— Германец — вояка серьезный, — продолжал пастух. — Я помню, как в первую мировую мы вышибали его с Украины. Лупим из трехлинеек, поливаем из пулеметов, а он прет во весь рост…
— Психическая атака, — заметил Коля.
— Эх, и накосили мы их тогда… Как снопы лежали в поле.
— И сейчас разобьем, — уверенно сказал Гошка. — Наша армия — самая сильная!
— Говорят, уже близко. Прут и прут… Этакая сила!
— Вы, дедушка, ложные слухи распространяете, — сказал Гошка. — Не может такого быть! Наши бойцы никогда не отступают. Помните, как на озере Хасан?
— Японец — он не тот солдат, что германец. С Япончиками я тоже воевал. В Сибири. Японец — он мерзляк. Летом еще куда ни шло, а зимой японец не солдат! Так, одно недоразумение.
— Весь мир признает, что наша Красная Армия самая могучая, — разошелся Гошка. — Еще в гражданскую всю Антанту разгромили, а сколько в нее входило государств? Коля, ты знаешь…
— Четырнадцать, — сказал Бэс.
— Во! Четырнадцать! А это всего одна Германия… Да мы ее…
— Ихних самолетов видимо-невидимо летает, — сказал пастух. — А наших что-то не слышно.
— Один был, — сказал Гошка.
— Был… — повторила Алла.
— А вы куда, ребятки, идете? — спросил пастух. Они и сами не знали, куда теперь идут. И Волга, К которой они стремились, да и само путешествие — все вдруг стало таким бессмысленным.
— Домой! — воскликнул Витька. — Скорее домой! Он поднял вещмешок и взглянул на ребят. Все смотрели на него и молчали.
— В какую нам теперь сторону? — спросила Алла.
— На станцию, — сказал Витька. — Неужели мы снова потащимся вдоль реки?
— Куда вам надо? — спросил пастух.
И тут все разом заговорили. Гошка предлагал выйти на шоссе и голосовать: кто-нибудь обязательно подвезет. Если станцию разбомбили, то поезда могут и не ходить, пока путь не отремонтируют.
— Идите в райцентр, — посоветовал старик. — Оттуда быстрее всего доберетесь до города.
До райцентра было шестнадцать километров. Пастух сказал, что у поселкового Совета стоят три полуторки — прибыли за мобилизованными — на них и можно добраться до райцентра.
— Ступайте прямо к председателю — черный такой, как цыган, — он вас отправит… Поди, матки и батьки с ума сходят! Ох, и началась заварушка!..
— А фашистов мы разобьем, — сказал Гошка. — Такого им перцу зададим, что небу станет жарко…
— Иди-иди, — подтолкнул его Витька.
— До свиданья, дедушка, — попрощалась Алла. Пастух снял шапку. Ребята скрылись за околицей, а он все глядел вслед, и обветренные губы его шевелились: «Ох, не верю я, детоньки, что вы найдете своих маток и батек…» За многие годы пастушества старик привык вслух разговаривать сам с собой.
В райцентр добрались к вечеру. Председатель сельсовета сначала обругал их как следует — дескать, путаются тут всякие под ногами, — а потом посадил на последний грузовик — на первых двух мест не было — и сунул Коле, как самому старшему на вид, буханку хлеба и шмат сала.
— Небось голодные? — спросил он. — И чего вас сюда, горемычных, занесло?
В райцентре Гошка, оставив их у магазина, сбегал на автобусную станцию, потом на вокзал. Примчался возбужденный и радостный.
— Сидите, суслики? Бегом за мной на вокзал! Договорился с кондуктором, довезет на платформе до города… Не знаю, что бы вы без меня делали!
— Погибли бы, — сказал Витька. Гошка вгорячах даже забыл взять свой рюкзак. Пришлось Коле Бэсу тащить его до вокзала.
— А вам чего тут надо? — накинулся на них на станции военный в новенькой пилотке. — А ну, брысь отсюда! Гошка повернул обратно. За ним остальные.
— Вас тут только не хватало! — буркнул военный.
— Тут главное не спорить, — предупредил Гошка. — Обругали — и черт с ним, а мы кругом обойдем… Раздался громкий паровозный гудок.
— Наш! — сказал Гошка. — За мной!
Обогнув вокзал, они выскочили на пути. Там стояли два длинных состава. К обоим прицеплены паровозы. Из труб с громким свистом вырывался пар. В длинном узком проходе между вагонами суетились люди. В теплушках женщины, дети, старики. Из конца в конец эшелонов разносился гул голосов. На крыше одного из вагонов — зенитный пулемет. На белых ящиках пристроились два пулеметчика.
Вслед за Гошкой ребята проталкивались сквозь толпу. Бэсу было тяжело и неудобно с двумя мешками.
— Наша платформа, — сказал Гошка. — Полезайте под вагон. Будем садиться с той стороны. Там народу меньше.
Нырнули под вагон. Коля застрял с мешками: ни туда, ни сюда!
— Вставай на коленки, — с досадой сказал Гошка. — Брючки боишься запачкать?
Витька помог Коле выбраться из-под вагонов, взял у него один мешок и швырнул Гошке.
— Ты всегда был рассеянным, — сказал он. Гошка молча просунул руки в лямки и подошел к высокой платформе с тамбуром.
— Дяденька! — позвал он.
Никто не ответил. Дверь в тамбур была приоткрыта. Гошка поднялся по ступенькам и исчез в темном провале. Скоро его черная голова высунулась.
— Сюда! — скомандовал он. — Только тихо!
Витька придержал Сашку за штаны — тот первым уцепился за поручни — и подсадил девчонок.
— Я и не знал, что ты такой прыткий, — насмешливо сказал он Ладонщикову.
— Иди ты… — огрызнулся Сашка, поспешно вскарабкиваясь на высокую ступеньку.
На платформе, привязанные ржавой проволокой, стояли новенькие жнейки. От них пахло свежей краской. Между жнейками — несколько охапок примятого сена. Видно, кто-то уже лежал на нем.
— Прошу в международное купе, — пригласил Гошка, сбрасывая мешок.
Они лежали на сене, прижавшись друг к дружке. Мимо проходили люди, доносились раздраженные голоса. Все думали об одном и том же: лишь бы кто-нибудь не забрался на платформу и не прогнал их. И еще — поскорее бы поезд тронулся. Небо над головой стало звездным. А кругом непривычная темнота. Нигде не видно ни одного огонька. В домах плотно занавесили одеялами окна. Вступила в силу одна из первых заповедей войны: «Соблюдай светомаскировку!» Наконец раздался свисток кондуктора, несколько раз отрывисто гукнул паровоз, зашипели тормоза, от головы состава послышался нарастающий металлический перестук, платформа дернулась и будто нехотя покатилась по рельсам.
— Доставайте хлеб и сало! — сказал Сашка.
ГЛАВА ВТОРАЯ. НОЧЬ И ДЕНЬ.
Ехали всю ночь. С остановками. Впрочем, ехали или больше стояли, никто точно не знал, потому что, подзакусив салом с черствым хлебом, все заснули. Их бесцеремонно разбудил кондуктор, с которым Гошка договаривался.
— Ты что же, цыган, меня облапошил? — загремел он. — Говорил, вас двое, а тут вон сколько голубчиков!
Гошка поднялся с сена и стал тереть заспанные глаза.
— Двое или шестеро — какая разница? — пробурчал он.
— На первой же остановке вытряхивайтесь. — сказал кондуктор и захлопнул дверь в тамбур.
Состав с трудом полез на подъем. За ночь он увеличился еще на десяток вагонов. Теплый южный ветер посвистывал в жнейках, ворошил на полу сено.
— По-моему, мы не в ту сторону едем. — сказал Коля Бэс, водрузив на нос очки и озираясь.
Гошка поднялся и, держась за жнейку, пошел в тамбур. Когда он снова появился на платформе, лицо у него было расстроенным.
— Вот так штука, — сказал он. — Ночью нас прицепили к другому составу…
Люся уткнулась подбородком в колени, и плечи ее затряслись.
— Надо действовать, а не плакать, — жестко сказал Гошка.
— Действуй, — сказала Алла, невозмутимо заплетая косу. — Ты ведь у нас за командира.
Поезд остановился на небольшой станция. В первый раз ребята увидели на оконных стеклах длинные белые полоски, наклеенные крест-накрест. Даже Коля Бэс не сразу сообразил, для чего они.
Ребята спрыгнули с платформы.
Было решено: если встречный поезд остановится, то любыми способами снова заберутся в тамбур или на крышу и поедут домой. Но встречный не остановился. Он прогремел на полной скорости мимо дежурного и ребят, стоявших неподалеку. В распахнутых теплушках мелькнули лица бойцов, на платформах — зачехленные танки и пушки. Дулами в одну сторону. Сверху — для маскировки — на танки были набросаны еловые ветви.
— Что они тут у вас не останавливаются? — спросил Гошка у дежурного.
— Поезжайте лучше в тыл, — сказал дежурный. — В той стороне вам делать нечего.
— У нас там дом, — сказала Алла. — Родители.
Дежурный посмотрел на нее, потом на остальных, засунул свернутые трубкой флажки в карман форменных брюк и сказал:
— Мне не хочется вас разочаровывать, но в город вы не попадете.
— Как не попадем? — сказал Сашка. — Мы там живем! Нам необходимо попасть домой. Вы понимаете?
— Понимаю, — сказал дежурный и потер лоб. И ребята увидели, что он очень устал: лицо желтое, глаза с красными прожилками.
— Я не имею права посадить вас на военный эшелон. В ту сторону только военные эшелоны идут… Но я не буду и мешать вам. Сумеете сесть — скатертью дорога.
Дежурный надвинул красную фуражку на лоб и ушел в помещение. Немного погодя, яростно пробуксовав на месте, тронулся товарный. Мимо проплыла платформа с жнейками. Сердитый кондуктор сидел на подножке и курил. Он даже не посмотрел на своих бывших пассажиров.
Состав ушел, и ребята остались на перроне одни. Только к вечеру им удалось устроиться на военный эшелон. И помогла Люся. Уже потеряв надежду уехать, ребята молча сидели на своих тощих мешках. Люся, у которой последнее время слезы не просыхали, плакала, уткнувшись головой в колени Аллы. Эшелон растянулся почти на километр. Где-то впереди, у переезда, пыхтел паровоз, а хвост застрял в лесу. Наверное, был приказ никому не выходить из вагонов, потому что ни один человек не появился на перроне. Почти все вагоны были закрыты. На платформах танки, зеленые грузовики с большими крытыми кузовами. В тамбурах бойцы с карабинами. Гошка, конечно, сунулся в один тамбур, другой. Ребята видели, как он, жестикулируя, что-то говорил, но все впустую. Гошка вернулся и плюнул в сторону эшелона:
— Ни в какую! И слушать не хотят.
— Как тронется, давайте на ходу попробуем? — предложил Сашка.
— А девчонки? — спросил Витька.
— Не девчонки, а девочки, — поправила Алла.
— Я п-попробую, — подняла голову Люся. И тут из теплушки, что была напротив, спрыгнул на перрон высокий командир с одной шпалой в петлицах. На ремне кобура с пистолетом, через плечо полевая сумка. Капитан несколько раз присел, выбрасывая руки в стороны, потом подошел к ребятам.
— Ты чего плачешь, девочка? — спросил он. Люся подняла на него глаза, и слезы полились еще больше.
— Мы домой хотим… а нас… не пускают! Капитан поднял ее голову за подбородок и заглянул в глаза.
— Кто не пускает?
— Все…
Гошка стал излагать суть дела. Капитан слушал не перебивая. Рукой он дотронулся до Люськиных волос и погладил, — Что же мне с вами делать, ребятишки? — задумчиво сказал он.
— Возьмите нас, дяденька! — попросила Люся.
Из станционного помещения вышел дежурный. Его почему-то все еще не сменяли. Дежурный подошел к капитану и сказал:
— Весь день маются тут ребятишки… Была бы дрезина, ей-богу, отправил бы!
— Вы нас только довезите, — сказал Витька.
— Даю отправление, — предупредил дежурный, вытаскивая из кармана флажки.
— Марш в вагон! — наконец решился капитан. Ребята схватили свои пожитки и бросились к теплушке. Капитан назвал чью-то фамилию, и две сильные руки всех по очереди быстро втащили в вагон. Последним вскочил капитан. Дежурный улыбнулся и посигналил флажком машинисту.
Эшелон тронулся.
Капитана звали Анатолий Васильевич Никонов. Родом он из Сибири. У него в Бердске осталась такая же дочь, как Люся. Даже кудряшки такие же. Месяц назад он отправил жену с дочерью к родителям в Сибирь. А сейчас вместе со своим артдивизионом едет на фронт.
Кроме капитана в теплушке были еще несколько командиров и старшина. Никонов приказал ему накормить ребят. Старшина развязал пухлый сидор и выложил из него банки с консервами, хлеб, соленые огурцы.
— Кушайте, дети, — сказал он. — И вспоминайте добрым словом старшину Федорчука.
Капитан выглянул из теплушки. Уже темнело, и над бегущим мимо вагона лесом всходила луна.
— Ночь будет светлой, — сказал капитан.
Эшелон без остановки мчался вперед. Уставшие ребята сразу уснули. Первая ночь прошла спокойно. Днем эшелон несколько часов простоял на узловой станции. И потом до самого вечера продвигался с длительными остановками. И снова наступила ночь. Мелькали кусты, деревья, свежие воронки, на дне которых выступила вода, и луна поочередно заглядывала в них. Паровоз бешено крутил большими колесами, выбрасывал из рычащей трубы снопы искр. Ветер относил мельтешащие огоньки в сторону, и они долго реяли над лесом.
Никто сразу не понял, что произошло: вагон ахнул, затрещал, с нар посыпались мешки и ящики. Несколько сильных рывков подряд — и вагон, заскрежетав железом, остановился. Кто-то, матерясь, пытался отодвинуть тяжелую дверь. В вагоне было темно и душно. Незнакомый тревожный запах вползал в щели. Наконец дверь отошла в сторону, и в ту же секунду ослепительно блеснуло и раздался взрыв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45