— У меня разряд по стрельбе, — сказал Витька Грохотов. Но подполковник не обратил внимания на его слова. Он обнял Колю за плечи и увел с собой.
— Длинный в сорочке родился, — с завистью сказал Витька, глядя им вслед.
Желтые сосновые иголки бесшумно падали на выгоревший брезент палатки и соскальзывали вниз. Ветер раскачивал вершины деревьев, но внизу было тихо. Дым из кухонной трубы свечой поднимался вверх, там, над деревьями, его подхватывал ветер и, развеяв в клочья, уносил прочь.
Повар готовил ужин и с тревогой поглядывал на ребят. Как только командир полка ушел с долговязым Колей, он сбросил фартук и, поставив на свое место помощника, маленького косолапого солдата, подошел к расстроенному Грохотову.
— Не проболтался? — спросил он. Витька недоуменно взглянул на него, сразу не сообразив, в чем дело.
— Вы это про что?
— Куда он повел твоего приятеля? — перевел разговор на другое Сафронов.
— Выдадут Кольке форму, поставят на довольствие, и будет он воспитанником Красной Армии…
— А тебя что же? Не берут?
— Я еще маленький, — сказал Витька. — У меня на губах молоко не обсохло… Да я этих гадов-фашистов как капусту стал бы крошить!
— Тогда иди в повара… Найдется что чистить да крошить. Витька хмуро взглянул на Сафронова.
— Не буду у вас хлеб отбивать…
Сафронов оглянулся на своего помощника и сказал:
— Тут рядом березнячок, там земляники полно… Прогуляемся?
Витька пожал плечами: ему было все равно.
Земляника пряталась под небольшими кружевными листьями. На солнце ягоды были маленькие и сладкие, в тени — рыхлые, крупные. Витька ползал на коленях и рвал вкусную землянику. Белые березы с черными родимыми пятнами тихо шумели над головой. Солнце опускалось за лесом, и длинные тени опрокинулись на земляничную поляну.
Рядом рвал ягоды Сафронов. Пилотку он заткнул за ремень, и светлые волосы спустились на лоб. В те минуты, когда Витька поворачивался к нему спиной, лицо Сафронова становилось хмурым и озабоченным, глаза жесткими, но стоило мальчишке обернуться, и Сафронов добродушно улыбался, будто ему приятно было после трудового дня вот так отдохнуть в лесу с ним, с Витькой.
Он клал в рот сочные ягоды и даже причмокивал от удовольствия.
— Целина, — говорил он. — Никто не знает этого места.
— Я всем теперь расскажу про эту поляну, — отвечал Витька. — Весь полк сбежится и не оставит ни одной ягодины.
— Никому ты не расскажешь…
— Девчонкам-то можно?
— Вот и доверь тебе тайну.
— Какую тайну?
— Я весь состою из тайн… — рассмеялся Сафронов. — Да, ты мне не рассказал, как вы перебрались через линию фронта? Когда мы переходили, пять человек погибли.
— Где вы переходили? — спросил Витька, назвав населенный пункт. — Через болото?
— Оно ведь непроходимое.
— Нас дядя Кондрат провел. Он знает тропу.
— Кто это такой волшебник дядя Кондрат?
— Из Шершнева…
— А мы поперли напролом… Пятерых не досчитались.
— Жалко, что мы в тылу не встретились, — сказал Витька. — Дядя Кондрат и вас бы переправил.
— Жалко…
Витька перестал рвать ягоды и посмотрел на Сафронова.
— Как вы думаете, сколько мне лет?
— Ну, пятнадцать.
Витька даже сплюнул от огорчения.
— И военком столько же дал… Как сделать, чтобы выглядеть старше?
— И охота тебе на фронт? Без ноги-руки останешься или совсем убьют.
— Я их ненавижу, фашистов проклятых, — сказал Витька. — Глаз у меня верный, знаете, сколько бы я их убил?
— Так-то просто, думаешь, убивать? — взглянул на него Сафронов. — Фашист — он тоже не лопух: дуриком под пулю не полезет.
— Мне бы винтовку, — сказал Витька, — а еще лучше — автомат.
— Аника-воин, — усмехнулся Сафронов.
— Там, в Шершневе, был склад боеприпасов… Я рассказал летчикам — и они разбомбили. И на станции тоже разбомбили их танки. И одну бомбу обещали сбросить на комендатуру. По моей просьбе. Там гад один был — полицай Семенов.
Витька замолчал, обнаружив под тонкой березой настоящую россыпь крупной сладкой земляники. Он срывал сразу по нескольку ягод и отправлял в рот. Руки стали мокрыми от сока. Давно Витька не ел с таким удовольствием ягоды. Когда они в стакане, не такие вкусные, а на корню — объедение!
— Рассказывай, — сказал Сафронов. Он тоже срывал землянику, но ел без всякого аппетита.
— Чего рассказывать?
— Кого ты еще разбомбил?
— Я немецкий эшелон под откос пустил… А бомбили летчики, — сказал Витька. — Знаете, какие у них штурмовики? Утюжат немцев почем зря! И «мессершмитты» ничего с ними поделать не могут. Летают ИЛы над самым лесом. И бомбы бросают точно в цель.
— Можно подумать, что ты летал на них… — усмехнулся Сафронов.
— Я их руками щупал.
— Где ты так врать научился?
Витька оторвался от ягод и повернулся к повару.
— Я на аэродроме был… И ребята. Почему вы мне не верите?
— Никакого там аэродрома нет, — сказал Сафронов. — Я ведь тоже в тех местах был.
— Значит, это был мираж, — усмехнулся Витька.
— Такие немцы простаки, чтобы терпеть у себя под носом военный аэродром!
— Пройдете в ста метрах и ничего не заметите, — сказал Витька. — Маскировочка будь здоров.
— Это сразу за березовой рощей? Ну, что за болотом? Витька с любопытством посмотрел на него.
— Сдался вам этот аэродром…
— Никак не могу понять: трепач ты или…
— Я молчу, — обиделся Витька.
Он хотел подробно рассказать про Седого и взорванный эшелон, но передумал… Странный какой-то этот Сафронов. Разговаривает с ним, как с маленьким. С какой стати Витька будет врать про аэродром? Вот насчет бомбы, которую командир авиационного полка обещал сбросить на комендатуру, еще можно сомневаться… Не потому, что не сбросили. Командир не такой человек, чтобы обманывать, просто летчики могли и промахнуться. И сидит сейчас толсторожий полицай Семенов в комендатуре и допрашивает кого-нибудь… «Очухался? — спрашивает. — Аль водой побрызгать?» А может быть, и не промахнулись наши пилоты. Нет комендатуры и полицая Семенова. Одна большая воронка с водой.
— Ну вот и рассердился, — сказал Сафронов.
— Я еще никогда столько ягод не видел, — удивлялся Витька, подползая на коленях к большой березе.
— Там еще больше, — показал в другую сторону Сафронов.
Но Витька топтался возле березы. Проводил рукой по низкорослым кустикам — и в сочной зелени мерцали крупные ягоды.
Сафронов, хмуря светлые брови, о чем-то думал. Несколько раз он оглянулся на чуть заметную тропинку в траве. Было тихо, лишь ветер раскачивал вершины деревьев. Где-то неподалеку стучал дятел.
— Не ожидал я вас здесь встретить… — проговорил Сафронов. — Какого черта вас принесло сюда?..
Витька опустил руку с ягодами. Он стоял у березы на корточках и с удивлением смотрел на Сафронова: чего он злится? И лицо какое-то напряженное, а глаза холодные…
— Разве мы вам мешаем? — наконец выговорил Витька. Смутная тревога заползала в его сердце.
— Вопрос стоит так, Витька Грохотов: или я, или вы…
— О чем вы… Миша?
— Свалились вы, дьяволята, на мою голову… И тут он вспомнил, как его зовут: Владимир! Так он называл себя там, у реки Вишенки…
— Вы — Володя, а вовсе не Миша, — растерянно сказал он.
— Я давно забыл, как меня зовут, — усмехнулся Сафронов.
— Кто же вы тогда? — вырвалось у Витьки.
— А это тебе знать ни к чему.
Повисла тяжелая томительная пауза. Черная бархатная бабочка с желтой окаемкой опустилась на ромашку и сложила крылья. И сразу стала некрасивой, похожей на засохший листок.
— Значит, вы не Сафронов, — пробормотал Витька лишь для того, чтобы что-нибудь сказать. Разрушить эту тревожную, зловещую паузу.
— Вот такие дела, Витька Грохотов, — сказал человек, называвший себя Сафроновым. — Не быть тебе на фронте и не крошить, как капусту, фашистов…
— Не понимаю…
На самом деле Витька стал соображать, что происходит. Перед ним никакой не Сафронов, и не повар… Это был самый настоящий шпион. Вот почему он тогда сказал, чтобы они никому не рассказывали про парашют. На этом парашюте спустился с неба он сам.
В кармане лежал браунинг. Он на предохранителе. Если его выхватить, то выстрелить все равно не успеешь!.. Убежать! Но ведь у Сафронова — или как там его? — тоже наверняка есть оружие. Выстрелит в спину…
— Где же находится аэродром? — спросил Сафронов.
— Не помню.
— А ты вспомни.
Сафронов стоял совсем рядом. Высокий, широкоплечий. Сейчас он не был похож на известного киноартиста Николая Крючкова. Коричневая кожа обтянула острые скулы, глаза жесткие, так и сверлят насквозь. И рубец на лбу вспух.
— Я жду.
— Я все вам наврал, — быстро заговорил Витька. — Никто ничего не бомбил, и никакого аэродрома я не видел… Отпустите, дяденька?!
— На дню семь пятниц… Ты меня, наверное, за дурака принимаешь? Где же все-таки расположен аэродром со штурмовиками?
— Не знаю я ничего… Сдуру наболтал!
— Ты, Витька, герой, — сказал Сафронов. — Готов смерть принять, а военную тайну не выдашь.
— Да кто нам аэродром покажет? — стараясь подыскать убедительные слова, оправдывался Витька. — Так, хвастанул перед вами…
Сафронов взглянул на часы и вздохнул.
— Думаешь, охота мне руки о тебя, мерзавца, марать? А что делать?..
И, прежде чем Витька успел что-либо сообразить, он схватил его за волосы так, что слезы из глаз брызнули, и изо всей силы треснул головой о шершавый березовый ствол.
Витька даже не охнул. Глаза его закатились под лоб, ноги стали ватными, и он боком рухнул на землю, подмяв под себя земляничные кустики с крупными ягодами.
Сафронов ногой перевернул его на спину: из Витькиного рта на подбородок потекла тоненькая струйка крови.
— Черт бы вас побрал! — пробормотал Сафронов.
Эта дурацкая встреча с ребятами спутала все его планы. Во второй раз заброшенный в тыл под другой фамилией, он благополучно устроился поваром в полку Ладонщикова. Это он по ночам сигналил ракетами «юнкерсам». И задумал еще одно большое дело, которое готовился в ближайшее время осуществить… Проклятые пацаны и девчонки поставили под угрозу не только весь его хитроумный план, но и его жизнь…
Сафронов не сомневался, что рано или поздно кто-нибудь из них вспомнит, как его зовут, и невольно разоблачит перед командиром части…
Бросив равнодушный взгляд на мальчишку, Сафронов отошел к сосне и, присев на пень, стал снимать новые сапоги. Они оба жали в подъеме. Сапоги сползали с ног с трудом, и Сафронов даже покраснел от натуги…
Витька открыл глаза и увидел огромный желтый круг. Круг стал сужаться, розоветь, зеленеть и наконец превратился в тугой рыжий шар, который вдруг лопнул… Витька увидел голубоватое с желтым небо, маленькие березовые листья и совсем близко — тонкую мерцающую нить, на конце которой раскачивался крошечный паук.
И Витька все вспомнил: внезапно приблизившееся остроскулое лицо, скривившиеся губы, запах махорки и страшную боль в затылке. Боль и сейчас сидела там, будто клин, который топором загнали. Облизнув запекшиеся губы и проглотив солоноватый комок в горле, Витька попытался оторвать голову от земли. И стиснул зубы, чтобы не застонать. Прикушенный язык распух. В глазах заколебался желтый круг, и он чуть было снова не потерял сознание. Собрав все свои силы, он все-таки приподнялся на руках и прислонился спиной к стволу. Так сидел он несколько секунд с закрытыми глазами, пока не перестало мутить. К липким волосам пристали травинки и увядшие березовые листья.
Открыв снова глаза, Витька увидел Сафронова. Он сидел в пятнадцати шагах на пне и, согнув длинную спину, натягивал на туго обмотанную несвежей портянкой ногу сморщенный гармошкой сапог. Сафронов сидел к нему боком. Прямо в ухо ему светило солнце. Блестели светлые завитки волос, пуговицы на рукавах гимнастерки.
Витька достал из кармана браунинг, отвел предохранитель… Все это время он старался не смотреть на Сафронова, так как знал, что, если долго смотреть на человека, тот обязательно оглянется.
Сафронов все-таки оглянулся. И хотя заходящее солнце било в глаза, он сразу все понял. Сапог полетел на землю, Сафронов стремительно выпрямился перед прыжком, и в этот момент прозвучал негромкий выстрел.
— Ожил, гаденыш… — пробормотал Сафронов, схватившись за живот. Даже издали было видно, как посерело его лицо. Он сделал несколько шагов по направлению к мальчишке.
Не целясь, Витька еще раз выстрелил. Сафронов остановился, нагнул голову и, выставив руки, стал оседать.
— Шпион, — прошептал Витька. — Я убил шпиона! Он почувствовал, что слабеет. Все вокруг поплыло, и мальчишка снова потерял сознание.
ГЛАВА ПЯТАЯ. КОГДА ПОЮТ СОЛОВЬИ.
С утра зарядил мелкий, нудный дождь. Ночью раскатисто погромыхивал гром, полыхали молнии. Сначала ребята подумали, что где-то поблизости бомбят и по небу шарят лучи прожекторов. «Юнкерсы» иногда ночью пролетали над лесом. В ту сторону, где узловая станция. Ночью зенитки редко стреляли по самолетам, чтобы не выдать себя.
Стороной отгремел гром, зеленоватые вспышки перестали освещать мрачное небо и раскачивающиеся кроны деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45