– Син, он и есть наш старший, – объяснял Орнольф, – он Хельга учил. Он ему и имя дал. У нас у всех есть второе имя, Хельг вот – Паук, я – Касур, Бронзовый Молот Данов, – и трудно понять, чего больше в голосе Орнольфа, гордости или смущения столь громким прозвищем. – Ну а Син – Старший, или Старый. Его, между прочим, и на родном языке так зовут. Син. Он – хань. Знаешь, где живут хани?
– Почитатели драконов, желтокожие и узкоглазые, – Эльне всегда приятно было удивить друзей мужа своей осведомленностью, – знаю таких.
– Ты, сестренка, скоро всех нас за пояс заткнешь. Вот только ворожить научишься, я тут же попрошу, чтобы тебя в охотники взяли. Или в наставники. А то что ж у нас одни мужики, как, не к ночи будь помянут, в монастыре каком.
Он шутил, конечно. Но сама Эльне многое бы дала за возможность ни с кем не делить Наривиласа. Однако наставник Син, тот самый, в честь которого Альгирдас назвал первенца, забрал малыша сразу, едва Эльне отняла его от груди. Еще и досадовал, что припозднился, мол, раньше надо было, а кормилица уж нашлась бы.
Нет, определенно, этого злого дядьку Эльне очень не любила. По счастью, он и бывал у них в гостях лишь дважды в году: зимой, когда забирал малыша к себе, и летом, когда приводил его, подросшего, обратно в родительский дом. Альгирдас не находил в этом ничего плохого, даже гордился тем, что сам старший наставник взялся учить их сына. Понимание Эльне находила только у свекра, Оржелиса. Вдвоем они коротали вечера, когда Альгирдас был на охоте, и бывший Старейший рассказывал Эльне, как сам, точно так же считал дни до возвращения Сина. Как потом, когда Альгирдас подрос, они ходили встречать его в святилище, куда он спускался с небес.
– С матерью им не повезло, – вспоминал Оржелис, – пусть душа ее будет покойна, но скажу тебе, доченька, не любила она их. Ни Альгирдаса не любила, ни Жилейне, сестренку его. А внуку моему повезло, как видишь. Он счастливей отца вырастет, при отце, да при матери. А будут боги милостивы, родишь ты мне внуков да внучек с десяток. И совсем хорошо станет.
Уж что-что, а это пожелание Эльне намеревалась исполнить в точности. Особенно в том, что касалось внучек. Дочек у нее никто не отнимет.
Она полна была счастьем, дом их был полон счастьем, сама жизнь их была счастьем. Если бы еще Альгирдасу не нужно было уходить на эти проклятые охоты!
* * *
…Эти охоты, захватывающие, но, порой, утомительные. Особенно, когда приходится возвращаться домой холодной летней ночью, а захватить с собой, уходя в тварный мир, какую ни на есть теплую одежду ума не достало. Все-таки Эльне права, когда скептически отзывается о любимом муже. Альгирдас Великолепный, извольте видеть, в одежке из шелка посреди дикого леса. Трясется от холода как заяц под елочкой. Дождь еще льет… придется лететь, не брести же по грязи в этих-то смешных сапогах. В них только по траве-мураве на Меже бродить.
И почему, кстати, никто не встретил его здесь с теплым плащом и оседланным конем? Или отцу снова стало худо?
Еще не увидев дома, он уже почувствовал, что там неладно. С отцом? Да, и с ним тоже. Но того хуже – в доме, в его доме были чужаки. Люди, пришедшие со злом.
В первый раз за шесть лет Альгирдас пожалел, что после победы над Сенасом отказался от охраны здесь, в тварном мире. Поругался с Сином, обозвал наставника разными непочтительными словами, но вытребовал право хотя бы на своей земле быть самому себе хозяином.
Сожаление, впрочем, тут же сменилось привычной уверенностью в своих силах. Если бы не тревога за отца…
Альгирдас мельком обыскал двор – нет, здесь не было никого чужого. Гардунитис не ответил на призыв, и Димстипатис притих, спрятался, но это означало лишь то, о чем Альгирдас знал и сам – в дом пришла беда.
Злой и встревоженный, он, не таясь, вошел в светлые сени. И прямо здесь, в дверях, встретил отца. На первый взгляд с Оржелисом все было в порядке. Альгирдас успел еще спросить:
– Что случилось?!
А в следующий миг перед глазами мелькнул топор, тот самый зачарованный топор, убивший его мать, и мгновенная боль сменилась глухой темнотой.
Когда он вновь начал видеть и чувствовать, ничего уже не болело. Видно пробыл без памяти достаточно долго, чтобы исцелиться.
– Так, так, – прозвучал с высоты знакомый голос, – наш Паучок крепче, чем я думал. Мне, признаюсь, показалось, что почтенный Оржелис перестарался. Ведь сказано же было – обухом, а дедуля саданул острием. Видно, хотел, чтоб сразу и наверняка. Он, понимаешь ли, Паук, очень недоволен тем, что перестал быть конунгом.
Нет, это, конечно, не Орнольф, хотя голос похож, почти не отличить. Это Дигр. Но как он попал в дом?!.. Ох, совсем голова не соображает. Если уж отец взялся за топор, чтобы убить сына, то и чужака, наверное, впустил он же.
Золотые браслеты и гривна-ошейник казались ледяными. Золото, оно всегда так, обжигает холодом или раскаленным металлом, его ни с чем не спутать. Альгирдас прислушался к токам цуу в себе – как и ожидал, не почувствовал ничего. Проклятый металл вытянул все до капельки. И самому от оков не избавиться, вся его сила сейчас в них, а сам с собой он и в хорошие-то дни не рискнул бы потягаться.
Дигр, кажется, нагнулся над ним. И тут же Альгирдас бросил тело вверх, ударил обеими руками, тяжелыми браслетами прямо в ненавистное лицо. Рыжеволосая голова мотнулась назад, но Паук не услышал ожидаемого хруста шейных позвонков. Зато короткий вскрик Эльне обжег, как удар плетью.
Эльне, его жена, его маленькая Ланька, без чувств висела на руках у двух крепких молодцев.
– Прежде, чем я накажу тебя в первый раз, – как ни в чем не бывало произнес Дигр, – лучше бы тебе запомнить, что я тоже учился чародейству. И раньше, чем причинишь мне хоть какой-то вред, ты, Паук, убьешь свою любимую Эльне. Нашу любимую Эльне. И, кстати, детеныша тоже. Как ты назвал маленького выродка? В честь наставника Сина, я слышал. Почтительность, достойная одобрения. Надеюсь, он доволен?
– О чем ты думаешь, Хрольф? – осторожно, чтобы не рассердить, спросил Альгирдас. – Братья бывают здесь по несколько раз в месяц. Тебя убьют, как только увидят. Уходи, пока можешь. Уходи, и я не вспомню о том, что ты сделал… – тонкая ниточка паутины коснулась разума Дигра.
И Альгирдас охнул от отдачи, такой болезненной, что даже не заметил боли в носу, хрустнувшем под кулаком дана.
– Ты дурак, Паучок, – заметил тот с сожалением, – мне казалось, что ты умнее. Вставай, вставай, не пачкай мне сапоги. Ну, подумай, малыш, у меня ведь было три года на то, чтобы все подготовить и обдумать. Разве не ты самый могущественный чародей Гвинн Брэйрэ? А у меня теперь вся твоя сила. Ты сделал так, чтобы никакой враг не нашел твоего дома, а я сделал так, что его не найдет никто из твоих братьев. И забудь ты про паутину, это мой добрый тебе совет. Ну, вроде бы, мы все обсудили, – Дигр оглянулся на Эльне, досадливо покачал головой, – не жаль губить такую красоту? Ладно, это обсудим позже. Я говорил, что накажу тебя? Пожалуйста, Паук, прими это как лекарство, которое пойдет тебе же на пользу.
ГЛАВА 5
Снова шепот безумной ночи.
Снова мрак непроглядной тьмы.
Где-то молния. Где-то грохочет.
Где-то там погибаем мы.
Стон. Глухие удары сердца.
По земле тонкой струйкой кровь.
Навсегда затихает скерцо.
Плачет скрипка. О нас. Про любовь.
Спазм. Ошибка. Грехи. Расплата.
Зов в ночи и беззвучный крик.
Подпись кровью. Контракт. Не свято…
Позабыть. Не жалеть. Ни на миг.
У спокойствия сладкая горечь…
Горизонт красит светом заря.
Где-то там – ты глаза откроешь,
Где-то здесь – проклят Богом я.
The Phantom
Месяц – это слишком много. Но боги создали человека сильным, боги жестоки, и они хотят, чтобы люди жили, несмотря ни на что. Поэтому человек не может умереть от позора. И от пыток умирает не сразу. Бывают такие, кто умирает от страха, но они не становятся князьями… и никто не берет в заложники их семьи.
Альгирдас жил. Несмотря ни на что.
Сначала, когда сомкнулись на нем золотые оковы, он мечтал умереть. Ведь Дигр пришел за Эльне, и после его смерти сможет взять ее в жены. Получит то, чего хочет. Перестанет причинять ей боль. И пощадит маленького Наривиласа. Стать Старейшим, настоящим Старейшим, кровь от крови этой земли, он никогда не сможет, но сможет править здесь от имени Наривиласа. Он хочет забрать себе все, и раз уж иначе не получается, надо дать ему такую возможность. А для этого нужно умереть.
Спасти семью… и себя спасти. От бесконечного унижения, похожего на затянувшуюся, мучительную смерть.
А Дигр знал, чувствовал каждую попытку самоубийства. И приходил, улыбаясь, посмотреть, что на этот раз задумал его пленник. И продолжал улыбаться, пока его люди выбивали из Паука остатки вольнолюбия. Альгирдаса пороли на конюшне, как раба, и тогда это еще казалось унизительным. Потом… потом он, кажется, привык. Или нет? Трудно сказать. Чувство стыда стало постоянным, таким же, как страх.
– И долго ты собираешься искать смерти? – спросил Дигр после очередного наказания, глядя, как Паук, отвязанный от скамьи, пытается приподняться на трясущихся руках.
Рот был полон крови, и Альгирдас не сразу сумел ответить. Впрочем, ответа от него и не ждали.
– Надоело бояться? – в голосе Дигра проглянуло что-то похожее на сочувствие.
– Я не боюсь тебя, – прохрипел Альгирдас и закашлялся, подавившись кровью. – Это ты боишься. Меня.
Он услышал, как где-то в палатах вскрикнула Эльне, и упал Дигру в ноги:
– Прости, Старейший.
В первый раз сделал это сам, не дожидаясь приказа. А подняться уже не смог. Не хватило сил.
Дигр хмыкнул и вытер об него испачкавшийся в крови сапог.
…Боги, зачем вы создали людей сильными?
Жирный Пес уже отворачивался, когда Альгирдас заговорил вновь, осмелился подать голос без разрешения хозяина, зная, что за этим последует новое наказание, моля о том, чтобы наказали его. Его, а не Эльне.
– Старейший…
Плеть свистнула, влажно чмокнув об иссеченные плечи. Альгирдас мог перехватить ее, рвануть на себя, прежде чем зарвавшийся пес успеет разжать руку. Бросить врага на окровавленную солому и порвать ему горло. Руками. Зубами.
И убить этим жену и сына.
Он только сжал зубы. И поднял голову, чтобы видеть лицо Дигра, улыбку, и снова это странное выражение в глазах.
– Говори, – бросил враг.
– Я предлагаю тебе договор… Старейший.
Как мало надо, чтобы в теле раба вновь ожил князь! Опасно меняется голос, и вот-вот в глазах Дигра появится гнев, и надо смотреть вниз, надо следить за собой, за тем, чтобы не расправлялись плечи, чтобы стоя на коленях не быть выше, во всем выше этого… Старейшего. Не забывай, Паук! Отныне он – князь, пусть даже для тебя одного.
– Отпусти их, – глядя в пол, продолжил Альгирдас, – или… женись на Эльне, как хотел когда-то… оставь им жизнь. Не мучай больше. За это я дам тебе свое слово. Чего ты хочешь? Я могу научить тебя чародейству, могу открыть секреты боя, каких не знают самые прославленные воины. Могу наделить силой. Или мудростью…
– Ты считаешь, я недостаточно мудр? – тут же уточнил Дигр. Он был предсказуем, как большинство людей, он был понятен… Если бы только он позволил прилепить к своей душе хоть ниточку тонкой невидимой паутинки!
– Ты победил меня. – Злые боги, почему нельзя заворожить это существо одними только словами, просто запутать, закружить в сплетениях липких нитей? Но золото сдавливает горло, мешая говорить, и Дигр… поймет. Услышит. Самый малый глоток сделал он из чаши познания, но этой толики достаточно, чтобы держать могущественного чародея в надежной узде. – Ты оказался хитрее, значит, ты мудр. Но мудрости не бывает достаточно. Чего ты хочешь, Дигр?
– Тебя, – пробормотал враг, даже не заметив, что Альгирдас уже не называет его Старейшим. – Что ты скажешь об этом, Паук?
Схватив за ошейник, он рывком поднял его на ноги, глаза в глаза. Альгирдас отвернулся: от лица Дигра в такой близости, от его дыхания по всему телу прошла брезгливая дрожь.
– Я хочу тебя, Паук, – повторил дан, словно не замечая его отвращения, – силу, мудрость, колдовство – да, но вместе с тобой! Ты станешь моим рабом, Паук? Поклянешься в этом?
Холодные пальцы натянули ошейник, дышать было почти нечем. Альгирдаса тошнило от губ Дигра, касающихся его виска.
– Да! – выдохнул он, отворачиваясь еще больше, насколько это было возможно. – Если ты пощадишь мою жену и сына, дашь им свободу и жизнь, я стану твоим рабом.
– Моим цепным псом? – тяжело дыша, проговорил Дигр.
– Да.
– Моей подстилкой, домашней зверушкой, покорной во всем, без мыслей о свободе или смерти, счастливой участью раба?
– Да.
Пальцы Дигра наконец-то разжались, и Альгирдас рухнул на пол, задыхаясь и кашляя. Снова пошла кровь, из горла и из носа, кажется, даже из ушей. Но это было неважно. Скорчившись у ног дана, Паук стискивал зубы, чтобы не поддаться смертному ужасу.
Дигр пришел не за Эльне и не за землями, править которыми все равно бы не смог. Дигр пришел за ним. Боги…
Это было в его глазах, сейчас Альгирдас разглядел их близко, ближе, чем нужно, и понял, разгадал то странное выражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98