– Может быть, для этого есть основания? – хмуро сказал Орнольф. И сердце сжалось, когда Альгирдас машинально коснулся пальцами серьги, уже занявшей свое законное место в правом ухе.
– С ума сошел? – как-то весело поинтересовался Паук. Не по-хорошему весело.
– С ума нужно было сойти, чтобы отправиться к Змею в одиночку. Чтобы врать мне, что ты не сделаешь этого. Чтобы… мийн мор! .. Го хамвдих, Хельг! перехватывать у Волка власть над его творением! Почему она не умерла? Эта девочка два дня назад должна была исчезнуть – связь между ней и Волком порвалась, – от нее не осталось бы даже памяти. Если бы ты не вмешался. Ты, и твоя паутина. Или, может быть, ты скажешь, что не знал, чем это может закончиться? Теперь ты отдаешь девочке часть своей жизни – так себе жизни, прямо скажем, не знаю, стоит ли дарить такую, кому бы то ни было – и зависишь от нее так же, как зависел Волк. Только ты не Волк, не ангел и не демон, ты – обычный упырь, и такая зависимость может убить тебя. Это ты понимаешь? Разумеется, понимаешь. Так кто из нас сумасшедший?
– Даже фейри не говорят так путано, как ты, – голос Паука смеялся, но в глазах за холодной злостью мерцало недоумение. – Мы ведь с самого начала знали, что как только Змей найдет Волка, Малышке понадобится другой источник жизни. Мне казалось, ты понимаешь, что никто, кроме меня…
– Я устал от этого, Хельг, – произнес Орнольф, борясь с подступающим раздражением, – ты все время рискуешь, ищешь опасность – играешь, а не живешь, – и никак не хочешь понять, что можешь погибнуть. А когда я пытаюсь объяснить тебе, почему то, что ты делаешь – опасно, ты врешь мне в лицо и все равно поступаешь по-своему.
– Тусау бриин де рут мей? – повторил вслед за ним Паук, произнося слова так, что Орнольф даже не сразу их понял. Альгирдас заговорил на языке Ниэв Эйд не по-людски. Он заговорил как фейри. И – показалось? – или в голосе его действительно слышался страх?
Страх… на мгновение Орнольфу понравилось это: то, что Паук боится, что ему больно. Захотелось сделать еще больнее. И Орнольф даже успел испугаться, прежде чем вспомнил о том, с кем имеет дело. Паутина! Конечно же! Он не раз попадался в нее. И то, как Хельг говорит, как стоит, как смотрит сейчас – это инстинкт, ложь от первого слова до последнего взгляда, вызов напополам с мольбой – это его фирменный взгляд. Хочет он того или нет, но адова печать на сердце всегда оказывается сильнее.
Ведь точно так же, в точности так же он стоял перед Змеем. И так же смотрел. Беззащитный, во всей ужасающей порочности своей красоты, такой гордый и такой покорный, что даже Артур не удержался бы… святой Артур. Что же говорить о высочайшем из фейри?
– Я слишком давно знаю тебя, Хельг, – Орнольф удивлялся собственному терпению, – ради спасения смертных, ты готов сделать что угодно. Любую глупость и… любую подлость. А кроме того, я чем дальше, тем больше сомневаюсь: всегда ли то, как ты ведешь себя, обусловлено пресловутым проклятием . Может быть, тебе это просто нравится?!
Так недоверчиво… и так неуверенно поднялась тонкая, бледная рука. Сейчас пальцы коснутся лица, и Хельг поймет, что все всерьез, что это не жестокая шутка и не странная игра.
«Так уже было!» – вспомнил Орнольф. Но не смог вспомнить – когда. Эти слова: «Я устал от тебя» – дежа вю! Надо вспомнить, прямо сейчас – это важно…
Поморщившись, он отклонил прикосновение когтистых пальцев и отвернулся, чтобы не видеть светлых от напряжения глаз.
Это ж надо было сделать такую глупость – повернуться спиной к Пауку, к очень злому Пауку, куда более злому, чем Орнольф!
Со страшной силой датчанина приложило лицом о косяк двери, а потом вышвырнуло в эту самую дверь – благо хоть, он не успел закрыть ее.
Короткое помутнение сознания, и Орнольф, глотая кровь, очнулся на полу гостиной. Альгирдас, от бешенства совсем уже не похожий на человека, сидел на нем верхом, прижав коленями его руки.
– Ты… – удар по лицу, и даже чары «сках» не спасают, – хуже Змея… ты… как твой брат…
– Правда? – Орнольф больше не пытался защищаться, захваченный собственной ослепляющей злостью. – Как Дигр? В тебе сейчас та же кровь, Эйни, помнишь об этом?
Тяжелый рык сорвался с красивых, искривленных яростью губ. Обхватив себя за плечи, Паук скорчился, как от сильной боли, едва не коснувшись лбом лица Орнольфа. Зашипел и вскочил на ноги, в один миг обернувшись соколом. Он исчез в окне раньше, чем Орнольф успел пошевелиться.
«Не убил, – констатировал датчанин, не спеша встать с пола, – а ведь хотел…»
От сознания своей глупости, от понимания того, какие отвратительные обвинения предъявил он Хельгу и как ужасно ошибся… хотелось улыбаться или даже смеяться. И черт с ней – с кровью! Черт с ней, с болью, со сломанным носом и треснувшими ребрами.
Идиот! Тупая, жестокая скотина! Одной крови с безумцем Дигром – это уж точно. Но – ошибся, ошибся, ошибся! Душа пела от облегчения, и настолько было сейчас хорошо, что даже чувство вины медлило сдавить ее горячими пальцами. Прошло несколько минут, прежде чем с лица Орнольфа сползла идиотская улыбка, и датчанин ошеломленно уставился в высокий потолок.
Что он только что сделал?
Что он сделал с Хельгом? Зачем? Злые боги, неужели ему мало досталось?
И… что же делать теперь?
* * *
Значит, Паук убивает магов? По крайней мере, убивал. Раньше. Или лишал таланта, что, в общем, даже хуже убийства.
Может быть. А может, и нет. В любом случае все, что остается – это принять информацию к сведению и печально развести руками: да, Паук наверняка опасен, но для кого это новость? Уж во всяком случае не для ипэсовцев и их зарубежных коллег.
Гораздо хуже, гораздо серьезнее и куда страшнее было другое – то, что Касур лгал. Вернее сказать, недоговаривал. Опять-таки здесь следовало сделать серьезную поправку: «возможно», недоговаривал. В том случае, если видеозапись не была сфальсифицирована.
Но, Боже святый, разве можно подделать такое ?!
Впрочем, поначалу Ада Мартиновна допускала мысль, что подделать можно все, что угодно. Первые полчаса. Может быть, час. До того, как Паук заворожил ее, одним только взглядом с монитора выпив остатки благоразумия.
Нет!
Да…
Черт!
Это проблема. Проблему нужно решать. Но пока что ситуация под контролем, пока еще можно рассуждать здраво, если не зацикливаться… на нем . Итак, Касур сказал не всю правду. Они действительно намерены изгнать с Земли «антихриста», но не собираются делать это самостоятельно. Расправиться с Элиато должно существо, с которым не сравнится ни одна тварь из Откровения. Чем бы ни был «антихрист», он и вполовину не так опасен, как его предполагаемый враг. И Касур с Пауком при помощи лейтенанта Чавдаровой уже начали ритуал вызова…
Паук называет его Владыкой Темных Путей – довольно помпезно, но на их языке…
На их – это на чьем же все-таки? На языке фейри? На языке людей?
…на их языке это произносится, как «вайрд ита`рхэ». Красиво. Особенно, когда слова обласканы его напевным голосом.
Все это слишком похоже на сказку. Но Ада Мартиновна уже достаточно давно имела дело со сказками, чтобы начать в них верить. И сейчас она, если в чем и сомневалась, так в подлинности записей. Усилием воли подавляя некое чувство – интуицию, может быть? – твердившее ей, что это не похоже на подделку. Скрытая камера, безразличная и безмозглая, фиксировала то, что, наверное, было очень личным.
Интимным?
Да, пожалуй. Во всяком случае, не несущим полезной информации. Но о ценности ее Ада Мартиновна задумывалась очень недолго. Ровно до того момента, пока желание видеть Паука снова и снова не стало болезненным, как абстинентный синдром. И теперь уже она была признательна безымянному шпиону, иногда пугаясь этой признательности, но чаще радуясь каждому мигу подаренного ей наслаждения, так похожего на танталовы муки. Она смаковала взгляды и жесты, слова и улыбки, теплое молчание, оживленные, колючие споры, затеваемые просто ради забавы. Кто-то или что-то, старалось повсюду следовать за Пауком – именно за ним, как будто Касур не представлял для снимающего особого интереса – и когда удавалось, фиксировал все, что происходит.
Застывал ли чародей в медитации, устремив в пустоту мертвый взгляд прозрачных глаз, или взвихрялся в похожем на водопад комплексе боевых упражнений, читал ли он, играл ли на скрипке, сидел у родника в саду, болтал ни о чем с Чавдаровой – каждое движение, каждое слово, каждая мелочь оказались засняты неведомым наблюдателем.
И глупо думать, что диски существуют в единственном экземпляре.
А еще глупо думать о том, насколько это грязно. Такая работа не бывает грязной, потому что она необходима. То, что не удалось сделать ИПЭ, удалось кому-то другому, врагу или доброжелателю – это покажет время. И очень хорошо, что не ипэсовцы рискуют собой, так нагло, так бесстыдно следя за смертельно опасным и смертельно красивым существом.
Не ипэсовцы.
А кто же?
Ответ на этот вопрос лежал на поверхности.
Quid prodest?
Несложно догадаться – кому. И все же полковник Котлярчук, разорвав паутину чар, потратила время на несложный, но действенный ритуал, пытаясь узнать, от кого же получила такой неожиданный, желанный подарок.
В самом начале, при просмотре первого диска, она еще в состоянии была прислушиваться к голосу разума.
Однако вода в серебряной чаше осталась чистой, и духи, ответившие на призыв заклинательницы, отказывались давать ответы. Только намеки. А поскольку они и в лучшие-то времена выражались очень неопределенно, то из намеков на намеки сложно было сделать какие-то выводы.
Пришлось додумываться самостоятельно. Или, если уж честно, пришлось сказать себе, что первое предположение больше всего похоже на правду. Диски прислал Элиато, «антихрист» – та его часть, что действовала «в пределах человечности».
Немалая, между прочим, часть.
– Он опирается на людей, – это слова Паука, и темные глаза серьезно глядят на внимательно слушающую Чавдарову. – Демоны поддерживали его, однако покинули при первой же возможности, а люди не оставят Элиато никогда. Он – их господин, он дает им то, о чем они мечтают, а обещает даже больше. И кроме того, он ведь не ждет от них ничего сверх… человеческого. Я хочу сказать: он не ждет, что они будут очень хорошими, или очень честными, или бескорыстными и добрыми. Ну, ты лучше меня знаешь, какие свои качества смертные больше всего ценят и меньше всего используют.
– Не обобщай, – строго говорит Чавдарова.
Девчонка! Что она позволяет себе?! Да ей следует благодарить Бога уже за то, что она просто может видеть Паука каждый день!
Однако тот лишь улыбается уголком рта:
– Ладно. Не буду обобщать. Но, знаешь, он ведь всерьез полагает себя избранником Белого бога, и всерьез желает людям добра. Хочет построить на Земле царствие Божие… И не понимает, что создан совсем для другого.
– Артур поэтому спасает его?
– Артур готов спасать любого, кто пожелает спасения. Но он-то как раз ничего не обещает. Здесь – ничего. Святой, – легкое пожатие плеч, но в голосе ни тени насмешки.
Положение камеры меняется, Чавдарову больше не видно, остается только Паук, его лицо, задумчивый взгляд:
– Так и задумано. Элиато сам отыщет козлищ, пометит их, соберет под свою руку, и совместными усилиями они подготовят тварный мир к гибели. То, что создано Богом, рухнет под тяжестью человеческих грехов. Праведники же попадут к Богу за пазуху, и будет им счастье. Самое смешное, что Артур был бы не против такого исхода. А вот Элиато не верит и не сможет поверить в то, что его деятельность закончится именно так.
– А Олег?
Вот оно! Это имя, человек, о котором говорится в файле, Сила в человеческом облике. Волк! Вайрд итархэ…
– А он никогда не рассчитывал на людей. Только на себя и, как это ни смешно – на фейри. Твой Олег – скептик и прагматик – всю жизнь был окружен множеством самых разных существ и как-то ухитрился втиснуть их в свое видение мира. Черно-белое, как я понимаю, и довольно-таки узкое. Так что с его приходом к власти смертные снова будут предоставлены сами себе. И своей пресловутой свободе выбора.
– Хочешь сказать, он перестанет быть человеком? Совсем перестанет?
И Паук опускает глаза, разглядывая черные, острые ногти:
– Зачем ты спрашиваешь, Малышка? Это же очевидно.
* * *
Нужно было что-то делать. Необходимо. Жизнь перевернулась, все рухнуло, перепуталось, сломалось. От этого больно, так ужасно больно, и нужно что-то делать, потому что… Невозможно оставить все, как есть.
Удар когтями. Хруст разрываемой плоти. Серебряная кровь брызжет в лицо.
Однажды он оставил. Слишком гордый, чтобы просить, – так сказал Змей. Но это неправда. Разве он гордый?
Каскад атак – только ногами! – начать почти с земли, а последнего врага добить ударом в голову. Кажется, это голова? Боевая форма некоторых фейри не позволяет сказать наверняка.
Он же не врал Орнольфу! Никогда не врал! Делал по-своему – да, почти всегда поступал по-своему, если только рыжий категорически не запрещал чего-то, но рыжий ведь не запретил встречаться со Змеем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98