Но мы так и не узнали, кто именно, потому что Сари вдруг хлопнула ресницами и растерянно переспросила:
– Между жизнью и смертью?
Кайрен открыл было рот, собираясь в красках расписать мои приключения, но я отрицательно мотнул головой. Карий взгляд дознавателя спросил: «Уверен?» Конечно, уверен, иначе бы и не просил о молчании.
– У тебя, кажется, много дел на службе?
Намек пропал впустую. Блондин, то ли пораженный в самое сердце бесцеремонностью принцессы, то ли по причине не угасшего еще приступа благодарной заботы, не собирался отступать:
– А едва пришел в себя, пережил еще одно покушение!
Понимая, что без причины Кайрен не сможет угомониться, хмуро поправляю:
– Два.
– Что «два»?
– Покушения.
– Когда успел?
Давайте теперь еще установим степень моей вины!
– Знаешь ли, мне для этого не пришлось прикладывать усилий. Совсем.
– И когда произошло второе?
– Да только что. Собственно, ты едва не разминулся с убийцей.
– Та женщина?
– Она самая.
Дознаватель пожевал губами, задумчиво поморщился и хлопнул ладонями по бедрам:
– Действительно, дел многовато… Пожалуй, пойду.
Однако скорость шага, которым Кайрен покинул кухню, заставляла усомниться, что он именно «пошел». Скорее, побежал. Хотя, его дело: хочет – пусть придумывает себе занятия, а хочет – пусть бережет шкуру. Надоело взвешивать «за» и «против». Надоело принимать решения во благо других.
Принцесса не заметила ухода одного из актеров со сцены. Вообще ничего не заметила, потому что травянисто-зеленые глаза смотрели вроде и на меня, а вроде и мимо. В лучшем случае взгляд Сари фокусировался на мочке моего левого уха и осмысленностью не отличался. Зато речи ее высочества были исполнены глубочайшего смысла и чувства:
– Ненавижу.
Тихое и уверенное. Пояснять не нужно. Мои слова (а до них – действия) опять оказались неправильными. Впрочем, если учесть, что за все считанные часы нашего общения я ни единого раза не был понят, как должно, можно сделать любопытный и совершенно нелестный для принцессы вывод. Это не я тугодум и бездарь, не умеющий складывать слова друг с другом. Это…
– Ненавижу.
Тот же тон, тот же накал. Очень плохо. Девчонка должна либо разреветься, либо броситься на меня с кулаками, либо начать лелеять планы жестокой мести, но только не стоять, невидяще глядя мимо. Слишком опасная тропка. Слишком болезненная для души.
– Ненавижу.
– Позвольте узнать, кого?
Зеленый взгляд медленно перетек на мое лицо. Да, я не ошибся: дела плохи. Что ж, будем изымать опухоль, пока та не сдавила душу принцессы в своих тлетворных объятиях.
– Не можете сказать? Тогда отвечу я, уж не корите за дерзость! Ненавидеть можно только себя. И мне печально узнавать, что наследница престола Империи страдает столь презренным недугом.
– Я ненавижу тебя! Вас всех!
Хм. Круг жертв расширился до безобразия. «Всех»? Еще хуже, чем никого. Не верите? А зря. Результат достигается только при полном приложении сил, мыслей и чувств к единственному предмету: будете распыляться по сторонам, ничего не добьетесь. Уж я-то знаю! Проходил. И вовсе не мимо, а рука об руку с ненавистью, злостью и прочими уродливыми спутницами.
– Прежде чем указать вам на главную ошибку, хотелось бы все же знать, за что вы всех нас ненавидите. И собственно, кого «нас»?
Некрасивое лицо скривилось, став почти отталкивающим.
– Кэра. Тебя. Отца.
– То бишь, одинаково ненавидите трех персон разного положения и достоинств. Значит, причина должна быть одна. Какая же?
Сари с полминуты смотрела на меня взглядом человека, над которым издеваются и не скрывают этого.
– Вы все бросили меня… или собираетесь бросить.
Хорошая причина. Главное, удобная для обвинений.
– Позвольте усомниться.
– В чем? – криво изогнулись тонкие губы.
– Ваш отец не может бросить вас, даже если бы и жаждал это проделать. Увы, другой наследницы нет и не ожидается, так что принцесса Мииссар неразрывно связана и с императором, и с престолом. А его величество, пока живет и здравствует, приложит все возможные силы, чтобы дочь приняла корону. Бросить… Когда вернетесь в столицу, расскажите ему о своих фантазиях: пусть папочка лишний раз посмеется!
Принцесса зыркнула на меня исподлобья, но высказывать негодование вслух посчитала недостойным. Отлично, продолжим:
– Что касается вашего наставника, у него наверняка были веские причины, чтобы лишить вас своего общества. Должно быть, неотложные дела потребовали участия Лакерена, и как только будут завершены, все вернется на места.
– Наставника… – презрительный смешок. – Настоящий наставник никогда не оставил бы своего ученика в одиночестве!
Самое глупое заблуждение, кстати.
– Настоящий наставник как раз должен время от времени давать ученику свободу действий.
– Чтобы тот совершал ошибку?
– Чтобы не чувствовал себя узником чужой темницы.
Смоляные ресницы вздрогнули.
– Темницы? Да, наверное… Но почему – чужой?
– Потому что у него уже есть своя собственная, а две темницы на одного человека… как-то слишком, не находите?
Она с силой провела пальцами по скуле вверх-вниз, оставляя на коже красный след.
– Хочешь сказать, у каждого есть…
– Место заточения? Да. И что примечательно, каждый из нас сам себе тюремщик. Так что, не нужно искать вокруг высокие стены и тяжелые засовы на дверях: просто загляните в себя.
– Ты…
– Да?
– Но ты тоже собирался… или собираешься… бросить меня. Я чувствую!
Улыбаюсь. Больше всего на свете хочу обнять запутавшегося в сетях сомнений ребенка и позволить согреться в тепле на моей груди. Хочу, но не делаю и шага навстречу: во-первых, грудь все еще болит, и не стоит что-либо к ней крепко прижимать, а во-вторых… Иногда право первого шага следует уступить противнику. Особенно если знаешь, что на следующем вдохе он станет твоим союзником.
– Если бы собирался, уже бросил бы. У меня были возможности, поверьте.
– Но ты ушел так надолго и оставил меня одну!
– Ошибаетесь, ваше высочество. Не одну. Вы остались наедине со своей судьбой, а я отошел в сторонку, чтобы не мешать вам объясняться друг с другом.
– Не понимаю…
Жалко смотреть. Сущий ребенок, да еще обиженный на весь белый свет. Я таким в юности не был. До второго рождения – пока снова не был вынужден переживать детство: вот тогда сполна насладился обидами. На всю оставшуюся жизнь.
– Вы еще не забыли о своем даре?
– Дар? – Она сглотнула и испуганно расширила глаза. – Ты имеешь в виду…
– Вашу кровь. Вы рождены Заклинательницей, ваше высочество, и сие не поддается исправлению.
– Но как же быть? Корона и все остальное… Маг не может взойти на престол.
– Вы боитесь или сожалеете?
Принцесса затравленным домиком подняла брови:
– Это имеет значение?
– Для меня.
– И как ты поступишь? – Надежда, теплившаяся в голосе, сменилась унынием: – Знаю. Скажешь, все зависит от моего выбора.
– Не угадали, ваше высочество. Выбирайте, как подскажут сердце и разум, а мне… Мне выбирать не из чего.
– Ты говоришь загадками.
Да? Не замечал. Впрочем, я ведь говорю сообразно своим мыслям, но не всегда делаю их достоянием слушателя, а потому легко могу оказаться непонятым. Стало быть, придется доверить логику размышлений словам.
– Решитесь ли вы наследовать корону или откажетесь от нее, неважно: мне все равно придется кое-чему вас научить.
– Чему же?
– Владению.
Принцесса ухитрилась улыбнуться сквозь слезы:
– О, этому меня учили все, кому не лень!
– Наверняка. Но умеете ли вы владеть собой?
– Считаешь меня несдержанной и капризной?
Вообще-то, так и есть. Но перечисленные недостатки либо поддаются исправлению, либо выгодно используются. Так же, как и страх, если разобраться в его причинах.
– Вам многое нужно узнать о себе, ваше высочество. И не всегда я смогу помочь: большую часть пути вы должны будете пройти самостоятельно. Но первый шаг, пожалуй, сделаем вместе. Вы сказали, что ненавидите… Хорошо. Не держите ненависть внутри себя, не подкидывайте поленья в ее костер, отпустите на свободу. Позвольте обжигающему огню прорваться наверх, взлететь в небеса, и тогда сразу станет ясно: какой бы силы не было внутреннее пламя, оно не чета солнечным лучам. А все потому, что солнце не знает ни ненависти, ни любви. Оно просто исполняет свой долг, даря жизнь всем нам.
– Ты думаешь, это так легко?
– Я не думаю. Я знаю.
– Откуда?
Мольба выплеснулась из взгляда, растеклась по лицу, от бровей до уголков губ.
– Трудновато понять? Что ж, помогу. Вы ненавидите. Меня. За то, что насмешничал. За то, что нарушил планы и заставил вмешаться. За то, что узнал опасную тайну и сделал вас ее главной хранительницей. За то, наконец, что помог выйти на волю дару, который непременно станет проклятием… Ничего не забыто?
Медленное движение головы: направо, налево, обратно.
– Я не прошу прощения. И самое главное… Я рад, что все случилось так, как случилось. А теперь можете продолжать меня ненавидеть. Ну же!
Слезы прыснули из зеленых глаз на выдохе, прозрачными ручейками хлынули по щекам, и принцесса, захлебываясь теснящимися в горле словами, тяжело оперлась о стол. А я стоял и смотрел на… темнеющий в кружке настой. Если верить словам Кайрена, жидкость готова к употреблению. Ну-ка, попробуем! М-м-м, недурно. Кажется, присутствует мята, ладоневый корень и почки малины… Вполне, вполне.
– Ты самый мерзкий… самый подлый… самый бессердечный человек на свете!
Наконец-то узнал всю правду о себе. Благодарствую. Только откровение запоздало: упомянутые зерна Хаоса уже давно сгнили в моей душе.
– Ты… – пауза тяжелого дыхания, похожего на затишье перед бурей, заканчивается отчаянным: – Не бросай меня. Пожалуйста!
– Что-что? Не расслышал. Повторите, если нетрудно.
– Не бросай меня.
Делаю большой глоток, ощущая, как маслянистый отвар словно смазывает грудь изнутри, снимая напряжение мышц.
– Разве я дал вам повод? Никто никого не бросает. А Кэр… он вернется, едва уладит свои дела: я в этом уверен.
– И все-таки, ты мерзавец.
– Разумеется.
Входная дверь распахивается, впуская вместе с морозным воздухом довольную троицу моих родных. Братцы нагружены очередным ворохом свертков, матушка по обыкновению командует:
– Соден, оставь свою поклажу на кухне, только смотри: не близко к плите! Там кое-что съестное, надо разобрать, но не давать протухнуть… Ладар, а ты можешь сразу отправляться ко мне в комнату! Да, положи на кровать, только не кидай! Разобьешь – будешь до лета должок отрабатывать!
Заглянув на кухню и увидев принцессу, Каула всплеснула руками:
– Проснулась, милая? А бледненькая-то какая… Кушать хочешь, небось? Сейчас оладушек напеку, да клюквяной толкушки наделаю, чтобы сил поприбавилось! Мой малыш тебя, часом, не обижал?
Сари быстро взглянула на меня и широко улыбнулась:
– Ну что вы! Разве он способен кого-то обидеть?
На что матушка тут же ответила:
– В тихой воде, милая, самые страшные демоны прячутся.
Выглянувший из-за плеча Каулы Соден не преминул наябедничать:
– Там представление актерское будет, про Саару и Аурин, а ма не разрешила остаться и посмотреть!
– Насмотришься еще гадостей всяких!
Братец получил легонький шлепок по затылку и скрылся из виду, а матушка кивнула Сари:
– Иди-ка сюда, я и для тебя гостинец купила!
– Для меня?
Напрасно я думал, что принцессе несвойственно изумление: удивилась, и еще как, вследствие чего покорно последовала за Каулой получать подарок. А мне в колени шумно задышал Хис.
– Как прогулка?
Обрубок хвоста удовлетворенно вильнул из стороны в сторону.
– Все было спокойно?
Круглые бусины глаз даже не мигнули. Хорошо. Конечно, после недвусмысленного послания, подкрепленного невменяемым состоянием второго из наемных убийц, «пастухи» вряд ли полезли бы на рожон, стремясь увеличить свое преимущество. По крайней мере, я бы на их месте поостерегся. Наверное. Может быть.
– Я тоже скоро отправлюсь на прогулку.
Валики собачьих бровей вопросительно набухают и сдвигаются вместе.
– Обещал, что приду без помощников.
Массивная голова склоняется набок, выражая недоуменный укор. Приседаю, стараясь не наклонять корпус.
– Обманывать нехорошо, верно?
Чешу дрожащую от довольного рыка шею под квадратной челюстью.
– Поэтому обмана не будет.
Бусины глаз скрываются в складках блаженно сдвинутых бровей, а жесткая шерсть осыпается мне в ладонь горсткой мелкого песка.
Нить тринадцатая.
Поражение
И победа, как сестры.
Но кто старшая?
Когда начинается пора праздников, в Нэйвосе становится трудно отыскать тихий уголок: улицы даже в самую позднюю пору залиты светом и заполнены людьми, от одной темной ювеки до другой прилежно исполняющими службу или трудящимися в лавках, а потому не желающими терять ни единого мгновения, отпущенного на отдых самими небесами. Беззвездная чернота над головой и одинокая луна, все больше и больше округляющая свои бока – завораживающее зрелище, особенно для влюбленных парочек, которым в Зимник позволено все, что они сами себе решатся позволить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Между жизнью и смертью?
Кайрен открыл было рот, собираясь в красках расписать мои приключения, но я отрицательно мотнул головой. Карий взгляд дознавателя спросил: «Уверен?» Конечно, уверен, иначе бы и не просил о молчании.
– У тебя, кажется, много дел на службе?
Намек пропал впустую. Блондин, то ли пораженный в самое сердце бесцеремонностью принцессы, то ли по причине не угасшего еще приступа благодарной заботы, не собирался отступать:
– А едва пришел в себя, пережил еще одно покушение!
Понимая, что без причины Кайрен не сможет угомониться, хмуро поправляю:
– Два.
– Что «два»?
– Покушения.
– Когда успел?
Давайте теперь еще установим степень моей вины!
– Знаешь ли, мне для этого не пришлось прикладывать усилий. Совсем.
– И когда произошло второе?
– Да только что. Собственно, ты едва не разминулся с убийцей.
– Та женщина?
– Она самая.
Дознаватель пожевал губами, задумчиво поморщился и хлопнул ладонями по бедрам:
– Действительно, дел многовато… Пожалуй, пойду.
Однако скорость шага, которым Кайрен покинул кухню, заставляла усомниться, что он именно «пошел». Скорее, побежал. Хотя, его дело: хочет – пусть придумывает себе занятия, а хочет – пусть бережет шкуру. Надоело взвешивать «за» и «против». Надоело принимать решения во благо других.
Принцесса не заметила ухода одного из актеров со сцены. Вообще ничего не заметила, потому что травянисто-зеленые глаза смотрели вроде и на меня, а вроде и мимо. В лучшем случае взгляд Сари фокусировался на мочке моего левого уха и осмысленностью не отличался. Зато речи ее высочества были исполнены глубочайшего смысла и чувства:
– Ненавижу.
Тихое и уверенное. Пояснять не нужно. Мои слова (а до них – действия) опять оказались неправильными. Впрочем, если учесть, что за все считанные часы нашего общения я ни единого раза не был понят, как должно, можно сделать любопытный и совершенно нелестный для принцессы вывод. Это не я тугодум и бездарь, не умеющий складывать слова друг с другом. Это…
– Ненавижу.
Тот же тон, тот же накал. Очень плохо. Девчонка должна либо разреветься, либо броситься на меня с кулаками, либо начать лелеять планы жестокой мести, но только не стоять, невидяще глядя мимо. Слишком опасная тропка. Слишком болезненная для души.
– Ненавижу.
– Позвольте узнать, кого?
Зеленый взгляд медленно перетек на мое лицо. Да, я не ошибся: дела плохи. Что ж, будем изымать опухоль, пока та не сдавила душу принцессы в своих тлетворных объятиях.
– Не можете сказать? Тогда отвечу я, уж не корите за дерзость! Ненавидеть можно только себя. И мне печально узнавать, что наследница престола Империи страдает столь презренным недугом.
– Я ненавижу тебя! Вас всех!
Хм. Круг жертв расширился до безобразия. «Всех»? Еще хуже, чем никого. Не верите? А зря. Результат достигается только при полном приложении сил, мыслей и чувств к единственному предмету: будете распыляться по сторонам, ничего не добьетесь. Уж я-то знаю! Проходил. И вовсе не мимо, а рука об руку с ненавистью, злостью и прочими уродливыми спутницами.
– Прежде чем указать вам на главную ошибку, хотелось бы все же знать, за что вы всех нас ненавидите. И собственно, кого «нас»?
Некрасивое лицо скривилось, став почти отталкивающим.
– Кэра. Тебя. Отца.
– То бишь, одинаково ненавидите трех персон разного положения и достоинств. Значит, причина должна быть одна. Какая же?
Сари с полминуты смотрела на меня взглядом человека, над которым издеваются и не скрывают этого.
– Вы все бросили меня… или собираетесь бросить.
Хорошая причина. Главное, удобная для обвинений.
– Позвольте усомниться.
– В чем? – криво изогнулись тонкие губы.
– Ваш отец не может бросить вас, даже если бы и жаждал это проделать. Увы, другой наследницы нет и не ожидается, так что принцесса Мииссар неразрывно связана и с императором, и с престолом. А его величество, пока живет и здравствует, приложит все возможные силы, чтобы дочь приняла корону. Бросить… Когда вернетесь в столицу, расскажите ему о своих фантазиях: пусть папочка лишний раз посмеется!
Принцесса зыркнула на меня исподлобья, но высказывать негодование вслух посчитала недостойным. Отлично, продолжим:
– Что касается вашего наставника, у него наверняка были веские причины, чтобы лишить вас своего общества. Должно быть, неотложные дела потребовали участия Лакерена, и как только будут завершены, все вернется на места.
– Наставника… – презрительный смешок. – Настоящий наставник никогда не оставил бы своего ученика в одиночестве!
Самое глупое заблуждение, кстати.
– Настоящий наставник как раз должен время от времени давать ученику свободу действий.
– Чтобы тот совершал ошибку?
– Чтобы не чувствовал себя узником чужой темницы.
Смоляные ресницы вздрогнули.
– Темницы? Да, наверное… Но почему – чужой?
– Потому что у него уже есть своя собственная, а две темницы на одного человека… как-то слишком, не находите?
Она с силой провела пальцами по скуле вверх-вниз, оставляя на коже красный след.
– Хочешь сказать, у каждого есть…
– Место заточения? Да. И что примечательно, каждый из нас сам себе тюремщик. Так что, не нужно искать вокруг высокие стены и тяжелые засовы на дверях: просто загляните в себя.
– Ты…
– Да?
– Но ты тоже собирался… или собираешься… бросить меня. Я чувствую!
Улыбаюсь. Больше всего на свете хочу обнять запутавшегося в сетях сомнений ребенка и позволить согреться в тепле на моей груди. Хочу, но не делаю и шага навстречу: во-первых, грудь все еще болит, и не стоит что-либо к ней крепко прижимать, а во-вторых… Иногда право первого шага следует уступить противнику. Особенно если знаешь, что на следующем вдохе он станет твоим союзником.
– Если бы собирался, уже бросил бы. У меня были возможности, поверьте.
– Но ты ушел так надолго и оставил меня одну!
– Ошибаетесь, ваше высочество. Не одну. Вы остались наедине со своей судьбой, а я отошел в сторонку, чтобы не мешать вам объясняться друг с другом.
– Не понимаю…
Жалко смотреть. Сущий ребенок, да еще обиженный на весь белый свет. Я таким в юности не был. До второго рождения – пока снова не был вынужден переживать детство: вот тогда сполна насладился обидами. На всю оставшуюся жизнь.
– Вы еще не забыли о своем даре?
– Дар? – Она сглотнула и испуганно расширила глаза. – Ты имеешь в виду…
– Вашу кровь. Вы рождены Заклинательницей, ваше высочество, и сие не поддается исправлению.
– Но как же быть? Корона и все остальное… Маг не может взойти на престол.
– Вы боитесь или сожалеете?
Принцесса затравленным домиком подняла брови:
– Это имеет значение?
– Для меня.
– И как ты поступишь? – Надежда, теплившаяся в голосе, сменилась унынием: – Знаю. Скажешь, все зависит от моего выбора.
– Не угадали, ваше высочество. Выбирайте, как подскажут сердце и разум, а мне… Мне выбирать не из чего.
– Ты говоришь загадками.
Да? Не замечал. Впрочем, я ведь говорю сообразно своим мыслям, но не всегда делаю их достоянием слушателя, а потому легко могу оказаться непонятым. Стало быть, придется доверить логику размышлений словам.
– Решитесь ли вы наследовать корону или откажетесь от нее, неважно: мне все равно придется кое-чему вас научить.
– Чему же?
– Владению.
Принцесса ухитрилась улыбнуться сквозь слезы:
– О, этому меня учили все, кому не лень!
– Наверняка. Но умеете ли вы владеть собой?
– Считаешь меня несдержанной и капризной?
Вообще-то, так и есть. Но перечисленные недостатки либо поддаются исправлению, либо выгодно используются. Так же, как и страх, если разобраться в его причинах.
– Вам многое нужно узнать о себе, ваше высочество. И не всегда я смогу помочь: большую часть пути вы должны будете пройти самостоятельно. Но первый шаг, пожалуй, сделаем вместе. Вы сказали, что ненавидите… Хорошо. Не держите ненависть внутри себя, не подкидывайте поленья в ее костер, отпустите на свободу. Позвольте обжигающему огню прорваться наверх, взлететь в небеса, и тогда сразу станет ясно: какой бы силы не было внутреннее пламя, оно не чета солнечным лучам. А все потому, что солнце не знает ни ненависти, ни любви. Оно просто исполняет свой долг, даря жизнь всем нам.
– Ты думаешь, это так легко?
– Я не думаю. Я знаю.
– Откуда?
Мольба выплеснулась из взгляда, растеклась по лицу, от бровей до уголков губ.
– Трудновато понять? Что ж, помогу. Вы ненавидите. Меня. За то, что насмешничал. За то, что нарушил планы и заставил вмешаться. За то, что узнал опасную тайну и сделал вас ее главной хранительницей. За то, наконец, что помог выйти на волю дару, который непременно станет проклятием… Ничего не забыто?
Медленное движение головы: направо, налево, обратно.
– Я не прошу прощения. И самое главное… Я рад, что все случилось так, как случилось. А теперь можете продолжать меня ненавидеть. Ну же!
Слезы прыснули из зеленых глаз на выдохе, прозрачными ручейками хлынули по щекам, и принцесса, захлебываясь теснящимися в горле словами, тяжело оперлась о стол. А я стоял и смотрел на… темнеющий в кружке настой. Если верить словам Кайрена, жидкость готова к употреблению. Ну-ка, попробуем! М-м-м, недурно. Кажется, присутствует мята, ладоневый корень и почки малины… Вполне, вполне.
– Ты самый мерзкий… самый подлый… самый бессердечный человек на свете!
Наконец-то узнал всю правду о себе. Благодарствую. Только откровение запоздало: упомянутые зерна Хаоса уже давно сгнили в моей душе.
– Ты… – пауза тяжелого дыхания, похожего на затишье перед бурей, заканчивается отчаянным: – Не бросай меня. Пожалуйста!
– Что-что? Не расслышал. Повторите, если нетрудно.
– Не бросай меня.
Делаю большой глоток, ощущая, как маслянистый отвар словно смазывает грудь изнутри, снимая напряжение мышц.
– Разве я дал вам повод? Никто никого не бросает. А Кэр… он вернется, едва уладит свои дела: я в этом уверен.
– И все-таки, ты мерзавец.
– Разумеется.
Входная дверь распахивается, впуская вместе с морозным воздухом довольную троицу моих родных. Братцы нагружены очередным ворохом свертков, матушка по обыкновению командует:
– Соден, оставь свою поклажу на кухне, только смотри: не близко к плите! Там кое-что съестное, надо разобрать, но не давать протухнуть… Ладар, а ты можешь сразу отправляться ко мне в комнату! Да, положи на кровать, только не кидай! Разобьешь – будешь до лета должок отрабатывать!
Заглянув на кухню и увидев принцессу, Каула всплеснула руками:
– Проснулась, милая? А бледненькая-то какая… Кушать хочешь, небось? Сейчас оладушек напеку, да клюквяной толкушки наделаю, чтобы сил поприбавилось! Мой малыш тебя, часом, не обижал?
Сари быстро взглянула на меня и широко улыбнулась:
– Ну что вы! Разве он способен кого-то обидеть?
На что матушка тут же ответила:
– В тихой воде, милая, самые страшные демоны прячутся.
Выглянувший из-за плеча Каулы Соден не преминул наябедничать:
– Там представление актерское будет, про Саару и Аурин, а ма не разрешила остаться и посмотреть!
– Насмотришься еще гадостей всяких!
Братец получил легонький шлепок по затылку и скрылся из виду, а матушка кивнула Сари:
– Иди-ка сюда, я и для тебя гостинец купила!
– Для меня?
Напрасно я думал, что принцессе несвойственно изумление: удивилась, и еще как, вследствие чего покорно последовала за Каулой получать подарок. А мне в колени шумно задышал Хис.
– Как прогулка?
Обрубок хвоста удовлетворенно вильнул из стороны в сторону.
– Все было спокойно?
Круглые бусины глаз даже не мигнули. Хорошо. Конечно, после недвусмысленного послания, подкрепленного невменяемым состоянием второго из наемных убийц, «пастухи» вряд ли полезли бы на рожон, стремясь увеличить свое преимущество. По крайней мере, я бы на их месте поостерегся. Наверное. Может быть.
– Я тоже скоро отправлюсь на прогулку.
Валики собачьих бровей вопросительно набухают и сдвигаются вместе.
– Обещал, что приду без помощников.
Массивная голова склоняется набок, выражая недоуменный укор. Приседаю, стараясь не наклонять корпус.
– Обманывать нехорошо, верно?
Чешу дрожащую от довольного рыка шею под квадратной челюстью.
– Поэтому обмана не будет.
Бусины глаз скрываются в складках блаженно сдвинутых бровей, а жесткая шерсть осыпается мне в ладонь горсткой мелкого песка.
Нить тринадцатая.
Поражение
И победа, как сестры.
Но кто старшая?
Когда начинается пора праздников, в Нэйвосе становится трудно отыскать тихий уголок: улицы даже в самую позднюю пору залиты светом и заполнены людьми, от одной темной ювеки до другой прилежно исполняющими службу или трудящимися в лавках, а потому не желающими терять ни единого мгновения, отпущенного на отдых самими небесами. Беззвездная чернота над головой и одинокая луна, все больше и больше округляющая свои бока – завораживающее зрелище, особенно для влюбленных парочек, которым в Зимник позволено все, что они сами себе решатся позволить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53