– Где был, там сейчас нет. Я должен предоставить вашему высочеству полный отчет о своих перемещениях за истекшие часы?
Сари уныло склонила голову набок, придав взгляду помимо упрека немного снисходительности.
– Нет, чтобы по-человечески поговорить…
– Позвольте напомнить: вчера вы тоже вели себя не вполне обычным образом, но я не ставлю вам это в вину.
Принцесса чуть оживилась:
– А хочешь поставить?
– Нет, не хочу.
Задор, едва наметившийся в травяной зелени глаз, снова потух, и Сари разочарованно вздохнула, впиваясь зубами в заметно увядший пирожок.
Все понятно: девушка скучает. Но к сожалению, я сегодня призван развлекать других особ, вдали от стен мэнора.
– Я была совсем одна.
– Не вижу в этом ничего страшного.
– Мне было скучно. И грустно.
– Иногда полезно немного погрустить.
– Я даже не могла выйти из дома! – Принцесса нанесла сокрушительный удар. Предположительно, по моей совести.
– Вам и не нужно было выходить.
– Нужно, не нужно… – Пробормотала Сари. – Твоя жуткая собака меня не пускала!
– Хис не «жуткая» собака, а очень понятливая и рассудительная.
Принцесса угрожающе сузила глаза:
– Это ты ее надоумил?
Я присел на край кухонного стола.
– Признаться, даже не собирался. Но если бы нашел время, непременно оставил бы подобное распоряжение.
– Это еще почему?
– Потому что сейчас вы уязвимы, как никогда.
Сари оскорбленно мотнула головой:
– И вовсе я не уязвима!
– Шаткое равновесие духа вкупе с отягчающими внешними обстоятельствами… Вам, и в самом деле, не следует выходить из дома.
– Но почему? Только из-за того, что Кэр болен?
– Кстати, о Кэре. Как его имя звучит полностью?
– Лакэрен. А зачем тебе знать?
– Чтобы не ошибиться в надписи на надгробной плите.
Принцесса дернулась было (наверное, собиралась вскочить и залепить мне пощечину), но застыла на месте, а в следующее мгновение по бледным щекам потекли слезы. Целые реки слез в сочетании с совершенно неподвижными чертами лица и невидящим взглядом.
Я зачерпнул кружкой воды и со всего размаха плеснул прямо в зареванную мордашку. Холодные брызги обожгли лицо Сари и, предложив в качестве источника раздражения другого кандидата, то бишь, меня, слегка умерили горе ее высочества:
– У тебя совсем нет сердца!
– По крайней мере, рыдать над вашим наставником не собираюсь.
– Скажи еще, что хочешь поскорее его похоронить!
– В ближайшую ювеку он не умрет.
Мои слова должны были бы внушить надежду, но вместо того вызвали к жизни закономерный для расчетливого правителя вопрос:
– А потом?
– А до «потом» мы еще не дожили! У меня есть кое-какие идеи на счет возвращения мага в строй, но твердо обещать не буду, потому что не все зависит от меня.
– От кого еще зависит? – В голосе Сари появился нехороший азарт.
– Вам знать не нужно.
– Нужно!
– А есть ли смысл? Допустим, я назову имена. И что вы сделаете? Отправитесь требовать и угрожать? А по какому праву?
– Если ты забыл, я – наследница…
– И кто об этом знает?
Принцесса угрюмо сдвинула брови.
– Правильно, никто. И не следует никого ставить в известность. Поэтому вы несколько дней побудете в мэноре.
– Несколько дней? – Девушка быстро произвела в уме несложные подсчеты. – Но ведь это будет как раз праздник!
– Придется поскучать.
– Да как ты…
– Я не допущу, чтобы ваша жизнь подвергалась опасности. И не допущу, чтобы кто-то случайно смог узнать о принадлежности будущей императрицы к числу одаренных.
Сари испуганно округлила глаза:
– Что ты сказал? Одаренных?
– Да, ваше высочество.
– Это неправда!
Я подошел к ней, положил ладони на тощие плечи и начал мягко разминать напряженные мышцы.
– Правда.
– Нет! Мне бы сказали…
– Если я правильно понял, то кроме вашего наставника и защитника никто не сталкивался с вашими попытками управления стихиями, а все прочие проявления вполне могли остаться незамеченными. И останутся. До вашего совершеннолетия.
Отчаянная попытка вернуть все вспять:
– Какими стихиями? О чем ты говоришь?
– Вы – маг, ваше высочество. Но не простой маг. Заклинательница.
Кажется, она перестала дышать. На очень долгое мгновение.
– Ты… Нет, ты бы не стал нарочно придумывать ТАКОЕ…
– Я и не придумываю. Вчера вечером вы были в шаге от начала Танца.
А вот теперь лгу, и безбожно. Сари уже танцевала . Неуклюжий, скованный, нелепый, но самый настоящий Танец. И, сама того не подозревая, бросила мне вызов по всем правилам. А я ответил. Только не по собственной воле и не собственным разумом, а холодным и бесчувственным пробуждением печати, на несколько вдохов взявшей власть над моим телом в свои незримые руки. Кукла на ниточках, вот кем я был вчера. Моя душа была отставлена в сторону и могла только с горечью наблюдать за поединком, в котором у Сари не было ни единого шанса выстоять, потому что… Сэйдисс усовершенствовала печать в моей груди. Если обычному человеку нельзя доверять могущества больше, чем он способен вынести, то мне, чьи дух и тело так и не смогли срастись заново, было вполне по силам справляться не только со стражем и наблюдателем , но и с воином .
Теоретически тело любого человека способно взаимодействовать с потоками Силы, но только одаренные могут сделать этот процесс постоянным, а все прочие вынуждены довольствоваться краткими вспышками под руководством внешнего управителя. Такого к примеру, как печать Заклинателя. Неверно полагать, что она всего лишь клеймо раба. Она больше. Неизмеримо больше, и в первую очередь потому, что ее власть над телом – лишь побочное проявление. Печать следит за равновесием здоровья, душевного и физического. Печать позволяет повелительнице чувствовать беду, постигшую ее подопечного и приходить на помощь. А еще печать способна защищать, на короткое время даря телу возможность осязать потоки Силы, то бишь, управлять ими.
Конечно, основная задача печати – предотвратить посягательство Заклинателя со стороны на чужое имущество, но если бы я столкнулся с магической атакой обычного одаренного, подозреваю, итог был бы тем же самым. В чем мне повезло, так это в неопытности Сари и неразвитости ее дара: во время обучения под руководством Сэйдисс приходилось отражать самые разные атаки, и опытным путем были установлены мои пределы, совсем невеликие, чего уж скрывать. Против Заклинателя уровня Валлора я продержался бы не дольше минуты, а потом лег бы костьми, не успев провести даже мало-мальски пристойную контратаку. А если учесть, что Валлор – отнюдь не самый умелый Заклинатель…
– Т-т-танца? – Еле выдавила Сари.
– Да, ваше высочество. И я непременно расскажу вам все, что знаю об этом, но прежде хочу попросить: посидите эти дни дома. В пределах мэнора и вам ничто не угрожает, и ваши… способности не вызовут разрушительных последствий. Согласны?
– Я… С этим можно что-нибудь сделать?
Она повернула голову и умоляюще посмотрела мне в глаза.
– «Что-нибудь»?
– Ну… избавиться?
Я смахнул слезинку, сползшую на скулу принцессы.
– Нет.
– Что же мне теперь делать?
– Успокоиться и набраться терпения.
– Терпения? Зачем?
– Хотя бы подождать появления у меня свободного времени.
Нить пятая.
Горсточка муки,
Глоток воды и пальцы.
Кто пекарь? Ты? Я?

Полотенце промокло насквозь, а волосы все не желали подсыхать. Я взъерошил мокрые пряди пальцами и уже начал подумывать о том, чтобы переместиться обратно в кухню, но тогда пришлось бы не только заново затапливать плиту, а и тащить с собой из кабинета «капли» и прочие принадлежности для магических упражнений. Во дни моего одинокого пребывания в мэноре так обычно и происходило, но матушка никогда не одобряла смешивания дел служебных и семейных, а возвращение ее и братьев должно было произойти с минуты на минуту: за окнами дома уверенно темнело. Принимая во внимание возможность возникновения склоки под хорошо знакомым девизом «опять раскидал повсюду свои мудреные штуковины», я сгреб угли из плиты в жаровню и отправился туда, где ученым занятиям ничто не должно было помешать – к себе в кабинет, по совместительству бывший и спальней.
Практика тщательных омовений перед началом ответственных дел известна издревле, но потомки редко прислушиваются к мудрости предков, вот и сейчас, на третьем столетии от основания Нэйвоса, пожалуй, лишь жрецы в храмах неусыпно следили за чистотой собственного тела. Признаться, у меня необходимость мыться с ног до головы всякий раз, как отваживаешься на важную затею, вызывала усмешку. До недавнего времени, а точнее, до недавнего приключения в маленьком городе под названием Кенесали. Приключения, опытным путем подтвердившего: вода способна уносить с собой тени чувств и мыслей. Древние рукописи называли в числе полезных сторон омовения именно избавление от чуждых, принесенных извне влияний, но излагали свои предостережения и советы, как водится, весьма вычурным языком, почему и не воспринимались со всей серьезностью. А зря, ведь они были совершенно правы.
Человеческое, да и любое другое живое существо, находясь в Потоке, мешает его течению. Струи Силы, столкнувшиеся (или же прошедшие насквозь) с той областью пространства, которую занимают тело и душа, уносят с собой оттенки встретившейся на пути личности: так речные воды, подмывшие глиняный берег, на какое-то время становятся мутными. Но если бы Поток молниеносно рассеивал впитанные чувства, не возникало бы трудностей при отрешении от мирских забот, а на деле происходит обратное. Боль, злость, удовольствие, ненависть, любовь и прочие ощущения, почерпнутые у одного человека, текут вместе со струями Потока прочь, а когда задевают кого-то другого, оставляют на нем незримые следы чужих переживаний. При должном сосредоточении вполне можно почувствовать пришельцев извне, а вот избавиться от них гораздо сложнее, и тут на помощь приходит… Правильно, вода. Стихия, подобная Потоку во многих своих качествах, способна поглощать и тени душевных терзаний, вышедших за пределы тел. Поэтому мылся я с остервенением. Тер себя мочалкой, как в первый и последний раз. Что мне нужно будет делать вечером? Ловить эхо зерен Хаоса. И чем меньше нанесенных слоев песка будничной суеты останется на поверхности моей души, тем лучше.
– Позволите нарушить ваше уединение?
Звонкие колокольчики голоса. Шелк, шепчущийся с паркетом. Как я мог забыть?!
Мог. Увлеченный сладкими мыслями о ревности, упустил из виду источник их возникновения – черноволосую эльфийку, невесть за каким аглисом ступившую в пределы Кэллос-мэнора. Вчера вечером гостья изволила отдыхать, утром тоже не явила свое прекрасное личико обитателям дома, только сейчас, ввечеру напомнила о себе. Но и я хорош: не помню, с кем живу под одной крышей.
– Как пожелаете, hevary.
В ответ она улыбнулась, по-прежнему вежливо, и все же, толика укоризны в изгибе четко очерченных губ чувствовалась.
Обычно к снисходительному высокомерию в свой адрес я отношусь равнодушно: замечать замечаю, но пропускаю мимо, потому что никоим образом не могу (и не рвусь, чего греха таить) менять положение вещей. Однако давно знакомая и привычная мина в исполнении иноплеменницы показалась удивительно оскорбительной и настоятельно требующей отпора. Хотя бы следующего:
– Прошу простить мою нерадивость: хозяин дома должен прежде всего заботиться о благе гостей, а потом уже о семейных нуждах.
Веера длинных ресниц опустились, потом снова приподнялись, а их обладательница заметила:
– Гости приходят и уходят, их можно пускать на порог или гнать прочь, но круг семьи драгоценнее всего на свете.
И как сие понимать? Как наставление или как тонкое признание отсутствия обиды? Попробую уточнить:
– Я должен был уделить вам время и внимание, hevary, а сам даже не узнал цель вашего визита… Прощу прощения.
– Вы можете исправить свою ошибку. К примеру, сейчас.
Ой, только мне и не хватало вести светские беседы, на ночь глядя! Особенно сегодня.
– Боюсь, мне придется снова просить вашего прощения, но… У меня есть неотложные дела вне мэнора.
Она понимающе кивнула, и в следующее же мгновение нанесла удар, не подлежащий отражению:
– Дела не могут ждать, но… Вы же не выйдете на мороз с мокрой головой?
Хороший намек. Мол, полчаса ты, парень, все равно просидишь дома, так почему бы не поболтать? Разумеется, эльфийке невдомек, что меньше всего мне сейчас нужно забивать мысли пустыми разговорами, и она старается извлечь свою выгоду. Ладно, пусть извлекает:
– Вы правы. Я слушаю вас, hevary. Со всем почтением и прилежанием.
Гостья мэнора снова улыбнулась. Занятно: нежно-розовые губы изогнуты луком с момента появления эльфийки в комнате, но можно с уверенностью сказать, когда женщина, в самом деле, улыбается, а когда совершенно бесстрастна и лишь следует правилам поведения в обществе… Чудеса, да и только!
Шелк цвета морской волны, уложенный сотнями затейливых складок на тонкой фигурке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53