— Отдавайте кошелек, — сурово приказала вторая, с пистолетом.
— А то мы вас, это самое… убьем! — нерешительно добавила третья.
— Да, да, да… — задумчиво сказал человек. — Умереть. Это единственный выход… С тех пор как она ушла, я не живу.
— Кто от вас ушел? — спросила первая маска.
— Свет очей моих, прекрасная Мария… — сказал человек. — Ушла к нему, к этому ничтожеству, к чиновнику! Что она в нем нашла? Скажите мне, что она в нем нашла?!
— Мы не знаем, — смущенно ответила третья маска.
— Отдадите вы, черт побери, кошелек или нет? — возмутилась вторая, с пистолетом.
— Вы правы, — с горечью сказал человек. — Все дело в кошельке… Конечно, он обеспечен, у него большая зарплата, а что есть у меня, у бедного артиста?
— У него никакого кошелька нет, — негромко сказала первая маска.
— Он все пропил, — сказала третья маска. — С горя. От него жена к кому-то ушла.
— А часы у вас есть? — спросила вторая маска.
— Что теперь для меня время? — словно очнувшись, продолжал бедный артист. — Оно остановилось для меня, друзья, с того самого момента, когда ушла прекрасная Мария… И к кому, спрашивается? К этому ничтожеству…
— Теперь не остановится… — сказала первая маска.
— Пьянствовали, вот и ушла ваша жена, — рассудительно заметила третья маска.
— Я ее на руках носил, поклонялся, как божеству… О Мария, как ты могла?!
— Не будем его трогать, — сказал первый разбойник. — У него и так неприятности.
— Плачет, — заметил третий разбойник.
— Ладно, — заявил второй, самый кровожадный, — мы вас пощадим.
— Живите, — великодушно прибавил третий.
Не сделали они и десяти шагов, как пьяный догнал их.
— Друзья, у вас есть оружие, — сказал он. — Отдайте мне его… Я сам с ними расправлюсь. О, я разыщу их хоть на краю света и застрелю обоих! Я выпущу в них всю обойму, а последнюю пулю приберегу для себя…
— Идите, уважаемый, своей дорогой, — посоветовал второй разбойник, с пистолетом.
— Я должен совершить этот справедливый акт… — продолжал артист. — Отелло задушил Дездемону лишь за одно подозрение, а я подло обманут! Я отомщу им!
— Он сумасшедший, — сказал третий разбойник.
— Я отниму у вас наган! — заявил пьяный и вцепился в разбойника. — Вы, чудовище с каменным сердцем, отдайте мне оружие!
Грабитель молча стал вырываться, маска упала на мостовую, и пьяный наступил на нее. Гошка (это был он) с трудом высвободился из цепких рук артиста и крикнул:
— Полундра!
Три храбрых разбойника что было духу припустили ни мостовой. А позади них громко топал артист и кричал на всю улицу:
— Куда же вы?! Куда, куда вы удалились?..
В последний раз хлопнула тяжелая дверь дежурного гастронома, и уборщица набросила крючок. Из магазина вышла девочка лет тринадцати в коротком платье и белых босоножках. В руке — вместительная продуктовая сумка. Девочка легко сбежала вниз по ступенькам и зашагала по тротуару. У старой часовни она свернула на тропинку.
Из-за кустов вышли трое в масках. Луна освещала утоптанную дорожку, мохнатые, неподвижные ветви.
— Что у тебя в сумке? — спросил Гошка. Маска у него помята: отверстие для носа соединилось с отверстием для рта.
— Булки, — шепотом ответила девчонка, с радостным изумлением глядя на грабителей.
— А пирожные есть? — спросил Саша Ладонщиков, грозно тараща глаза из крестообразной прорези.
— Есть конфеты «Раковая шейка», — охотно сообщила девчонка.
— Мои любимые, — ликующим голосом сказал Ладонщиков.
— А деньги? — басом спросил Гошка.
— Три рубля, — сказала девчонка. Глаза у нее возбужденно блестели. В волосах белая лента.
— Давай выкладывай! — потребовал Гошка.
— Вы воры, да? — спросила девчонка.
— Мы шайка «Черный крест». — с гордостью сообщил Саша.
— Трепач! — сказал Гошка.
— У вас есть наган? — спросила девчонка. Она все еще говорила шепотом.
— А это что? — Гошка покрутил перед носом оловянным пугачем со сломанным курком.
— Он стреляет?
— Бабахнет — дырка насквозь!
— Выпали, пожалуйста! — попросила девчонка. — Здесь никого сейчас нет…
— Хватит болтать, — оборвал Гошка. — Отдавай сумку и деньги…
— И «Раковую шейку» тоже, — ввернул Саша. Девчонка послушно достала из большой белой сумки три французских булки, кулек с конфетами и маленький кошелек с кнопкой.
— Сумку не отдам, — твердо сказала она. — За сумку тетя мне голову оторвет…
— Вы слышали, она не отдаст сумку!.. — ухмыльнулся Гошка.
— Зачем нам лишняя улика? — подал голос Витька. — Все равно ведь выбросим.
— Ну, вот видите, — обрадовалась девчонка. — Эта сумка приметная…
— Черт с ней, с сумкой, — подумав, согласился Гошка. Он сунул каждому по булке, а кошелек положил в карман. Конфеты забрал Саша.
— Скажи спасибо, что жива осталась, — на прощанье сказал он.
— А платье? — спросила девочка. — Вы его разве не возьмете?
— Это еще зачем? — удивился Гошка.
— Оно совсем новое. Ни разу не стиранное.
— Какие-то люди нам попадаются ненормальные… — пробурчал Гошка.
— Платья мы не берем, — заявил Сашка и запихнул в рот конфету.
Не прошли они и пяти шагов, как девчонка окликнула:
— Я совсем забыла… В сумке еще есть мелочь! Подбежала и протянула Витьке Грохотову несколько белых монет. Тот отскочил в сторону и засунул руки в карманы.
Тогда она отдала мелочь Гошке.
— Ты что, дурочка? — спросил он, но деньги взял.
— Я не дурочка. У меня ни одной плохой отметки нет, — обиделась девчонка.
— Просто я в первый раз вижу живых воров.
Гошка крякнул и не нашелся, что ответить. Витька покачал головой и решительно зашагал прочь, а Саша Ладонщиков сказал:
— Какие мы воры? «Мы бандиты… Погляди, какой у меня нож!
Он достал из-за пояса тонкий длинный нож, которым мать режет по праздникам пироги.
— Знаешь, сколько я человек зарезал? — скрежеща зубами, сказал Саша. — Двадцать! Нет, двадцать три с половиной… Одного не дорезал.
— Вот это да! — поверила девчонка. — И они кричали?
— Кто кричал? — не понял Саша.
— Жертвы…
— Даже не пикнули. Раз — и лапки кверху!
— Он острый?
— Бумагу на лету режет.
Девчонка вздохнула и, с опаской глядя на нож, протянула Ладонщикову тоненькую руку.
— Зарежь меня, пожалуйста, немножко, — попросила она. — А то тетя не поверит, что на меня воры напали… То есть бандиты.
Саша спрятал нож и попятился
— Я не умею немножко… — сказал он. — Только наповал.
— Не пугай, — не выдержал Витька, — ребенок заикаться будет…
— Насмерть — пожалуйста, это мне раз плюнуть.
— Ты идешь, наконец, убийца, или нет? — разозлился Гошка.
— На мокрое дело идем, — понизив голос, сообщил девчонке Сашка.
— На мокрое? — удивилась та. — А что это такое/ — Кончай травить… мокрица! — усмехнулся Витька.
— Можешь свечку поставить за упокой их душ, — не мог остановиться Сашка. Ему очень нравилось с девчонкой разговаривать.
— Можно, я с вами? Я только посмотрю…
— Детям до шестнадцати лет не разрешается, — ухмыльнулся Сашка.
— Я сейчас кричать буду, — сообщила девчонка.
— Раньше надо было, — сказал Витька — он ожидал в сторонке.
— Ладно, кричи, — разрешил Ладонщиков. — Теперь можно.
Девчонка поставила сумку на землю и, присев, заорала на всю улицу таким пронзительным голосом, что мальчишки вздрогнули. Поблизости хлопнула дверь, вторая, послышались голоса, по мостовой затопали тяжелые сапоги. А в сапогах в такую жару мог быть только постовой милиционер.
Грабители мчались по узкой тропинке вдоль огородов, а душераздирающий крик преследовал их по пятам. Сашка за что-то зацепился и располосовал одну штанину чуть ли не пополам. «Мамка убьет», — пробормотал он на ходу. В крик вплелся длинный милицейский свисток. Гошка — он бежал впереди — налетел на дерево и остановился. Чертыхаясь, стал щупать шишку на лбу.
— Какие дураки на дорогах деревья сажают? — пробурчал он.
— Чего встал? — ткнул его кулаком в спину Сашка. — Сцапают ведь!
Позади все явственнее был слышен топот, голоса. Увидев прямо перед собой сколоченную из досок уборную, Гошка вскочил на ступеньку и дернул за ручку. Дверь распахнулась. Вслед за ним в соседнее отделение влетел толстый Сашка. В последней кабине укрылся Витька Грохотов.
Не успели отдышаться, как совсем рядом послышались голоса преследователей.
— Они не могли далеко уйти, — говорил густой мужской голос. — Нужно искать здесь…
— Девочка, а ты узнаешь их в лицо? — спросил другой голос, потоньше.
— У них лица нет, — бойко ответила ограбленная девчонка. — Что-то черное с дырками для глаз.
— В масках, — сказал первый голос. — Видать, опытные…
— Говоришь, вооружены? — спросил голос потоньше.
— У всех наганы и большущие ножи, — ответила девчонка.
— Это какие-нибудь приезжие, — заметил густой голос. — У нас давно ничего не было слышно.
— Один сказал, что уже зарезал сто человек. У него весь ножик в крови!
— Ну и темень, — сказал голос потоньше. — Глаз выколи… Пойду-ка, пожалуй, домой. Жена, поди, волнуется.
— Прочешем огороды, — сказал густой голос. — Мое чутье подсказывает, что они где-то поблизости.
Послышались еще голоса. Это подоспели остальные. Чиркали спички о коробки. Говорили все разом, вернее, спрашивали: кого убили? Девчонка снова стала рассказывать, как на нее напали страшные бандиты без лиц и, размахивая наганами и ножами, стали требовать деньги, а потом хотели платье забрать, но тут она закричала.
— Слышали… — сказал кто-то.
Милиционер с густым мужественным голосом отобрал несколько человек для прочесывания местности, остальные топтались возле уборной и наперебой выпытывали у девчонки подробности, на которые она не скупилась.
— Им убить человека — раз плюнуть! — охотно говорила она. — Убьют, заберут деньги, одежду, булки… И еще любят конфеты… «Раковую шейку».
— Странные какие-то бандиты.
— А сейчас они пошли на мокрое дело… Что это такое, скажите, пожалуйста?
— На тот свет решили кого-то отправить.
— Во-во, велели мне большую свечку поставить за… за упокой…
— Души, — подсказали ей.
— Просто не верится, что осталась жива, — притворно громко вздохнула девчонка.
Мальчишки, слушая биение собственных сердец, окаменели. Никто из них ни разу не пошевелился. У Гошки Буянова зудела шишка на лбу, но он так и не решился поднять руку и почесать. Витьке Грохотову до смерти хотелось кашлянуть, его даже пот прошиб. Кашлянуть — это значит выдать всех.
Все трое боялись одного: вдруг кто-нибудь из оставшихся здесь, в резерве, захочет в уборную?.. И один, конечно, нашелся! Он сначала дернул за ручку двери, где стоял Гошка, потом — где Сашка, и наконец — где Витька. Мальчишки приготовились дорого продать свою жизнь…
— Тьфу, чертовщина! — услышали они недовольный голос. — Двери заколочены.
— Товарищи, что мы тут стоим? — наконец нашелся здравомыслящий человек. — Тоже нашли место…
Все отошли в сторону. Голоса стали тише, а потом и совсем заглохли.
Мальчишки наконец-то свободно вздохнули.
Во втором часу ночи члены шайки «Черный крест» решились выбраться из ненавистной уборной. Их преследователи давно ушли, но Гошка боялся засады и не велел без его приказа выходить. Лица у мальчишек были кислые. Они старались не смотреть друг на друга. Было противно. От долгого пребывания в неподвижности все члены одеревенели. У Витьки свело правую ногу, и он захромал.
— Нашел куда прятаться… — пробурчал бледный Сашка.
— Не до жиру, быть бы живу, — сказал Гошка.
— У тебя с собой клятва? — помолчав, спросил Витька.
— Два часа сочинял, — сказал Гошка. — Клятва что надо.
— Покажи…
— Темно, ничего не разберешь.
— Разберу.
Буянов протянул приятелю аккуратно сложенный листок, подписанный кровью. Витька взял и не читая с наслаждением разорвал лист на мелкие кусочки. Потом положил на ладонь и сдунул.
— Воруй, если хочешь, один, — сказал он.
— Я говорил, лучше очистим ларек, — сказал Сашка.
— Обжора, — буркнул Грохотов. — Небось все конфеты слопал?
— Одна осталась, — стал шарить в карманах Сашка. — Хочешь?
— Пропади они пропадом! — отмахнулся Витька.
— Испугался трудностей? — без особенного энтузиазма начал Гошка. — А как же…
— Не надо, — оборвал Витька. — Не заливай нам больше про Робин Гуда и Спартака. И этого… Антонио Порро! Мы их переплюнули. Таких героических подвигов, как мы сегодня, никто еще не совершал… Ограбить маленькую глупую девчонку! И два часа проторчать в уборной…
— Как быть с кошельком? — спросил Гошка.
— Можешь себе оставить, — сказал Витька. — За блестящую идею…
— Лучше все-таки девчонке вернуть, — предложил Сашка. — Чтобы не распространяла ложные слухи.
Гошка достал из кармана кошелек и вручил Ладонщикову.
— Вот и отдай…
— Она мой голос узнает, — попробовал отвертеться Сашка.
— Не надо было травить про сто человек, которых ты так лихо отправил столовым ножом на тот свет… — ухмыльнулся Витька.
— Я сказал — двадцать три…
— Двадцать три с половиной, — поправил Гошка. — Одного ведь ты немножко не дорезал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45