И встряхнулся, поудобнее пристраивая рюкзак:
– Мой мальчик, вроде бы, не разменивался на человекоубийство. Неужели и его заело?!..
Не договорив, он резко обернулся. Достаточно быстро, чтобы увидеть призрачный человеческий силуэт, на глазах просачивающийся сквозь закрытую дверь донжона.
Сбросив, наконец, рюкзак, рыжий кинулся вдогонку.
…Гнилое дело преследование призрака. Пропетляв несколько минут по бесконечным темным коридорам, раз десять споткнувшись, чуть не грохнувшись с лестницы, прогнившие ступени которой не удержали его веса, рыжий, остановился в просвеченном солнцем холле. И рявкнул так, что эхо и летучие мыши заметались, разрезая солнечные лучи:
– Не хочешь по-хорошему? Будем по-моему!
Из прилаженных на спине под курткой ножен скользнул в его ладонь тяжелый блестящий меч.
– Анум когр асурли! – пропел рыжий, очерчивая вокруг себя шелестящую стальную сферу. – Когр асурли!.. Зар-раза!
Последнее вырвалось само по себе, когда колдун почувствовал, что его заклинание скользит сквозь пальцы, утекает водой, сыплется мелким как тальк песком, не успев соткаться.
– Хельг! – заорал он на весь замок. – Это ты?!
– А ты кого ищешь, Орнольф Гуннарсон? – прошелестело у него под черепом, неприятно покалывая в ушах. – Разве не меня?
– Зараза, – повторил Орнольф, оглядываясь, – тебя, конечно. Тут призрак какой-то, ты в курсе?
– При-израк, – протянул бесплотный голос, – правда? Откуда бы здесь взяться призраку? Я тут один.
И в полуметре от рыжего великана соткался из солнца и пыли полупрозрачный силуэт. Без лица. Только неяркие огоньки мерцали там, где у человека глаза.
– Хельг… – пробормотал Орнольф. Протянул руку и недоверчиво смотрел, как пальцы прошли сквозь бесплотное тело. – Эйни, ты… что это?.. Почему?!
Ответом ему был довольный смешок.
– Странный ты человек, Касур. Почему кто-то становится призраком? Потому что плохо умер или был лишен правильного погребения. Или очень не хотел умирать.
– Я тебя искал…
– Шестьдесят лет? – недоверчиво хмыкнул призрак. – Обыскался, бедняга.
– Шестьдесят?! – изумленно переспросил Орнольф. – Ты прожил здесь так долго?
– Прожил… Хм-м. Ну можно сказать и так.
– Подожди, – рыжий тряхнул головой и огляделся, – тут есть на чем сидеть?
– У тебя, Касур, всегда есть на чем сидеть, – развеселился Паук, – при себе имеется. Хотя, конечно, пол холодный, еще простудишься.
Орнольф сердито рыкнул и уселся на ступеньку лестницы.
– Я правильно понял, что ты здесь не жил, а умер, причем давно?
– Правильно.
– Но пять лет назад…
– Скончалась миссис Харкер, милая восьмидесятилетняя старушка. В ней текла капелька крови Гвинн Брэйрэ, Орнольф. Ты почувствовал ее смерть, да? Удивительное дело. Я думал тебя уже ничем не пронять.
– Я искал…
– Уже было, рыжий. Повторяешься. Ладно, ты искал, ты нашел. Доволен?
– Нет.
– Что опять не так? Паук снова не угодил мистеру Касуру?
– Видишь ли, – Орнольф довольно легко сумел вернуться к правильной манере общения с Хельгом: все его насмешки просто нужно было пропускать мимо ушей. Эйни не угомонится – ему не надоедает изводить собеседника, но нервы целее будут. – Видишь ли, Хельг, по всему выходило, что ты должен быть жив. Я долго не мог тебя найти, зато нашел Хрольфа, и он объяснил мне, где искать тебя. Неприятно, но факт: ты своим проклятием привязал его к себе. Дигр всегда знал, где ты находишься, иначе как бы он смог отчитаться о сделанной работе?
– О какой еще работе? – прошипел Паук, сразу растеряв веселость и язвительность.
– Да в рюкзаке у меня, – Орнольф кивнул в сторону выхода. – Там, во дворе, рюкзак, а в нем плащ. Дигр мне его отдал и скончался от переживаний. А если он умер, значит ты жив. Иначе мой братец не дождался бы смерти.
– Братец? – переспросил Паук брезгливо. – Ты так его называешь?
– Я его называю Жирным Псом, – теперь для Орнольфа настало время улыбнуться, – а ты ревнуешь. Показывай, где тело. Пойдем, Хельг, пойдем, я и сам найду, но на это время уйдет. Лучше уж ты меня проводи.
– Там Сенас, – серьезно предупредил Паук.
– Где?
– В моем теле. Долго объяснять. Выпускать я его не собираюсь, а что делать с ним не знаю. Его в часовне похоронили, мне туда не попасть.
– Слушай, я, конечно, всегда знал, что ты мастер выкидывать всякие фокусы… – Орнольф озадаченно взъерошил короткие волосы, – от тебя всего можно ожидать, но… нет. Не понимаю. Как Сенас оказался в твоем теле? И почему ты бродишь здесь тенью отца Гамлета? И что не так с часовней? Где она?
– Пойдем, – вздохнул Паук, – покажу.
Идти пришлось довольно долго – через весь первый этаж замка, а тот, несмотря на компактность, оказался совсем не маленьким.
– Грязища у тебя тут, – недовольно заметил Орнольф, – пыль вековая. Ты же всегда был чистюлей.
– Дурак.
Волна ностальгических воспоминаний снова заставила улыбнуться. Вот он Эйни, весь как есть, ничего не меняется ни за десятилетия, ни за века. И словно принесенные на гребне этой волны, к вискам щекотно прикоснулись невесомые нити паутины.
– Глаза закрой, – буркнул Паук, – мне так легче.
Орнольф послушался. И встал, споткнувшись. Пыльный коридор с висящими на стенах грязными, ободранными тряпками, преобразился. Засиял полированный камень. Брызнули краски с гобеленов и шелковых знамен. Легкий сквозняк принес откуда-то ароматы незнакомых цветов и трав.
– Все понял, – поспешил заверить Молот Данов, прежде чем Паук выскажет очередное нелестное замечание, – смотрел не под тем углом. Сейчас исправлюсь.
– А ты еще умеешь смотреть правильно? – в призрачном голосе звучал нескрываемый скепсис.
– Я уже умею, – уточнил Орнольф, – долго объяснять. Слишком много всего случилось за время второй мировой.
– Да, – без особого интереса обронил Паук, – смертные опять воевали. Я что-то такое слышал…
Датчанин вспомнил груду скелетов во дворе замка и почел за благо не углубляться в военные темы.
Шелковые ниточки паутины исчезая скользнули по коже. Орнольфу захотелось поймать их, удержать, и вместе с ними удержать теплое чувство. Пусть ненадолго, но между ним и Хельгом снова протянулась волшебная нить.
– Поверить не могу, что ты пришел, – еле слышно проговорил Паук. – Теперь не знаю, что и думать.
– Не думай, – отмахнулся Орнольф. – Это часовня?
Потом до него дошло, и он застыл на пороге:
– Что значит, не знаешь, что думать? Ты не ждал меня?
– Сегодня нет. И вообще не ждал. Вон он гроб, видишь, пылью зарос.
Да уж, внутри просторной часовни было по-настоящему грязно. Хоть как смотри, под любым углом, эти пыль и запустение не были иллюзией.
Что там Хельг сказал? Что не может сюда войти? Грязи боится? Инфекции?
Орнольф хмыкнул и перешагнул порог. Из-под подошв поднялись клубы пыли. Захрустела под ногами каменная крошка.
– Домовина у тебя какая-то… затрапезная, – рыжий разглядывал простой деревянный ящик, намертво забитый гвоздями.
– Это не мое, – Паука было не видно, остался только голос, – это Сенаса. Не трогал бы ты его.
– Почему?
– Он может освободиться.
– Если за столько лет не освободился, – рассудительно заметил Орнольф, – значит и сейчас не вылезет.
Он положил ладонь на крышку и медленно поднял руку. Гвозди со скрипом начали выходить из старого дерева. В нос ударило чудовищной вонью… и такой же чудовищной была вдруг осенившая мысль: «Если изнутри так воняет, что осталось от тела?»
Пробормотав очищающее воздух заклятье, Орнольф сбросил с ящика крышку, и наружу из домовины рванулась густая, тускло блестящая масса черных волос. Слежавшихся, грязных, похожих на огромную нечесаную кудель, до которой добрались кикиморы.
– Рыжий, скажи мне, призраков может тошнить? – бледно поинтересовался Паук.
– Думаю, может. Ты такой впечатлительный, Эйни! – Орнольф не удержался от шпильки, хотя чувствовал себя не лучше. Всякое видал, подумаешь, волосы, но там, под ними должен быть… о, Господи, там должен быть Хельг!
Он едва успел отвернуться от гроба, чтобы не стошнило прямо внутрь.
– Ты такой впечатлительный… – немедленно отыгрался Паук.
Орнольфу показалось, что сказано это было просто по обязанности.
– По крайней мере, – произнес он, стараясь, чтобы голос звучал бодро, – мы знаем, что ты… что оно… кхм… живое. Относительно.
– Что ты собираешься делать?
– Взглянуть.
Прикасаться к «этому» Орнольф точно не собирался. Отошел на пару шагов и действовал теперь только с помощью чар. Морщась, он перебросил основную массу волос через верхний край домовины, так, что стало видно заполняющую ящик землю и тело, лежащее в земле вниз лицом. Одежда за десятилетия не только не истлела, но даже не потеряла вида. Эйни – еще тот щеголь, он даже в гробу оказался в одеяниях фейри. А под левую лопатку был вбит деревянный кол, срезанный так, чтобы за него нельзя было ухватиться. Странно, почему, проделав эту операцию, не сделали всего остального?
– Почему тебя не похоронили как подобает? В смысле, хоть как-нибудь?
– Да не меня! – рявкнул Паук. – Сколько можно тебе повторять – это Сенас! Похорони его, и он тут же освободится. Сбежит – ищи потом.
Орнольф кивнул. Перевернул тело и, издав невольное «ф-фу!», отвернулся от ящика. Ужасно! Хотя, конечно, не сравнить с лезущими через край волосами.
– Хельг, – позвал он, – глянь сюда. Тебе понравится. Страшный стал, как лежалый покойник… ох… прости. В общем, уже не красавчик. Далеко не красавчик. Значит так, – он осмотрел шрам на горле, оценивающе оглядел свитые в причудливые спирали, полуметровые когти, – оставлять все как есть я не собираюсь. Это выглядит безобразно, и это твое тело, поэтому безобразия пора прекращать. Хочешь ты или нет, а кол нужно вынимать и возвращать тебя к жизни.
– В этом?! – ужаснулся Паук. – Ты ведь не всерьез?
– Есть другие предложения? Да не переживай так, отмоем, пострижем, причешем, будешь похож на человека. Лучше расскажи, как вышло, что Сенас оказался в твоем теле? Куда девалось прежнее? То, что ты ему еще давно подыскал?
– Уничтожили его, – буркнул Паук, явно не стремясь вдаваться в подробности. Но Орнольф выжидающе молчал, так что пришлось объясниться: – Местные охотники развоплотили. Приняли за обычного упыря, и… вот. Освободили.
Если рыжий и имел, что сказать по поводу расторопности подчиненных Паука, то деликатно не подал вида. Только уточнил:
– А ты снова его воплотил?
– Как видишь.
– Где два раза, там и три, – заметил Орнольф. – Кто мешает тебе еще раз повторить этот фокус? Во дворе не меньше полусотни скелетов, подойдет любой.
– А, – без интереса вспомнил Паук, – ты об этих. Ладно, тащи гроб на улицу. Попробуем… Только сначала, сделай милость, отмой это как следует.
– «Это», – ухмыльнулся Орнольф. – Ладно, как скажешь.
Дальнейшее заняло довольно много времени. Но даже после трех часов водных процедур, полоскания в семи водах, с щелоком и всевозможными эльфийскими благовониями, Паук брезгливо шипел, не желая приближаться к собственному телу.
В конце концов Орнольф потерял терпение. Он готов был мириться с капризами Хельга, он, безусловно, был перед ним виноват и, разумеется, пошел бы на все, чтобы загладить вину. Но тот, брезгливый как породистый кот, ожидал, кажется, что с его тела сдерут кожу, а то, что останется, выпотрошат, как египетского покойника, и не соглашался возвращаться в тело на других условиях.
А освежеванные и потрошеные тела к жизни не возвращаются.
– Хватит! – сказал Орнольф. – Достаточно. Готовься ловить Сенаса.
Он приволок в просторный холл замка сразу десяток скелетов, чтоб было из чего выбирать. Еще раз придирчиво осмотрел лежащее на каменном полу иссохшее тело. Ну, ей богу, мумия! Если бы не еле заметное биение оусэи: дрожь пробитого сердца, невидимая даже искушенному взгляду, ни за что не подумаешь, что под обтянутыми кожей костями не прах и песок, а душа, полная ненависти и страстного желания освободиться.
– Готов?
– Не знаю, – уныло пробормотал Паук.
– А кто знает?! – не выдержал Орнольф. – Всё. Я вынимаю кол.
Сказал и сделал. Делов-то…
…Альгирдас не успел увидеть Сенаса. Не успел даже испугаться. А разозлился лишь тогда, когда оказался в темноте. В глубокой кромешной тьме, где было страшно холодно и страшно одиноко.
И просто страшно.
Он давно разучился бояться. Но оказалось, что эта способность из тех, которые не забываются.
Когда бесплотный Сенас метнулся мимо, пронесся сквозь перекрытия и исчез где-то за пределами замка, Орнольф быстрее мысли обвел себя и неподвижное тело на полу защитным кругом. Разбросал во все стороны ограждающие чары. Подумал, что Хельг придет в ярость, но, вообще-то, им здорово повезло. Повезло, что Сенас оказался так напуган. Что упырь предпочел бегство сражению. Сам Орнольф никогда не мог сражаться с Сенасом на равных. А Хельг, способный запугать кого угодно, способный победить кого угодно, сейчас не справится и с пиллигвином .
Хельг?
– Эйни… ох, проклятье, малыш…
Орнольф рванул из ремней свернутое в скатку одеяло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Мой мальчик, вроде бы, не разменивался на человекоубийство. Неужели и его заело?!..
Не договорив, он резко обернулся. Достаточно быстро, чтобы увидеть призрачный человеческий силуэт, на глазах просачивающийся сквозь закрытую дверь донжона.
Сбросив, наконец, рюкзак, рыжий кинулся вдогонку.
…Гнилое дело преследование призрака. Пропетляв несколько минут по бесконечным темным коридорам, раз десять споткнувшись, чуть не грохнувшись с лестницы, прогнившие ступени которой не удержали его веса, рыжий, остановился в просвеченном солнцем холле. И рявкнул так, что эхо и летучие мыши заметались, разрезая солнечные лучи:
– Не хочешь по-хорошему? Будем по-моему!
Из прилаженных на спине под курткой ножен скользнул в его ладонь тяжелый блестящий меч.
– Анум когр асурли! – пропел рыжий, очерчивая вокруг себя шелестящую стальную сферу. – Когр асурли!.. Зар-раза!
Последнее вырвалось само по себе, когда колдун почувствовал, что его заклинание скользит сквозь пальцы, утекает водой, сыплется мелким как тальк песком, не успев соткаться.
– Хельг! – заорал он на весь замок. – Это ты?!
– А ты кого ищешь, Орнольф Гуннарсон? – прошелестело у него под черепом, неприятно покалывая в ушах. – Разве не меня?
– Зараза, – повторил Орнольф, оглядываясь, – тебя, конечно. Тут призрак какой-то, ты в курсе?
– При-израк, – протянул бесплотный голос, – правда? Откуда бы здесь взяться призраку? Я тут один.
И в полуметре от рыжего великана соткался из солнца и пыли полупрозрачный силуэт. Без лица. Только неяркие огоньки мерцали там, где у человека глаза.
– Хельг… – пробормотал Орнольф. Протянул руку и недоверчиво смотрел, как пальцы прошли сквозь бесплотное тело. – Эйни, ты… что это?.. Почему?!
Ответом ему был довольный смешок.
– Странный ты человек, Касур. Почему кто-то становится призраком? Потому что плохо умер или был лишен правильного погребения. Или очень не хотел умирать.
– Я тебя искал…
– Шестьдесят лет? – недоверчиво хмыкнул призрак. – Обыскался, бедняга.
– Шестьдесят?! – изумленно переспросил Орнольф. – Ты прожил здесь так долго?
– Прожил… Хм-м. Ну можно сказать и так.
– Подожди, – рыжий тряхнул головой и огляделся, – тут есть на чем сидеть?
– У тебя, Касур, всегда есть на чем сидеть, – развеселился Паук, – при себе имеется. Хотя, конечно, пол холодный, еще простудишься.
Орнольф сердито рыкнул и уселся на ступеньку лестницы.
– Я правильно понял, что ты здесь не жил, а умер, причем давно?
– Правильно.
– Но пять лет назад…
– Скончалась миссис Харкер, милая восьмидесятилетняя старушка. В ней текла капелька крови Гвинн Брэйрэ, Орнольф. Ты почувствовал ее смерть, да? Удивительное дело. Я думал тебя уже ничем не пронять.
– Я искал…
– Уже было, рыжий. Повторяешься. Ладно, ты искал, ты нашел. Доволен?
– Нет.
– Что опять не так? Паук снова не угодил мистеру Касуру?
– Видишь ли, – Орнольф довольно легко сумел вернуться к правильной манере общения с Хельгом: все его насмешки просто нужно было пропускать мимо ушей. Эйни не угомонится – ему не надоедает изводить собеседника, но нервы целее будут. – Видишь ли, Хельг, по всему выходило, что ты должен быть жив. Я долго не мог тебя найти, зато нашел Хрольфа, и он объяснил мне, где искать тебя. Неприятно, но факт: ты своим проклятием привязал его к себе. Дигр всегда знал, где ты находишься, иначе как бы он смог отчитаться о сделанной работе?
– О какой еще работе? – прошипел Паук, сразу растеряв веселость и язвительность.
– Да в рюкзаке у меня, – Орнольф кивнул в сторону выхода. – Там, во дворе, рюкзак, а в нем плащ. Дигр мне его отдал и скончался от переживаний. А если он умер, значит ты жив. Иначе мой братец не дождался бы смерти.
– Братец? – переспросил Паук брезгливо. – Ты так его называешь?
– Я его называю Жирным Псом, – теперь для Орнольфа настало время улыбнуться, – а ты ревнуешь. Показывай, где тело. Пойдем, Хельг, пойдем, я и сам найду, но на это время уйдет. Лучше уж ты меня проводи.
– Там Сенас, – серьезно предупредил Паук.
– Где?
– В моем теле. Долго объяснять. Выпускать я его не собираюсь, а что делать с ним не знаю. Его в часовне похоронили, мне туда не попасть.
– Слушай, я, конечно, всегда знал, что ты мастер выкидывать всякие фокусы… – Орнольф озадаченно взъерошил короткие волосы, – от тебя всего можно ожидать, но… нет. Не понимаю. Как Сенас оказался в твоем теле? И почему ты бродишь здесь тенью отца Гамлета? И что не так с часовней? Где она?
– Пойдем, – вздохнул Паук, – покажу.
Идти пришлось довольно долго – через весь первый этаж замка, а тот, несмотря на компактность, оказался совсем не маленьким.
– Грязища у тебя тут, – недовольно заметил Орнольф, – пыль вековая. Ты же всегда был чистюлей.
– Дурак.
Волна ностальгических воспоминаний снова заставила улыбнуться. Вот он Эйни, весь как есть, ничего не меняется ни за десятилетия, ни за века. И словно принесенные на гребне этой волны, к вискам щекотно прикоснулись невесомые нити паутины.
– Глаза закрой, – буркнул Паук, – мне так легче.
Орнольф послушался. И встал, споткнувшись. Пыльный коридор с висящими на стенах грязными, ободранными тряпками, преобразился. Засиял полированный камень. Брызнули краски с гобеленов и шелковых знамен. Легкий сквозняк принес откуда-то ароматы незнакомых цветов и трав.
– Все понял, – поспешил заверить Молот Данов, прежде чем Паук выскажет очередное нелестное замечание, – смотрел не под тем углом. Сейчас исправлюсь.
– А ты еще умеешь смотреть правильно? – в призрачном голосе звучал нескрываемый скепсис.
– Я уже умею, – уточнил Орнольф, – долго объяснять. Слишком много всего случилось за время второй мировой.
– Да, – без особого интереса обронил Паук, – смертные опять воевали. Я что-то такое слышал…
Датчанин вспомнил груду скелетов во дворе замка и почел за благо не углубляться в военные темы.
Шелковые ниточки паутины исчезая скользнули по коже. Орнольфу захотелось поймать их, удержать, и вместе с ними удержать теплое чувство. Пусть ненадолго, но между ним и Хельгом снова протянулась волшебная нить.
– Поверить не могу, что ты пришел, – еле слышно проговорил Паук. – Теперь не знаю, что и думать.
– Не думай, – отмахнулся Орнольф. – Это часовня?
Потом до него дошло, и он застыл на пороге:
– Что значит, не знаешь, что думать? Ты не ждал меня?
– Сегодня нет. И вообще не ждал. Вон он гроб, видишь, пылью зарос.
Да уж, внутри просторной часовни было по-настоящему грязно. Хоть как смотри, под любым углом, эти пыль и запустение не были иллюзией.
Что там Хельг сказал? Что не может сюда войти? Грязи боится? Инфекции?
Орнольф хмыкнул и перешагнул порог. Из-под подошв поднялись клубы пыли. Захрустела под ногами каменная крошка.
– Домовина у тебя какая-то… затрапезная, – рыжий разглядывал простой деревянный ящик, намертво забитый гвоздями.
– Это не мое, – Паука было не видно, остался только голос, – это Сенаса. Не трогал бы ты его.
– Почему?
– Он может освободиться.
– Если за столько лет не освободился, – рассудительно заметил Орнольф, – значит и сейчас не вылезет.
Он положил ладонь на крышку и медленно поднял руку. Гвозди со скрипом начали выходить из старого дерева. В нос ударило чудовищной вонью… и такой же чудовищной была вдруг осенившая мысль: «Если изнутри так воняет, что осталось от тела?»
Пробормотав очищающее воздух заклятье, Орнольф сбросил с ящика крышку, и наружу из домовины рванулась густая, тускло блестящая масса черных волос. Слежавшихся, грязных, похожих на огромную нечесаную кудель, до которой добрались кикиморы.
– Рыжий, скажи мне, призраков может тошнить? – бледно поинтересовался Паук.
– Думаю, может. Ты такой впечатлительный, Эйни! – Орнольф не удержался от шпильки, хотя чувствовал себя не лучше. Всякое видал, подумаешь, волосы, но там, под ними должен быть… о, Господи, там должен быть Хельг!
Он едва успел отвернуться от гроба, чтобы не стошнило прямо внутрь.
– Ты такой впечатлительный… – немедленно отыгрался Паук.
Орнольфу показалось, что сказано это было просто по обязанности.
– По крайней мере, – произнес он, стараясь, чтобы голос звучал бодро, – мы знаем, что ты… что оно… кхм… живое. Относительно.
– Что ты собираешься делать?
– Взглянуть.
Прикасаться к «этому» Орнольф точно не собирался. Отошел на пару шагов и действовал теперь только с помощью чар. Морщась, он перебросил основную массу волос через верхний край домовины, так, что стало видно заполняющую ящик землю и тело, лежащее в земле вниз лицом. Одежда за десятилетия не только не истлела, но даже не потеряла вида. Эйни – еще тот щеголь, он даже в гробу оказался в одеяниях фейри. А под левую лопатку был вбит деревянный кол, срезанный так, чтобы за него нельзя было ухватиться. Странно, почему, проделав эту операцию, не сделали всего остального?
– Почему тебя не похоронили как подобает? В смысле, хоть как-нибудь?
– Да не меня! – рявкнул Паук. – Сколько можно тебе повторять – это Сенас! Похорони его, и он тут же освободится. Сбежит – ищи потом.
Орнольф кивнул. Перевернул тело и, издав невольное «ф-фу!», отвернулся от ящика. Ужасно! Хотя, конечно, не сравнить с лезущими через край волосами.
– Хельг, – позвал он, – глянь сюда. Тебе понравится. Страшный стал, как лежалый покойник… ох… прости. В общем, уже не красавчик. Далеко не красавчик. Значит так, – он осмотрел шрам на горле, оценивающе оглядел свитые в причудливые спирали, полуметровые когти, – оставлять все как есть я не собираюсь. Это выглядит безобразно, и это твое тело, поэтому безобразия пора прекращать. Хочешь ты или нет, а кол нужно вынимать и возвращать тебя к жизни.
– В этом?! – ужаснулся Паук. – Ты ведь не всерьез?
– Есть другие предложения? Да не переживай так, отмоем, пострижем, причешем, будешь похож на человека. Лучше расскажи, как вышло, что Сенас оказался в твоем теле? Куда девалось прежнее? То, что ты ему еще давно подыскал?
– Уничтожили его, – буркнул Паук, явно не стремясь вдаваться в подробности. Но Орнольф выжидающе молчал, так что пришлось объясниться: – Местные охотники развоплотили. Приняли за обычного упыря, и… вот. Освободили.
Если рыжий и имел, что сказать по поводу расторопности подчиненных Паука, то деликатно не подал вида. Только уточнил:
– А ты снова его воплотил?
– Как видишь.
– Где два раза, там и три, – заметил Орнольф. – Кто мешает тебе еще раз повторить этот фокус? Во дворе не меньше полусотни скелетов, подойдет любой.
– А, – без интереса вспомнил Паук, – ты об этих. Ладно, тащи гроб на улицу. Попробуем… Только сначала, сделай милость, отмой это как следует.
– «Это», – ухмыльнулся Орнольф. – Ладно, как скажешь.
Дальнейшее заняло довольно много времени. Но даже после трех часов водных процедур, полоскания в семи водах, с щелоком и всевозможными эльфийскими благовониями, Паук брезгливо шипел, не желая приближаться к собственному телу.
В конце концов Орнольф потерял терпение. Он готов был мириться с капризами Хельга, он, безусловно, был перед ним виноват и, разумеется, пошел бы на все, чтобы загладить вину. Но тот, брезгливый как породистый кот, ожидал, кажется, что с его тела сдерут кожу, а то, что останется, выпотрошат, как египетского покойника, и не соглашался возвращаться в тело на других условиях.
А освежеванные и потрошеные тела к жизни не возвращаются.
– Хватит! – сказал Орнольф. – Достаточно. Готовься ловить Сенаса.
Он приволок в просторный холл замка сразу десяток скелетов, чтоб было из чего выбирать. Еще раз придирчиво осмотрел лежащее на каменном полу иссохшее тело. Ну, ей богу, мумия! Если бы не еле заметное биение оусэи: дрожь пробитого сердца, невидимая даже искушенному взгляду, ни за что не подумаешь, что под обтянутыми кожей костями не прах и песок, а душа, полная ненависти и страстного желания освободиться.
– Готов?
– Не знаю, – уныло пробормотал Паук.
– А кто знает?! – не выдержал Орнольф. – Всё. Я вынимаю кол.
Сказал и сделал. Делов-то…
…Альгирдас не успел увидеть Сенаса. Не успел даже испугаться. А разозлился лишь тогда, когда оказался в темноте. В глубокой кромешной тьме, где было страшно холодно и страшно одиноко.
И просто страшно.
Он давно разучился бояться. Но оказалось, что эта способность из тех, которые не забываются.
Когда бесплотный Сенас метнулся мимо, пронесся сквозь перекрытия и исчез где-то за пределами замка, Орнольф быстрее мысли обвел себя и неподвижное тело на полу защитным кругом. Разбросал во все стороны ограждающие чары. Подумал, что Хельг придет в ярость, но, вообще-то, им здорово повезло. Повезло, что Сенас оказался так напуган. Что упырь предпочел бегство сражению. Сам Орнольф никогда не мог сражаться с Сенасом на равных. А Хельг, способный запугать кого угодно, способный победить кого угодно, сейчас не справится и с пиллигвином .
Хельг?
– Эйни… ох, проклятье, малыш…
Орнольф рванул из ремней свернутое в скатку одеяло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98