со мной сотворить Хау, из меня можно будет сделать национального героя. И еще, Маурин, я хочу, чтобы на пресс-конференции был детектив Эйлбемарл, — он заглянул в бумаги, лежащие на столе, — Филип Эйлбемарл. Нет, не так. Я хочу, чтобы он стоял со мной рядом, плечо к плечу. Ну, ты понимаешь. Пресса будет в восторге. Они увидят в нас братьев, родственников души. Хорошо. Да. До встречи. И еще, Маурин. Спасибо тебе. — Он положил трубку, глубоко вздохнул:
— До чего же долгая ночь!
— А где твой адвокат?
— А он был здесь неотлучно во время допросов, — ответил Брэндинг. — Когда они опять отвели меня в камеру, он отправился к судье хлопотать, чтобы меня отпустили на поруки. Я думаю, он и сейчас этим занимается. — Брэндинг вдруг рассмеялся: — Пусть себе старается. — Он встал: — Ну, ты что, идешь или как?
Шизей не шелохнулась.
— Я должна тебе кое-что сказать.
Брэндинг взглянул на нее:
— Удивляюсь я, почему ты себя чувствуешь обязанной говорить мне неправду? Неужели ты думаешь, мне так легче?
— Я ненавижу тот костюм от Феро, что носила на банкете, — сказала Шизей. — Я его сожгла, как только ты ушел.
Брэндинг промолчал.
Шизей опустила глаза.
— Не знаю, — призналась она тихим голосом, которого он никогда от нее не слышал.
— Ну, — сказал Брэндинг, — это уже кое-что.
* * *
В это утро Кузунда Икуза не имел времени на обмен любезностями. Он подошел прямо к Мадзуто Иши и сунул ему толстый пакет: — Вот ваши деньги. — В этом жесте выразилось все его презрение к маленькому человечку.
Иши открыл пакет. Они были одни в Восточном саду императорского дворца. Все в порядке.
— Спасибо вам, Икуза-сан. Спасибо. — Он не переставал кланяться, как болванчик.
— Забудем об этом, — рявкнул Икуза, — что есть у вас для меня? — С нервишками явно хуже, чем вчера. Но вчера тот тип, что шпионил за мной, был на дне Сумиды. Что, во имя Будды, заставило его подняться на поверхность? Не то чтобы Икуза боялся, что от него потянется ниточка и к его персоне, но Икуза верил в приметы, а эта была явно плохая.
— Вы были правы, — ответил Иши, убирая пакет в карман. — Нанги-сан планирует перейти в наступление. — Они двинулись по дорожке сада, начав свое круговое движение. Утро было просто чудесное, солнце уже высушило остатки ночной росы. — И для этой цели призывает под свои знамена всех своих дружков из Министерства внешней торговли и промышленности.
— Я это знал! — с удовлетворением заметил Икуза. С одной стороны, его удручало, что после стольких лет на положении свободного самурая Нанги все еще сохранил тесные связи с родным министерством. С другой стороны, он был рад, что министерство раскрыло наконец карты. Если быть до конца честным, эта война давно назревала. Икуза давно чувствовал зависть со стороны министерских чиновников, зависть к растущему авторитету «Нами». Особенно теперь, после смерти старого императора, когда его преемник дает карт-бланш на все политические решения «Нами». Это особенно действует на нервы МВТП, которое несколько десятилетий заправляло, как хотело, экономической политикой страны, пропихивая свою стратегию в горло промышленного сектора.
Пожалуй, пришла пора положить конец этому соперничеству. В конце концов, у правительственного штурвала не могут стоять сразу два капитана.
«Ну что ж, — подумал Икуза, — раз Нанги ввязывается в бой, он его получит. Но победа будет за мной, потому что вся стратегическая инициатива у меня».
— Так что же за операцию замыслил Нанги? — спросил Икуза.
— Я думаю, финансовую, — ответил Иши, едва поспевая за широко шагающим гигантом. — Судя по тому, какие люди присутствовали на совещании, — здесь он назвал имена самых крупных чиновников МВТП, — можно сделать вывод о направлении их главного удара. Все они связаны с центральными банками. Он хочет переложить финансовые затруднения концерна на их плечи.
— А взамен? — спросил Икуза.
— Замечательные условия, ей-богу. Ему не придется закладывать ни одного из подразделений «Сато». — Иши глубоко вздохнул: — Взамен он предложил им вашу голову.
* * *
Ключ. Но ключ к чему? Этого Нанги не знал.
— Первым делом надо тщательно обыскать квартиру Барахольщика, — сказала Томи, предлагая обычную в таких случаях методику.
— Мы только зря время потеряем, — возразил Нанги, подбрасывая ключ на руке. — Барахольщик никогда не держал у себя дома ничего важного. Это был один из его законов, которого он всегда придерживался.
— И все-таки, — настаивала Томи, — было бы неразумно без проверки отбросить предположение, что он может к чему-нибудь подойти в доме.
Три часа спустя они удостоверились, что он действительно ни к чему не подходит.
— Фу! Ну и свинарник! — изрекла Томи, оглядывая комнату. Когда они вышли, она прибавила: — Никаких следов тайника или сейфа.
— У Барахольщика сейфа и быть не могло, — заверил ее Нанги. — Ему бы и в голову не пришло завести его, занимаясь таким бизнесом.
— А что это за бизнес?
Нанги улыбнулся:
— Он был большим специалистом по сбору информации. Лучшим из тех, с кем мне когда-либо приходилось иметь дело.
— Хорошо. Ключ не подошел ни к чему в доме. И он не похож на ключ от сейфа. Логично. Учитывая характер его работы, можно предположить, что его тайник находится в месте, доступ к которому открыт круглые сутки. — Томи покачала головой. — Значит, придется обшарить все камеры хранения на всех вокзалах города?
— Нет, — ответил Нанги. — На ключе нет номера. Значит, им ничего не откроешь в общественной камере хранения.
— Так что же он открывает?
Нанги задумался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Что случилось? — спросил кто-то. — Из-за чего возник пожар?
— Не знаю? — ответил Николас. Но он, конечно же, знал. Он носом чуял дорокудзая, Сендзина Омукэ, который и поджег дом. Но зачем? Чтобы убить их? Таким обезличенным способом? Вряд ли. Тогда зачем? Препоручивши свое сознание «гецумей но мичи», позволив ему свободно скользить от ассоциации к ассоциации, он скоро получил ответ. Изумруды! По реакции Николаса Сендзин мог судить о том, не спрятаны ли они внутри дома? Жюстина стояла рядом с ним, склонив голову на его плечо, и вздрагивала. Он обнял ее. — О Ник! — тихо сказала она. — Не могу этому поверить. Ничего уже не осталось!
Подъезжали пожарные машины, пожарные суетились, разматывая шланги, присоединяя их к источникам воды, начиная поливать пожарище сразу с нескольких сторон. Они самоотверженно боролись с огнем, но все было напрасно. Огонь с жадностью пожирал остатки дома, не обращая никакого внимания на водяные струи. Его ярость сконцентрировалась в середине здания и совершенно вышла из-под контроля.
— Осторожнее! — крикнул один из пожарников, видя, как центральные балки, переломившись, рухнули внутрь, вызвав целый шквал искр и пепла, взметнувшийся ввысь. Толпа охала и ахала, будто наблюдала фейерверк в честь Четвертого июля.
— Поберегись! Здесь опасная зона!
Николас грустно смотрел на частичку своего прошлого, пожираемого пламенем. Жюстина права, подумал он, ничего уже не осталось.
* * *
Детектив Эйлбемарл открыл дверь камеры предварительного заключения, отступил в сторону.
— Вы свободны, сенатор. Искренне сожалею, что пришлось причинить вам некоторые неудобства. Что поделаешь? Работа такая. Иногда бывает весьма неприятной. Как, например, сейчас.
Коттон Брэндинг молча посмотрел на полицейского. Встал, набросил на плечи смокинг. Рукава закатаны по локоть, галстук и кушак, полагающиеся к смокингу, засунуты в карман. Он вышел из камеры и осведомился: — Не будете ли вы так любезны объяснить, что за чертовщина происходит?
Шизей, которая до этого стояла в затененном коридоре полицейского участка, вышла на свет. Эйлбемарл провел ее сюда через боковой вход, потому что парадное крыльцо и прилегающая к участку улица были ярко освещены поспешно сооруженными юпитерами телесъемки, забиты репортерами, требующими свежей информации о Брэндинге.
— Твой приятель Хау умер, Кок, — объяснила Шизей. — Застрелился сегодня вечером.
— Что?
— Очевидно, Хау не давал покоя твой успех, — продолжала Шизей, — и он решил предпринять что-нибудь радикальное. В подпитии он подрался с Дэвидом Брислингом и прибил его насмерть. И вот ему пришла в голову фантазия взвалить на тебя это преступление.
— Великий Боже!
— Вполне логичная версия, — подвел итог Эйлбемарл, провожая их по коридору. — Вам надо подписать несколько бумаг, сенатор, и вы сможете забрать свои личные вещи. — Он повернулся к Брэндингу лицом. — Если хотите пригласить на этот торжественный акт кого-нибудь из своих друзей из средств массовой информации, то не стесняйтесь, будьте моими гостями. Там их целый букет собрался на крыльце. Не знаю, как вы захотите с ними поступить, но, если вы предпочтете проскользнуть незамеченным, то и это можно устроить.
Брэндинг кивнул:
— Это очень любезно с вашей стороны, лейтенант.
Они покончили со всеми положенными формальностями в кабинете Эйлбемарла.
— Он не очень шикарный, — скромно сказал детектив, — но все-таки личный.
— После камеры, — заметил Брэндинг, — он мне кажется чертовски уютным.
Эйлбемарл оставил их на минуту, чтобы подшить к делу подписанные Брэндингом бумаги и принести его вещи.
Оставшись одни, Брэндинг и Шизей посмотрели друг на друга.
— Я все время здесь думал только о тебе, — признался он. — И ненавидел тебя всеми силами души.
Шизей спокойно встретила его взгляд:
— Значит ли это, что теперь ты думаешь иначе?
— Можно подумать, тебе до этого есть дело! — с горечью воскликнул Брэндинг. — Ты держала меня за полного дурака!
— Неужели ты действительно так думаешь?
— Пожалуйста, не надо! Не отпирайся. Я прекрасно все понимаю!
Тут Брэндинг заметил, что Эйлбемарл вернулся и стоит в дверях. Воцарилось неловкое молчание.
Детектив сочувственно оглядел их.
— Немного поцапались? — Он присел на угол стола. — Но мое дело сторона, верно? — Он распечатал большой конверт из бурой манильской бумаги и передал его Брэндингу: — Проверьте, все ли на месте.
— Все, — коротко бросил Брэндинг, рассовывая по карманам бумажник, записную книжку, ключи и прочие предметы, на полицейском жаргоне называемые «личными вещами».
— Подпишите здесь. — Затем Эйлбемарл кивнул, давая понять, что официальная часть закончена. — Я вот что хотел сказать вам, сенатор. Вы, конечно, вольны воспринять мои слова, как вам заблагорассудится. Это ваше дело. Но не могу умолчать, что эта девушка — крепкий орешек. Не знаю, какие у вас с ней отношения, да и знать не хочу. Может, уже слишком много воды утекло... — Он пожал плечами. — Но все равно, я хочу, чтобы вы знали. Она, как львица, боролась за ваше освобождение, не боясь даже себя подставить под мои выстрелы.
Он положил листок, подписанный Брэндингом, в ящик стола.
— Что там ни говори, а это что-то значит, когда люди себя не жалеют. Во всяком случае, мне так кажется. — Он улыбнулся: — А там кто знает?
Он слез со стола.
— До свидания, сенатор, и всего вам доброго. — В дверях он обернулся: — Пользуйтесь моим кабинетом пока. Я выйду к этим индейцам, что собрались снаружи, и объясню им, что и как. А потом вернусь, если нужна моя помощь. Пользуйтесь телефоном, если надо. В город мы звоним через девятку. А в общем, поступайте, как считаете нужным. Работа с прессой — это ваше амплуа. Оставшись опять одни, Шизей и Брэндинг долго смотрели друг на друга. Наконец, поняв, что ему ей нечего сказать, она взяла со стола свою сумочку.
— Подожди, — попросил Брэндинг, — не уходи.
— Ты уже говорил такие слова однажды, — напомнила Шизей. — И сам видишь, что из этого получилось.
— А что именно? — осведомился Брэндинг. Не дождавшись ответа, он взялся за телефон. Первым делом, полистав свою записную книжку, он связался со всеми своими друзьями из средств массовой информации — на работе и дома. Многие из них были уже здесь, перед зданием полиции, и поддерживали связь со своими редакциями по телефону. Эти люди работали без отпусков, новости для них — что зелье для наркомана. Они жить без них не могли.
Через сорок пять минут он обзвонил кого надо. Осталось поговорить с пресс-секретарем, дать ей соответствующие указания.
— Я проведу полномасштабную пресс-конференцию завтра. Нет, не утром. Я уже дал предварительное заявление — пока с них хватит. Займемся шоковой терапией. Ага. Давно пора. Начнем в С-14. — Он имел в виду свое секретное «укрытие» в самом здании Капитолия. — Установим там камеры и напустим побольше интиму. Ну, ты знаешь, что я имею в виду. Фотографии крупным планом не помешают. И подробный комментарии. Я рассмотрю это дело со всех сторон, поставлю точки над всеми I. Это окажет на публику такое же воздействие, как неудачное покушение на Рейгана: когда в него стреляли, но он выжил. Если хорошенько расписать, что пытался со мной сотворить Хау, из меня можно будет сделать национального героя. И еще, Маурин, я хочу, чтобы на пресс-конференции был детектив Эйлбемарл, — он заглянул в бумаги, лежащие на столе, — Филип Эйлбемарл. Нет, не так. Я хочу, чтобы он стоял со мной рядом, плечо к плечу. Ну, ты понимаешь. Пресса будет в восторге. Они увидят в нас братьев, родственников души. Хорошо. Да. До встречи. И еще, Маурин. Спасибо тебе. — Он положил трубку, глубоко вздохнул:
— До чего же долгая ночь!
— А где твой адвокат?
— А он был здесь неотлучно во время допросов, — ответил Брэндинг. — Когда они опять отвели меня в камеру, он отправился к судье хлопотать, чтобы меня отпустили на поруки. Я думаю, он и сейчас этим занимается. — Брэндинг вдруг рассмеялся: — Пусть себе старается. — Он встал: — Ну, ты что, идешь или как?
Шизей не шелохнулась.
— Я должна тебе кое-что сказать.
Брэндинг взглянул на нее:
— Удивляюсь я, почему ты себя чувствуешь обязанной говорить мне неправду? Неужели ты думаешь, мне так легче?
— Я ненавижу тот костюм от Феро, что носила на банкете, — сказала Шизей. — Я его сожгла, как только ты ушел.
Брэндинг промолчал.
Шизей опустила глаза.
— Не знаю, — призналась она тихим голосом, которого он никогда от нее не слышал.
— Ну, — сказал Брэндинг, — это уже кое-что.
* * *
В это утро Кузунда Икуза не имел времени на обмен любезностями. Он подошел прямо к Мадзуто Иши и сунул ему толстый пакет: — Вот ваши деньги. — В этом жесте выразилось все его презрение к маленькому человечку.
Иши открыл пакет. Они были одни в Восточном саду императорского дворца. Все в порядке.
— Спасибо вам, Икуза-сан. Спасибо. — Он не переставал кланяться, как болванчик.
— Забудем об этом, — рявкнул Икуза, — что есть у вас для меня? — С нервишками явно хуже, чем вчера. Но вчера тот тип, что шпионил за мной, был на дне Сумиды. Что, во имя Будды, заставило его подняться на поверхность? Не то чтобы Икуза боялся, что от него потянется ниточка и к его персоне, но Икуза верил в приметы, а эта была явно плохая.
— Вы были правы, — ответил Иши, убирая пакет в карман. — Нанги-сан планирует перейти в наступление. — Они двинулись по дорожке сада, начав свое круговое движение. Утро было просто чудесное, солнце уже высушило остатки ночной росы. — И для этой цели призывает под свои знамена всех своих дружков из Министерства внешней торговли и промышленности.
— Я это знал! — с удовлетворением заметил Икуза. С одной стороны, его удручало, что после стольких лет на положении свободного самурая Нанги все еще сохранил тесные связи с родным министерством. С другой стороны, он был рад, что министерство раскрыло наконец карты. Если быть до конца честным, эта война давно назревала. Икуза давно чувствовал зависть со стороны министерских чиновников, зависть к растущему авторитету «Нами». Особенно теперь, после смерти старого императора, когда его преемник дает карт-бланш на все политические решения «Нами». Это особенно действует на нервы МВТП, которое несколько десятилетий заправляло, как хотело, экономической политикой страны, пропихивая свою стратегию в горло промышленного сектора.
Пожалуй, пришла пора положить конец этому соперничеству. В конце концов, у правительственного штурвала не могут стоять сразу два капитана.
«Ну что ж, — подумал Икуза, — раз Нанги ввязывается в бой, он его получит. Но победа будет за мной, потому что вся стратегическая инициатива у меня».
— Так что же за операцию замыслил Нанги? — спросил Икуза.
— Я думаю, финансовую, — ответил Иши, едва поспевая за широко шагающим гигантом. — Судя по тому, какие люди присутствовали на совещании, — здесь он назвал имена самых крупных чиновников МВТП, — можно сделать вывод о направлении их главного удара. Все они связаны с центральными банками. Он хочет переложить финансовые затруднения концерна на их плечи.
— А взамен? — спросил Икуза.
— Замечательные условия, ей-богу. Ему не придется закладывать ни одного из подразделений «Сато». — Иши глубоко вздохнул: — Взамен он предложил им вашу голову.
* * *
Ключ. Но ключ к чему? Этого Нанги не знал.
— Первым делом надо тщательно обыскать квартиру Барахольщика, — сказала Томи, предлагая обычную в таких случаях методику.
— Мы только зря время потеряем, — возразил Нанги, подбрасывая ключ на руке. — Барахольщик никогда не держал у себя дома ничего важного. Это был один из его законов, которого он всегда придерживался.
— И все-таки, — настаивала Томи, — было бы неразумно без проверки отбросить предположение, что он может к чему-нибудь подойти в доме.
Три часа спустя они удостоверились, что он действительно ни к чему не подходит.
— Фу! Ну и свинарник! — изрекла Томи, оглядывая комнату. Когда они вышли, она прибавила: — Никаких следов тайника или сейфа.
— У Барахольщика сейфа и быть не могло, — заверил ее Нанги. — Ему бы и в голову не пришло завести его, занимаясь таким бизнесом.
— А что это за бизнес?
Нанги улыбнулся:
— Он был большим специалистом по сбору информации. Лучшим из тех, с кем мне когда-либо приходилось иметь дело.
— Хорошо. Ключ не подошел ни к чему в доме. И он не похож на ключ от сейфа. Логично. Учитывая характер его работы, можно предположить, что его тайник находится в месте, доступ к которому открыт круглые сутки. — Томи покачала головой. — Значит, придется обшарить все камеры хранения на всех вокзалах города?
— Нет, — ответил Нанги. — На ключе нет номера. Значит, им ничего не откроешь в общественной камере хранения.
— Так что же он открывает?
Нанги задумался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86