Значит, все было зря…
– Извини.
Комок красноватого песка на столе. Перекатываю его кончиками пальцев с места на место. Не разлипается. Словно чрезмерно большая «капля» с неизвестным никому назначением.
Хис внимательно смотрит на шарик, катающийся по столу. Смотрит, склоняя голову то на один, то на другой бок. Думает. Я тоже думаю, и наверное, наши мысли очень похожи. Что теперь делать с этим комком? Он несет в себе дух Зверя, но точно также запятнан и тенью моего духа. Оставить на будущее, про запас? Нет смысла: разделенный с телом, песок постепенно утратил способность слышать меня без слов. Стало быть, сейчас он всего лишь отслуживший свое инструмент. И самое лучшее, что можно сделать, это…
Шершавый язык, задевая мои пальцы, захватывает песчаный шарик и втягивает его в широкую пасть. Темные бусины глаз довольно щурятся.
– Э… ты его съел?
Глупый вопрос, не правда ли?
– Тогда… На здоровье. Надеюсь, он был не слишком невкусный?
Хис поворачивается и спрыгивает со стола, тяжело приземляясь на пол. Недолгий цокоток в коридоре. Тишина. Что ж, пора возвращаться к делам.
Нить четырнадцатая.
Наделав долгов,
Спеши их оплатить:
Облегчи душу.
Дом с кривой кровлей по-прежнему взирал на улицу слепыми глазами закрытых ставнями окон, но выглядел безжизненнее, чем прежде. Мимо шли прохожие, торопясь попасть на дневные гуляния или вернуться домой с ночных, чтобы отоспаться, солнечные лучи заставляли иней на камнях мостовой искриться ярче и красочнее драгоценных камней, откуда-то издали доносились музыка и пение, не слишком стройное, но на зависть веселое, и только игорный дом мрачным склепом стоял в стороне от праздника. Даже привратник у входа, мой старый знакомец, сам того не подозревая, ставший участником представления, не добавлял «Перевалу» привлекательности.
– Проходи, проходи! Игры сегодня не будет.
– Я и не собирался играть. Хочу поговорить с хозяином, только и всего.
Покрытое старыми шрамами лицо выразило недоумение, но потом меня все же узнали:
– А, это ты… Говорят, тебе в тот день сильно повезло. Не врут?
– Нисколько. Действительно, повезло. И на следующий день тоже. Собственно, я и пришел, чтобы выказать свое почтение heve Майсу. За его великодушие.
Привратник взглянул на меня с сожалением:
– Ты бы того… Не сегодня.
– Почему?
– Хозяин не в духе. Даже велел закрыть дом до вечера. А то и вечером никого пускать не велит.
– Что-то случилось?
– Кто ж знает? Нас в хозяйские дела не посвящают.
Закрывать игорное заведение в пору, когда на вечно страждущих денег сваливаются самые большие доходы? Странно. Должна быть веская причина. Впрочем, мне-то какое дело? Его дом, пусть творит, что пожелает. А вот все остальное меня занимает, и весьма. Например, кто и с какими последствиями излечил скорпа.
– Я, пожалуй, войду. Пустишь? У меня и пропуск есть.
Достаю из кармана опаловую пластинку. Привратник косится на нее, потом отводит глаза и вздыхает.
– Не велено. Хотя…
– Хотя?
Люблю, когда люди, почуяв собственную выгоду, не теряют время зря.
– Если поделишься, так и быть, пущу.
– Держи.
Шрамы на угрюмом простоватом лице собираются удивленно-радостной сеточкой:
– Я как только пристрою эту штуку, сразу деньги отдам! На половину согласен?
Сказать, что готов отдать даром? Не поймет. А то и хуже: начнет подозревать в злом умысле. Значит, нужно подыграть должным образом.
– Половину? Не маловато ли? В конце концов, я же ее раздобыл, честной игрой, кстати.
Привратник принимает мои слова за приглашение к торгу. Как и было задумано.
– Еще ж покупателя найти надо! Думаешь, так просто? Чтобы понятливый был, держал язык за зубами, да мог заплатить щедро.
– Трудно найти, говоришь? Может, мне самому попробовать?
– Зачем же самому? – Собеседник сразу идет на попятный. – Надо же знать, где искать, иначе неровен час, на надзорных напорешься!
– Ну, с надзорными я уже познакомился и, как видишь, живу и здравствую.
– Это верно, – завистливо признает привратник. – Когда патруль тебя уводил, я уж думал: все, пропал парень. А ты, гляжу, выкрутился. И как смог? У надзорных ведь когти цепкие!
– И с цепкими когтями есть способ управиться. Что же до пропуска… Так и быть, ищи покупателя сам: у меня других дел по горло. Только не забудь про мою долю!
– Как можно?! – Лапища жадного служки прячет опаловую пластинку за пазухой овчинного тулупа. – Ты приходи через пару дней, все будет!
– А сейчас?
– Что сейчас? – Растерянно таращатся на меня глаза, в которых начинает разгораться огонек предвкушения дармовой поживы.
– Сейчас-то в дом можно зайти?
– А! Заходи, если не передумал. Хозяин у себя, на втором этаже. Найдешь дорогу?
Конечно, найду. Кабинет heve Майса как раз налево от лестницы, в конце коридора, тогда как игорный зал – направо. Поднимаюсь по еле слышно поскрипывающим под толстым ковром ступенькам. Ни одной живой души, даже стенные светильники горят вполсилы: в каждом вместо пятка свечей одна, в лучшем случае, две. Тихо, но тишина совсем не того рода, что приносит покой. Тишина похорон. Словно обитатели дома, сколько бы их ни было, разом решили отойти в мир иной, не позаботившись о найме плакальщиц, и только каменные стены могут скорбеть об ушедших… Неприятное ощущение. И весьма настырное. Накатывается бесцеремонными волнами, заставляя переживать чужие печали. Такое редко случается, но возможно, если… Точно! Если через участок пространства проходит сильная струя Потока: тогда все чувства, испытываемые находящимися в границах участка людьми, многократно усиленные, плывут по течению. Правда, лишь в том случае, если речь идет о неодаренных или полуодаренных, поскольку маги неспособны пропускать струи через себя. Значит, кто-то из местных живых душ всерьез опечален. Но кто именно? Неужели… Нет, даже думать не хочу. С близняшками не должно было случиться ничего дурного. В противном случае… Придется долго и упорно себя прощать, а это занятие отнимает много душевных сил и зачастую оканчивается ничем.
Занавеси на окне были полуспущены, позволяя лишь малой толике дневного света проникать в кабинет, но мягкие сумерки кабинета скрадывали только незначительные детали, оставляя для обозрения главное: хозяина за столом. Точнее, около стола, потому что heve Майс сидел в отодвинутом кресле, положив на сукно столешницы левую руку, а правую прятал в складках домашней мантии. Хм, любопытно: все предыдущие встречи хозяин «Перевала» был безукоризнен в одежде, тем более, находясь в стенах игрового дома, то бишь, на службе. Сейчас же закутан в бесформенный ворох ткани, предпочитаемый к ношению теми, кто ленится следить за собой должным образом… Лицо, обращенное ко мне профилем, кажется принадлежащим на самому Майсу, а по меньшей мере, его отцу: кончик носа словно обвис, губы по-старчески поджаты, подбородок безвольно опущен. Одно слово, дряхлая развалина. Что же так сильно подкосило уверенного в себе и успешного человека?
Прикрываю за собой дверь. Тихий стук и движение воздуха, пустившее в пляс по лучам света пылинки, заставляют хозяина кабинета… нет, не встрепенуться. Тяжело и медленно повернуть голову в мою сторону. Кажется, я даже слышу скрип трущихся друг о друга шейных позвонков. А как только ловлю взгляд круглых светлых глаз, раздается сдавленное:
– Вы?..
Изумление. Ужас. Отчаяние. Уныние. В считанные мгновения все эти чувства посещают лицо Майса. И уходят, оставляя хозяйкой скорбь.
Удивление понятно: меня не ожидали видеть живым после всего случившегося. Но лично я бы постарался сразу выяснить, почему тот, кому был подписан смертный приговор, до сих пор топчет ногами землю, и уж ни в коем бы случае не впадал в оцепенение.
– Да. Решил зайти, узнать, как у вас идут дела.
– Дела… – голос сух, как истлевшие осенние листья. – Идут.
Глубокомысленно, но не конкретно.
– За вами был должок. Помните?
Ответный взгляд не позволял усомниться в крепости памяти находящегося передо мной человека. Но и только: ни отказа, ни согласия платить по счетам в светлых глазах не наблюдалось.
– Так вот, я пришел, чтобы…
– Ришиан больше не служит мне.
Слова падают на дно моего сознания тяжелыми маслянистыми каплями. «Не служит»? Значит ли это… Невозможно! Только не… Очнувшись, скорп мог исхитриться и убить гаккара, раз уж знаком с его повадками. Но если Риш умерла, то и ее сестра находится при смерти. Безвинная и беспомощная… Если Кэр в самом деле забрал жизнь сестер, у меня будет к нему разговор. Долгий и неприятный. И как только я узнаю все подробности…
– Просите ее сами. Или приказывайте, как знаете. Я больше не могу это делать. И не буду.
Стойте! Она жива? Но к чему тогда трагедия?
– Простите, heve, я не совсем понял ваши слова.
– Я освободил от службы Ришиан и ее сестру. Разорвал договоренность. Отпустил восвояси.
Странный поступок для человека, считающего каждый сим выгоды. Очень странный. Значит, произошло нечто значительное, смявшее и исковеркавшее прежние представления Майса о жизни и своем месте в ней. Но это личное дело хозяина игрового дома, а мне нужно совсем другое.
– Скажите, где я могу их найти?
– Зачем? – Светлые глаза смотрят в пустоту, на танцующие пылинки.
– Я должен кое-что выяснить и, возможно, сделать.
– Нет.
Отказ звучит так тихо и бесстрастно, что я не сразу понимаю смысл произнесенного короткого словечка:
– Простите?
Черты постаревшего лица напряглись, возвращая себе утраченную твердость:
– Оставьте в покое хоть их!
– В покое? О чем вы говорите?
– Вы уничтожили меня и будущее моей семьи, так пощадите тех, на ком нет вины!
Уничтожил? Что за бред?
– Heve, ваши слова звучат, как…
– Убирайтесь прочь!
Жест Майса, приглашающий меня двигаться в сторону двери, подходил бы под определение «указующий перст», если бы не одно неожиданное обстоятельство. Правая рука хозяина «Перевала» больше не располагала перстами, да и вообще ладонью: из рукава мантии торчал обрубок, обмотанный полосками ткани, пропитавшимися кровью и мазями, призванными остановить течение красной жидкости.
– Что с вами случилось?
– У вас плохо со слухом? Прочь!
– Ваша рука… Что с ней?
Он вздрогнул, дернулся, словно хотел снова спрятать обрубок в рукаве, но передумал и положил руку на стол.
– Вы еще спрашиваете? Какая низость…
Так. Начинаются оскорбления? Прекрасно! По крайней мере, мне удалось вернуть омертвевшую душу к жизни, хотя на короткое время. А потом, как знать? Возможно, она не захочет умирать во второй раз.
– Именно спрашиваю. По вашему тону выходит, что в случившемся виноват я, и мне хотелось бы…
– Да, виноваты! Вы и только вы! Не будь вас, не было бы искушения, перед которым я не устоял!
О, вот в чем дело! Значит, я – демон-искуситель? Лестно, аглис подери. Только неправильно. Никого я не искушал, напротив, старался отговорить, как мог. Наверное, плохо старался.
– Вы не добились покровительства?
Он хохотнул, напомнив мне человека, находящегося в шаге от безумия. То бишь, меня самого лет эдак четырнадцать назад.
– Покровительства?! Я должен быть счастлив, что остался жив! Хотя, лучше бы я умер.
– Кисть отрезали «пастухи»? Те трое?
Светлые глаза затуманило воспоминанием о боли, но, как правило, некоторое время после пережитых страданий каждому из нас хочется излить негодование и злобу в окружающий мир. Майс не стал исключением, приступив к печальному рассказу:
– Да, они. Сразу после того, как вы ушли вместе с патрулем. Меня привели сюда, в мой же кабинет, и прямо на этом столе…
Я пригляделся к сукну. Точно, виднеются пятна. Хорошо, что изначальный цвет ткани был темно-вишневый, на нем пролитая и засохшая кровь не так заметна.
– Они не торопились. И не говорили ни слова. Только смотрели, пока их слуги резали… А потом бросили отрезанное в камин и сожгли, заставляя меня дышать дымом моей же плоти.
– Но почему рука?
По мне, так проще было сразу отрезать голову и успокоиться. Но видно, у старшин Подворий свои строгие правила.
– Потому что так наказывают воров. А я поступил подобно вору, желая обманным путем заполучить чужое добро, и теперь плачу за содеянное. Утратой всего, что у меня было.
Всего? Не преувеличивает ли он? Конечно, потеря кисти правой руки – не желанное событие, но люди живут и без рук, и без ног, и даже без кое-чего другого.
– Рука, конечно, заново не отрастет, однако… Стоит ли так над ней горевать?
Светлые глаза снова вспыхнули ярким огнем ненависти:
– Стоит ли горевать? Вы спрашиваете, стоит ли горевать?! Да по вашей милости я теперь лишен права владеть «Перевалом», а мои наследники рискуют и вовсе не получить его в свое пользование! И все из-за чего? Из-за того, что я лишь хотел обезопасить их будущее…
Какой же я тупица. Осел. Олух. Все верно: в городской управе Регистр владеющих и распоряжающихся обновляется раз в год, и каждый, кому принадлежит дом для проживания или какое-либо заведение в Нэйвосе, обязан подтверждать свои права путем расписки в очередном приложении к договоренности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Извини.
Комок красноватого песка на столе. Перекатываю его кончиками пальцев с места на место. Не разлипается. Словно чрезмерно большая «капля» с неизвестным никому назначением.
Хис внимательно смотрит на шарик, катающийся по столу. Смотрит, склоняя голову то на один, то на другой бок. Думает. Я тоже думаю, и наверное, наши мысли очень похожи. Что теперь делать с этим комком? Он несет в себе дух Зверя, но точно также запятнан и тенью моего духа. Оставить на будущее, про запас? Нет смысла: разделенный с телом, песок постепенно утратил способность слышать меня без слов. Стало быть, сейчас он всего лишь отслуживший свое инструмент. И самое лучшее, что можно сделать, это…
Шершавый язык, задевая мои пальцы, захватывает песчаный шарик и втягивает его в широкую пасть. Темные бусины глаз довольно щурятся.
– Э… ты его съел?
Глупый вопрос, не правда ли?
– Тогда… На здоровье. Надеюсь, он был не слишком невкусный?
Хис поворачивается и спрыгивает со стола, тяжело приземляясь на пол. Недолгий цокоток в коридоре. Тишина. Что ж, пора возвращаться к делам.
Нить четырнадцатая.
Наделав долгов,
Спеши их оплатить:
Облегчи душу.
Дом с кривой кровлей по-прежнему взирал на улицу слепыми глазами закрытых ставнями окон, но выглядел безжизненнее, чем прежде. Мимо шли прохожие, торопясь попасть на дневные гуляния или вернуться домой с ночных, чтобы отоспаться, солнечные лучи заставляли иней на камнях мостовой искриться ярче и красочнее драгоценных камней, откуда-то издали доносились музыка и пение, не слишком стройное, но на зависть веселое, и только игорный дом мрачным склепом стоял в стороне от праздника. Даже привратник у входа, мой старый знакомец, сам того не подозревая, ставший участником представления, не добавлял «Перевалу» привлекательности.
– Проходи, проходи! Игры сегодня не будет.
– Я и не собирался играть. Хочу поговорить с хозяином, только и всего.
Покрытое старыми шрамами лицо выразило недоумение, но потом меня все же узнали:
– А, это ты… Говорят, тебе в тот день сильно повезло. Не врут?
– Нисколько. Действительно, повезло. И на следующий день тоже. Собственно, я и пришел, чтобы выказать свое почтение heve Майсу. За его великодушие.
Привратник взглянул на меня с сожалением:
– Ты бы того… Не сегодня.
– Почему?
– Хозяин не в духе. Даже велел закрыть дом до вечера. А то и вечером никого пускать не велит.
– Что-то случилось?
– Кто ж знает? Нас в хозяйские дела не посвящают.
Закрывать игорное заведение в пору, когда на вечно страждущих денег сваливаются самые большие доходы? Странно. Должна быть веская причина. Впрочем, мне-то какое дело? Его дом, пусть творит, что пожелает. А вот все остальное меня занимает, и весьма. Например, кто и с какими последствиями излечил скорпа.
– Я, пожалуй, войду. Пустишь? У меня и пропуск есть.
Достаю из кармана опаловую пластинку. Привратник косится на нее, потом отводит глаза и вздыхает.
– Не велено. Хотя…
– Хотя?
Люблю, когда люди, почуяв собственную выгоду, не теряют время зря.
– Если поделишься, так и быть, пущу.
– Держи.
Шрамы на угрюмом простоватом лице собираются удивленно-радостной сеточкой:
– Я как только пристрою эту штуку, сразу деньги отдам! На половину согласен?
Сказать, что готов отдать даром? Не поймет. А то и хуже: начнет подозревать в злом умысле. Значит, нужно подыграть должным образом.
– Половину? Не маловато ли? В конце концов, я же ее раздобыл, честной игрой, кстати.
Привратник принимает мои слова за приглашение к торгу. Как и было задумано.
– Еще ж покупателя найти надо! Думаешь, так просто? Чтобы понятливый был, держал язык за зубами, да мог заплатить щедро.
– Трудно найти, говоришь? Может, мне самому попробовать?
– Зачем же самому? – Собеседник сразу идет на попятный. – Надо же знать, где искать, иначе неровен час, на надзорных напорешься!
– Ну, с надзорными я уже познакомился и, как видишь, живу и здравствую.
– Это верно, – завистливо признает привратник. – Когда патруль тебя уводил, я уж думал: все, пропал парень. А ты, гляжу, выкрутился. И как смог? У надзорных ведь когти цепкие!
– И с цепкими когтями есть способ управиться. Что же до пропуска… Так и быть, ищи покупателя сам: у меня других дел по горло. Только не забудь про мою долю!
– Как можно?! – Лапища жадного служки прячет опаловую пластинку за пазухой овчинного тулупа. – Ты приходи через пару дней, все будет!
– А сейчас?
– Что сейчас? – Растерянно таращатся на меня глаза, в которых начинает разгораться огонек предвкушения дармовой поживы.
– Сейчас-то в дом можно зайти?
– А! Заходи, если не передумал. Хозяин у себя, на втором этаже. Найдешь дорогу?
Конечно, найду. Кабинет heve Майса как раз налево от лестницы, в конце коридора, тогда как игорный зал – направо. Поднимаюсь по еле слышно поскрипывающим под толстым ковром ступенькам. Ни одной живой души, даже стенные светильники горят вполсилы: в каждом вместо пятка свечей одна, в лучшем случае, две. Тихо, но тишина совсем не того рода, что приносит покой. Тишина похорон. Словно обитатели дома, сколько бы их ни было, разом решили отойти в мир иной, не позаботившись о найме плакальщиц, и только каменные стены могут скорбеть об ушедших… Неприятное ощущение. И весьма настырное. Накатывается бесцеремонными волнами, заставляя переживать чужие печали. Такое редко случается, но возможно, если… Точно! Если через участок пространства проходит сильная струя Потока: тогда все чувства, испытываемые находящимися в границах участка людьми, многократно усиленные, плывут по течению. Правда, лишь в том случае, если речь идет о неодаренных или полуодаренных, поскольку маги неспособны пропускать струи через себя. Значит, кто-то из местных живых душ всерьез опечален. Но кто именно? Неужели… Нет, даже думать не хочу. С близняшками не должно было случиться ничего дурного. В противном случае… Придется долго и упорно себя прощать, а это занятие отнимает много душевных сил и зачастую оканчивается ничем.
Занавеси на окне были полуспущены, позволяя лишь малой толике дневного света проникать в кабинет, но мягкие сумерки кабинета скрадывали только незначительные детали, оставляя для обозрения главное: хозяина за столом. Точнее, около стола, потому что heve Майс сидел в отодвинутом кресле, положив на сукно столешницы левую руку, а правую прятал в складках домашней мантии. Хм, любопытно: все предыдущие встречи хозяин «Перевала» был безукоризнен в одежде, тем более, находясь в стенах игрового дома, то бишь, на службе. Сейчас же закутан в бесформенный ворох ткани, предпочитаемый к ношению теми, кто ленится следить за собой должным образом… Лицо, обращенное ко мне профилем, кажется принадлежащим на самому Майсу, а по меньшей мере, его отцу: кончик носа словно обвис, губы по-старчески поджаты, подбородок безвольно опущен. Одно слово, дряхлая развалина. Что же так сильно подкосило уверенного в себе и успешного человека?
Прикрываю за собой дверь. Тихий стук и движение воздуха, пустившее в пляс по лучам света пылинки, заставляют хозяина кабинета… нет, не встрепенуться. Тяжело и медленно повернуть голову в мою сторону. Кажется, я даже слышу скрип трущихся друг о друга шейных позвонков. А как только ловлю взгляд круглых светлых глаз, раздается сдавленное:
– Вы?..
Изумление. Ужас. Отчаяние. Уныние. В считанные мгновения все эти чувства посещают лицо Майса. И уходят, оставляя хозяйкой скорбь.
Удивление понятно: меня не ожидали видеть живым после всего случившегося. Но лично я бы постарался сразу выяснить, почему тот, кому был подписан смертный приговор, до сих пор топчет ногами землю, и уж ни в коем бы случае не впадал в оцепенение.
– Да. Решил зайти, узнать, как у вас идут дела.
– Дела… – голос сух, как истлевшие осенние листья. – Идут.
Глубокомысленно, но не конкретно.
– За вами был должок. Помните?
Ответный взгляд не позволял усомниться в крепости памяти находящегося передо мной человека. Но и только: ни отказа, ни согласия платить по счетам в светлых глазах не наблюдалось.
– Так вот, я пришел, чтобы…
– Ришиан больше не служит мне.
Слова падают на дно моего сознания тяжелыми маслянистыми каплями. «Не служит»? Значит ли это… Невозможно! Только не… Очнувшись, скорп мог исхитриться и убить гаккара, раз уж знаком с его повадками. Но если Риш умерла, то и ее сестра находится при смерти. Безвинная и беспомощная… Если Кэр в самом деле забрал жизнь сестер, у меня будет к нему разговор. Долгий и неприятный. И как только я узнаю все подробности…
– Просите ее сами. Или приказывайте, как знаете. Я больше не могу это делать. И не буду.
Стойте! Она жива? Но к чему тогда трагедия?
– Простите, heve, я не совсем понял ваши слова.
– Я освободил от службы Ришиан и ее сестру. Разорвал договоренность. Отпустил восвояси.
Странный поступок для человека, считающего каждый сим выгоды. Очень странный. Значит, произошло нечто значительное, смявшее и исковеркавшее прежние представления Майса о жизни и своем месте в ней. Но это личное дело хозяина игрового дома, а мне нужно совсем другое.
– Скажите, где я могу их найти?
– Зачем? – Светлые глаза смотрят в пустоту, на танцующие пылинки.
– Я должен кое-что выяснить и, возможно, сделать.
– Нет.
Отказ звучит так тихо и бесстрастно, что я не сразу понимаю смысл произнесенного короткого словечка:
– Простите?
Черты постаревшего лица напряглись, возвращая себе утраченную твердость:
– Оставьте в покое хоть их!
– В покое? О чем вы говорите?
– Вы уничтожили меня и будущее моей семьи, так пощадите тех, на ком нет вины!
Уничтожил? Что за бред?
– Heve, ваши слова звучат, как…
– Убирайтесь прочь!
Жест Майса, приглашающий меня двигаться в сторону двери, подходил бы под определение «указующий перст», если бы не одно неожиданное обстоятельство. Правая рука хозяина «Перевала» больше не располагала перстами, да и вообще ладонью: из рукава мантии торчал обрубок, обмотанный полосками ткани, пропитавшимися кровью и мазями, призванными остановить течение красной жидкости.
– Что с вами случилось?
– У вас плохо со слухом? Прочь!
– Ваша рука… Что с ней?
Он вздрогнул, дернулся, словно хотел снова спрятать обрубок в рукаве, но передумал и положил руку на стол.
– Вы еще спрашиваете? Какая низость…
Так. Начинаются оскорбления? Прекрасно! По крайней мере, мне удалось вернуть омертвевшую душу к жизни, хотя на короткое время. А потом, как знать? Возможно, она не захочет умирать во второй раз.
– Именно спрашиваю. По вашему тону выходит, что в случившемся виноват я, и мне хотелось бы…
– Да, виноваты! Вы и только вы! Не будь вас, не было бы искушения, перед которым я не устоял!
О, вот в чем дело! Значит, я – демон-искуситель? Лестно, аглис подери. Только неправильно. Никого я не искушал, напротив, старался отговорить, как мог. Наверное, плохо старался.
– Вы не добились покровительства?
Он хохотнул, напомнив мне человека, находящегося в шаге от безумия. То бишь, меня самого лет эдак четырнадцать назад.
– Покровительства?! Я должен быть счастлив, что остался жив! Хотя, лучше бы я умер.
– Кисть отрезали «пастухи»? Те трое?
Светлые глаза затуманило воспоминанием о боли, но, как правило, некоторое время после пережитых страданий каждому из нас хочется излить негодование и злобу в окружающий мир. Майс не стал исключением, приступив к печальному рассказу:
– Да, они. Сразу после того, как вы ушли вместе с патрулем. Меня привели сюда, в мой же кабинет, и прямо на этом столе…
Я пригляделся к сукну. Точно, виднеются пятна. Хорошо, что изначальный цвет ткани был темно-вишневый, на нем пролитая и засохшая кровь не так заметна.
– Они не торопились. И не говорили ни слова. Только смотрели, пока их слуги резали… А потом бросили отрезанное в камин и сожгли, заставляя меня дышать дымом моей же плоти.
– Но почему рука?
По мне, так проще было сразу отрезать голову и успокоиться. Но видно, у старшин Подворий свои строгие правила.
– Потому что так наказывают воров. А я поступил подобно вору, желая обманным путем заполучить чужое добро, и теперь плачу за содеянное. Утратой всего, что у меня было.
Всего? Не преувеличивает ли он? Конечно, потеря кисти правой руки – не желанное событие, но люди живут и без рук, и без ног, и даже без кое-чего другого.
– Рука, конечно, заново не отрастет, однако… Стоит ли так над ней горевать?
Светлые глаза снова вспыхнули ярким огнем ненависти:
– Стоит ли горевать? Вы спрашиваете, стоит ли горевать?! Да по вашей милости я теперь лишен права владеть «Перевалом», а мои наследники рискуют и вовсе не получить его в свое пользование! И все из-за чего? Из-за того, что я лишь хотел обезопасить их будущее…
Какой же я тупица. Осел. Олух. Все верно: в городской управе Регистр владеющих и распоряжающихся обновляется раз в год, и каждый, кому принадлежит дом для проживания или какое-либо заведение в Нэйвосе, обязан подтверждать свои права путем расписки в очередном приложении к договоренности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53