И могут ли они судить Паука?
А вообще, рассказывали разное. Однако здравомыслящая часть сотрудников и курсантов придерживалась версии о том, что Орнольф и Альгирдас – два могущественных мага. Старцы или что-то в этом роде. Они обитают на глухой сибирской заимке, в самом центре тайги, а для контактов с внешним миром – в частности, с институтом – посылают астральные проекции. Поэтому и выглядят так хорошо. На самом же деле оба давно уже перешагнули рубеж физической целостности, если можно так выразиться. Иссохли и мумифицировались – они же йоги, ни в пище, ни в воде не нуждаются, сидят себе, погруженные в вечную медитацию, и присматривают за делами в суетном мире за пределами вековой тайги…
… – К сожалению, Очкарика невозможно локализовать. Он обитает, насколько применимо к нему это определение, в области чистого вымысла. Сразу во множестве разумов, в бессчетном количестве страхов и фантазий. Словом – везде и нигде.
Ах, да! Совещание же идет. Сергей Иванович все еще рассказывает про школьного монстра. Хм, его, похоже, уже успели обсудить, вон и на мониторе какие-то формулы… как же она так задумалась, что все пропустила? Не локализуется? А как его тогда… ну, ловить, или что с ним делать?
Примерно тот же вопрос, только в более четкой форме задала Ада Мартиновна Котлярчук.
– И опять таки, – мягко ответил Сергей Иванович, – нам повезло. Нам согласились помочь. Я думаю, все понимают, о ком я говорю.
Сергей Иванович обвел собравшихся взглядом. Посмотрел на разом помертвевшую Маришку, – она боялась загадывать, и не загадывать не могла, поэтому съежилась на стуле, скрестив сразу все пальцы; на Дюху, на удивленного Макса – и, видимо специально для Макса, объяснил:
– Я говорю о Касуре. Мне удалось связаться с ним и изложить проблему. Господин Касур согласился помочь. При одном условии, которое, признаюсь, показалось мне странным. Касур и Паук пожелали, чтобы Марина Рустамовна была подключена к операции.
Позабыв, где он находится, Макс громко присвистнул.
Ему даже замечания не сделали. Наоборот, столь искренняя реакция на заявление Сергея Ивановича как будто бы послужила сигналом к началу бурной дискуссии.
Никто из собравшихся здесь не собирался рисковать Маришкой. А в том, что сотрудничество с таинственными магами приведет к неизбежному риску, сомневаться не приходилось. Ни Касур, ни тем более Паук, не вызывали ни малейшего доверия у руководства ИПЭ. Еще Маришку приятно удивило то, что Дюха, когда спросили его мнение, тоже высказался против ее участия в операции.
Макса не спрашивали. Он был приглашен в кабинет Сергея Ивановича только потому, что входил в одну группу с Маришкой и Дюхой. О праве голоса, хотя бы и совещательном, речи не шло.
Мнением Маришки, что характерно, тоже никто пока не поинтересовался. Она извелась, пытаясь вставить хоть словечко, но ее поднятой руки и отчаянного взгляда, словно бы, не замечали. А ей ведь было, что сказать. На любой довод «против», Маришка нашла бы два довода «за».
Вот только… кто бы принял их во внимание? Уж во всяком случае не эти люди, привыкшие, и не без оснований, считать опасным все, чему они не могли найти объяснения. А заодно, кстати, большую часть объяснимых явлений. Их, оказывается, вполне устраивала существовавшая до сегодняшнего дня политика минимальных контактов с Касуром. О нем и о Пауке, разумеется, пытались узнать как можно больше, но – на расстоянии. Причем на очень приличном расстоянии. Если бы эти двое высказали пожелание поработать вместе с кем-нибудь из старших, опытных, закаленных оперативников, Сергей Иванович без раздумий дал бы свое согласие. Но речь-то шла о курсанте. Более того, о самом молодом из курсантов. За всю историю института Маришка была первой, кто начал учиться в девятнадцать лет. Среди ее сокурсников не было никого моложе двадцати трех, а преимущественно на первом курсе их факультета учились двадцатипятилетние.
Паранормальные способности, будь-то талант псионика , ясновидение или, как в случае с Маришкой, магия, очень редко проявляются у людей до определенного момента. До «инициации», как говорили преподаватели, разумея под этим разнообразные стрессовые ситуации.
У Маришки стресс случился известно когда – в тринадцать лет. За месяц до четырнадцатого дня рождения. Вообще странно, что на нее не обратили внимания раньше.
А еще странно то, что она, похоже, была единственным на весь институт человеком, лично общавшимся с Пауком. Единственной, кто хотя бы видел его близко. Но за месяцы учебы, за месяцы безуспешных и нескрываемых попыток разузнать о Хельге хоть что-нибудь похожее на правду, ей самой никто не задал на эту тему ни одного вопроса.
Она немногое могла бы рассказать, но все же больше, чем они здесь знали. Да к тому же на ней ведь не написано, что ей в действительности известно.
Нельзя сказать, чтобы эти или подобные мысли не приходили в голову раньше. Приходили. И не раз. Однако только сейчас, на фоне серьезного и вдумчивого решения ее судьбы, обсуждения ее безопасности, равнодушия к ее мнению, слух, как будто бы обострившийся, стал улавливать в происходящем едва заметную фальшивую ноту.
Касур впервые проявил заинтересованность в ИПЭ. Впервые им с Пауком нужно было что-то от института, а не институту от них. Другого такого шанса могло не представиться. И сейчас люди, которых Маришка очно и заочно уважала со всей искренностью неофита, ломали головы, как бы продать ее подороже.
Как бы подороже продаться самим.
У них ведь не было выбора. Они не могли самостоятельно справиться с чудовищем из детских фантазий – с этим Очкариком, который вроде бы и вовсе не существовал. Но главное даже не это, главное, что они просто не имели права упустить представившуюся возможность. Обязаны были узнать хоть что-нибудь о таинственных магах.
Хоть что-нибудь!
Для начала.
– …Марина Рустамовна, вы согласны?
– Да! Так точно! – Маришка вскочила и преданно уставилась на Сергея Ивановича.
Тот улыбнулся:
– Вот решительность, достойная подражания.
Полковник Котлярчук хмыкнула и побарабанила по столешнице ярко-алыми длиннющими ногтями. Маришке показалось, что таким образом Ада Мартиновна выражает ей свое одобрение. И на душе потеплело, словно она действительно была героиней, этакой партизанкой во вражеском тылу, парашютисткой… блин, фигня какая! Как она это делает?
«А может, она и есть цыганка? – сообразила Маришка. – Это же все-таки этническая магия – ей просто так не научишься».
Здорово! Стоило почти полгода слушать разнообразные байки о Котлярчук, чтобы только сейчас задуматься. Это при том, что в Аду Мартиновну влюблены все курсанты мужеского пола и значительная часть сотрудников института, и косточки ей перемывают почти также интенсивно, как Орнольфу с Пауком. Мужики, они сплетничают куда изобретательней, чем женщины.
И журналисты из них лучше получаются. Да.
А косточки перемывали Орнольфу. Почти всегда – Орнольфу. Существование Хельга подтверждалось лишь тем, что его иногда, издалека, удавалось увидеть. Как тогда в Поташках.
* * *
Касур, оказывается, уже ждал их. В маленькой зоне отдыха, расположенной за экзотарием . Маришка понятия не имела, что в музее института есть, кроме залов, открытых для всех сотрудников, еще и залы закрытые, требующие особого допуска, и превосходящие по площади весь музей, включая лекционные помещения. В общем, идти пришлось долго. Времени как раз хватило, чтобы подумать о том, в какой роли предстоит ей сотрудничать с двумя магами, оценить эту роль, примерить к себе и убедиться, что принять ее ничто не мешает.
Шпионаж – дело, конечно, не очень почетное, и Матой Хари Маришка себя ни в коей мере не ощущала… С Маты Хари мысли как-то сами собой переключились на шпионские фильмы и на то, что Джеймс Бонд, скажем, постоянно укладывает в свою постель красивых женщин – тоже, между прочим, шпионок. А, следовательно, можно говорить о том, что красивые шпионки заполучают в свою постель красивого Джеймса Бонда. Почему-то никто еще не рассматривал тему с этой стороны. А стоило бы.
Сообразив, что думает она не о шпионах, а о красивом и загадочном Пауке, Маришка мысленно настучала себе по голове.
Нет ничего плохого в том, что она постарается как можно больше разузнать об этих двоих и рассказать обо всем, что узнала. Это исключительно для пользы дела. Это, возможно, облегчит работу всему институту. Это действительно очень важно. И может оказаться опасным.
Почему нет? Только потому, что Паук предпочел их спасение реализации собственных планов? Ну и что? Кто знает, что они сделают, если выяснится, что Маришка за ними шпионит?
«А ты думаешь, они этого не знают?» – насмешливо поинтересовалась она сама у себя.
Вот уж, правда. Если даже ей сразу пришло в голову, какого рода деятельность нужна от нее начальству, то мудрые старцы, или кто там на самом деле Касур и Паук, наверняка подумали об этом в первую очередь.
Хотя, может быть, они так давно оторваны от реальности, что стали наивными и начали верить в людей? Маловероятно, но нельзя исключать и такой вариант.
На этом месте размышлений Сергей Иванович открыл выкрашенную в цвет стены дверь и вошел, приглашающе кивнув им троим, мол, заходите и вы, никаких секретов.
Первое, что бросилось в глаза в маленькой комнате, это огненное сияние рыжей шевелюры. Орнольф оживленно беседовал о чем-то с девушкой в мини-юбке, присевшей на край стола. Девушка была из персонала музея, и вряд ли в ее обязанности, кроме подношения кофе, входили демонстрация ног и глупое хихиканье. Во всяком случае, завидев начальство, она перестала смеяться, спорхнула со стола и исчезла за дверью раньше, чем Сергей Иванович успел произнести хоть слово.
Орнольф, все еще улыбаясь, проводил ее взглядом, затем кивнул Маришке и лишь потом встал из кресла. Нет, не встал – воздвигся, этакая башня головой под потолок, с плечами шире, чем размах рук того же Дюхи.
Только выглядит он все равно моложе Дюхи, и моложе Макса.
Это если не смотреть в глаза.
И у Маришки потеплело на сердце, когда она вновь услышала почти забытый за полгода, низкий голос.
– Добрый день, господин Корнев.
Потом Сергей Иванович представлял Орнольфу Дюху и Макса, в смысле, старшего лейтенанта Панкрашина, и младшего лейтенанта Адасова. Потом попросил по интеркому кофе на всех, подумал и затребовал еще и коньяк… а потом Орнольф, видимо, устав от церемоний, без какого бы то ни было вступления поинтересовался:
– Господин Корнев, нам нужна была только Марина Чавдарова. Коль скоро она здесь, значит, институт принял наши условия. Зачем же вы привели с собой всю опергруппу?
– Затем, что курсант – не оперативный работник и, строго говоря, даже не сотрудник ИПЭ, поэтому мы не имеем права отправлять Чавдарову на операцию без контроля с нашей стороны.
– Надеюсь, вы не сомневаетесь в том, что мы позаботимся о безопасности вашего курсанта?
– Ни в коем случае, но поймите правильно…
И понеслась.
Маришка начала скучать где-то на десятой минуте. Макс – чуть раньше. Дюха – с небольшим запозданием. Они потягивали коньяк и тем скрашивали тоску, но поговорить о чем-нибудь между собой не решались, а скучные торги нагоняли зевоту. Сергея Ивановича было жалко. Он сейчас занимался не тем, чем ему хотелось, однако, будучи человеком ответственным, обязан был давить до последнего.
Вряд ли он всерьез рассчитывал на то, что Касур согласиться взять в придачу к Маришке еще двоих оперативников. Вряд ли он действительно полагал, что рыжий маг не понимает, какую ответственность берут на себя они с Пауком. Вряд ли он так уж беспокоился о Маришкиной безопасности… стоп-стоп, это уж перебор! Беспокоился, конечно.
– …Мы всего лишь хотим, подобно вам, господин Касур, выдвинуть ряд условий и со своей стороны. Условий, согласитесь, приемлемых и ничуть не обременительных для вас. Как равноправные договаривающиеся стороны…
– Ак' рои сад деир се?
Услышав этот голос – этот голос!!! – Маришка подпрыгнула, вместе с прыгнувшим в груди сердцем.
Шелест и металлическое сверкание змеиной кожи, проблески серебра, матовое сияние светлого камня в серьге и такое же матовое свечение дивных, нечеловеческих глаз. Как раскрывается цветок, как восходит луна, как блестит роса на темной зелени листьев, так же он явился их изумленным взглядам – прекрасный, как солнце, и как солнце равнодушный к собственной красоте.
Они встали. Все четверо. Потому что невозможно было усидеть на месте.
– Бог ты мой! – вырвалось у Сергея Ивановича.
– Ни …себе! – булькнул кто-то – то ли Дюха, то ли Макс, то ли оба сразу.
А он, значит, все время был здесь. Сидел вон там, на диванчике у стены, невидимый, неслышный. Это называется «отводить глаза», это не сложно, если только не пытаешься проделать такое со спецами уровня Сергея Ивановича. Но это невозможно здесь – в здании Ящика, напичканном всевозможными электронными и магическими системами защиты и слежения, это… невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98